Призраки догоняют меня

      Гермионе было стыдно идти опять на сеанс к Малфою. Она заготовила и отрепетировала тысячу предложений с искренними извинениями.       Драко, увидев её, состроил презрительную мину, показывая, как к ней относится, после вчерашней агрессивной выходки.       Сегодня он обращался к ней только в редких случаях, бросая короткие фразы сквозь сжатые губы, демонстративно не пересекаясь с ней взглядом и держа неприлично большую дистанцию.       Гермиона чувствовала себя отъявленной стервой и ещё больше корила себя за те случайно сказанные фразы, которые не хотела говорить, уж лучше бы он кричал или применял к ней запрещённые заклятия, чем терпеть весь день его уничтожительный игнор и холодные взгляды.       — Драко, — она прервала молчание, смело подходя к нему и слегка касаясь талии, заставляя обратить на себя внимание. Он вздрогнул, но всё-таки повернулся к ней.       — Грейнджер, что ты хочешь? Опять готова скатиться в оскорбления?! — резкий тон проник под кожу, вонзая в неё ледяные иголки.       — Драко, прости меня за вчерашнее, пожалуйста, я очень виновата. Мне так жаль, — Грейнджер с надеждой заглядывала в голубые ледяные глаза, отчаянно пытаясь вымолить прощение.       Он пристально посмотрел на Гермиону, словно решая достойна ли она этого.       — Будем, считать, что вчерашнего инцидента не было. Начнём сеанс, — он бесился от её резких перепадов настроения, но эти искренние слова заставили его дать ей ещё один шанс.

***

      Кричащие чёрные вороны, старое кладбище с плачущими ангелами, маленький заброшенный домик.       Грейджер видит себя: вся в липкой крови, пахнет металлом, сломанная нога причиняет ей невыносимую боль, а карие глаза сверкают ярче света от Люмоса.       Она отчаянно ждёт помощи, но никто не отвечает ни на её патронус, ни на снопы красных искр.       Она обречена. Она умирает.

***

      Гермиона плакала, заливая свою одежду солёными слезами, описывая видение и кладбище, этот дом в мельчайших деталях — место, где её пытали.       Грейнджер срывается и обидчиво кричит, что никто не пришёл к ней на помощь, когда она так отчаянно нуждалась в этом.       Она в истерике, которую не может и не хочет усмирить.       Малфой не знал, что делать в таких случаях, поэтому просто прижал к себе и молча гладил её по кудрявым волосам, ощущая травянистый запах, который так удивительно ей подходил.       Гермиона осознавала, как жалко выглядела, но никак не могла прекратить свои рыдания: ведь раньше она плакала только тогда, когда никто не видел.       А сейчас портила кашемировую водолазку Драко, уткнувшись в плечо, и пускала слёзы, как какая-то несдержанная первокурсница.       — Прости, — извинилась Гермиона за свои слёзы, уж очень непривычной для неё была собственная несдержанность. — Я не… исте…       — Это просто побочный эффект Круциатуса, — мягко перебил Драко и протянул фляжку с успокаивающим зельем. — Выпей, тебе станет лучше.       Малфой обнимал довольно долго, пока Грейнджер не перестала плакать и не уснула под воздействием лекарства. Теперь она равномерно дышала и не видела никаких снов.       Драко бережно перенес девушку в спальню для гостей и укрыл одеялом, приказав домовику Круци не спускать с неё глаз.       А сам поспешил покинуть поместье. Ему нужно было в срочном порядке осмотреть место, которое описала Гермиона.