Тонкая грань

Я смотрел, как он неспешно проверял стопку работ с непроницаемым выражением лица, которого никогда не было у меня. Я мог бы назвать себя даже довольно эмоциональным человеком. Мы были такими разными. Он привычным жестом аккуратно лизнул большой палец и перевернул страницу, взглядом пробегаясь по корявым иероглифам и изредка закатывая глаза, не выдерживая того, что пишут его же ученики. Я был знаком с большинством его учеников и учениц и все они были неплохими, но назойливыми и слишком энергичными для Шэнь Цзю. Не было бы лишним назвать их маленькими энергетическими кровососами, ведь после уроков у близнеца не оставалось сил на разговоры и мы молча сидели напротив друг друга. Один доделывал свою рутинную работу, другой — наслаждался компанией, не смея нарушить идиллию бессмысленным потоком жалоб на свое проклятое издательство. Меня устраивал такой расклад настолько же, насколько он устраивал Шэнь Цзю. Ладонь с тонкими и длинными фалангами пальцев, как у музыканта, закрыла последнюю проверенную тетрадь, негромко хлопнув по ней. Я смотрел на его прикрытые глаза и складку на лбу, образовавшуюся от переутомления и головной боли, возникающей по причине того, что тот всегда расстраивался из-за того, что ученики не усваивали материал так, как надо, оправдывая себя тем, что им непонятно или же это была элементарная лень. Из-за всего этого тот расстраивался часто, но с упорством осла отказывался это признать, выражая позицию безразличия и агрессии. Меня не покидала уверенность, что брат бы и табличку на себя повесил с надписью «Мне на вас плевать» или «Я вас всех ненавижу». Я не смог сдержать безобидный смех от своих мыслей. Шэнь Цзю вопросительно посмотрел на меня, смахнув настырную прядь волос с лица. Всё же мне никогда не надоедало смотреть на него. — Почему ты смеёшься? Низкий голос звучал полушёпотом в тишине, вызывая табун мурашек по коже. Шэнь Цзю глядел на меня с любопытством и нежностью, плескавшейся на самом дне зелёных глаз. Её было очень трудно разглядеть и мне понадобился не один год, чтобы научиться правильно трактовать каждую эмоцию Шэнь Цзю. Многие считали его даже злым, когда это величественное создание открывало рот, чтобы вставить свою пару язвительных реплик в диалог. — Пошутил сам у себя в голове. Нахватался от Шан Цинхуа вести внутренние монологи. — Если переймешь все его привычки, то нам стоит разъехаться. Я не выдержу второго названного брата самолёта. С огурцом бывает не справляюсь, куда уж мне… — Ты так жесток. Не в бровь, а в глаз. Почему мы продолжаем разговаривать шёпотом? — Мне нравится. Только попробуй нарушить этот покой. Я смотрел на довольное лицо напротив и, улыбаясь, покачал головой. Было так хорошо. До отвратительного хорошо. Так хорошо, что лучше уже быть не могло, пока прохладная ладонь не переплела со мной пальцы, легонько сжимая. — Холодные. — Тебе не нравится? — Нравится. Я обхватил чужие ладони своими руками, притягивая ближе к себе и обдавая их опаляющим дыханием. Эти ладони так хорошо смотрелись в моих руках, будто там и было их место, будто они ждали меня — того, кто их будет согревать. Я смотрел на Шэнь Цзю из-под полуопущенных ресниц, продолжая свои нехитрые манипуляции и начиная поглаживать большими пальцами центр внутренней стороны у обеих ладоней, где пересекались линии жизни и судьбы. — Стало слишком жарко, ты так не думаешь? — Даже не знаю. Шэнь Цзю подался вперёд. Поцелуй через стол вышел смазанным и поверхностным из-за неудобства положения, в котором мы находились. Моё сердце забилось в быстром ритме, разгоняя кровь и жар по телу с невероятной скоростью, доходя до низа живота и делая стройные согнутые ноги позорно ватными. Нарастающий ком возбуждения заставил лишь скептически хмыкнуть от реакции тела на все эти детские игрища. Оно не было отзывчивым. Скорее я бы согласился с тем, что являюсь полнейшим бревном в постели. Но с Шэнь Цзю было приятно. И к этому приятно невольно привыкаешь. — До этого ты ныл о том, что устал. Близнец усмехнулся, обнажая белоснежные зубы, которые всегда умело прятал, прикасаясь губами и языком к моему члену, погружая его в жаркий, влажный рот. Образы всех постельных сцен невольно всплывали в голове, вынуждая и так помутненный рассудок помутнеть ещё больше от переизбытка похоти. — Сейчас начинается мой культурный отдых. Я завороженно наблюдал, как тот встал и медленно обошел стол, приближаясь ко мне и явно раздевая голодным взглядом. Такое внимание грело душу и не вызывало даже тени румянца на щеках, ведь я принимал все происходящее, как обыденность. До безумия приятную обыденность. — Это ты называешь культурным отдыхом? Как пошло. Невыносимо пошло, а-Цзю. Подкинь подобную идею «культурного отдыха» Шан Цинхуа. Он что-нибудь похабное напишет на эту тему. — Во-первых я еще ничего не сделал, во-вторых, выстанывать имя Шан Цинхуа ты собрался или всё же моё? — Дай мне подумать. Я провокационно прикусил нижнюю губу «в задумчивости» и с удовольствием смотрел, как потемнели любимые глаза. Глаза цвета дубовой зелени в самый разгар лета. Глаза, смотрящие на меня не с отвращением, а с обожанием. Глаза, в которых было не жаль утонуть. — Прикрой глаза и наклонись. Шэнь Цзю молча подчинился приказу, но дал волю рукам. Те грубо сминали бока и оглаживали внутреннюю сторону бедер. Я покрывал его лицо легкими поцелуями, похожими на сладостную пытку, доставляющую наслаждение нам обоим. В этих поцелуях были мои признания в любви. В каждом соприкосновении губ с подрагивающими веками были немые слова нежности. Я тебя так люблю. Люблю. Люблю. Люблю. До безумия люблю каждую твою морщинку на лице. Люблю аккуратный нос горбинкой, образовавшейся, когда ты разбил нос, упав с велосипеда в детстве и ещё не зная о моём существовании. Люблю эти густые выщипанные брови, придающие твоему взгляду большую мрачность. Люблю твои длинные ресницы, подчеркивающие всю красоту глаз. Люблю тонкие губы, от которых при поцелуях бывает отдает сладостью гигиенической помады, подаренной мной… Но это всё слишком сопливо для тебя и меня. Для нас. Мы с тобой боимся озвучивать всё это вслух, чтобы не сбежать друг от друга. — А-Юань, ты хочешь обслюнявить мне лицо? Губы накрыл настойчивый поцелуй, не оставляя возможности не ответить на него не менее пылко, переплетаясь языками. — У нас есть диван. — Да. Меня нежно подхватили за поясницу и перетащили на тот самый диван. Между прочим чудесный диван. Я рукой провёл по мягкой обивке, тяжело выдыхая. Его мы купили, руководствуясь правилами удобства. Точнее ими руководствовался я, а Шэнь Цзю предпочитал соответствие интерьеру, а этот диван никак в него не вписывался и вызывал у него нервный тик первое время. Дальше он уже отступил с белым флагом, нехотя признавая своё сокрушительное поражение под моим насмешливым взглядом. Побеждать его было приятно даже в таких домашних мелочах. Близнец проходился дорожкой влажных поцелуев от моего лица до ключиц, останавливаясь на них и мягко покусывая выпирающие косточки, зализывая следы своих действий. Он никогда не ставил засосы на плечах, ключицах и других видимых местах. Он был ужасным собственником и предпочитал выпускать свою звериную натуру там, где только он мог лицезреть последствия своих трудов, что очень заводило. — А-Цзю… Давление руки на вставший член, болезненно натирающийся о ткань нижнего белья от грубой стимуляции, вызвало стон из моих уст. Горячо. Было обжигающе горячо, но отстраняться не хотелось. Желание обжечься было сильнее. Я смотрел, не мигая, как Шэнь Цзю нависал надо мной, поставив одну руку рядом с моей головой и одной ногой опираясь на пол для большей устойчивости, чтобы не придавить меня. Мою домашнюю футболку с принтом какой-то богом забытой рок-группы рваным движением задрали кверху. Комнатная прохлада прошлась по разгоряченному от затянувшейся прелюдии телу, заставляя дёрнуться от контраста температур. Рот Шэнь Цзю накрыл горошину соска, лаская ту языком и посасывая со знанием того, что мне это нравится. Демон-искуситель… Нравится до хриплого очередного стона. Но этого было так мало. Так до сумасшествия мало. — Сойду с ума с тобой. Я коленом надавил на чужое возбуждение, с напускным возмущением проверяя выдержку партнёра и призывая к более откровенным действиям. Шэнь Цзю выдохнул через нос, уже окончательно подминая меня под себя. С ним в сексе всегда присутствовало что-то животное, но, к счастью, моих кинков хватало на нас двоих. — Приподнимись, если не хочешь кончить в штаны. Последнее препятствие в виде одежды исчезло и временно стало половой тряпкой, валяясь где-то в стороне. Я застонал от облегчения. Член стоял колом и виднелась каждая выпирающая венка, а блестящую от предэякулята головку было не видно из-за руки, резко сжавшей основание до посыпавшихся звезд из глаз. — Не будь таким уродом. Ты хочешь поругаться? — Только посмей кончить. У тебя всё на лбу написано. — Демон. Демон не иначе. Суккуб во плоти… — Заткнись. Шэнь Цзю встал в полный рост, стягивая с себя одежду медленно, ужасно медленно. Оголенные мышцы спины красиво перекатывались. Я отчетливо помнил эту мягкость кожи и её вкус. Я исцеловал каждый её сантиметр, покрывал поцелуями лопатки и так же по собственнически ставил алые засосы, зная, что рубашка всё скроет. Я не отпускал взгляд ниже — ведь это значило проиграть и позорно кончить из-за увиденного стриптиза для единственного зрителя, не умеющего держать всё достаточно долго в себе, требуя немедленной разрядки. — Если ты не хочешь, чтобы я кончил сейчас, то советую тебе прекратить. Иначе… Мне не дали закончить предложение. Я простонал сквозь стиснутые зубы от быстрого движения руки по всей длине плоти. Это было… Хорошо. — «Иначе» не будет. Шэнь Цзю вновь навис надо мной и на мгновение убрал руку, чтобы показательно облизать свою ладонь под моим взглядом, а потом обхватить ею уже два члена, продолжая рваные движения. — А-Цзю, я сейчас… — Нет. Только вместе со мной. Нижнюю губу оттянули, сминая зубами и скользя по ней юрким языком. Руки сами хватались за острые плечи, сдавливая их до красных следов от пальцев. Боль при развлечениях в постели отдавалась положительным откликом у Шэнь Цзю. Мы слишком хорошо друг друга знали. Как части одного целого. Как одна душа на двоих. Как… — А-Цзю! — Давай кончим вместе, а-Юань. Кончи для меня, паршивец. Давай же. Такие развратные слова, сказанные надрывным шепотом на ухо, были последней каплей в переполненной чаше. Я с вскриком имени своего близнеца выгнулся навстречу оглушающему оргазму, чувствуя, что Шэнь Цзю кончил почти одновременно со мной с разницей в секунды две. Он кончил тогда, когда его имя сорвалось с моих губ. Я не мог не улыбнуться сыто и удовлетворенно. Наша перемешанная сперма покрывала подтянутые животы белёсыми теплыми каплями. — Ты такой молодец, а-Юань. Я наблюдал с не совсем сфокусированным зрением за тем, как Шэнь Цзю наклонился над моим животом и вылизал всё. От впадинки пупка до расслабленно опавшего, но ещё чувствительного члена. — Можешь. Прекратить. Ни я, ни ты не выдержим второй круг «культурного отдыха». — Кто сказал, что я не выдержу? — Я слишком стар для этого дерьма. Пожалей мою поясницу. — Так уж и быть сжалюсь над тобой и твоей старческой поясницей. — Когда ты молча надрачиваешь мне, то кажешься даже сносным человеком, но сейчас передо мной снова отвратительный поганец. Шэнь Цзю пропустил сказанное мимо ушей и завалился рядом, укрывая нас пледом и сонно накручивая на палец короткую прядь моих темных волос. У него были красивые и длинные волосы, водопадом укрывающие его плечи и чаще всего откинутые назад. В этом мы тоже были разными. Я прижался к нему ещё сильнее, вдыхая остатки его любимого парфюма и бессовестно закидывая ногу на бедро. Когда-нибудь мы будем готовы к тому, чтобы не бояться слов любви.