синдром прекрасного спасателя

— Министерский заговор? — Дима поднял бровь, вопросительно глядя на брата, — Тут, в Элисте? — А что тебя смущает? — сделав глоток кофе, Петр поднял ровный взгляд, — Здесь или где бы то ни было — все одно. Рыба гниет с головы. И голову эту мы с тобой очень хорошо знаем. В маленькой забегаловке рядом с больницей было пусто. Сюда Дима приходил каждый день последние две недели. Привлекала его вовсе не еда и уж тем более не кофе (он был особенно отвратительным), а именно уединенность этого места. Пару раз его взгляд ловил случайных прохожих, заглядывающих в окна, но днем тут было пусто, как в библиотеке летом. Все посетители готовили свои кошельки для вечерних свиданий или дружеских встреч после рабочего дня. И все же Дима нарушил свое уединение, пустив в тайное место Петра. Эту вынужденную меру он компенсировал личной местью — и сам заказал брату кофе, всячески нахваливая его вкусовые качества. Ожидаемой реакции он не получил: коричневую жидкость, которую, казалось, варили в кастрюле и разливали половниками, Петр пил бесстрастно, облизывая оставшиеся в уголках рта капли, — как будто ему действительно понравился местный антураж. Разговор у них вышел быстрым и шокирующим. Глядя своими спокойными глазами, спрятанными за линзами очков, Петр просто сказал Диме, что большим дядей, по чьей вине детская смертность стремится все выше, все это время был их отец. — Хочешь сказать, все ради денег? — мысли Димы были спутаны. Даже самые смелые фантазии, рисующие отца злодеем, не допускали той границы, когда его руками могло быть совершено нечто настолько ужасное, — Зачем ему так рисковать? Все это время он был на моей стороне — помогал, понимаешь? Когда препараты инфицированным отказывались покупать, убеждал, настаивал. Ставил карьеру, деньги — все — лишь бы лечение выбить. Просто не понимаю, ради чего... — Ну раз такая малина, то давай по полочкам. Он за лекарства для твоих больных платил? — Нет... Но ему их поставщики через тихий контракт давали. — Давали. А знаешь почему неофициально? Тоже просто — им эти препараты как конфетки на сдачу. Он у них в обход конкурентов покупает иммуноглобулин. Не просто себе в аптечку — госконтрактом, гигантскими партиями. А потом тихо пару доз твоим спидозникам выпрашивает. Почти взятка, только благородная, — Петр затянулся поглубже, потушив сгоревший окурок о кофейное блюдце, — Только вот не понимаю, почему он в таком случае личной выгоды не поимел. — Ты правда думаешь, что он на такое способен? — А ты правда не видишь цепочку? Мои ребята уже все в папки сшили, а у тебя все шестеренки крутятся. Вот и нашли личную выгоду — подарок наивному сыночку. Ну а что? — он подался вперед, сам нащупав, казалось бы, верный ответ на свой же вопрос. — С него снимается чувство вины за наше просраное детство, спидозникам — таблеточки, а бонусом — ласка от начальства за выполненный план. Идеальная комбинация! Если бы препарат был чист, никто бы и не заметил этих лишних коробочек в общей партии. — Все равно не понимаю, — Дима запустил пальцы в волосы, — Пускай это его какая-то нездоровая попытка компенсировать что-то передо мной, но неужели он сначала все не проверил? Такой дотошный человек, как он... — Ну ты пока тут переваривай новую травму, а я пойду. Дел, как понимаешь, много, — обойдя кресло, Петр снял со спинки пальто и медленно натянул его на себя. — Ему главное не звони. Даже если очень хочется. Он наклонился, подобрал со стола одинокую пачку сигарет и, засунув ее во внутренний карман, медленно пошел к выходу. Уже приоткрыв дверь, он обернулся и кинул: — Я бы за счет заплатил, да вкусы у тебя так себе. Такую ссанину кофе назвать! — покачав головой, он с улыбкой покинул заведение. Оскорбленная официантка театрально ахнула и приписала в общий счет моральную компенсацию (так решил Дима) или стоимость превратившегося в пепельницу блюдца (так было на самом деле). В любом из этих случаев у Гончарова претензий к ней не было. Он не заметил, как ноги сами привели его к гостинице. Глядя на бесчисленные результаты анализов, гвоздиками приколоченные к задней спинке шкафа, Дима понял одно — возможно, его отцу судьбой было уготовано рушить детские жизни, и они с братом еще легко отделались. Спать не хотелось, да и на нижнем этаже вновь назревал какой-то громкий банкет. Положив в сумку тетрадь с ходом дела, Дима пошел в больницу со смутной надеждой, что один интересующий его пациент еще не спит. Реальность превзошла все его ожидания. Палата, где лежал Кирсан, была пуста. Простыни заправлены, капельницы убраны в дальний угол в ожидании нового клиента. Диме стало страшно: «Неужели после стольких усилий все же...», но в этот момент из соседней палаты раздался знакомый размеренный голос, что-то настойчиво кому-то объясняющий. Заглянув туда, он увидел окруженного детьми Аюшева. Сидя на кровати с только что прооперированным мальчиком, он что-то показывал ему, активно жестикулируя. «Фокусы, — понял Дима. — Выглядит и правда волшебно». Он постучал, улыбнувшись, и тряпка, вынутая из-за плеча девочки, зависла в воздухе. Среди заинтересованных детских глаз на Диму была обращена еще одна пара смущенных и бегающих — карих. «Интересно, помнит ли он те слова?» — думал Гончаров на протяжении вот уже двух недель. Сейчас он отчетливо желал услышать утвердительный ответ. И краска на щеках фокусника с забинтованной головой давала все основания предполагать, что он его получит.