Костюм-тройка

Альбус пил. Пил так безбожно, что Аберфорту казалось, будто его брат никогда и не был профессором, да и уже не будет. Аберфорт не поучал, нет. Да и чему нужно было поучать? Он не хотел превращаться в своего брата, а потому позволял делать другим то, что им хочется, а не то, что нужно. Тем более, то, что нужно было сделать еще летом 1899, Альбус выполнил. Пусть не так, как хотелось всему миру. Пусть с опозданием на 46 лет. Но сделал. Одному Мерлину было известно, как Альбус провернул так, чтобы совы продолжали прилетать в его рабочий кабинет, а не сюда, в паб, где он находился физически последние несколько дней. Именно «находился». Адекватным, или хотя бы приемлимым это состояние нельзя было назвать, глядя на постаревшего волшебника со стороны. Единственный жест в направлении брата Аберфорт делал тогда – уже третий день подряд: брал полумертвого Альбуса и тащил на второй этаж, а затем клал на кровать прямо напротив портрета Арианы. «Ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше». Чтобы он не вздумал жалеть. Не загубленную жизнь Арианы, конечно же, нет. Альбус всегда жалел только себя, загубленную любовь, или какие-там еще бредни приходили в его пьяную голову. Альбус не рассказывал. А Аберфорт и не спрашивал. Не хотел слушать. Не готов был услышать. Но честно говоря, Берти обрадовался смятой бумаге из Министерства, небрежно оставленной на столе Альбусом. Очевидно, использованной вместо салфетки во время попойки. После вечера с огневиски чернила на пергаменте выдержали в неизменном виде лишь финальную фразу: «Форма одежды – парадная». О, с этим у Альбуса никогда проблем не возникало. Выбор найдется. Следующим утром Альбус ушел в Хогвартс. А затем, видимо, в Министерство или Конфедерацию магов, уж Аберфорту было невдомек. Его как обычно на церемонию не пригласили, но потеря невелика. Чутье подсказывало Берти, что и на сегодняшний вечер паб придется закрыть для посетителей. Трансляцию торжественной церемонии награждения орденом Мерлина первой степени проводили на всех континентах. Во время вручения награды неприлично бородатый Альбус сделал глубокий выдох, даже не переживая, попадет ли перегар в лицо милейшей Сантос. Игла ордена Мерлина за заслуги перед волшебным миром прошла лацкан пиджака и казалось, что вместе с тканью прошила аорту насквозь. Альбус закрыл глаза, чтобы избавиться от боли, от раздражителей в виде ярких вспышек колдокамер. А с закрытыми глазами стало еще хуже. Невозможно было вытравить призраков памяти. Выжечь случившуюся «победу». Сегодняшний вечер будет таким же. Он знал. А потому увидел ничуть не удивленного Аберфорта на пороге Кабаньей головы, молча пропускающего внутрь паба. Аб только хмыкнул, оценив красоту костюма с новоиспеченным значком на зеленой ленте. Как когда-то оценил первый значок старосты факультета, полученный братом на пятом курсе. В этот раз отличие было в том, что идеального Альбуса едва не стошнило уже на пороге паба. А далее Ал разделся. Разделся до нижнего белья как маггл, чтобы потом подобрать вылетевшую из кармана «подаренную» Старшую палочку и проверить ее в деле. Инсендио получилось действительно мощным. Даром, что Аберфорт сначала отругал его за порчу имущества, а затем, впервые со смерти матери, утешающе гладил по плечам и отдал бутылку огневиски. В последний раз. Сметая пепел сгоревшего костюма-тройки и выбрасывая в камин огарки, Аб поднял с земли его - тот самый уцелевший металлический орден. Ленты не осталось. Хмыкнув в очередной раз, Берти отправил медаль в жестяную банку для чаевых. Лучшего места, чем рядом с проржавевшими кнатами, у него не нашлось.

***

Спустившись на следующее утро с лестницы с гудящей головой, Альбус услышал, что в пепле камина кто-то есть. Так феникс впервые явился после 1945 года к старшему Дамблдору. Профессор лишь пожал плечами: время будущей физической смерти для него теперь имело мало значения. Но живое существо полагалось накормить. Альбус перестал носить костюмы. И посещать мероприятия награждения в Министерстве магии. Нежное щебетание птенца залечило головную боль. Но даже галлона его слез не хватило бы, чтобы залечить зияющую рану души. Спасибо за старания, Фоукс. Спасибо за то, что однажды, ты зажег во мне жизнь, Геллерт. И выжег ее дотла.