синдром прекрасного спасателя

Жизнь в больнице превратилась для Кирсана в настоящий ад. После осознания тягучего бессилия, которым закончился долгий разговор с Маратом Теменовичем, он решился на отчаянный шаг и позвонил по номеру из телефонного справочника — прямо в центральную лабораторию по изучению ВИЧ-инфекции. После этого все вокруг изменилось. Выполняя обход, медсестры, всегда приветливые к молодому и энергичному доктору, отворачивались от его приветствий. Все общение с ними теперь было сведено к формальному обмену информацией о состоянии больных. Да и начальник, в котором Кирсан когда-то видел прообраз давно потерянного отца, был сильно на него обижен. Его можно было понять. После всего, что их народ пережил во времена гонений и ссылок, старшее поколение с опаской смотрело на любое вмешательство со стороны Москвы. Все визиты крупных депутатов и общественных деятелей заранее согласовывались и подвергались тщательной проверке местных жителей. Цензура ушла, уступив место самоцензуре. Всю неделю Кирсан и его коллеги ждали приезда таинственного ученого, в чьих руках теперь были их судьбы. Говорили, что он слишком молод, а высокая должность досталась юноше в наследство от высокопоставленного отца. Кирсан не разделял цинизма коллег. Просиживая в библиотеке штаны, он понял две вещи. Во-первых, информации о СПИДе в медицинском сообществе критически мало. А во-вторых, большая часть статей, давших ему базис для смелого предположения, была написана тем самым Д.В. Гончаровым. Теперь носитель интригующих инициалов должен был помочь больнице лично — и Кирсан ждал этого с нетерпением. Игра в молчанку плохо помогала справиться с привычной тревожностью. Теперь, когда в больничных коридорах было нестерпимо тихо, Кирсан все больше времени проводил в палате с больными детьми. Полные гематогена карманы и заранее припрятанная под манжет рукава монетка — безотказно работающий рецепт детского счастья. Показывая маленьким пациентам фокусы, танцуя перед ними с красным шариком на носу, он и сам чувствовал, как страх уходит туда, откуда пришел, — эти дети стоят всех жертв. Но персонал больницы был не единственной проблемой Кирсана. Новость о том, что молодой доктор вынес сор из избы и придумал страшную байку для Москвы, чтобы уехать поближе к Кремлю, быстро распространилась среди народа. Люди по-разному реагировали на новости о страшной заразе геев, которой болели их дети. Кто-то, слушая опасливых врачей, называл Кирсана предателем и лгуном. Кто-то, кто знал его лично, в спешке забирал своих детей из больницы и убеждал знакомых поступать точно так же. Возвращаясь домой после долгой смены, он был готов ко всему. За ту неделю, что Кирсан ждал гостя из столицы, его дважды избивали — в основном этим занималась банда местных заводских рабочих, но в одном из обидчиков он узнал бывшего одноклассника. После второго происшествия он понял, что доказывать им что-либо бессмысленно и стал ходить в обход — каждую ночь новой дорогой. Одноклассник, решивший, видимо, что побои — хороший способ сказать «привет» после долгой разлуки, был по совместительству отцом одного из погибших детей. Это Кирсан осознал уже позже, перечитывая истории болезней перед встречей с московской делегацией. Его имя было указано в файле, однако самого мужчину он рядом с матерью ребенка, Гиляной, не видел ни разу. В этот момент Кирсан простил ему разбитую губу и рассеченную толстой полоской бровь — если так Иван почувствует себя лучше, он готов был признать свою вину — тем более, что Кирсан ее действительно ощущал. День, когда чьи-то надежды и чьи-то страхи должны были оправдаться, наконец настал. Ранним утром Кирсан проснулся без усталости, успевшей приесться за неделю эмоциональных пыток, а с воодушевлением — сегодня все наконец-то поймут, что он был прав, и тогда бедные дети смогут наконец-то получить лекарства, а не новую дозу бесспорно вкусных, но бесполезных в их случае витаминов. Однако планы врача разрушились после телефонного звонка. В нем мальчик просил доктора помочь его брату. Родители, испугавшись вируса, решили не отвозить сына в больницу, и мальчик три дня лежал без сознания дома. На вызов отправили пришедшего раньше всех Кирсана. Но больной ребенок был не единственным, кому этим утром понадобился молодой врач. — Ведите сюда Аюшева! — стоящий посередине больничного отделения мужчина достал из кармана потрепанной куртки увесистый Балтиец ⃰ и передернул затвор.  ⃰Балтиец — самозарядный советский пистолет, выпущенный пробной партией (всего было создано 14 экземпляров) в период блокады Ленинграда. Считался фамильной реликвией, передающейся из поколения в поколение в тех семьях, где ему посчастливилось оказаться.