Бессонница

- Хочешь узнать, как я дошел до того, что пытался покончить с собой? Теплый свет ночника бросает на стены длинные тени. После приступа Чжун Ли отвел его в спальню, усадил на кровать и опустился рядом, сцепив руки в замок, явно не зная, с чего начать. Сяо хотел бы сказать, что тоже не знает. Но он знал. Лучше всего знал, когда это началось, какие последствия повлекло за собой каждое последующее событие, как это влияло на него сейчас. И меньше всего на свете ему хотелось делиться с кем-то этой унизительной историей своей слабости. Но было нужно. Чжун Ли взял его за руку. - Какой бы ни была твоя история, это не изменит моего отношения к тебе. Сяо грустно ему улыбнулся. - Хорошо, если так, - пробормотал он без особой надежды. - Что-ж, слушай. И он рассказал. *** Мы познакомились на вечеринке у общих знакомых. Наверное, тогда я по-настоящему понял, что значит «всеобщая любимица». Она была приветлива, умела расположить к себе, привлекая природной харизмой, знала всех и каждого и пользовалась большой популярностью. Не помню, как мы заговорили. Не помню, как начали общаться. Помню только, с какой легкостью она вошла в мою жизнь. Мы говорили часами напролет. Обсуждали сериалы, новости, ее родственников, ее увлечение фортепиано, мои рисунки и компьютерные игры. Все на свете. У меня тогда были проблемы. Не те проблемы, от которых хочется покончить с собой. Обычные проблемы подростка: учеба, родители, сложности в общении со сверстниками. Одиночество. Да, наверное, тогда я был чудовищно одинок. Но с ней мне было хорошо. Тогда мне казалось, что она единственная, кто по-настоящему меня понимает. - Ну и придурки же твои родители! - говорила она, открывая крышку газировки. - Во всем пытаются тебя контролировать, хотя ты почти совершеннолетний. И я соглашался. Хоть мне и не нравилось, то, с какой легкостью она назвала моих родителей «придурками», «козлами», «моральными уродами» или чем-то похуже. Если честно, тогда я и сам их так про себя назвал, но слышать эти слова из чужих уст было как-то неправильно. Впрочем, об этом я ей не говорил. Мне просто нужно было чтобы хоть кто-то встал на мою сторону. Мне нужен был свой человек. И она это знала тоже. Поэтому, если меня выгоняли из дома, мы шли гулять. Она водила меня по залитому огнями городу, покупала что-нибудь вкусное типа ягодного коктейля, и мы вместе отправлялись сидеть на крышах. «Мне нравятся твои глаза, - говорила она, прижимаясь к моему плечу, - давай сделаем фото» Я доставал телефон и выставлял фильтры так, чтобы огни города вспыхнули ещё ярче, и после каждой прогулки моя галерея пополнялась десятком разноцветных фотографий, с которых мне улыбалась она. Тогда я ещё не знал, что удалю их все до единой. В то время я часто их пересматривал: забивался в угол кровати, накрывался одеялом, чтобы свет от дисплея не выдал меня и, прислушиваясь к шагам в родительском доме, чтобы вовремя заметить опасность, вспоминал, как мы смотрели на море света далеко внизу. Как она гладила мою руку и говорила: «Переезжай ко мне» Так я и сделал, как только отпраздновал свое совершеннолетие. Иногда мне писали родители. Сообщения рознились от ласковых «пожалуйста, вернись домой мы очень скучаем» до настойчивых «если ты не вернешься сейчас же, у тебя больше не будет родителей, неблагодарная ты скотина». И те и другие я игнорировал. И те и другие были ужасны. От них веяло страхом. Отключив телефон, я откидывался на мягкие подушки и разглядывал белый потолок. Новый потолок. Мой потолок. Запоминая узоры на сияющем желтом шаре-плафоне, я думал, о том, что у меня впервые появилась своя комната. Что отсюда меня по крайней мере не выгонят. Что здесь на меня не кричат. Она была гораздо старше меня, поэтому у нее уже была собственная квартира. Она говорила, что это место слишком велико для одного человека и здесь бывает одиноко. А потом щекотала меня и повторяла, что рада мне и тому, что я теперь с ней. Чжун Ли, иногда я думаю… Разве такие отношения не похожи на наши? Прости, я знаю, что такое нельзя говорить, но какая-то часть меня все еще опасается, что и с тобой дела пойдут по старому сценарию. Если бы ты обошелся со мной плохо, я бы, наверное, не удивился. Что-то во мне до сих пор верит, что это случится. Что это лишь вопрос времени. Прости. Ты не сделал ничего, чтобы вызвать эти подозрения. Я уверен в тебе. А вот в том, что я заслуживаю лучшего отношения- нет. Что? Думаешь, все-таки заслуживаю? Она тоже так говорила. А потом посоветовала оборвать контакты с родителями, потому что они не имели права так со мной общаться. Так я и поступил, отрезав себе последнюю возможность вернуться назад. Впрочем, даже если бы я этого не сделал, родители бы вряд ли мне помогли. Мне вообще тогда вряд ли кто- либо мог помочь, ведь если бы мне сказали, что я буду несчастен- я бы рассмеялся и не поверил. Она стала центром моей жизни. Я боготворил ее, для меня она действительно была особенной: стоило ей заговорить со мной или позволить коснуться себя, мне казалось, будто я и сам становился таким. Необычным, интересным, важным. Для того, кто привык считать себя никем, чувство собственной важности- самый сильный наркотик. И я быстро на него подсел. Я все время рисовал для нее и, когда она хвалила мои работы, чувствовал такую легкость, какую не чувствуют даже после лучшего алкоголя. Я делал за нее уборку; готовил ее любимую выпечку; тратил последние сбережения, чтобы купить ей хоть какое-то, но украшение; часами листал каталог фильмов, чтобы выбрать тот, который ей бы понравился больше всего. А она… Хвалила меня все реже. Вскоре выяснилось, что чай я завариваю не так, что забываю развесить одежду, слишком много говорю, когда меня об этом не просят, ношу не ту обувь (эти ужасные кеды тебе совсем не идут), в магазине покупаю печенье не той марки (их же совершенно невозможно есть! Лучше выкинь). Это все, конечно, сущие мелочи. Но, когда из таких пустяков складывается день, неделя, месяц появляется ощущение, как будто все, что ты делаешь- не так. Все неправильно. - Эх, глупенький, - отправив в мусор принесенное мной печенье, она мягко трепала меня по щеке. - Даже с простейшими задачами справиться не можешь. Ну и что мне с тобой делать? - Я не знаю, - отвечал я, подставляя щеку ее нежным касаниям. Мне было стыдно. Правда стыдно. Она столько для меня делала, а я даже не мог запомнить, из какой чашки она хотела пить свой утренний чай. - Сяо, дорогой, я же просила ту, что с цветочками. - Но вчера ты просила чашку со львом. - И вчера же сказала, что завтра захочу другую. С цветочками. Неужели так сложно запомнить? - Прости, - я виновато опустил глаза. - Ну, не расстраивайся, - она чмокнула меня в щеку и забрала чашку из моих рук. - Просто в следующий раз сделай, как я говорю. Хорошо? - Хорошо. Она села за стол, закинув ногу на ногу. Шелковый халат скользнул по ее бедру, обнажая молочно- бледную кожу. - Думаешь это странно, что я так придираюсь к мелочам? - серебряная ложка переливалась в ее руках, пока она размешивала сахар. - Немного, - я сел рядом, любуясь игрой света на ее костяшках. - Извини, Сяо. Такой уж я человек. Возможно, тебе кажется, что это мелочи, но для меня они действительно важны. Так что отнесись к ним с пониманием. В конце концов я тоже с уважением отношусь к твоим особенностям. За это я был ей благодарен. У меня действительно было полно недостатков. Взять хотя бы рассеянность, из-за которой я не мог, как следует выполнить, что она просила. Поэтому я соглашался и обещал, что впредь постараюсь стать лучше. Однажды нас пригласили на день рождения. - Подведешь свои чудесные глаза для меня? - она обняла меня за плечи, пока я, готовясь к выходу, поправлял прическу у зеркала. Я тогда не так часто пользовался подводкой. Особенно при незнакомых людях. Стеснялся. - Ты уверена? - я растерянно покрутил линер в руках. - Многие считают это странным. - Глупости! Там все мои друзья будут. Мне бы хотелось тобой похвастаться, - она положила голову мне на плечо, в отражении я смог разглядеть тень ее улыбки. Ее предложение немного меня смутило. Обычно перед друзьями хвастаются дорогой сумочкой, платьем. Вещью. Впрочем, вещь, которой хвастаются- хорошая вещь. Я очень хотел быть хорошим. Поэтому улыбнулся и сказал: - Сейчас накрашу. Нарисовать стрелки было нетрудно. Они даже сносно вышли. Но, стоило оценивающе взглянуть на свое отражение, вся уверенность куда-то испарилась. Я по-прежнему не хотел, чтобы кто-то меня таким видел. Но она этого, кажется, не заметила. Праздник проходил в дорогом ресторане. Просторный зал, бьющая по ушам музыка, смеющаяся толпа. И ни одного знакомого лица. Когда мы вошли, я крепко сжимал ее руку. До сих пор помню, какой холодной была ее ладонь. - Сяо, знакомься! Это Дун Шэн, Цянь Цзы, Дэ Инь, Линь Мао, Цюэ Чжи и Юн Цзань. Ни одного имени я не запомнил. Только отметил, что выглядели эти люди по-другому. Совсем не как я. Парни были одеты довольно сдержанно. Ярко накрашены только девушки. Мне показалось, что пара из них тихо хихикнула, увидев меня. - Ну, ты веселись, а мне пора готовиться к выступлению, - она выпустила мою руку и исчезла в толпе. Она хорошо пела, и ее попросили выступить на сцене с именинником. К слову, ресторан забронировал тоже он. Когда я спросил у нее, кто он такой, она отмахнулась и сказала что-то про «хорошего знакомого». Я полностью ей доверял, поэтому подробности уточнять не посчитал нужным. Стоило ей уйти, на меня накинулись с вопросами ее друзья: - Давно вы встречаетесь? Сколько тебе лет? - ярко накрашенная брюнетка сжала мне руку. - Как вы познакомились? - перебила ее подруга. - Да так, через общих приятелей, - я отодвинулся на безопасное расстояние. - А почему вы спрашиваете? - Ну, по тебе так и не скажешь, что вы можете быть вместе. - В каком плане? - переспросил я, хотя прекрасно понимал, о чем идёт речь. - Ой, не бери в голову, - снисходительно хихикнула девушка, и они с подружкой сменили тему, потеряв ко мне интерес. Я выдохнул и протиснулся к дальнему столику, где было меньше людей. Отсюда хорошо просматривалась сцена. Рядом стояли парни, которым меня представили ранее, но они меня, кажется, не замечали. Поэтому я налил себе пунш и стал ждать, считая лопающиеся пузырьки в стакане. Заиграла музыка, и вспыхнули софиты, превратив сцену в ослепительный световой диск. И вот на сцену вышла она. Взмахнула рукой, приветствуя зал, и запела: «Я буду думать о тебе каждое мгновение своей жизни, я всегда буду любить тебя, всегда буду любить тебя…» Она пела в дуэте с высоким парнем, чей голос был также красив, как и ее. Их песня лилась, заполняя собой все пространство: «Я буду думать о тебе каждое мгновение своей жизни, я всегда буду любить тебя…» Было странно видеть, как она говорит эти слова другому. Но я знал: произнося их, она думает обо мне. Иногда мне казалось, что она искала меня взглядом и, найдя, улыбалась. Хотя, возможно, она просто благодарила зал, который подбадривал ее аплодисментами. Не знаю. Но помню, какой восторг испытал, когда смотрел, как она танцует среди белых огней. Как будто и сама была живым пламенем, чей жар передавался толпе. После выступления она спустилась ко мне и воскликнула: - Ты видел меня? Видел? - Видел! Ты была великолепна. А я… Я хотел сказать, что так и не смог ни с кем познакомиться. - Что? Великолепна? Ну, скажи это ещё раз! Как я смотрелась? - Отлично! Ты смотрелась просто отлично, - возможно, сейчас не время говорить о своих проблемах. - Юн Цзань сказал мне, что ты очень приятный. - Правда? Мы с Юн Цзань ведь даже не разговаривали. Если я приятный, почему он не попытался со мной заговорить? - Видишь! Всем ты понравился. А все почему? - она потрепала меня по щеке. - Потому что меня послушал. Это она про мои глаза? Вряд-ли их оценили. Скорее всего, друзья ничего ей не сказали, потому что боялись ее обидеть. В конце концов она была действительно популярна, и по какой-то причине ее опасались. Тогда я не мог понять, почему. - А ты чего такой грустный? - она взяла меня за подбородок, - Эй, проснись! Ты так своим видом всем настроение испортишь. Испорчу? Да я ведь в самом углу стою. Неужели меня здесь так хорошо видно? По выражению ее лица я понял, что так все и было. Стало паршиво. - Сяо, милый, послушай, - она раздраженно скривила губы, - ты хоть знаешь, как тяжело мне было достать сюда приглашение? И что я получаю в благодарность? Кислую мину? Давай, улыбнись. Мне же неловко. - Прости, - я приподнял уголки губ. - Прости, все хорошо. Мне правда весело, я просто задумался. - Как будто тебе есть о чем задумываться, - расхохоталась она, оставляя холодный, как укус гадюки, поцелуй на мочке моего уха. - Веселись! Я кивнул и сделал все возможное, чтобы остаток вечера наливать пунш в углу чуть более оживленно. После того дня я и сам начал задумываться: «что она во мне нашла?» Я был вчерашним ребенком. Неловкий, нескладный. Без каких-либо перспектив. Когда я спрашивал ее об этом, она отвечала, что я слишком мнителен и склонен думать о себе плохо (что, впрочем, было правдой), но четкого ответа никогда не давала и меняла тему. Поэтому вопрос так и продолжал крутиться у меня в голове. Это меня изводило. Рассказать тебе что ли про кеды? Мой выбор обуви она не одобряла, поэтому мы пошли в магазин, чтобы выбрать другую. Мне понравились черные кеды, но она настаивала на покупке белых. - В черных ты будешь выглядеть, как серая мышь. Оно тебе надо? - Но они правда мне нравятся, - я покрутил правым носком, рассматривая блестящую подошву. - Боже, Сяо, иногда с тобой так тяжело, - она утомленно прислонила ладонь ко лбу. - Ладно, хорошо. Давай спросим третью сторону. Дай сюда кеды. Сейчас напишу Ли. Я не знал, кто такой Ли. Видимо, ещё один ее знакомый, с которым я никогда не сдружусь. - Подожди, не стоит. Это лишнее…- запротестовал я. Она вырвала у меня обувь, сфотографировала обе пары, напечатала короткое сообщение и отправила его Ли. Ткнула мне в лицо экран, на котором было написано: «что за дрянь ты мне прислала?» - Видишь? Как я и говорила. Вот, что подумают люди, если тебя в этом увидят. А Ли между прочим работает дизайнером и что-то, да понимает. Мне стало противно. От себя. «Дрянь», значит… Вот, чем я стану, если доверяюсь себе в выборе одежды. Оно и понятно. Я действительно не знал ни одного правила о том, как сочетать стили. - Хорошо, - сказал я без энтузиазма. - Берем белые. Дело уже было даже не в кедах. Я просто хотел убраться из этого магазина. Уйти от липкого стыда за себя. Так появилась ещё одна вещь, которая не давала мне покоя: она постоянно была недовольна моими решениями, но никогда не говорила о расставании. Иногда мне казалось, что я перестал ее понимать. На одни и те же вещи она реагировала по-разному. То хвалила, как я завариваю чай, то со стуком ставила чашку на стол и говорила: - Ты снова налил мне помои. Сколько раз повторять? Я люблю крутой кипяток. - Но чайник кипел минуту назад… - Сделай новый. - Может, ты сама… - Сяо, честное слово. Иногда мне хочется взять этот кипяток и плеснуть его на тебя. Я вяло рассмеялся и отвел взгляд. У нее было специфическое чувство юмора. - Я просто устал немного. Она закатила глаза. - От чего, скажи на милость, ты мог устать? Целыми днями сидишь дома и бездельничаешь. И, хотя она сама настаивала на том, что мне не нужно искать работу, мне стало стыдно. Я опустил голову, не зная, что сказать. - Чего затих? Игнорируешь меня? Я ведь всего-то прошу немного о себе позаботиться. Неужели это так трудно? Может, ты уже вообще меня не любишь. - Нет- нет. Нет. Прости. Люблю. Конечно, я люблю тебя. И я переделывал столько раз, сколько она просила. Но чем сильнее я старался приспособиться, тем тяжелее мне становилось жить. Даже если у меня получалось исправить старые промахи, она без труда находила новые. Это всегда было что-то незначительное, о чем человек, более внимательный, чем я, сразу бы догадался. Со временем мне начало казаться, что я просто слишком глуп, чтобы понять, что ей нужно. - Венти, как ты думаешь, что я не так делаю? Мы сидели в кафе, куда обычно приходили съесть сэндвичи. - Это ты-то не так делаешь? - промычал Венти с набитым ртом. - А ты не думал, что это с ней проблемы? Вообще-то иногда думал. Но сразу же отметал эту мысль. Она дала мне дом, покупала подарки и, когда я ее не злил, была очень мила и приветлива. Поэтому я верил, что проблема все-таки была во мне. - Поговори с ней, - Венти вдруг посерьезнел. - Сяо, вам нужно поговорить. Нехорошо все это. - Я уверен, она просто не понимает, что мне неприятно. Если бы понимала, не говорила бы со мной так. - Я тоже на это надеюсь, - угрюмо ответил друг и повторил: - поговори с ней. Тогда я себе в этом не признавался, но я не говорил с ней, потому что не хотел поднимать эту тему. Не хотел спрашивать, понимает ли она, что причиняет мне боль. Ведь в глубине души уже знал ответ. И все же, время шло, а ситуация не менялась, поэтому однажды я все же решился. Перед этим я долго бродил по улице, собираясь с мыслями и подбирая слова. Страшно переживал. Домой вернулся только под вечер. В прихожей было темно. Я бесшумно поставил сумку, стянул белые кеды, оставил их на коврике и проверил, не оставил ли следов (она ненавидела грязь). Зажигать свет и выдавать свое присутствие не хотелось. Чтобы не споткнуться, я шел вдоль коридора, касаясь подушечками шершавой стены. Сердце гулко стучало в горле. Из гостиной лился теплый свет, который растекался по паркету длинным прямоугольником. Его золото источало опасность. Я глубоко вдохнул, задержал дыхание и нырнул в прямо в него. - Привет! - здороваюсь, натягивая на лицо правильную улыбку. - Привет, - она сидит за обеденным столом, копаясь в телефоне, даже не взглянув на меня. - Как прошел день? Я тоже сажусь за стол. Но не рядом, а напротив. Между нами расстояние в метр. - Нормально. Наступает пауза. Сейчас мне следовало бы спросить, не голодна ли она, предложить чай и несколько фильмов на выбор, а потом убрать со стола и отправиться спать. Но я не следую привычному сценарию. Вместо этого зову ее по имени и выдыхаю: - Мы можем поговорить? Она лениво отрывается от экрана. Меня бросает в дрожь от взгляда пронзительных голубых глаз. Почему мне так страшно? Она медленно кивает, позволяя. И я говорю: - Я стал плохо спать в последнее время. Так, ничего страшного, просто тревожусь немного и… Ты знаешь, я всегда для тебя очень стараюсь… - она больше не смотрит на меня, снова уставившись в телефон, - я правда хочу для тебя стараться. Но иногда ты очень строга ко мне и… И я… Пожалуйста, посмотри на меня, это важно! Она поднимает взгляд. В нем мелькает что-то недоброе. Все внутри сжимается, но я заставлю себя продолжать: - Мне неприятно, когда ты называешь меня бестолковым или глупым. Или говоришь, что тебе хотелось бы вылить на меня кипяток. Я типа… Переживаю из-за этого очень, - слова царапают глотку,- прости, все в порядке. Я просто… Я бы хотел, чтобы ты так не делала. Пожалуйста. Мне из-за этого нехорошо. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Как будто она и не слышала меня вовсе. Как будто нас разделяла непроницаемая стена, и мои слова не достигали той стороны. А потом… Она просто поднялась со стула и начала уходить. Ничего? Она ничего мне не ответит? Просто молча уйдет? Ради чего я так тщательно готовился к этому разговору? Я вскочил со своего места, схватил ее за руку. - Подожди! Она обернулась рывком. В ее глазах вспыхнул гнев. - Что подожди? Что ещё я тебе должна? Да ты надо мной издеваешься? Вали нахер отсюда. Я отшатнулся, как от пощечины. Подумал она шутит. - Я сказала убирайся так, чтобы я тебя не видела, - она грубо ткнула меня в плечо. - Ты оглох? Мне купить тебе слуховой аппарат? Она швырнула мне куртку и толкнула к двери. - Проваливай. Я застыл у порога и с надеждой заглянул ей в глаза. - Вон. Негнущимися пальцами я нажал на ручку и вышел на лестницу. Дверь захлопнулась за моей спиной с оглушительным хлопком. В ушах звенело. Я опустился на холодные ступеньки, все ещё сжимая куртку в руках. Когда в голове немного прояснилось, я вышел из подъезда и побрел вдоль улицы. В черепной коробке билась звенящая пустота. Как будто мозг отказывался обрабатывать новую информацию. Ночь дышала мне в спину ледяным ветром. Изредка мимо проносились машины, их желтые фары выхватывали из темноты изломанные силуэты голых деревьев. Я свернул влево и забрел в сквер. Сел на лавочку. Вытянул ноги. Запрокинул голову и увидел фонарь. Яркий шар золотого света в чернильной темноте. Вокруг него летали и бились о пыльное стекло мошки. Знакомая картина. Напоминает о лете. Такие же фонари были недалеко от моего дома. Я их тоже часто разглядывал, если ночевал в парке из-за того, что меня… Осознание поразило меня уколом в сердце. «Я снова оказался на улице» «Без дома» «Один» Я спрятал лицо в ладонях. «Меня выгнали, и я снова один» Почему? Что я не так делаю? Почему с разными людьми я попадаю в один и тот же сценарий? Я попробовал проанализировать произошедшее. Ей не понравился мой тон? Я сказал что-то грубое? Как бы я ни старался понять, что сделал не так, я не мог. В голове билась лишь одна страшная мысль: «Я без дома на улице. Один без дома на улице. Снова. Снова- снова и снова. Почему я один? Почему- почему-почему?» Может, я действительно этого заслуживаю? Может, это моя судьба? На глазах выступили слезы. Порыв ледяного ветра сорвал их, и я поежился, обхватив себя руками. Я вдруг понял, что больше всего на свете хочу домой. Не к родителям. Не к ней. Просто домой. Чтобы можно было прийти и ни о чем не беспокоиться. Чтобы было тепло, и чтобы я знал, что это укромное и безопасное место- моё место. Чтобы у меня были ключи от этого дома, и только я мог решать, когда мне из него уходить, а когда оставаться. Плакал я беззвучно, так как был научен не шуметь больше положенного. Ни всхлипа, ни стона. Слезы просто текли и замерзали на моих щеках. «Домой хочу. Я просто хочу домой. Ну пожалуйста...» Я знал, что в моих слезах не было никакого смысла- они никогда не помогали мне вернуться домой. И всё же, продолжал плакать до тех пор, пока не почувствовал полное опустошение. К тому времени уже совсем похолодало, и я понял, что, если так и продолжу сидеть на лавке- простужусь. Телефона у меня с собой не было, поэтому я по памяти дошел до круглосуточной кофейни. Войдя в тускло освещенное помещение, я огляделся и понял, что кроме меня посетителей не было. Я выбрал себе дальний столик, устроился на диванчике и сцепил руки в замок, не зная, что делать дальше. - Желаете что-нибудь? - ко мне подошел заспанный парень в официантской форме. - Двойной эспрессо, - спать я все равно сегодня не буду, а на большее мелочи, завалявшейся в кармане, не хватит. Официант что-то чиркнул в своем блокноте и, замешкавшись, спросил: - Вы в порядке? Я кивнул, чувствуя, как предательски сдавило горло. Плохо помню, о чем думал, пока сидел там. Прикидывал, что могу поехать к Венти, но остаться у него надолго- вряд-ли (он тогда ещё жил с родственниками). Были ещё Босациус и Меногиас, но они снимали квартиру вдвоем, и там не было места для третьего. В конце концов можно было устроиться на работу в эту кофейню и начать снимать комнату в районе похуже (самый реалистичный вариант и самый тяжелый для исполнения). Возвращение к прошлой жизни в родительском доме я не рассматривал. Так я и перебирал все эти паршивые варианты, пока не рассвело, и я не понял, что мне все равно нужно было вернуться к ней, чтобы забрать свои вещи. Она встретила меня у порога, сложив руки на груди. - Ничего не хочешь мне сказать? - уголок ее губ презрительно дернулся. - Я жду извинений. Мне не хотелось извиняться. Мне не казалось, что я сделал что-то плохое. Но я знал, что она не впустит меня, пока я не сделаю, это как следует. Поэтому начал просить прощения: за то что начал тот разговор, за то что схватил ее за руку, за то что слишком нагло себя вел, за то что заставил ее переживать, за то что я невнимательный и неблагодарный. Я уже не понимал, за что извиняюсь, но продолжал, потому что слишком замерз и устал. Мне просто хотелось, чтобы все это кончилось. Наконец ее лицо смягчилось. Она взяла меня за руку, притянула к себе и заключила в объятия. До сих пор помню ее тепло на своей закоченевшей коже. - Я так рада, что ты вернулся, малыш. Пожалуйста, больше не вынуждай меня кричать на тебя. Мне же неловко. Я замер, не веря своим ушам. - То есть ты не хочешь, чтобы я уходил? - Боже! Ну конечно нет. Откуда такие мысли? - она потянула меня за порог. - Проходи, проходи. Ты замерз, наверное. Давай я тебе чай сделаю. Добавить лимон? Невозможно описать, какое облегчение я испытал, услышав эти слова. Я все ещё был ей нужен. Она всё ещё хотела обо мне заботиться. Ее дом все ещё был и моим домом тоже. Весь следующий месяц я вел себя хорошо. Это стоило мне немалых усилий: приходилось постоянно быть начеку и перепроверять, не забыл ли я чего, не упустил ли какую-то крохотную деталь, которая испортила бы всю картину. Венти говорил, я из-за этого стал более дерганным, но, по правде говоря, я этого не замечал. Радость от того, что мне наконец удавалось делать все правильно была до того яркой и опьяняющей, что я перестал чувствовать усталость вовсе. Она тоже была мной довольна: часто хвалила, отмечая успехи. А потом взяла и подарила мне приставку. Последняя модель. Компактный и легкий корпус. С идеальным откликом и беспроводным подключением. Я о такой только мечтать мог. Я с нетерпением отодрал скотч, открыл коробку и почувствовал, как все внутри замерло от восторга. Джойстик идеально ложился в руку, от него пахло пластиком и чем-то ещё, чем пахнет от всей новой техники. Праздником. - Радуешься? - длинный ноготь мерно постукивал по столу. - Да, очень! Я безумно рад. Спасибо тебе! Алые губы растянулись в ухмылке. - Только посмотрите на него. Ни стыда, ни совести, - она презрительно цыкнула языком. - Я, значит, стараюсь для него, подарки выбираю, а он приходит ко мне с целым списком того, что его не устраивает. Нервы напряглись. Я осторожно спросил: - Ты о чем? - О твоем разговоре. После которого она меня выгнала? Я думал этот инцидент давно исчерпан. - Нет, что ты, - я постарался улыбнуться, - меня все устраивает, я тогда только хотел сказать, что мне немного неприятно, когда ты… - Не пудри мне мозги! Я точно знаю, что слышала. Мне тогда было очень больно! Я для тебя все делаю, а ты выкатываешь мне претензии. - Послушай, это ведь было месяц назад. К чему об этом сейчас вспоминать? - Месяц назад, - передразнила она. - Как будто это имеет значение. Мне до сих пор больно от того, что ты сделал. Больно? Неужели я действительно так плохо подбираю слова? Видимо, она тогда правда не хотела меня выгонять. Если бы я ее не спровоцировал… Нет! Нет, о чем я только думаю? Я не виноват в том, что меня выставили на улицу. И мне не нужны подарки, которые дарят, чтобы меня пристыдить. Я отложил приставку и сказал: - Можешь забрать ее. Она ухмыльнулась и придвинула ее обратно ко мне. - А чего толку мне ее забирать? Ты повредил упаковку, в магазин теперь не вернуть. В игры я не играю. Выкидывать- глупо. Ещё глупее чем отдать ее тебе. Нет уж, бери и пользуйся. Мне для тебя не жалко. Просто в следующий раз помни, кто ее тебе подарил. Я поджал губы. Ответить на ее доводы мне было нечего. Я понимал, что в произошедшем моей вины нет, но все равно чувствовал себя виноватым. Виноватым настолько, что не мог говорить. Так в нашем… В ее доме появилась приставка. Играть в нее я не смог. Джойстик как будто сочился стыдом. Как только я брал его в руки, стыд растекался по моим пальцам, и меня начинало тошнить. После ее подарка что-то в наших отношениях изменилось. Я начал ее избегать, ее общество меня тяготило. Я понял, что больше не могу на нее полагаться и не могу доверять. Я начал задумываться о том, что нам стоит расстаться и вскоре понял, что действительно хочу от нее уйти. Поэтому, как и планировал, устроился на работу в кафе, чтобы от нее не зависеть. Думал, что накоплю денег и уйду. Но втайне, конечно, продолжал надеяться, что все ссоры постепенно сойдут на нет, что все как-то само по себе образуется. Стерпится, слюбится. Это оказалось моей главной ошибкой. Говорят, надежда умирает последней. Если это правда, мне стоило убить ее с самого начала. Не стерпится. Не слюбится. Не образуется. Если бы я перестал надеяться, я бы действовал решительнее. Смог бы уйти, пока были силы. К сожалению, я понял это слишком поздно, когда все худшее уже произошло. А в то время… В то время я ещё ни о чем не догадывался. Мой новый распорядок дня состоял из смены в кафе с семи утра до шести вечера, короткой прогулки домой через сквер (проходя мимо лавки, на которой я сидел той злополучной ночью, я вспоминал о хрупкости равновесия, которое установилось в наших с ней отношениях) и приготовления ужина на двоих (большая часть домашних обязанностей по-прежнему была на мне). Ели мы обычно в тишине. Она листала новостную ленту или переписывалась с друзьями, а я был занят тем, что украдкой разглядывал ее лицо, чтобы удостовериться, не злится ли она, всем ли довольна. Делал я это уже неосознанно. Однажды она раздраженно ковырнула вилкой лист салата и спросила: - Ты чего такой тихий? - Не хочу тебя раздражать. Ты говорила тебе не нравится, когда я слишком много болтаю. - Да ну? Правда что ли? - она игриво закатила глаза, - не может быть. Я обожаю твой голос. Ты спутал с чем-то. Я кивнул, хотя знал, что не спутал, ведь уже заметил за ней привычку отрицать собственные действия и начал записывать все ее фразы и поступки в дневник. После ужина мы занимались совместными делами: смотрели фильм (даже если я был настолько уставшим, что не мог уследить за сюжетом), обсуждали новости (хотя я ими не интересовался), дела ее друзей (ни с одним из которых я так и не познакомился), сплетни о ее коллегах (подробности которых были мне безразличны). Постепенно я начал замечать, что ни одно совместное дело с ней больше не приносило мне удовольствия. - Эта дура Чжи Жо ещё пожалеет, что со мной связалась, - она лениво болтала вино в бокале. - Вы на одну должность в компании претендуете? - попытался вспомнить я. - Да. Но это ненадолго. Она уступит мне, когда узнает, какие фотографии отправил мне ее бывший, с которым они расстались в ссоре. Я замер, чувствуя, как липкий страх пробежался по спине десятком паучьих лапок. Переспросил: - Какие фотографии? - Сяо, не тормози. О каких фотографиях может идти речь? Естественно, о тех, которые ее компрометируют. Она либо молча уступит мне должность, либо эти фотографии увидят все, и никакое повышение она все равно не получит. Да ей повезет, если ее не уволят. Здесь выбор без выбора. Так же просто, как сложить два и два. Даже ты должен понять. Мне стало противно. Я снова подумал о том, что мне нужно как можно скорее уйти. Зачем я вообще продолжал слушать эти сплетни? Я задавал себе этот вопрос каждый вечер. Она говорила так делает семья: выслушивает друг друга. И мне проще было с ней согласиться, чем тратить драгоценные силы на спор. Как бы то ни было, из-за вечерних «выслушиваний» мы поздно ложились, и я перестал высыпаться. Утро начиналось одинаково: будильник в шесть, холодный душ, головная боль, хлопья в тарелке, горький кофе на языке. Из-за постоянного недосыпа завтрак у меня начал ассоциироваться с тошнотой. Я утешал себя тем, что осталось потерпеть совсем немного. Что я почти накопил денег и скоро уйду. И мне не придётся играть в ее игры, чтобы поддерживать видимость семьи. Так и справлялся. А проблем, к слову, только прибавилось. Из-за копящейся усталости я больше не мог идеально выполнять ее просьбы. Всегда где-то, да ошибался, и она не упускала возможности мне об этом напомнить. - Сяо, это что? - она вышла из ванной, брезгливо держа мою зубную щетку. «Я снова забыл поставить ее в правильный стаканчик»- сразу же догадался я, чувствуя, как внутри поднимается страх. Она подошла ко мне, склонила голову набок и, глядя мне в глаза, спросила: - Напомни, как звали твоего друга, у которого ты гостил летом? - Венти. - Венти. Какое милое имя. С ним ты тоже себя так вел? - Если честно, да. - Как ты думаешь, у Венти не возникало желания тебя ударить? Мне показалось, что земля ушла у меня из-под ног. - Я без негатива спрашиваю. Мне правда интересно. Как он тебя терпел? Может, я смогу у него поучиться. Венти никогда не говорил мне, что я его раздражаю. Да он сам свою зубную щетку кидал, где попало. Думаю, на мою ему было все равно. Или, может, я просто был недостаточно внимателен и не замечал его недовольства. - Не думаю, что раздражал его, - сказал я неуверенно. - Он ни разу мне ничего такого не говорил. - Ну ещё бы он тебе что-то сказал! - она села рядом и взяла меня за руку. - Вы ведь не так близко общаетесь. Да и гостил ты у него всего неделю. Скорее всего, он просто не захотел портить с тобой отношения. - Я думаю, ему вообще все равно было, где я эту щетку оставлял. - Удивительно! Мне точно стоит поучиться у него терпению. - Ага, - я хотел как можно скорее закончить этот разговор. - Эй, ну ты чего раскис? - она взяла меня за подбородок, заставляя заглянуть себе в глаза. - Я тебе помочь пытаюсь, глупенький. Я ведь твой самый близкий человек. Кроме меня тебе никто правду не скажет. Все сглаживают углы: люди не станут тратить свои силы, чтобы указать тебе на твои недостатки. Если их перестанет устраивать твое поведение, они просто молча уйдут. Разве ты хочешь, чтобы Венти ушел? «Венти ни разу меня не критиковал, - с тревогой подумал я, - не странно ли это? Разве так бывает, чтобы я полностью кому-то нравился? У меня ведь действительно полно недостатков. Должно быть, он и правда что-то замалчивал» От мысли, что я могу потерять лучшего друга, меня бросило в дрожь. - Не хочу, чтобы Венти уходил. Он для меня очень важен. - Тогда просто работай над собой. В чем проблема? Все в твоих руках. Казалось, каждым таким разговором она откусывала от меня по кусочку. От моей личности. От того, на что опираются люди, когда принимают собственные решения. И, чем меньше от меня оставалось, тем больше я верил в ее слова. Дела пошли еще хуже после того, как я заболел. Я притащился домой после смены и почувствовал, как тело бьет озноб. Стянул с себя куртку, ежась от ледяного воздуха, и, не переодеваясь из рабочей одежды, пошел рыться в шкафу в поисках градусника. Противный писк оповестил о температуре 38.7. Приехали. В глазах жгло. Сидя на полу, я перебирал запас лекарств в прозрачной коробке: десять видов таблеток от головной боли и ни одного жаропонижающего. «Ты у нас должен был следить за лекарствами- прозвучал в голове ее голос, - сам виноват» «Сам виноват, - сказал я себе, чувствуя раздражение, - если бы ты только был внимательнее…» Послышался звук ключей в замке входной двери, и я вздрогнул. Этот звук уже давно начал ассоциировался со страхом. - Сяо, я дома! «Только не сейчас» - простонал я, потому что знал, что она найдет для меня очередное срочное поручение. - Ты где? Ее силуэт показался в дверном проеме. Она возникла передо мной, сложив руки на груди, и оценивающе посмотрела на меня сверху вниз. - Ты зачем лекарства разбросал? - Температура, - объяснил я.- Жаропонижающее искал. Она коротко кивнула. - Значит, ужин сегодня приготовить не сможешь? - Не смогу. Неужели, ужин это единственное, что ее волнует в такой ситуации? - Послушай, - позвал я ее. - Ты не могла бы сходить в аптеку? Пожалуйста. - Я только с работы вернулась. Сходи сам. - Температура высокая. - Ну конечно. Снова тебе хуже всех, - она закатила глаза. - Хватит ныть. Ты мальчик или кто? «Мальчикам, теперь, видимо, нельзя заболеть, - злобно подумал я, но тут же себя пристыдил. - Наверное, я и правда слишком много ною. Нужно стараться быть лучше» Не говоря ни слова, я поднялся и потащился к выходу. Аптека была недалеко, но, вернувшись домой, я все равно почувствовал себя хуже. Я кое-как вскипятил чайник, высыпал порошок в чашку, залил теплой водой и заставил себя выпить лекарство залпом. Тело ломило. К горлу подступала вязкая тошнота. Расстояние до кровати в соседней комнате показалось мне непреодолимым, поэтому я лег на диван и глубже закутался в рукава, чтобы согреться. Результата действие ожидаемо не принесло. «Она не придет меня проведать?»- я посмотрел в сторону нашей спальни. «Ну, где же ты?»- я попытался ее позвать, но горло обожгло режущей болью. «Неужели ты уснула без меня? Пожалуйста, вспомни, что я существую. Что я здесь. Что мне плохо. Помоги мне!» Тишина была мне ответом. «Я как будто уже живу один»- подумал я, проглатывая болезненный ком в горле. «Хочу уйти отсюда» Чернильный потолок плыл перед глазами белыми кругами. И тогда, лежа в темноте, я впервые подумал, что, если жизнь состоит из изнуряющей работы, ссор, болезней и одиночества, может, она не стоит того, чтобы ее проживать. Впервые, проваливаясь в сон, я мечтал о том, что больше никогда не проснусь. Но, конечно же, я проснулся. И я все ещё лежал на ее диване. И я все ещё должен был бороться, чтобы починить свою жизнь. Утренний свет выбелил комнату, сделав ее похожей на больничную палату. С тем только отличием, что в воздухе роились стайки бесцветных пылинок, которые я должен буду убрать до конца этой недели. Она ненавидела пыль. Подавив рвотный позыв, я вылил в себя ещё одну чашку жаропонижающего и пошел на работу. Я не мог отказаться от работы. Это была моя последняя надежда на избавление от этого кошмара. «Накопить денег и уйти. Накопить денег и уйти»- повторял я себе, обслуживая очередной столик. В субботу кафе не было загружено, но под конец смены я все равно едва волочил ноги. От мысли, что мне придётся провести ещё час за плитой дома хотелось взвыть. Я достал телефон, нашел ее контакт и выбил короткое сообщение: «Я очень устал, может, ты и сегодня ужин приготовишь?» «Ну что опять? Почему с тобой вечно какие-то проблемы?» «Я обещаю, я все сделаю завтра. Я очень, очень устал. Позаботься обо мне хоть раз. Пожалуйста» Еще секунда, и я сойду с ума. «Хоть раз? Мальчик, ты совсем страх потерял? По-твоему того, что я делаю- недостаточно? Не забывай, в чьем доме ты живешь. На ужин хочу рыбу в сливочном соусе» У меня уже не было сил разозлиться. Я просто ощутил себя абсолютно бессильным. Я не мог достучаться до нее. Я не мог уйти от нее. Я не мог избавиться от своей болезни. Я не мог отказаться от своих обязанностей. Я больше не принадлежал себе. Придя домой, я открыл холодильник, вынул продукты, взял доску для резки, достал кухонный нож. Застыл, пытаясь вспомнить, что нужно сделать дальше. Мысли путались. Мне казалось я сплю и вижу бредовый сон о своей жизни. Немое черно-белое кино, где на мою роль взяли неподходящего актера. Что я вообще должен был сделать? Я пусто уставился на плиту. Сильнее сжал рукоять ножа, вгляделся в звонкие блики на лезвии, как будто они могли подсказать мне ответ. Заметил, что нож был плохо заточен. На лезвии виднелись мелкие зазубрины. Я провел по ним пальцем. А потом надавил. И они укусили. Легко. Но укус этот был реальным. Что говорили мне в детстве? Чтобы проснуться нужно себя ущипнуть. Тогда я поставил лезвие на кожу и… И не смог. Я впервые ощутил естественный барьер, который не позволял причинить себе вред. Ощутил и понял, что в этом состоянии у меня без труда получится его подавить, ведь естественный страх ощущался чужим и далеким. Я сделал над собой усилие и попробовал провести ещё раз. Порезы вышли совсем неглубокие. Похожие на следы от кошачьих когтей. Они сочились крохотными алыми каплями. Вида собственной крови оказалось достаточно, чтобы прийти в себя. Я тогда испугался. Очень. Испытал почти животный ужас. Во-первых, от осознания, что дошел до того, что режу себя. Во-вторых, от того, что мне удалось найти способ побороть туман в голове, работающий безупречно. Способ, о котором я впоследствии вспоминал после каждой ссоры. Он просто всплывал у меня в голове, как что- то само собой разумеющееся. Меня тянуло к нему. Поэтому, если мы ссорились, я уходил в кафе, подальше от острых предметов. Садился за высокий стул у окна и разглядывал медовый свет, каскадом льющийся на витрину с пирожными. Иногда я пробовал его нарисовать, но вскоре сил на перестало хватать и на это. Тогда я просто открывал телефон и листал объявления о сдаче квартир и думал, в какую из них перееду. Денег у меня уже хватало. Но каждый раз, когда находилось подходящее объявление, и я собирался написать арендодателю, что-то меня останавливало. Я понял, что привык к жизни с ней. Привык засыпать в ее объятиях; привык к тому, что по вечерам она клала мою голову себе на колени и мягко гладила по волосам; привык слышать ее энергичное «доброе утро, соня!», когда выходил из спальни; привык к теплому запаху на своей подушке; привык, что дома меня все-таки кто-то, да ждет. Мысль о том, что мне придётся отрезать от себя эту часть жизни (единственную часть жизни, которой я дорожил) казалась невыносимой. К тому же, на день рождения она подарила мне воздушные шарики. Возможно, кому-то это покажется глупостью. Подумаешь, воздушные шарики. Такие ведь каждому ребенку дарят на день рождения. А мне не дарили. Поэтому я всегда их хотел. И дело было не в самих шариках, а в том, что они для меня значили. Это недорогой подарок, но при этом, чтобы он состоялся, нужно приложить много усилий, по отдельности надувая каждый шарик. Чем не лучший способ сказать «ты для меня важен»? Я всегда завидовал детям, для которых их надували. Как будто все они стоили того, чтобы значимые люди прилагали для них усилия, а я - нет. И вот, проснувшись в свой день рождения, я протер глаза, откинул одеяло, и, не переодеваясь из пижамы, вышел из спальни. Пол приятно холодил босые ноги. Паркет был выстлан мягким голубоватым светом, и я шел по нему, затаив дыхание. Выйдя в гостиную, я замер, не веря своим глазам. Вся комната была сплошь усыпана разноцветными шариками. Они парили под потолком огромным лоскутным облаком, и их глянцевые нити свисали густым лесом разноцветных спиралей. Блики на них звенели, когда я шел, раздвигая их в стороны, как дикие лианы. - С днем рождения, солнце! - я вздрогнул, когда она обняла меня сзади. Она взяла меня за руку, повела за собой на кухню, усадила за стол. Погасила свет и чмокнула в щеку. Прошептала: - Закрой глаза. Я закрываю, и мир тонет в темноте. - Раз, два, три, открывай! Глаза слепит золотой блеск. Передо мной стоит огромный праздничный торт, украшенный цветами из марципана, глазурными жемчужинами и искрящимися свечами. - С днём рождения, милый. Спасибо, что ты со мной, - пламя отбрасывает золотые блики на ее обнаженные улыбкой зубы. - Загадай желание! И я загадываю. Странное, спонтанное, пришедшее мне в голову само собой: «Хочу домой» И задуваю свечи. - С днём рождения, малыш. Я люблю тебя. Она целует меня, пока от потухших свечей поднимается дым. Как я всегда и хотел. В тот вечер я спросил себя: «и чего тебе не нравится, Сяо? Она ведь и правда все для тебя делает. Ты получил то, о чем так долго мечтал, а теперь думаешь, как сбежать от этого. Глупый» В тот день мне почти удалось убедить себя в том, что я счастлив. Что все и дальше будет хорошо. Эйфория держалась всю следующую неделю: работалось легко, я снова спешил домой, чтобы посмотреть с ней фильм или поболтать о том, что сегодня учудили клиенты. Она внимательно меня слушала и хвалила: «Сяо, ты таким самостоятельным стал! Даже на работе умудряешься находить компромиссы. Ну кто бы мог подумать!». На выходных мы пошли в боулинг, где у меня получилось выбить пару страйков подряд. Она сфотографировала очки на табло и отправила своим друзьям с подписью: «зацените, что Сяо сделал». Я не считал это поводом для гордости, но мне было приятно снова чувствовать себя нужным, мне нравилось, что мной хвастались. А потом я случайно разбил ее любимую чашку. Дзынь! И рисунок с нефритовым узором разлетелся на мелкие кусочки. Я замер, парализованный ужасом. Медленно поднял на нее взгляд, готовясь к тому, что последует дальше. Но она не стала кричать. Смерила меня спокойным взглядом, отправила в рот лист салата и как-то совсем буднично сказала: - Зря я тебе воздушные шарики подарила. Ты не заслужил. Мне показалось из меня вынули сердце. - Не заслужил? Но я так старался…- пожалуйста, скажи, что ты шутишь. - Недостаточно. Ты старался недостаточно. Только не говори мне, что это твой предел, - она смерила взглядом мои дрожащие руки. - Какая жалость. Вот и всё, что она сказала. Вот и всё, что потребовалось, чтобы что-то во мне сломать. Она прикончила ужин, встала из-за стола и кивнула на свою тарелку. - Убери. Когда она вышла из комнаты, я так и остался стоять, пусто глядя перед собой. Когда до меня наконец дошел смысл ее слов, я взял тарелку и донес ее до раковины. Опустил ее с тихим звоном на дно, открыл кран, взял губку и выдавил моющее средство. Принялся оттирать подсохшие следы соуса. «Если пропущу пятно, она будет кричать. Если я ототру все пятна, она скажет, что я забыл высушить тарелку полотенцем. Если я ототру все пятна и высушу тарелку полотенцем, она скажет, что я поставил ее не в тот шкафчик. Если я поставлю тарелку в тот шкафчик, она скажет, что я помыл ее недостаточно быстро» Я застыл. Потому что вдруг понял: «Моих усилий никогда не будет достаточно, чтобы сделать дело, как следует» «Меня никогда не будет достаточно» Вода продолжала течь в раковину, но для меня время, как будто остановилось. Внутри стремительно разрасталась прожорливая пустота. «Если меня никогда не будет достаточно, зачем я вообще продолжаю пытаться?» Мытье посуды вдруг показалось мне абсолютно бессмысленным. Зачем мне ее мыть, если я никогда не смогу вымыть ее, как следует? Зачем мне стараться стать лучше, если я никогда не стану достаточно хорошим, чтобы меня полюбили? Моя жизнь была такой же бессмысленной, как мытье этой тарелки. Я поставил ее в раковину и выключил воду. «Зачем я продолжаю пытаться?» «Зачем? Я как грызун в колесе. Бегу изо всех сил, но остаюсь на месте» Меня захлестнуло отчаяние. Оно вонзилось под ребра ржавым гвоздем, провернулось в несуществующей ране и ужалило в сердце. Я не знал, что от эмоций бывает так больно. «Как бы ты ни старался, тебя никогда не будет достаточно» - мысль, после которой опускаются руки. Мысль, которая умножает тебя на ноль. Клеймо, которое ставит на тебе точку. «Я никогда не получу то, чего желаю больше всего» Выключаю свет на кухне и плетусь в ванную. Аккуратно закрываю дверь на замок. «Я не могу прожить эти чувства. Если не избавлюсь от них сейчас, они разорвут меня на куски» Сажусь на холодный пол и лезу в шкафчик под раковиной. Я точно помню, что покупал запасные станки для бритвы. Нащупываю коробку, вытаскиваю ее с бешено стучащим сердцем. Открываю и вытаскиваю содержимое. Высвободить лезвия из станка оказывается нетрудно. Вытаскиваю их, считая: одно, два, три, четыре. Блестящие железки переливаются на ладони, и какое-то время я просто отсутствующе на них смотрю. А потом… А что было потом ты уже знаешь. Пустая голова, белый кафель, алые капли- тогда я ещё не думал, что вскоре эта картина станет для меня привычной. Никогда прежде я не испытывал такой апатии. Тонкое лезвие холодно блестит в ладони. Откладываю его в сторону, потому что сил провести ещё раз- нет. Пусто смотрю, как по предплечью растекаются алые дорожки. Вид не вызывает ничего. В груди ворочается легкое разочарование. Почему я ничего не чувствую? Где тот естественный страх, который должен был выдернуть меня из прострации? «Эй, тело, ты вообще живо?» Ловлю пару алых капель и растираю их между пальцами. Внутри по-прежнему пусто. «Ну и ладно. Зато мне больше не больно, - откидываюсь на холодную стену и закрываю глаза, - меня устроит и такой результат» «Наверное, со мной что-то очень не в порядке»- запоздало соображаю. Зачесываю волосы назад, пачкая щеки, рвано втягиваю в себя воздух. В дверь раздается настойчивый стук. - Сяо, ты меня слышишь? Долго ты ещё будешь ванную занимать? Ты хуже девки, честное слово. Я приоткрываю глаза и поворачиваю голову на звук. «Увидит, чем я занимаюсь- будет ругаться, - смотрю, как дергается ручка двери, - и какая разница? Она и так постоянно ругается» Я снова закрываю глаза, и ее ругань смазывается в неразборчивый поток звуков. - Сяо, не испытывай мое терпение! Дверь заперта, но это не значит, что я в безопасности. У нее есть ключи от каждого замка в этом доме. Запирайся или нет, если захочет, она достает меня везде. Я бы не хотел, чтобы кто-то меня таким видел, но сил что-то предпринять у меня нет. Раздается звук ключа в замке. Я знаю: за ним не последует ничего хорошего. Но все, что я делаю- лишь пусто отвожу взгляд. Слышу, как открывается дверь. Вижу, как босые ноги ступают по кафелю. Наступает непроницаемая тишина. - И что ты тут устроил? - в голосе над головой слышится только усталое раздражение. Я молчу. Что вообще на это можно ответить? Она тяжело вздыхает и выходит из комнаты. Через несколько минут возвращается с аптечкой. Опускается на колени и протягивает ко мне руку. - Уйди, - прошу вдруг резко, - уйди, не трогай меня. Она меня не слышит. Пытается взять мою руку в свою, но я не даю ей этого сделать- вырываю ладонь и отворачиваюсь. - Уходи. Я хочу побыть один. - Ты истекаешь кровью. - Я в порядке. Ничего страшного. Не умру. Она снова пытается взять меня за руку. - Да уйди же. Уйди! Не могу тебя видеть. В ее глазах мелькает что-то нехорошее. Она отстраняется и кривит губы, как будто перед ней ребенок, чьи капризы уже порядком ей надоели. Достает телефон. Разблокирует его одним движением, выбивает номер, прислоняет к уху. Я слышу протяжные гудки в трубке. - Скорая, - поясняет она. - Думай, как будешь искать работу, стоя на учете в психушке. Я дернулся, будто мне влепили пощечину. - Подожди! - рывком протягиваю к ней руку, алые капли падают на белый пол. - Подожди, прекрати! Не надо. «Я не смогу от тебя уйти, если потеряю работу!» - Я позволю тебе! Не надо! Довольная эффектом, она сбрасывает звонок и кладет телефон рядом с собой- так, чтобы я хорошо его видел. Берет мою руку и начинает аккуратно обрабатывать один порез за другим. Тело бьет мелкая дрожь. Я вижу, как ее маленькие пальчики наносят прозрачную мазь на моё предплечье, распределяют ее по воспаленной коже, аккуратно проходятся вокруг порезов- следов того, что я пытался вырезать из себя ее слова. Меня тошнит. «Это действительно со мной происходит? Это и есть моя жизнь? Заберите меня отсюда. Заберите меня! Я хочу домой, я просто хочу домой»- умоляю неизвестно кого, чувствуя, как внутри поднимается отчаяние. Слух улавливает тихий щелчок. Он не похож на естественный звук. Я пытаюсь вспомнить, что он мне напоминает, но мысли не слушаются. - Молодец, - она потрепала меня по щеке. - Видишь, все налаживается, когда ты делаешь, как я говорю. Закончив обрабатывать раны, она затянула марлевую повязку потуже, и мне тотчас захотелось ее содрать. Чтобы не носить на себе ничего, что имело к ней отношение. - Тс, ну посмотри, все руки мне испачкал, - она осмотрела свои ладони. - Любишь же ты проблем на ровном месте доставить. Я видел, как она поднялась, включила воду в раковине и стала смывать мою кровь со своих пальцев. «Я не люблю тебя, - подумал я, глядя ей в спину. - И ты меня тоже не любишь. Зачем я тебе? Почему ты со мной? Почему не предлагаешь расстаться?» Шум воды доносился, словно через слой ваты. - Сяо. Я вздрогнул. - Ты мне не только руки, но и кофту испачкал. Я понял, что она выжидающе на меня смотрит. - Прости, - прошептал я, прежде чем понял, за что извинился. *** С того случая прошла неделя. Произошедшее до сих пор не укладывалось у меня в голове. Человек, который сделал мне больно, заботливо перевязал мои раны. Человек, который шантажировал меня потерей работы, ласково гладил меня по голове и говорил, что любит. Я резал себя. Человек, который дал мне дом, выгнал меня из дома. Человек, который сказал, что я не заслуживаю любви, подарил мне на день рождения знак любви, который я хотел больше всего. Человек, который целовал меня перед сном, говорил, что хочет меня ударить. Эти противоречия меня убивали. Я сидел на ступеньках продуктового магазина и наблюдал, как апельсиновый солнечный диск клонился к горизонту, растекаясь по крышам жидким пламенем. Сумерки сгущались в трещинах на асфальте, и угрюмая толпа рассеянно брела по домам, глухо стуча каблуками. Мне тоже нужно было возвращаться домой. Если приду после наступления темноты, она начнет задавать вопросы. Но я не хотел. Меньше всего хотел туда возвращаться. Да и домом эту квартиру я больше не мог назвать. Мне нужно было отвлечься. Нужно было хоть как-то попытаться улучшить свое состояние. Открываю телефон и пролистываю контакты. Палец зависает над номером Венти. Нажимаю на него и пишу: «Привет! Может, куда-нибудь погулять сходим?» Откладываю телефон и шумно втягиваю в себя воздух. Слабые покалывания в запястьях навязчиво напоминают о стыдном способе уйти от проблем. Теперь этот зуд не оставляет меня ни на секунду. Но даже так у меня не получается к нему привыкнуть. Начать что ли снова курить? Телефон в руке дергается. Открываю сообщение, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. Читаю: «Ся-я-я-я-о! Дружище, брат, наконец-то ты мне написал, я уж боялся ты там совсем с ума со своей работой сойдешь. Да погнали тусить, я за любой движ. Там новый парк аттракционов открылся» Улыбаясь, печатаю: «Отлично, давай туда. Сможешь на выходных?» «А то!» Обычно выходных я особо не ждал: в субботу я убирался дома, а в воскресенье проводил время с ней. Но не в этот раз. Всю неделю я только и думал о предстоящем походе в парк. Решил, что ради него даже плюну на еженедельную уборку дома. Я знал: ей мое решение не понравится. Но, если пара обидных слов в свой адрес- это цена за один день полной, абсолютной свободы, я был готов ее заплатить. Ей о своих планах я, конечно, не стал говорить. Когда заветный день наконец наступил, я подождал, пока она выйдет в магазин, затем подбежал к окну и, проследив, как ее фигура скрылась из поля зрения, понесся в прихожую. Схватил шапку и шарф, а руки в рукава куртки продел уже на лестничной клетке. Побежал вниз по ступеням, а потом вдоль улицы- быстрее ветра, перепрыгивая лужи на полном ходу. Сбавил шаг только, когда из виду пропал ее дом. Свобода! Я наконец-то свободен и могу идти туда, куда я захочу, а не туда, куда мне нужно. Сев в автобус, я написал Венти, что еду и отключил телефон. Я знал: она будет звонить мне. И не хотел, чтобы это помешало мне насладиться днём. Венти встретил меня у входа. На нем были потертые синие джинсы, вечная мятная ветровка и вязаный берет, который он всегда небрежно носил набок. Отросшие волосы заплетены в привычные тонкие косички. Он ни капли не изменился, и от одного его вида внутри стало легко. - Приве-е-е-ет!- друг помахал мне рукой, широко улыбаясь. Он подошел и крепко обнял меня. От него пахло стиральным порошком, цветочным шампунем и чем-то неуловимо приятным, чем пахнут друзья. - Ну, рассказывай, как ты? - он сунул руки в карманы и зашагал к кассе. - Да нормально, - я пожал плечами. - А ты? - У меня тоже все хорошо. Я поступать наконец собрался! - довольно сообщил он, покупая билеты. - Перерыв, который я брал после школы, подходит к концу. - Ого, и куда же? - взяв свой билет, я приложил его к турникету. - На лингвистику. Факультет перевода и литературоведения. У меня всегда неплохо получалось стихи писать. - Это правда. И музыку, кстати, тоже. Я последнюю твою песню на репите слушаю. - Да ладно тебе! Смущаешь меня, - рассмеялся Венти.- А ты что? - Я? - войдя на территорию парка, я огляделся в поисках предмета, который мог бы помочь сменить тему. - Ну да, с твоими мозгами и трудолюбием можно легко на бюджет пройти. Только не говори мне, что ты даже не думаешь о высшем образовании. Я действительно не думал. Поступление всегда казалось мне чем-то за гранью возможного. - Сяо!- Венти остановил меня,- ты обязан хотя бы попробовать. Давай со мной на лингвистику? Ты ведь такой способный к изучению языков. Не губи свой талант! Какой ещё талант? Нет у меня никаких талантов. Зачем он мне льстит? Может, он и правда что-то мне недоговаривает? Как она говорила, «чтобы сгладить углы». «Не будь параноиком»- я тут же одернул себя. - Я знаю, ты в себя не веришь, - продолжил Венти. - Но это только, потому что тебя научили в себя не верить. Так что верь мне! Верь в мою веру в тебя. О’кей? Друг широко мне улыбнулся, и от этого почему-то защемило в груди. Я отвел взгляд и растерянно пробормотал: - Я даже не знаю, с чего начать. - А я знаю! У моих предков с деньгами неплохо, так что мне репетиторов наймут для вступительных. Давай я тебе буду скидывать все материалы, а ты просто сиди и учи. - Звучит, как план, - я задумался, оценивая свои силы. - Можно попробовать. Что ты за это хочешь? - С ума сошел? - Венти по-дружески хлопнул меня по плечу. - Ничего! Я не поверил своим ушам. Если за эти несколько лет я что-то и выучил, то только то, что ничего не дается даром. Даже если речь идёт об отношениях между близкими людьми. Поэтому я решительно сказал: - Так не бывает. - Дружище, какой же ты сложный! - Венти всплеснул руками. - Забей и расслабься. Если ты так хочешь, чтобы мы были в расчете- угостишь меня своим коронным кофе при случае. Идёт? - Но… Венти приложил указательный палец к губам и подмигнул мне. - Идёт, - неуверенно согласился я. - Спасибо тебе. - Ну все! Будем, значит, в одной группе учиться. Я не разделял и половины его уверенности, но решил, что выложусь на полную, раз он так в меня верит. - Пойдем на «падающую звезду», - Венти указал в сторону высокого аттракциона с прикрепленным подвижным сидением. - Спорим ты будешь кричать так, что мне уши заложит? - Спорим! Проигравший покупает обоим какао. Мы скрепили уговор рукопожатием. Аттракцион оказался совсем не таким страшным, каким показался на первый взгляд. Кричали на нем только дети и Венти. Мне тоже было весело, но я все не мог отделаться от мысли, что друг от меня что-то скрывает. Что он не просто так предложил мне свою помощь и обязательно потом попросит что-то взамен. Либо использует это, чтобы упрекнуть меня тем, что я ему должен. А может, это его хитрый план, чтобы отомстить мне за зубную щетку. До того хитрый, что у меня никогда не получится его разгадать. Всю дорогу до ларька с горячими напитками я пристально вглядывался в его лицо, пытаясь уловить мельчайшие изменения мимики, которые позволили бы мне прочесть его истинные намерения. Мне нужно было знать наверняка, чтобы заранее оценить риски и продумать пути отхода. «Сяо, ты сходишь с ума, - упрекнул внутренний голос, - Венти не сделает тебе ничего плохого. Он хороший человек» «Про нее я тоже так думал, - огрызнулся я сам на себя, - и где я в итоге?» Впрочем, я понимал, что веду себя глупо… Какая-то часть меня понимала. - Два какао, пожалуйста! - Венти выложил на кассу пригоршню мелочи. «Может, не позволять ему за себя платить? Даже если я спор выиграл»- я напряженно проследил, как друг взял стаканчики и подошел ко мне. - Пойдем рядом с клумбой на оградку сядем. Там вид классный, - он улыбнулся и протянул мне какао. - Ага, - я отсутствующе принял стаканчик из его рук. Мы забрались на каменную ограду и свесили ноги. В воздухе едва уловимо пахло жареным попкорном, хот-догами и чем-то ещё, чем обычно пахнет в парках. Кругом ходили люди. Венти наблюдал за ними, болтая ногами и помешивая сахар белой пластмассовой палочкой. Возможно, если бы мои нервы не были так напряжены, я бы смог оценить атмосферу. «Да что же я мучаюсь? Это ведь мой лучший друг. Я могу поговорить с ним прямо» - Венти, - позвал я, чувствуя, как все внутри сжалось от страха, - можно я тебе странный вопрос задам? - Конечно, - друг повернулся ко мне с широкой улыбкой. Я сделал глубокий вдох и выпалил: - У тебя никогда не возникало желания меня ударить? Венти замер. Улыбка на его лице застыла, дрогнула и исчезла. Кажется, до него не сразу дошел смысл сказанного. - Что? Ты о чем вообще? - спросил он наконец. - Сяо, у тебя все в порядке? Боже… - Да…- мне стало стыдно, и я отвел взгляд. - Нет. Не знаю. Озвучив свои подозрения, я почувствовал себя полным идиотом. - Эй, - друг поставил стаканчик рядом и положил руки на мои плечи. - Что случилось? Откуда такие мысли? Я закусил губу, потому что не знал, что сказать. Я никому не рассказывал о проблемах с ней. Я вообще никогда не говорил о своих проблемах. У меня попросту не было слов, чтобы их обсуждать. Но я попытался. Сбивчиво пересказал ему разговор о зубных щетках, объяснил, что мы с ней постоянно ссоримся и что я уже давно коплю деньги, чтобы уйти. Не сказал только о порезах, потому что побоялся, что друг посчитает меня сумасшедшим. - Офигеть,- Венти смотрел прямо на меня, широко распахнув глаза. - У меня слов нет. Неужели со стороны все действительно выглядит так плохо? Неужели я настолько ко всему привык? - Венти,- позвал я,- Венти, скажи мне, она ведь любит меня? - вопрос прозвучал просьбой. Венти молчал. Да я и сам знал ответ. Но отчаянно хотел, чтобы меня убедили в обратном. - Сяо, послушай. Послушай меня внимательно. Если ты правда хочешь знать моё мнение… Нет. Она тебя не любит. - Тогда почему она так внимательна ко мне? Почему говорит те слова, которые я хочу слышать больше всего? Почему дарит те вещи, которые я хочу получить больше всего? Почему хвалит меня, хвастается мной? Зачем ей это, если она не любит меня? - Потому что она знает, что это поможет ей тебя контролировать. В груди резануло по живому, в глазах начало щипать. - Черт, - я поднял голову к небу, чтобы не расплакаться. - Черт-черт-черт, Венти, я такой идиот. Я ведь все это знаю. Головой понимаю, но не могу заставить себя поверить. Я не хочу верить в это. Я не могу это принять. Это слишком больно. Какой же я идиот. - Ты не идиот, - как-то грустно ответил Венти, - ты просто очень нуждаешься в том, чтобы тебя любили. Он притянул меня к себе и крепко обнял. - Сяо, ты себе лучше найдешь. Эта стерва и ногтя на твоем пальце не стоит. Верь мне, ты встретишь человека, который будет тебя по-настоящему любить. Обязательно встретишь! Горячая влага коснулась моих щек. Я не верил ему. Хотел верить, но не мог. - Я не знаю, как уйти, - сказав это, я снова почувствовал себя идиотом. Венти отстранился и посмотрел на меня, собираясь с мыслями. - Давай сделаем вот что: мы с тобой завтра встретимся и придумаем, как ей сказать, что вы расстаетесь. А сегодня ты возвращайся к ней и собери вещи. Что до квартиры… Поживешь пару недель у меня, пока ищешь, какую снять. Ты ведь говорил у тебя уже есть деньги? Я кивнул. - Отлично! - Венти решительно сжал кулаки. - Ну, что думаешь? Я ничего не думал. Мне просто было страшно. Неописуемо страшно. Я даже представить себе не мог ее реакцию на мои слова о том, что я ухожу. И все же, я знал, что это мой шанс, поэтому заставил себя сказать: - Я согласен. *** Тишина давит на барабанные перепонки протяжным звоном. От легкости, что я испытал во время прогулки, не осталось и следа. Стою у двери в квартиру, перебирая ключи. Нужный уже давно зажат между пальцами, но я все не решаюсь вставить его в замок. Как только я это сделаю, механический щелчок оповестит ее о моем возвращении. «Завтра все это кончится. Всего день. Осталось потерпеть всего один день»- повторяю себе, затем вдавливаю ключ в замочную скважину и, скрепя сердце, проворачиваю. Громкий щелчок отдается уколом страха в груди. Прихожая встречает меня темнотой. Осторожно ступаю на коврик, прикрыв за собой дверь. Бесшумно раздеваюсь так, чтобы не шуршали даже полы куртки. По привычке. Смысла в этом действии, очевидно, нет, ведь я уже выдал свое присутствие. Ступаю на носках, затаив дыхание. Бесшумно иду по коридору, глотая бешеный ритм сердца. «Один день. Всего один день» В гостиной едва слышно бормочет телевизор. Я узнаю эту мелодраму и понимаю, что опоздал к нашему вечернему просмотру, чего раньше никогда не делал. Слова становятся отчетливее, когда я подхожу ближе, но мне все равно не удается разобрать их смысл- напряженные нервы отказываются расшифровать информацию. Гостиная залита призрачным голубоватым светом от телевизора. Она сидит на диване, скучающе подперев голову рукой. Когда я вхожу, она на меня не смотрит. Только коротко говорит: - Ты поздно. - Поздно, - подтверждаю. Я не хочу перед ней извиняться. Не хочу извиняться за то, что хорошо провел время. Кажется, у всех людей есть на это право. Она поднимает пульт и выключает звук телевизора. - Почему мне не сказал, что уйдешь? - Знал, что ты будешь против. Она саркастично хмыкает. - Поэтому ты решил сбежать и отключить телефон, как будто я для тебя пустое место? - ее голос звучит неестественно ровно, неестественно тихо. - Я не отключал. Зарядка села, - вру машинально, уж слишком мне страшно. Если есть хоть какой-то способ смягчить то, что последует… Она поворачивает голову и смиряет меня оценивающим взглядом. Наверное, так кошка смотрит на зажатую в когтях мышь. А я почему-то вспоминаю, что перед тем, как прикончить добычу, кошки играют с ней: душат, чтобы ослабить, и отпускают, позволяя отползти на небольшое расстояние, а затем снова ловят, и все начинается снова. Пожалуйста, пусть она окажется кем угодно, но не кошкой. - Подойди сюда, - приказывает. Я не трогаюсь с места. - Подойди, - ее голос пронзает грудь нервным уколом. Я стою. Не знаю, от того, что не хочу подчиняться или от того, что тело парализовал страх. - Либо подойдешь ты, либо подойду я, и ты об этом пожалеешь. Считаю до трех: один. Ее глаза презрительно щурятся. - Два. Ногти нетерпеливо постукивают по спинке дивана. - Три, - ее голос превращается в низкое шипение. Она поднимается и шагает ко мне. Инстинктивно пячусь назад, когда она оказывается слишком близко. Впрочем, от звонкой пощечины меня это не спасает. Щека горит, и я не успеваю среагировать, когда она выхватывает из кармана моих джинс телефон. Мой телефон. Вдавливает боковую кнопку, ждет, пока загорится дисплей, а затем сухо констатирует: - Зарядка 80%. Воцарившуюся тишину нарушает только звук сообщений, которые запоздало приходят на мобильник, снова поймавший сеть. Ее сообщений, которые она отправляла мне целый день. Мысленно считаю их: одно, три, пять, десять, двадцать. Внутри все холодеет, когда она переводит на меня взгляд. - Куда ты ходил? Мне слишком хорошо знаком этот тон. Я часто слышал его там, куда поклялся никогда не возвращаться. В доме, где я родился. - С другом гулял, - произношу одними губами. И вдруг я понимаю, что знаю, что случится дальше. Моё тело знает. И оно готовится: отключается, застывает. - Как же ты меня достал. Смысл происходящего доходит до меня не сразу. Это не очень больно, но очень, очень обидно. Впрочем, определить наверняка я не могу. Я где-то совсем далеко от этого места. Как будто наблюдаю за собой со стороны. Ах, ну конечно. Так вот, откуда взялось это отчуждение от самого себя. Оно было со мной всегда. Я просто использовал его, как защиту, когда меня… Я не издаю ни звука, когда она рвет на мне волосы. Почему-то мысль вырваться даже не приходит мне в голову. Повинуясь рефлексу, я просто жду, когда это закончится. Считаю секунды, притворяясь, что это не мои волосы. Не моё тело. Не моя жизнь. И не моя боль. Что всё это не со мной происходит. Она стискивает волосы на моем затылке, заставляя посмотреть вверх. - В глаза мне смотри. И я смотрю, чувствуя, как на глазах выступают непроизвольные слезы. - Не стыдно тебе? Мне страшно. Страшно и очень, очень стыдно. Стыдно перед собой. За то что позволяю это с собой это делать. За то что не спасаю себя. Она принимает моё молчание за неподчинение, и все начинается сначала: боль, страх и стыд. «Ты сильнее ее, сделай что-нибудь! Вставай, вставай. Ну же! Приди в себя»- умоляю себя. Но все, на что меня хватает- закрыть голову рукой, чтобы смягчить удар. У меня нет контроля над собственным телом. Я больше себе не принадлежу. «Ты виноват в том, что это с тобой происходит, - в отчаянии кричу самому себе,- потому что бездействуешь. Потому что ты беспомощное ничтожество, которое может только терпеть. Ненавижу тебя. Ненавижу тебя куда больше, чем ее. Ты- разочарование» Наконец ее хватка слабеет, и она отпускает меня. Оседаю на пол сломанной куклой и, словно в замедленной съемке наблюдаю, как она отворачивается и отходит. Говорит: - Сделай так, чтобы я сегодня тебя больше не видела. Заставляю себя подняться и плетусь в дальнюю комнату. Закрываюсь на ключ и ложусь на кровать. Тело ноет. Только сейчас, оказавшись в одиночестве, я начинаю в полной мере ощущать боль, которую заглушала прострация. Зачем-то подцепляю лежащий рядом плед и накрываюсь им с головой. От этого не хуже, не лучше. Но я притворяясь, что это моё укромное место. Волшебный купол, под которым меня никто не сможет достать. В голове беспорядочно вспыхивают воспоминания: о детстве, о нашем с ней знакомстве, о нежных поцелуях в ночи. Пытаюсь заглушить их, сконцентрировавшись на физической боли. Напоминаю себе: «Всего один день. Всего день, и я уйду» *** Плотный солнечный свет растекался по истертой локтями столешнице, и теплый запах свежей выпечки щекотал нос. Я сидел за столиком у окна и рвал бумажные салфетки на тонкие прямоугольные лоскуты. - Паршиво выглядишь, - Венти поставил передо мной поднос с сэндвичами. - Не спал? - Ага, - я взял свой сэндвич и откусил от него кусок. Рассказывать о вчерашнем вечере я не стал- было стыдно. Чего жаловаться, если сам виноват в том, что ничего не сделал, чтобы изменить ситуацию? Друг занял место напротив, развернул бумажную обертку и окинул меня грустным взглядом. - Слушай, может, напакостишь ей перед уходом? Есть один способ: покупаешь шприц, берешь сырое яйцо и заливаешь желток под плинтусы, дверные косяки и куда угодно, где она никогда не догадается посмотреть. Когда это все стухнет, запах будет такой… - Не хочу, - сказал я,- не хочу проводить в этом доме ни одной лишней секунды. Мне плевать, что с ним будет. Я просто хочу уйти и забыть обо всем этом. - Понял, прости, - вздохнул Венти. - Ты собрал вещи? - Да. Вещей у меня было не так много. Вчера я наскоро покидал все основное в рюкзак, а остальное уместил в пластиковый пакет из продуктового магазина. - У меня тоже все готово, - продолжил друг. - Поживем пока в одной комнате. Я уже и постельное белье приготовил- отдам тебе пододеяльник с принцессой Фишль. Я едва не подавился смешком. - Венти, ну даешь. Откуда у тебя белье с принцессой Фишль? Венти многозначительно приложил указательный палец к губам. - Лучше тебе не знать. Какое-то время мы обедали, обсуждая, отвлеченные темы: что будем делать, когда съедемся, поступим в вуз (на секунду я позволил себе представить, что у меня получится это сделать), сходим на фестиваль красок или на выставку комиксов. Я знал: Венти старался сделать наш разговор максимально нормальным, похожим на те, что у нас были раньше. Чтобы я хоть немного расслабился. Как ни странно, это работало. Когда тугой комок нервов перестал стоять поперек горла, он заглянул мне в глаза и осторожно предложил: - Ну, давай подумаем, как сказать ей об уходе что ли… Я кивнул. И мы приступили. В основном, конечно, обсуждали не что сказать, а что сделать, если она отреагирует плохо. - Думаю, она будет кричать. - Тогда хватай сумку и молча уходи. - А если она кинет в меня чем-то тяжелым, пока я буду открывать дверь или завязывать шнурки? - Тогда дверь лучше открыть заранее, а шнурки завязать уже потом, когда из подъезда выйдешь. Просто заткни их в ботинок. - Ага. А вдруг она за мной погонится на улицу, и у меня не хватит сил убежать, потому что вещи слишком тяжелые? - сказав это, я одернул себя. - Боже, ну и бред. Я превращаюсь в параноика. - Это ее влияние. Уйдешь- станет легче, - Венти ободряюще похлопал меня по плечу. - Слушай, может, тебе вообще не нужно ей в лоб говорить, что уходишь? Возьми вещи, да уйди, а о расставании по телефону ей скажешь. - Ну уж нет. Я же не трус какой-то, - я сложил руки на груди. - О таких вещах не говорят по телефону. Это неуважительно. Да, я знаю, что в последнее время она плохо со мной обходилась. Но у нас и хорошие дни были. Я ведь… Я правда любил ее. Мне бы не хотелось прощаться с этой любовью по телефону. Венти тяжело вздохнул. - Твоя правда. На том и решили. *** Вещи собраны и оставлены у входной двери. Ещё раз проверяю, ничего ли я не забыл, ставлю кеды на видное место, заранее вставляю ключи в замок и делаю глубокий вдох. «Пора» Иду к ее комнате, чувствуя, как выброшенный в кровь адреналин холодит кончики пальцев колким ознобом. Осторожно стучу и приоткрываю дверь. Она сидит за рабочим столом, заполняя отчетные бумаги. Услышав меня, поднимает голову и пристально наблюдает, как я подхожу. - Нам нужно поговорить, - заставляю себя заглянуть ей в глаза. - Сяо, дорогой, я устала, - она утомленно трет переносицу. - Давай в другой раз. В ее голосе звучит привычная мягкость. Отчего-то я сразу вспоминаю о вечерах, когда она гладила меня по голове перед сном, прижимая к себе, и какая-то часть меня моментально реагирует, заставляя усомниться в своём решении. Отгоняю воспоминания и настаиваю: - Нам нужно поговорить сейчас. - Ох, ладно, - она откидывается на спинку стула и складывает руки на груди. - Что случилось? Плохо себя чувствуешь? Ты бледен. Говорит так, как будто ее это волнует. - Я в порядке. Но я должен сказать тебе кое-что. Она вопросительно поднимает бровь, и я выдыхаю: - Нам нужно расстаться. На несколько секунд воцаряется непроницаемая тишина. - Что? - она давится снисходительным смешком. - Шутишь? - Нет. Я уже давно думал о расставании, и вчерашний вечер поставил точку в этом вопросе. Я ухожу. Вязкий страх ворочается внутри, когда я вижу, как презрительно кривятся ее губы. - Правда? - спрашивает она саркастично. - И что же произошло вчера вечером? - Ты была там. Зачем спрашиваешь? - Мне интересно услышать твою версию событий. «Хочешь, чтобы я рассказал, как ты залепила мне пощечину? Сколько их было? Три? Четыре? Пять? Или мне посчитать, сколько минут ты драла на мне волосы? Или хочешь узнать, как я себя чувствовал, когда ты пнула меня в живот? Или прижала к стене и расцарапала мою шею? Что из этого ты хочешь услышать?» Впрочем, это не имеет никакого значения. Ни для одной из этих вещей у меня нет слов. Поэтому я отвечаю просто: - Ты мне очень больно сделала. - А ты мне? - моментально спрашивает она. - Я тебе ничего не сделал. Я просто сходил погулять. - Снова начинаешь? - в ее глазах вспыхивает гнев. - Ты это специально, да? Мало тебе вчерашнего вечера? Делаешь что угодно, чтобы меня довести, провоцируешь, а потом хнычешь, когда я срываюсь. - Я не провоцирую… Она поднимается с места и толкает меня в плечо. - Нравится из себя жертву строить, а? Бедненький- несчастненький. Мне тебя пожалеть? Я перехватываю ее руку и выдыхаю: - Не смей ко мне прикасаться. У тебя нет права… - Да что ты? И это после всего, что я для тебя сделала? - она срывается на крик. - Неблагодарная ты скотина. Кто перевязал тебе руку? Я! Кто убирал за тобой беспорядок в ванной? Я! И где моя чертова благодарность? Знаешь что? Если ты такой эгоист, ты заслуживаешь всего дерьма, что с тобой происходит. Права была твоя мать: ты- разочарование. Слова вонзаются под кожу тысячью игл. Я пытаюсь подобрать ответ, но, прежде чем успеваю, что-то внутри отзывается: «Я знаю» «Знаю. Я разочаровал тебя, свою мать и себя самого. Мне жаль. Я пытался стать лучше, но у меня не вышло. Я не забываю об этом ни на секунду. Мне действительно жаль» Впрочем, вслух я заставляю себя сказать совсем другое: - С меня достаточно. Прощай. Сил смотреть на нее больше нет. Я отворачиваюсь и делаю шаг по направлению к двери, но она хватает меня за запястье. - Ты никуда не уйдешь. Я пытаюсь вырвать руку. - Ты никуда не уйдешь, если не хочешь, чтобы твои друзья увидели, как ты истекаешь кровью. Я замираю. Страх в желудке разрастается опухолью. Ее гибкие пальцы хватают со стола телефон, разблокируют и демонстрируют мне экран. Как только я осознаю, на что смотрю, ужас взрывается внутри неконтролируемой паникой. Уши простреливает звон, и я вдруг четко понимаю, что за щелчок услышал тогда в ванной. Это был затвор камеры. Она показывает мне фотографии. Фотографии, на которых запечатлен я. Я на полу. Я в крови. Я в порезах. В тех самых порезах, которые отличаются искусственной упорядоченностью, которые невозможно выдать за несчастный случай, потому что одного взгляда на чёткий рисунок достаточно, чтобы безошибочно определить его природу: раны наносили на кожу методично и долго. Своими руками. Земля под ногами становится зыбкой, а звуки вокруг- оглушительно громкими, и, когда комната сужается до экрана с омерзительными фотографиями, я понимаю, что задыхаюсь. Не могу говорить. Не могу думать. Не могу быть здесь. Невыносимо. Все это- невыносимо. Разворачиваюсь и несусь к выходу. Слышу, как она кричит мне вслед: - Хочешь уйти - уходи. Но учти: тогда все узнают, какое ты на самом деле ничтожество. Останешься, и я сохраню это в тайне. Даю тебе время до девяти: не вернешься домой - буду считать, что ты больше не мой. И секреты твои хранить перестану. Я бежал так быстро, как только мог. Сердце бешено стучало в ушах, дыхание обдирало глотку, я несся так, как будто за мной гналась свора диких собак. Ужас наступал мне на пятки, и я все не мог от него оторваться. Замедлился я только, когда в поле зрения показалось кафе, в котором мы с Венти часто обедали. Тяжело дыша, зашел внутрь, протиснулся в дальний угол и сел за наш столик, спрятав лицо в ладонях. «Тише, тише. Успокойся, приди в себя»- растираю лицо, но результата действие ожидаемо не приносит. Руки дрожали и не слушались, поэтому я отнял их от лица и пусто уставился прямо перед собой. Каждая царапина на этой столешнице была мне знакома, каждая вмятина и пятно. Я провел по ним пальцами, как будто они, осколки привычной мне жизни, могли дать мне сил. Вокруг сновали люди: смеялись, суетливо покупали выпечку и запивали сладости ароматным кофе. На секунду я захотел броситься к ним, вцепиться им в руку и закричать: «Помогите мне! Помогите!», рассказать про уговор с Венти, о вчерашнем вечере и фотографиях. Омерзительные изображения снова ожили перед глазами, и я едва сдержал рвотный позыв. Нет, исключено. Я никому никогда о них не скажу. И потому никто никогда не сможет мне помочь. Меня захлестнуло отчаяние. Бессильное, вязкое и безграничное. «Что же делать? Что же мне делать? Боже мой, что мне делать?» Паника снова подступила к горлу. «Приди в себя, - я вцепился в собственные волосы, - приди в себя и рассуждай здраво. Что произойдет в худшем случае? Что если друзья увидят эти фотографии? Неужели ты думаешь, что они отвернутся от тебя?» Нет. Никто из друзей меня не осудит. Наоборот, они скажут, что эта женщина- ужасный человек, что я правильно поступил, когда ушел, и что моей вины в произошедшем нет, а потом добавят все прочие соболезнования, которые полагается говорить в таких случаях. Но дело было не в том, что они скажут или чего не скажут. Я просто знал, что не вынесу, если кто-то увидит меня таким. Если кто-то узнает об этой части меня, об этой омерзительной, слабой части меня, которую я всю жизнь старался спрятать и подавить. Я не вынесу этого. Я убью эту часть. И себя вместе с ней. «Что же мне делать? Что же мне делать?» Я уже знаю ответ, но продолжаю сидеть, наблюдая, как солнце разливается по горизонту кровоточащим закатом. И, когда по земле начинают змеиться первые сумерки, я понимаю, что времени у меня больше нет. Дрожащими пальцами достаю телефон, нахожу нужный контакт. Проглатываю ком ужаса, вставший поперек горла. Пишу: «Венти, спасибо тебе за поддержку! Ты не поверишь, что случилось: я сказал ей о расставании, а она очень расстроилась и попросила все обсудить. Мы спокойно поговорили, и я рассказал ей обо всем, что делало мне больно. Внимательно меня выслушав, она попросила прощения и сказала, что постарается быть лучше, и что ей стыдно за то, что она тогда на меня сорвалась. Я сейчас так рад, ты представить себе не можешь! Думаю, нам с ней стоит попробовать ещё раз. В конце концов, а что я теряю? Я ведь всегда успею уйти» Палец зависает над кнопкой «отправить», и ненависть к себе выжигает глотку. Невыносимое, нестерпимое чувство. Уже тогда я понимаю, что, придя домой, первым делом вырежу ее из своего тела. «Как все дошло до этого?» «Почему я вру своему лучшему другу?» «Почему я своими руками разрушаю собственную жизнь?» «Почему я оказался недостаточно силен, чтобы вынести последнюю ее жестокость и разорвать отношения?» «Недостаточно. Меня снова оказалось недостаточно» «Права была моя мать: я- разочарование» «Я заслуживаю всего дерьма, что со мной происходит» Горячая влага жалит глаза, и я вдавливаю кнопку "отправить".