А скоро будет весна

Я несколько раз перебирал в голове тот вечер. Будто сон или какая-то очень странная фантазия, что мерещится перед тем, как заснуть. Но это реальность. Я действительно тогда сидел с Мобэем и смотрел на ночной город. Не знаю, сколько мы там пробыли. После того, как нам удалось выговориться, мы замолчали. Весь мир тогда молчал с нами. — Мобэй, — лишь это обстоятельство отрезвило меня тогда, заставило вновь вернуться в реальность из какого-то забытья. — Ты же замерз! Твои руки! — я бездумно схватил его ладонь, покрасневшую от холода и будто совсем безжизненную. — Почему молчал? Но тот снова утратил способность как-то развернуто мне отвечать, поэтому лишь хмыкнул и пожал плечами. Он так же взял меня за рукав, отчего я жалко пискнул. Дорога обратно показалось мне ужасно короткой, лес уже не засасывал нас, а наоборот. Будто все деревья расступались и весело переговаривались с ветром, что-то говоря нам напоследок. Я не знал их языка, поэтому лишь посмотрел наверх и совершенно бестолково улыбнулся. Вечер перестал быть таким гадким. В таком молчании мы дошли до того же магазинчика, где я начал свою слежку. Скомкано попрощавшись, мы разошлись в разные стороны, будто и не было ничего, словно не мы говорили там, на склоне. Я только оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на Мобэя: хотел убедиться, что это все на самом деле. Но стоило мне развернуться, как я попал на этот внимательный взгляд. Будто мне что-то хотели сказать. Но я лишь необъяснимо смутился и тут же торопливо пошел вперед, больше не оборачиваясь. А потом Мобэй не пришел в школу. Ло Бинхэ сказал, что у него температура. Учитель поручил ему передать задания и навестить от всего класса. Странно, но я позавидовал в этот момент Бинхэ. Отсутствие Мобэя как-то дезорганизовало меня. Будто я развалился на части и не мог собраться. Вот уже в который раз я прочитывал одну и ту же страницу, но не мог понять ни фразы. Все распадалось, а перед глазами был лишь темный лес и длинные холодные пальцы. — О, читаешь? — Ша Хуалин хлопнула по моей парте рукой и резко нагнула голову. Я честно думал, что из-за ее выходок у меня когда-нибудь случится инфаркт. — Вау, Ремарк? Так вдохновился? — Хах, взял у Цинцю, — я скованно кивнул и прижал книгу к себе ближе. — Да ладно, Хуалин, ты же сама взяла книжку в библиотеке, — подошедшая Нин Инъин начала дразнить ее, а Лю Минъянь коротко посмеялась, повыше подняв маску. Теперь эта троица постоянно собиралась у моей парты. Иногда я даже не влезал в их разговор, просто сидел и занимался своими делами под их легкий смех. Будто они нашли отличное место встречи, а я выступал маяком, что светит этим трем мотылькам. Хотя мне это нравилось. Было в этом что-то светлое, что ли. Вспоминая об этом, мне неизменно хочется улыбаться. — Вы только посмотрите, — Ша Хуалин развернулась в сторону окна и довольно хмыкнула. Все девчонки тут же последовали ее примеру и обернулись к окну. Я не смог перебороть любопытства и слегка перегнулся через парту, чтобы разглядеть хоть что-то из того, что должен был. А там просто стоял Шэнь Цинцю, опершись на подоконник. Глаза были прикрыты, а брови сосредоточенно сведены. Очки слегка приспущены на кончик носа. Легкое холодное солнце освещало его с одной стороны, пробегаясь бледным золотом по коже. Его обычное состояние, иначе говоря. А рядом стоял Бинхэ. Он что-то читал Цинцю и при этом излишне восторженно улыбался. Его пальцы сжимали какую-то книгу и будто немного подрагивали. А взгляд. Если бы мы говорили о собаке, я бы сказал, что там плескалась безграничная преданность. — О, — Нин Инъин принялась наматывать кончик своего хвостика на палец. Я не мог понять, что девчонки рассматривают с таким восторгом. — Будто ожившая сцена из дорамы про учителя и ученика… — Сексуального учителя и сексуального ученика, — Ша Хуалин хитро шепнула это на ухо молчавшей Лю Минъянь, но я все равно смог расслышать ее слова. Знаете, иногда женщин понять очень сложно. Эти трое не сводили глаз с Цинцю и Бинхэ весь оставшийся день. Прищур Ша Хуалин меня пугал, а сосредоточенность Лю Минъянь настораживала. Но другу ничего я не рассказал: хватит с него потрясений. Да и вообще, в тот день меня занимали другие мысли. Что-то со стремительной силой вращалось в голове, но никак не могло отыскать верную орбиту. Словно спутник, сбившийся с курса и потерявший связь с землей. Сплошные помехи и снежная рябь. — Ты чего? — Шэнь Цинцю заметил, что связь потеряна и попытался меня дозваться, когда мы уже шли домой. Тусклый закат остался за спиной. — А? Да все хорошо. — Пф, ты весь день странный, — Цинцю хмыкнул и отвернулся, решив, наверное, что разговаривать со мной бесполезно. — Интересно, Бинхэ все еще у Мобэя? Он обещал, что напишет про какую-то книгу, как только вернется домой. Такой смешной. И тут до меня стало доходить, медленно, с перебоями. Но огонек принятого сигнала отчаянно замигал, послышался слабый писк. Информация транслировалась на спутник. — Цинцю, ты знаешь, где живет Мобэй? Этот вопрос вырвался неосознанно. Даже Шэнь Цинцю, будто не расслышав, промычал что-то и попытался переспросить, но второй раз эта фраза никак не соскакивала с моего языка. Ее использование было одноразовым, будто пароль. Хотя я напугался того, что сказал. Но пути назад не было. Если я на что-то решился, то должен был это сделать. Так я выжидающе минуты три смотрел на Цинцю, который будто специально молчал и ждал, похоже, что я сам забуду, о чем говорил. Прямо как хомячок какой-то с памятью в те же самые три минуты! Потом я всполошил тетю, спросив, что нужно человеку, который болеет. Та перепугалась, что заболел я, и уже хотела отпрашиваться с работы. Происшествие того вечера нами игнорировалось, словно ничего не случилось. Благо, я смог втолковать, что заболел мой друг, а рядом с ним сейчас никого нет. Друг. Так странно называть Мобэя другом. Еще недавно я боялся его, пытался даже не смотреть в его сторону, опасливо втягивая голову в плечи. Как мы дошли до такого? Как от «сгинь» мы пришли к тому, что произошло на том склоне? — Ничего не произошло! — я резко остановил свой велосипед и выкрикнул это куда-то вперед в сердцах. Хорошо, что на дорожке еще никого не было, иначе бы посчитали сумасшедшим. Хотя я уже сам сомневался в своей нормальности! Но мне очень нужно было поехать. Я вспомнил слова Мобэя. Он ведь совсем один. Как гадко болеть одному! Мне стало его жалко, наверное. Он ведь не бросил меня тогда. Блин, да я мог задохнуться из-за этой ветки, да и вообще… С ним было… Не так тошно. На сердце появилась светлая легкость после нашего разговора. Он ведь выслушал меня, был рядом, когда мне было плохо. Поэтому и я должен быть с ним. Сейчас! Это ведь все… — Это все из-за меня! Вместо краткого приветствия я просто выпалил это, как только открылась дверь и за ней показался Мобэй в черном худи и мягких серых штанах. Небольшие синяки под глазами придали его взгляду особую тяжесть, хотя куда больше? Я нелепо переминался с ноги на ногу, но потом глубоко вдохнул и решительно прошел в дом, оттеснив растерявшегося хозяина. — Я купил тебе еды. А еще зашел за лекарствами. Тетя сказала, что нужен имбирь. Не знаю, как его тереть, но, думаю, я справлюсь. Я не знал, какая у тебя температура, поэтому накупил всего разного, — я решил не оборачиваться и сосредоточиться на пакете, тараторя что-то без умолку. — Так, а это порошок. Его надо развести в горячей воде. Я спросил, он сладкий. И еще леденцы от горла, и вот тут еще… — Цинхуа? — Мобэй впервые позвал меня. И тут во мне что-то включилось. Я осознал, где я и с кем вообще. Я вновь видел Мобэя по-другому. Не статусным мачо с холодным взглядом, а домашним парнем, немного растрепанным, слегка поникшим, но все еще невероятно красивым. Да, именно так. Даже болезнь не могла изменить этого. Я вот, например, выглядел как чучело, когда температурил. Кто бы увидел — расплакался бы. — Ты тут?.. До него будто тоже только дошел сигнал о совпадении орбит его кометы и моего спутника. И вот мы сошлись, но сами не поняли, когда произошло столкновение и были ли жертвы. «Наверное, я разбудил его», — эта мысль тогда меня немного умилила, и я все же улыбнулся. — Тут. Ты ведь болеешь. Да и еще… Ну я же виноват! Хэй, если бы не я, ты бы не торчал там так долго! И перчатки! Блин, не надо было мне их отдавать. Твои руки… Они были такие холодные тогда, — я стал ощущать жар на собственных щеках при упоминании его рук. Наивно даже подумал, что болезнь могла передаться так быстро. — Да ты и сам виноват! — Мобэй непонимающе приподнял бровь и слегка приоткрыл рот. — Кто выходит на ночь без шапки? Блин, ты за градусами следишь? Еще и температура у тебя. Дурак. Мы застыли, глядя друг на друга. Наверное, последнее было лишним, но меня же не остановить! Я как падающий самолет, как бы ни звучал абсурдно этот каламбур, если вспомнить мой ник — Самолет, взмывающий в небеса. Я прыснул. Серьезно, слишком много мыслей, чтобы я успевал за всем реагировать. Мобэй окончательно перестал что-либо понимать и просто уже смотрел на меня, считая, судя по всему, мое присутствие очередной галлюцинацией из-за температуры. А я так и продолжил смеяться, что-то попутно раскладывая по столу и по-хозяйски начав искать чайник. — Ты… — Почему ты вообще тут, а не в кровати? — я никак не мог выключить свой режим болтливости. — Эй, давай под одеяло! Сейчас я принесу тебе этот порошок. А еще травы тут какие-то заварить надо. Тетя сказала, что нужно перед сном пить. Но сначала… — Цинхуа. Мое имя, произнесенное так хрипло, заставило меня, наконец, заткнуться. Я уставился на Мобэя, мельком оглядывая дом. Тем, что бросилось мне в глаза, была пустота. Именно так. Серые полки, серый стол, темно-серые шкафчики, черный диван в гостиной, бледные стены. Ни одного цветка, ни одной фотографии или безделушки. И никаких ярких красок. Какие-то безликие статуэтки, книги без надписей на корешках. Будто этот дом недавно снимали для мебельного каталога — такая же картинная стерильность. Здесь, наверное, очень тоскливо. По крайней мере, мне стало тут же, как только я разглядел часть обстановки. — Не стоило. Когда я дождался ответа от Мобэя, мне иррационально стало его жаль еще больше. Тогда я и решил, что точно не уйду. — Стоило. И это не обсуждается, — я подошел к нему и впихнул в руки упаковку каких-то таблеток. — Вот, иди выпей. И в кровать. Дальше я принесу все сам! Только… Скажи, где твоя комната. Дом был такой же огромный, как и пустота в нем. В ней легко было потеряться. Или так казалось мне. Мы с тетей так носились с созданием уюта и украшениями, что я и представить не мог, чтобы у нас были такие пустые стены, серые полки и аккуратно, даже педантично, расставленные предметы. Искусственное, все было искусственным. Я не ощущал, чтобы в этом доме кто-то жил. В нем не было тепла. Мобэй тогда понуро ушел к себе, а я стал дожидаться чайника. Пока тот закипал, я раскладывал пакетики трав, сортировал таблетки и писал записки на стикерах, что и когда следует пить. Тетя всегда так делала, когда оставляла меня больного одного дома. Мне показалось это очень важным и милым. Я нарисовал в конце недовольного хомячка и хмурого кота, что по очереди говорили о правилах приема таблеток от головы. Когда я зашел в комнату на втором этаже, я сразу же заметил закутавшегося в плед Мобэя, который что-то читал. Круглый синий ковер с высоким и мягким ворсом напомнил мне море, кровать же казалась отрезанным от мира островком, на который я сейчас хотел заплыть. Гамма здесь была примерно такой же, как и во всем доме, но атмосфера была не похожей на тот вакуум космоса. На большом светло-сером столе были разложены тетради, книги, блокноты и странные ручки с карандашами. На черном широком кресле, которое я видел у какого-то крутого босса в одной дораме, лежала брошенной школьная сумка. На стенах были какие-то плакаты с изображением неизвестных мне групп. Высокие элегантные торшеры с какими-то легкими белыми линиями, скручивающими в непонятный рисунок, стояли по обе стороны от кровати и заменяли сейчас основной свет, делая преобладающий серый цвет не таким угрюмым. Похоже было на лучи заката. И это все делало комнату живой. Тут был человек, тут он жил, тут он был один. До сих пор помню, как мои руки сжали поднос, отчего вода в стакане слегка расплескалась. — Мобэй, попей. Нужно выпить, пока он горячий. Мобэй отложил книгу и молча принял из моих рук кружку. Я сел на кровать с краю и продолжил рассматривать его. Не знаю, как паршиво он себя чувствовал, но видок у него был уставший. Лицо покрылось красноватыми пятнами, голова слегка качалась, а руки будто утратили силу, отчего кружка несколько раз вздрагивала, словно вот-вот выпадет. Мобэй будто растерял всю ту пугающую ауру и стал простым смертным, потрепанным и осунувшимся. Я не выдержал и наклонился к нему, положив свою руку на его лоб. Мобэй ошалело вздрогнул и попытался отшатнуться, но я второй рукой схватил его за плечо. Тоже мне, в догонялки он решил поиграть! — Да ты горишь! А еще тут сидишь и изображаешь что-то из себя! Дурак! — Ты пришел, чтобы оскорблять меня в моем же доме? Жить надоело? Мобэй произнес это так вяло и неубедительно, что я нисколько не напугался. Лишь кивнул ему на кружку в руках и приказал — да, я тоже умею приказывать! — допить до конца. Я видел, как ему хотелось меня пнуть, но он сдержался. Наверняка руки и ноги сейчас по ощущениям напоминали кипящую лапшу. — Тебе нужно больше пить. И спать. Зачем ты читаешь? Ложись быстро! — Откуда такая забота? — Мобэй громко отставил пустую кружку на небольшую тумбочку и натянул на себя клетчатый плед. — Зачем ты пришел? — Потому что волновался. Вот зачем! Я сказал просто первое, что пришло в голову. Даже не задумался о смысле сказанного. Но Мобэй, к моему удивлению, замолк и неопределенно уставился на меня с каким-то неверием. Я тут пришел к нему, накупил лекарств и еды и еще должен что-то объяснять и оправдываться? Ну уж нет. Хотя, по-хорошему, я ведь и сам не знал, зачем спешил к нему. Разве Бинхэ бы не купил для него то же самое? Наверняка все мое милосердие оказалось и вовсе бесполезным и запоздалым. Но я должен был прийти. Так говорил странный голос в моей голове. А увидев Мобэя, я окончательно развеял все свои сомнения. С людьми так бывает. Вы еще не знаете, зачем делаете что-то, зачем куда-то спешите, зачем хотите кого-то увидеть, но чувствуете, что так надо. Наш разум, вопреки всему, не может все распознать вовремя и правильно. Что-то другое толкает нас на путь к постепенному принятию и осознанию. — Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь? Когда я был маленьким, тетя обычно рассказывала мне разные истории, чтобы болелось не так паршиво. Эта наивная мысль пришла ко мне спустя минуты две молчания. Я просто не хотел оставаться в тишине рядом с Мобэем. Тогда я чувствовал себя ужасно глупо. — Давай, — Мобэй хмыкнул и повалился на кровать, не спуская с меня глаз. — Ну, — я задумчиво почесал затылок. — Давай я начну с того, как прошел день? — Это уже Бинхэ рассказал, — Мобэй заложил руки за голову и с интересом продолжил смотреть на меня. — Эм… Тогда я могу рассказать тебе про сюжет какой-нибудь книги. Вот… — Это мы обсуждаем в клубе, — Мобэй снова бесцеремонно прервал меня. — А, ну тогда… Блин… — Расскажи о себе. — А? То есть объектом занимательных рассказов должен был стать абсолютно пресный я. Интерес и я в одной истории? Да он издевается! — Это скучно, банально, тривиально… — А мне интересно, — он издевательски усмехнулся и поерзал на кровати, слегка толкнув меня ногой. Вот же наглец! Да если бы он не болел, я бы… — Хорошо! Я набрал побольше воздуха в грудь, будто готовился бежать самый важный кросс в моей жизни и прикрыл глаза. Что мог рассказать о себе человек, в чьей жизни не происходило ровно ничего? Обо мне нельзя было написать многотомник, но очень легко можно было бы составить заметку в газете. На пять строчек. — Ну… Я рос с тетей лет с пяти. Отца не помню, мать помнить не хочу. С детства любил писать что-то. Хах, ну не то, что выкладываю сейчас в интернете, конечно. Я сочинял сказки. Знаешь, никогда не считал, что писать — это скучно. Когда я пишу, то словно попадаю в другой мир. — Другой мир? — Мобэй реально слушал, даже казался заинтересованным. — Да. Будто растворяюсь тут и попадаю туда, в эти строки, что рождает мое сознание. Через мысли, глаза, руки. Моя душа раздваивается. Здесь остается только частичка, что со стороны смотрит на меня другого, того, что утекает в историю, что появляется на экране или на листе. Я здесь не могу думать ни о чем, кроме как о себе другом, там, за этими строками, но не осознаю, что я там… Блин, я гружу тебя, когда ты болеешь. Нехорошо получается, — я глупо рассмеялся. — Мозг плавится, — Мобэй усмехнулся и бросил в меня подушку, которую я с писком поймал. — Сам просил рассказать о себе! Хэй, я ужасно скучный! Вся моя жизнь состоит из учебы, написания чего-либо и интернета. Наверное, я больше живу в интернете. Там я другой. Ты бы видел, как я скандалю порой в чатах форума, — я не выдержал и рассмеялся, сжав подушку в руках. Она пахла мятой. — Я там смелый. А тут… Одно разочарование, ха-ха. Знаешь, каждый раз я хочу что-то поменять в своей жизни, но все время останавливаюсь в самом начале своего пути. Такой трус. Знаешь, наверное, я никогда не решусь на что-то отчаянное, на подвиг, который могут совершить сильные люди из книг. Та же Хелен у Ремарка! Блин, я бы побоялся умереть от собственных рук. — Она его бросила, — Мобэй хмуро повторил то же самое, что говорил нам в кафе. Его мнение об этой бедной женщине нисколько не изменилось. — Бросила, — я кивнул. — Но ты все же прочти книгу. Я вот взял у Цинцю. Направление не совсем мое, но увлекает! Да и не все в жизни похоже на сказки со счастливым концом. Хотя… — я подпер подбородок кулаком и уставился в окно. Из него было видно лишь темное небо. Ничего больше. Черный прямоугольник. — Я бы хотел себе счастливый конец. Правда, когда-то же должно быть! Эй, я столько мучился, чтобы что? Скукота! Но я рад, что все начало налаживаться. Признаться, у меня никогда не было таких классных выходных! Круг моих друзей никогда не превышал одного-двух человек! А тут такие встречи! Круто. Я умолк. Пальцы продолжали мять голубую подушку, а глаза бесцельно рассматривать небо. Хотелось взять тряпку и протереть его, смыть эту темноту. За ней блестит солнце. — Блин, сам предложил что-то рассказать, а получилась нудятина! Это потому что ты тему дурацкую выбрал! — Я выбрал тебя, — Мобэй снова пнул меня со слабой улыбкой. Наверное, так влияла температура. Наверняка у него в голове все горело и он не соображал, как вел себя. — Да и вовсе не скучно. — Что-то ты слишком бодрый для человека с температурой, — я, все еще глупо продолжая обнимать подушку, нагнулся в его сторону, чтобы снова приложить руку ко лбу. — Такой разговорчивый! Наверняка побочное от… Мою руку со всей силой дернули вперед так, что я, даже сидя, не удержался и упал почти что на этого горе-страдальца, что продолжал коварно ухмыляться с полуприкрытыми глазами. Мне же только и оставалось ошарашенно смотреть на него и пытаться вдохнуть через рот от такой наглости! Да он будто издеваться надо мной вздумал! Сначала заставил говорить о себе, чтобы еще раз дать понять, какой я унылый и скучный, а теперь решил поиграться и посмеяться над моей нелепостью. Мне казалось, что даже эти странные угрожающие парни с плакатов смеялись надо мной. — Ты… Издеваешься, да? — я попытался вырвать свою руку, но у меня, естественно, ничего не вышло. — Да отпу… — Не хочу, — Мобэй хмыкнул и повернул голову набок. Мое запястье выглядело таким хрупким в его большой ладони. Если он чуть-чуть поднажмет, то переломит его! Поэтому я перестал вырываться и принялся молча смотреть на Мобэя, что больше ничего не говорил. Я лежал вплотную к его боку и медленно расправлял складки на его пледе, что использовался вместо одеяла. Я знал, что Мобэй не спал, он просто молчал, что-то думая в своей голове, объятой огнем температуры. «Интересно, с Бинхэ он тоже вытворяет что-то подобное? Тот тоже молча вот так лежит, как идиот? Или это я такой вот? Зачем вообще приперся?!» — Знаешь, я тебя ужасно боялся. У некоторых людей просто не получается молчать! Даже когда это нужно! Не придумав ничего умного, мой язык решил ляпнуть это, наплевав на нерешительность мозга. Ну да, зачем нам слушать голос разума?! — Боялся? — Мобэй будто оживился. Даже голову приподнял, хотя я знаю, скольких усилий это стоило. В глазах, где обычно царствует ночь, отразился яркий свет торшера. Будто то самое солнце. — Ага, — говорить, так говорить. — Ну не то что прям боялся… Ну… Опасался. Блин, ты выглядишь угрожающе, — Мобэй только моргнул в ответ. — Еще и у нас было несколько не самых удачных встреч… Блин, я вечно вляпывался в неприятности и втягивал тебя. Я бы сам взбесился на такого, как я! Ты казался мне грубым, холодным, упрямым, наглым, бесчувственным, зл… — Я еще тут, — Мобэй ненавязчиво дернул меня за руку, на что я лишь надулся и фыркнул. Будто я не знаю! — Да! Но потом я узнал тебя лучше! Ты хороший парень, Мобэй. Хоть и закрытый. Но ты и не должен раскрываться кому попало! Эй, не всем обязательно быть жизнерадостными экстравертами! Или болтливыми. Или… — Я понял, — кажется, я опять грузил его. — То есть ты считаешь меня… — Хорошим парнем! — я резко поднялся, оставив свою руку в его хватке. Лицо снова запылало. Здесь было душно! — Ты хороший! — Понятно, — Мобэй перевел взгляд на мою руку, что уже, если честно, немного онемела. — А ты… Если я завтра все еще буду болеть… Ты придешь? Я не знал, что ответить. Я смотрел в эти потеплевшие глаза, что были слегка мутными из-за температуры, и не мог выдавить впервые за вечер и слова. До меня впервые дошло, что я не оценил всей трагедии. Этот парень был невероятно одиноким. Даже дом, где он жил, казался воронкой пустоты, что безжалостно заглатывала его. Да, он нелюдим, да, грубоват, да, у него сложный характер. Но это всего лишь защитная реакция ребенка, что был брошен родными людьми. Я понимал это. До этого у него был лишь Ло Бинхэ, они всегда были вместе. Поэтому ему так в новинку, что может быть кто-то еще. И ему хочется растянуть эти мгновения, когда рядом с ним кто-то другой, тот, кто добровольно приходит навестить его, кто покупает таблетки, делает отвары, проверяет температуру. Ему просто хочется, чтобы рядом был кто-то. Мы были чем-то похожи. Я ведь сам признался, что испытывал одиночество. Мне, узнавшему прелесть дружеских встреч, не хотелось больше оставаться одному в глухо запертой комнате. Я хотел быть рядом с этими людьми, смеяться с ними, разговаривать, читать, пить чай, есть вкусную еду. Я хотел быть с ними. Вот и Мобэй. Ему просто хочется, чтобы рядом был кто-то еще. — Конечно приду, — невозможно было не улыбнуться в ту минуту. Пусть я и был немного чудаковатым, смешным, рассеянным, но если я мог помочь разрушить одиночество Мобэя, то я готов пойти на это. Так же, как и моя героиня. «Я хочу расколоть твое одиночество. Хочу, чтобы ты улыбался чаще. Хочу рассеять туман той пустоты, что кружится вокруг тебя. Я нашла лекарство от этой болезни, и я хочу поделиться им с тобой». Я пробыл с Мобэем до самой ночи. И пришел на следующий день. Я разрывал путы этого мрачного пути, протягивал руку в потемках того давящего подземелья .