Сага о тенётнике и термите

      Свернув с рю Мондетур, обогнув жилой массив из шахматных бетонных коробок с заявкой на озеленение, мимо притиснутых к ним доходных домов, низко наклоняя голову, чтобы не запутаться в сохнущем на верёвках белье, проходя между забегаловкой со скатертями в красно-белую клеточку и секс-шопом за углом, можно выйти к пристанищу коммерческой любви и мятежа за три франка — «Дезидерате». Её высокие стены, облицованные неоновыми трубками и ржавчиной — где настоящей, а где и деланной для придания флёра антикварной загадочности, её паутинные хитросплетение тонких стальных лестниц напоминали о прошлом в качестве нефтеперегонного завода. Оказалось, в своём нынешнем виде борделя она принесла Нью-Пари куда большую пользу.       Получив от Инквизиции план здания, Корпус Содействия втихую дежурил у борделя с самого утра, отправив вовнутрь нескольких своих засланцев под видом клиентов. Хоть им и доходчиво объяснили, что идут они туда работать и, возможно, ещё усерднее, чем принимающие их девочки, но лазутчики КС всё равно совсем не выглядели расстроенными. К вечеру подтянулись более заметные силовые отряды, заблокировав все возможные пути отхода, в том числе и подземные, дабы не дать возможности и одному члену Сопротивления сбежать.       Прислушиваясь к тихим шипениям раций, щелчкам затворов, скрипу резиновых колёс и шороху почти незаметных в ночи чёрных бронекостюмов, Лу достала уже горькую жвачку изо рта и, открыв заднее окно служебной машины, выбросила её на асфальт. Звенящее напряжение пробивалось сквозь бронированные двери. Отряды силовиков с оружием нервировали её лишь в шипастых, полустёртых отпечатках жизни в Термитнике, и то это не было похожим на забытую инстинктивную тревогу, скорее забавные воспоминания, схожие с детскими, когда до смерти боишься монстра под кроватью. Она чувствовала себя в своей стихии — за столько лет Лу успела проникнуться сладостным ожиданием страха, формирующимся под тяжёлой рукой деспотичной власти. Власти Иво Мартена, которую она транслировала через себя.       Жёсткий трикотаж водолазки натирал шею, тяжёлый броник сдавливал грудь, было неуютно дышать. Сознание Лу, девственно чистое впервые за долгое время, выжимало собой капли здравомыслия, как пропитанную потом футболку, и ей ещё никогда так сильно не хотелось сломать чьи-то зубы о кусок арматуры. Фигура Иво, изъявившего желание непосредственно присутствовать при задержании, зашевелилась рядом. Его силуэт в темноте, обрамлённый только тусклым и рассеянным светом уличного фонаря, выглядел массивнее обычного из-за такого же бронежилета, спрятанного под длинным пальто. Волосы, также необычно, были собраны в высокий пучок.       Он закинул ногу на ногу и сжал колено Лу сквозь плотный рип-стоп тактических брюк.       — Готова?       — Всегда.       Рация в машине выдала более громкое шипение и резко умолкла. Воздух в машине будто бы закоптился, поднялась ощутимая тёплая волна крамольных замыслов, от которых у Лу кожа на загривке пошла мурашками — ведь исходили эти замысли как раз от самого Мартена.       — К внезапной смене планов, надеюсь, тоже?       — Смене планов? — Лу удивилась, но ей это уже не нравилось.       Иво повернулся к окну и безразлично потёр его пальцем. Жёлтый свет уличного фонаря, через стёртую прореху в конденсате, стал чётче и ярче.       — Я видел вывеску игрального зала недалеко, когда мы проезжали. — Прочитать его бледное лицо в темноте не представлялось возможным, но на последних словах голос заметно и бесстыдно повеселел. — Сыграешь со мной?       — Ты хочешь пойти… — Лу думала, что бредит из-за ломки, — в аркаду?       — Да, именно туда и хочу.       — Это Термитник.       — Душа моя, я хорошо знаю свой город.       Лу нахмурилась.       — Небезопасно.       Иво подсел ближе и наощупь поправил нагрудный карман её бронежилета, несколько раз отодрав его от липучки. Бесполезные действия рук выдавали непривычную нервозность Приора Инквизиции.       — У меня всегда есть и будешь ты.       Лу поймала его запястье и подозрительно вгляделась в чёрные глаза — в темноте они то же, что и застывшие в безвременье времён пустые дыры. Она думала о том, как было бы проще просто отвести Иво за ручку и приставить к Гектору, чтоб он перестал маяться хернёй и выдумывать от безделья всякую чушь, но всё-таки Лу чувствовала, что что-то не так.       Он ждал этого задержания, жаждал с такой восхищающей её яростью, а теперь хочет просто уйти.       — Но если я буду играть с тобой…       — Возьмём ещё нескольких, — Иво открыл дверь машины и все окружающие звуки словно вынырнули из-под толщи воды, набрав объёма. — Идём.       Лу послушно вылезла за ним, и нагретый воздух кожаного салона сменился свежим запахом мокрого асфальта и сырым паром из канализационных люков. Иво скомандовал ближайшим двум силовикам следовать за ним. Они переглянулись, неизвестно чего ожидая увидеть в лицах друг друга сквозь маски и опущенные забрала, и подчинились. Гектор, будто на подсознательном уровне почувствовав удаляющегося с места действия начальника, выглянул из-за глянцевого кузова автозака.       — Месье Приор, вы куда?       — Прогуляемся, — бросил Иво, не оборачиваясь, крепко беря Лу за руку. — Не ждите нас, Гектор.       Миновав линию реставрирующихся зданий, прикрытых рекламными голограммами поверх зелёной фасадной сетки, перейдя шумный перекрёсток на рю Рамбюто, сияющий как бессонные колёса автоматов патинко, заправленные металлическими шариками, как и этот перекрёсток — неоновой горячностью, пленительной зависимостью термитов от нездоровой яркости действительности, которую в своём естественном проявлении встречаешь только в экранах.       Идти за руку с Приором по Термитнику было сроду выгуливания аллигатора на поводке. Лу впервые ощутила, что на поводке вроде как именно он, а не она. Иво держал это место в крадущемся ужасе годами, был нависнувшей тенью, был бликом гильотинного лезвия в окнах тёмной ночью, что принимаешь за фары машин, восемь глаз ему было достаточно, чтобы выворачивать изнанку каждого угла и восемь лап, чтобы вытряхивать оттуда всех притаившихся грешников.       Идя с ним за руку по Термитнику, Лу ощущала снизошедшее благоговение.       Действительно недалеко от «Дезидераты», между одинаковых клеток-магазинчиков, окроплённых световыми красками, затесался игровой зал — пошире и подлиннее всех соседей. Своего рода пурпурный рай колоритных, доштормовых забав.       Неожиданные гости, заявившиеся туда ничего не предвещающим вторничным вечером, присутствующих удивили и напугали. Все обернулись синхронной волной на вошедших силовиков с оружием, на девушку в военной форме, у которой сквозь скорлупу жизни генетически чистой просачивался родственный термитный шлейф, и, наконец, на выспренную фигуру в чёрном плаще с эмблемой Инквизиции на груди, которая подозрительно напоминала Приора Иво Мартена. Но глава Инквизиции не может быть в таком месте и в такое время. Это должен быть какой-то розыгрыш или массовая галлюцинация от паров гретого пластика и жидкокристаллических дисплеев.       Приход неожиданных гостей стоил присутствующим несколько десяток тысяч потерянных за секунду нервных клеток и, что было куда страшнее, слитых рекордов в галаге.       Иво, не обращая на термитов никакого внимания, прошёл мимо автоматов, мимо столов для аэрохоккея и перемигивающихся дэнспадов, сразу направившись к заинтересовавшей его светлой кабине с прозрачной стенкой, похожей на остроносый вагон маглева. Пространство внутри кабины было белым и голым, и на таких же белых подставках, словно самостоятельно выросших сталагмитов из хромированной стали, лежали шлемы виртуальной реальности с лазурной подсветкой и дополнительными дерматродами, крепящимися к вискам.       Иво опёрся плечом о стекло и повернулся к Лу.       — Что это?       — «Нападение на замок Нэн-Руж», — сказала она, указав пальцем на объёмные полированные буквы над кабиной. — Ролевое фэнтези с зацикленной сценарной механикой.       Иво зыркнул на неё исчерпывающе, иронично улыбаясь одним уголком губ.       — Вопрос тот же.       — Игра полной виртуальной реальности, дополненная искусственным интеллектом.       Лу настолько было лень шевелить языком, что все нужные слова сами вскакивали на его кончик, лишь бы поскорее он снова смог принять спокойное состояние.       — ИИ подбирает игроку его аватар из базы загруженных элементов фэнтези образов с помощью считанной информации из психопрофиля.       — Это… интересно, — Иво всмотрелся в стеклянную стенку, будто пытаясь найти за ней что-то ещё помимо подставок и шлемов. — И кто нападает?       — Мы нападаем.       — А что будет, если не нападать? Такая опция есть?       — Есть, можно и не нападать, — она пожала плечами. — Деньги впустую. Это боёвка без определённой цели. Чтобы пар выпустить, например.       — А если… — Иво не унимался. Лу не могла вспомнить, когда он в последний раз проявлял такой искренний энтузиазм к чему-либо настолько простому, — начать делать что-то непристойное?       Они отзеркалили мимику друг друга, озорно приподняв правые брови.       — Игра не позволит. Как только поймёт, что игроки не следуют сценарию, разъединит их и выбросит либо к стартовой позиции, либо сразу из реальности.       — Это уже неинтересно.       — Для непристойностей есть другие кабинки с другими сценариями. Только их не в аркадах надо искать.       — Пробовала этот «замок» когда-то?       — Похожие, но менее навороченные — да, но такой — не довелось. Слишком дорогое и несущественное для меня было развлечение.       Иво молча обошёл кабину сбоку и, достав телефон из внутреннего кармана пальто, приложил его к сенсорной панели справа от еле заметного канта двери. Через несколько секунд панель пикнула, и дверь отъехала в сторону. Иво потянулся к руке Лу, беря её за пальцы, подталкивая к проёму.       — В таком случае, мадемуазель вперёд.       Они вошли в кабину, дверь за ними закрылась, силовики сразу встали на свой безусловный пост, а стеклянная стена медленно размылась, будто на неё выплеснули чашку молока, сливаясь с остальной белизной.       Надев шлем и прилепив дерматроды к вискам, Лу поняла, почему кабина была отделана этим запредельным, приносящим боль сетчатке белым цветом. Загрузка виртуальности оказалась не самым приятным для зрения и ощущения процессом — перед глазами поплыло, материя поползла шумами и пёстрыми глитчами, белый свет округлился, разделился и стал снежными хлопьями, улетающими в бессубъектную грань восприятия. Если бы кабина не поглощала весь цветовой диапазон, имела хоть один лишний спектр, то от сенсорной перегрузки мозг бы моментально подал сигнал на опустошение желудка.       Наконец, белый свет исчез, и какое-то мгновение Лу непонимающе крутила головой от дезориентированности. Закрыла и открыла веки. Перед взором раскинулось игровое поприще — гигантское углубление, будто грубо выдранное из базальтовой скалы, испещрённое не пойми откуда взявшимися облетевшими деревьями, с голыми, крючковатыми сучьями, и сооружённый в этом углублении величественный замок, обтянутый морозным туманом — такой, каких не существовало и в далёком доштормовом прошлом. От явления чего-то настолько незнакомого и великолепного сердце забилось чаще. Эклектика искусной, утончённой мрачности пламенеющей готики и резкой, злой тяжести, воинственности горной крепости, соединяла в себе букеты чёрных кристаллов, словно выращенных прямо на сером кирпиче, с высоченными колоннами масверка и короной остроконечных шпилей, уходящих в ночное небо, подёрнутое густым скоплением туч. Из-за них, неровно надкусанная, выглядывала жёлтая луна.       Лу, охваченная сбивающим дыхание восторгом, засмеялась и опустила взгляд, оглядев саму себя. Сначала ей показалось, что кожа приобрела синий оттенок из-за некорректно внедрённого освещения, но через секунду, покрутив собственную руку перед глазами, осознала, что она действительно стала синей. Волосы, украшенные парой мелких косичек, заканчивались на уровне поясницы, а одет её аватар был в высокие сандалии и светлую ткань, повязанную узлом на бёдрах и крест-накрест на груди. На кончиках, как показалось, удлинённых пальцев вспыхивали искорки огня, намекая на способность подобранную ей искусственным интеллектом.       Лу повернула голову, когда услышала справа отчётливый лязг латных доспехов. Перед ней вырос аватар Иво — он был, как минимум, на две головы выше оригинала. Его тело — а оно очевидно принадлежало ему — было защищено тяжёлой металлической бронёй, подделанной под заиндевелый человеческий скелет. На больших ладонях — обе размером с её лицо — были натянуты железные перчатки с когтями, как у хищной птицы. На его голове, будто продолжением костей черепа, росли три вогнутых острия, а сквозь распущенные, длинные волосы виднелась пара заострённых ушей. Лицо же его осталось прежним — бледным, бесстрастным, с внимательными чёрными глазами.       Окинув взглядом фэнтези образ Иво, Лу мысленно восхитилась ещё сильнее.       Искусственный интеллект, каким бы он ни был искусственным, превзошёл сам себя — фигура в доспехах была удивительно точным отражением внутренней силы беспринципной жестокости, передавала его роль, как главы Инквизиции, его истинную, иную природу, саму её суть.       Тем не менее, Лу своего восхищения не показала, лишь цокнула языком и наигранно обижено нахмурилась.       — Несправедливо, знаешь ли.       — Ты так считаешь?       В больших железных руках появился стальной меч, с красивыми, витиеватыми дужками на эфесе, и серебряным навершием. Иво с лёгкостью поднял его, осматривая с интересом.       — Может, я бы тоже хотела, чтобы у тебя вместо брони одна только тряпочка на бёдрах была.       — Ты видишь меня в таком виде с простынёй почти каждое утро.       Иво крутанул меч неуверенной восьмёркой и направил его на Лу, осторожно коснувшись самым кончиком её шеи. Она подалась чуть вперёд, закусив нижнюю губу, позволив острию надавить на кожу. Тело прострелило необычным импульсом, призванным в виртуальной реальности имитировать боль от полученного урона.       — Недостаточно?       — Это… другое.       Игра для них началась.       Лу была счастлива, наконец, выместить свою злобу и таки начать ломать зубы — у существ, наводнивших замок, они были похожи на рыбьи. Антропоморфные модельки, специальным образом созданные так, чтобы вызывать максимальное отвращение, имели красный матовый окрас, похожий на пластилин, невысокий рост, монструозные морды, остановившиеся где-то между свиньями и толстолобиками, но очень сильные лапы и челюсти, в чём Лу смогла убедиться на собственной ирреальной плоти. Игра не допускала явственный гор, а потому, когда мелкие нэн-ружи подбирались достаточно близко, чтобы нанести игроку урон, то аватар шёл лёгкими волнами, где смыкались их челюсти или драли когти, а сам игрок ощущал уже знакомый дезориентирующий импульс.       Иво и Лу проходили узкие тёмные коридоры, освещённые нарисованными текстурами редких настенных факелов, бесчисленные каменные холлы, холодные и полупустые, усыпанные цифровыми останками проигравших аватаров с разодранными, недоеденными конечностями и сгнившими лицами — среди чужих образов угадывались разнообразные светлые и тёмные эльфы, тонкие, зелёные тельца дриад и могучие кабаньи головы гоблинов и орков.       Иво быстро приноровился к мечу, что идеально ложился в ладонь, плавно чередуя быстрые удары с сильными, войдя в один ритм с искусственно ограничивающей его шкалой выносливости. Лу чувствовала непривычную мощь огня в руках, и как после каждого потока пламени или горящего шара восполняется её шкала энергии.       Игра была реальностью в красивых декорациях.       Они сражались вместе, спина к спине, прикрывая и защищая друг друга, как сражались и в жизни — с яростной беспечностью, играющей необходимостью, с одиозной жаждой к ненависти, к любви и к боли. Своей и чужой.       И в какой-то момент нечто великолепное, большее, чем субъективные поступки и объективные события, сошло с берегов её ярчайшего неона и его мертвенных бетонных плит, и предстало в своём многообразии Единообразия, уникальной, как время, как последняя вспышка сверхновой, после которой уже ничему новому не родиться и никому не быть.       Ничему и никому не быть таким, как они.       Их танец огня и стали был монументален и блистателен.       Лу пробудила из глубины внедрённых в неё способностей очередной пылающий шар, бросив его в приближающегося нэн-ружа. Тот отлетел через весь пролёт между каменными лестницами к стене, повалился на пол, и красная шкурка очень натурально зашкварчала. Она обернулась как раз в нужный момент, когда Иво, уклонившись от удара когтей второго монстра, отступил на ведущую наверх лестницу и, совершенно забыв про аномально высокий рост своего аватара, не успел ударить мечом и хлопнулся затылком об арочный проём. Потеряв равновесие, он завалился назад, упав копчиком на ступеньки, и металлические доспехи оглушительно загрохотали. Лу аж взвизгнула от внезапно охватившего её смеха. Пронырливый и злобный нэн-руж, раненный в костлявое плечо, забыл про Иво и сразу бросился к ней. Лу смогла лишь попасть парой искр ему в нижние конечности — шкала энергии ещё не восполнилась. Тот отскочил шустрым прыжком влево и тусклый имитационный свет от факела попал точно на морду. У Лу на мгновение перехватило дыхание, и она сама не поняла почему, словно исходные аффективные реакции вспомнили что-то быстрее, чем голова. Если у остальных монстров глаза были рыбьи — выпученные, круглые и пустые, что было логично, ведь они просто модельки — точные копии друг друга, то этот совсем отличался. Его глаза были обыкновенными, человеческими — светлыми, ясными, и настойчиво скребущими корку подсознания, а на красной морде отчётливо виднелись две горизонтальные голубые полоски, словно нарисованные гуашью. Одна была над глазницей справа, а другая под ней, но слева, и Лу казалось, что вот-вот сознание её покинет. Она рефлекторно подняла руки и огонь вырвался из синих ладоней удивительно могущественным потоком, сжигая монстра дотла ещё до того, как он напал.       Покинув игровой зал, они вернулись обратно к «Дезидерате». Рации шумели яростнее, шуршание бронекостюмов стало громче, бойцы Корпуса Содействия оцепили всю территорию борделя, и за мгновение до того, как закрылась дверь глянцевого автозака, уже наполненного членами Сопротивления, Лу увидела внутри эти светлые глаза вновь. И горизонтальные голубые полоски, словно нарисованные гуашью, там тоже были — на осунувшемся, измождённом, но безоговорочно узнаваемом лице.

***

      Зал посещений в тюрьме Инквизиции был неким архитектурным рудиментом, ведь все, кто в ней оказывались, редко доживали до свиданий с близкими. Небольшая комната, поделённая напополам бесцветной стеной с вырезанными прозрачными окошками, раскладными стульями и доштормовыми трубками связи навевала чувство обречённости своей продрогшей безжизненностью — даже лампы на потолке с горем пополам включились, а некоторые и вовсе продолжили упёрто мигать через превозмогание.       Когда Лу завели внутрь и закрыли за ней дверь, Йонас, одетый в серую форму заключённого с миниатюрным портретом и номером на груди, сидел по ту сторону стекла, вертя трубку из шершавого пластика. Лу села напротив и тоже взяла её в руки, поднося к уху.       Голос Йонаса сквозь решётчатый динамик звучал бархатно, но глухо. Последний раз они тоже говорили по телефону, и именно таким она его и помнила.       — Не думал, что снова тебя увижу, — тонкие, сухие губы продемонстрировали что-то наподобие ехидной ухмылки — по сути, лишь тени той, какая она у него была раньше. — Не по криминальным новостям, имею в виду.       Лу нервно сжала трубку, и пластик жалобно скрипнул. Ладони её вспотели.       — Это политические новости.       — А я как сказал?       Во второй раз у него уже получилось лучше — ухмылка была почти такой же.       Лу оглядела осунувшееся лицо чуть внимательнее. Йонас выглядел старше, действительно старше. Даже с лёгким перебором. Щёки жёстко впали, подбородок заострился, в уголках глаз появились заметные морщинки — очевидно вызванные не естественным течением взросления, а грубым, тянущимся ситуационным вмешательством, более знакомым под названием «херовая жизнь». Лишних годков ему также подкидывала светлая недельная щетина.       Йонас пристальный взгляд Лу не проигнорировал.       — Пытаешься найти в моих глазах осуждение? Как раньше? Не старайся, не найдёшь.       — Не осуждение, Йонас.       Лу спокойно положила одну руку на столик, будто прилежная ученица за партой, и прижала ухо ближе к трубке. Её губы чётко произнесли одно лишь слово:       — Страх.       На Йонаса это эффекта не возымело.       — Тем более, — он пожал плечами. — Я не боюсь.       — Ты приговорён к казни за соучастие в стрельбе и убийстве кардинала.       — Адвокатом заделалась? Успела выучиться за шесть лет?       Йонас досадно поджал губы и заговорил так, словно уже очень давно ждал свою очередь облегчить душу.       — Другие этим занимались, не я. Рассказал достаточно, только меня здесь никто не слушает. Приор твой крови хочет, и всё тут.       Лу огрызнулась.       — Мой Приор справедливости хочет. Шесть лет назад ты в грудь себя бил, говорил, как не желаешь быть причастным к смертям, даже тех, чья вина доказана. Вижу, многое изменилось.       — Ты помнишь, неужели?       В светлом взгляде промелькнуло искреннее удивление — Йонас был уверен, что Лу за годы службы выскребли до дна, не оставив никаких воспоминаний о прошлой жизни. Сама Лу тоже была в этом уверена, но воспоминания не столько возвращались, сколько набирали значимости, смысла, веса.       Впервые.       Его удивление моментально перешло в тяжёлый покров горечи.       — Всё изменилось, Лу. У меня были шансы стать кардиохирургом и спасать жизни, у меня была моя лучшая подруга, а не цепной пёс на привязи у Инквизиции. У меня была сестра.       Лу вздрогнула, сглотнула, сердце смутно бухнуло. Пластик в руке вновь жалобно застонал.       — Была?       — Была.       Йонас кивнул. Не успела она открыть рот, чтобы спросить о судьбе Ирмы, как он вмиг отрезал:       — Тебя это не касается. Теперь нет.       Лу устало вытерла лоб потной ладонью.       Этот разговор — она сама не понимала, чего ожидала, и хотела от него услышать — истощал её, тянул за нитку, распутывая клубок страшной, полупсиходелической жизни бойцового пса, которой она жила последние шесть лет. Но ещё больше разговор завлекал в свои сети похороненного прошлого, словно Лу окуналась с головой в могильную землю, полную бередящими сознание червей.       — И на кой, спрашивается, хер я за тебя жопу рвала? Подох бы еще тогда в петле и ничего бы этого не было.       — Ха-ха-ха, точно.       Йонас откинулся на спинку стула и заразительно рассмеялся. Его приглушённый, чуть хулиганистый смех зашелестел в динамике. Лу не удержалась и тоже хихикнула.       — Мне умирать не своей смертью и так и эдак, а у тебя бы жизнь сложилась совсем по-другому.       — Я ни о чём не жалею. У меня всё замечательно.       — Верю.       Лу лукаво усмехнулась и наклонилась к собеседнику, почти коснувшись носом разделявшего их стекла. Прошептала в трубку:       — Тебя сожгут заживо, Йонас. Можешь мне верить. Бывал в солярии когда-нибудь? Вот в такой же камере закончишь. Поджарят твоё тощее тельце до хрустящих рёбрышек.       Он в ответ усмехнулся только сильнее.       — Лу, во-первых, я стройный, а не тощий, а во-вторых… не соблазняй меня. Нас тут и так не кормят.       Они вновь рассмеялись, уже одновременно. Лучезарно улыбаясь, Йонас положил острый подбородок на скрещенные пальцы.       — Может, последнее желание, м? — Он весело приподнял бровь. — Выполнишь?       Лу махнула рукой.       — Валяй.       — Когда начнётся казнь… нажмёшь на кнопку?       — Там не кнопка, там рычаг.       Йонас закатил глаза.       — Тогда дёрнешь рычаг. Хочу, чтобы это сделала ты. Моё последнее желание.       — Хороший ход. Рассчитываешь на то, что я не смогу?       — Как раз таки наоборот.       Его тон изменился — приобрёл нотки, которых Лу не слышала ни разу за долгие годы старой дружбы.       Это было смирение.       Не лишённое гнева, не покорное, а просто-напросто очень и очень усталое. Казалось, что за шесть лет он прожил тысячу и одну жизнь, и ни в одной из них так и не нашёл мира.       — Только ты и сможешь.       Йонас поднял руку и прижал ладонь к стеклу.       — Ну как? Обещаешь?       Лу тоже поднесла и прижала свою. Между ладонями, разделёнными преградой, кажущейся такой ничтожной, родилось тепло.       — Обещаю.       Она чувствовала, что что-то не так. В душе было тревожно и непонятно, по выжженной пустыне в груди гулял ветер перемен, о которых не догадываешься. Скорлупа трескалась, все привычки, мотивы, зависимости колыхались под этим ветром, сущность, что делала её такой, какой она есть, её личность, что подобрал лично Приор Инквизиции, забивалась в страхе в угол. Жестокий, безжалостный механизм, поставивший её на колени, печально выл под взглядом светлых глаз за стеклом.       Ей хотелось впиться пальцами в рёбра и вывернуть себя наизнанку. Покопаться внутри и, наконец, понять, почему сейчас так больно и страшно.       Когда дверь за спиной открылась, Лу еле заметно дрогнула. Последний раз подняв взгляд на собеседника, она отвернулась, повесила трубку, но руку не убрала. Йонас не смог увидеть лица Приора — окошко обрезало его чёрную фигуру точно по грудь. Длинные и бледные пальцы повелительно коснулись щеки Лу.       Она ощутила непостижимый сознанием контраст. Ладонь Йонаса через стекло горела, как тлеющая на коже звезда, а пальцы Иво — её Иво, её единственного человека — были холодны, как изморозь, покрывавшая могильную землю.       Йонас еле разобрал тихие слова:       — Да, мы закончили… Конечно, идём.       Взяв за локоть, Приор увёл Лу прочь из зала посещений. Вскоре за самим Йонасом тоже пришли — нацепили наручники и отправили обратно за решётку.       По пути ему казалось, что где-то поблизости уже разогревают, как выразилась подруга, камеры солярия.

***

      Выстроенные вдоль стенки приговорённые к сожжению члены Сопротивления, все в одинаковых серых комбинезонах, напоминали гусеницу смерти. Всего их было восьмеро, считая Йонаса, и ни одно лицо Лу более не было знакомым. Помещение с одной единственной камерой немедленного сгорания было просто пустой, бетонной комнатой, несвойственно Инквизиции небрежно выкрашенной в голубоватый цвет. В ней находились ещё Гектор Баретти с охраной, сам Иво Мартен, а также конструктор капсул моментального поджаривания собственной персоной. Высокий, щупленький инженер, с безумными бегающими глазками, безудержно хлопотал над Приором, постоянно бормотал что-то себе под нос, и не мог уже дождаться, когда же придёт час дёрнуть его вожделенный рычаг.       Приговорённые были спокойны, но не все не без помощи сильных седативных. Иво сразу сказал, что не желает наблюдать визгливые истерики, слёзы, мочу и рвоту, как бывает при других казнях, а потому самым особо эмоциональным сразу вкатили анксионалитиков. Йонас, насколько Лу поняла из обрывков подслушанных разговоров, обошёлся без медикаментозного вмешательства в свой эмоциональный спектр.       В очереди на казнь он стоял предпоследним.       Капсула для сожжения, высотой в два метра, с подсоединёнными к ней по бокам керамическими трубами, изнутри обеспечена огнеупорным покрытием и прочной герметизацией. Впереди поразительным дизайнерским решением было вставлено прямоугольное термостойкое окно, чтобы всем присутствующим открывался лучший вид на казнь. Никакой практической пользы оно не несло, его сделали исключительно зрелищ ради.       Лу проследила за первым приговорённым, отправившимся внутрь. Иво, словно желая передать частичку своего азарта, крепко взял любимую за руку и поцеловал в висок.       Она еле сдержалась, чтобы не дёрнуться.       Неизвестный мужчина молча (по крайней мере, так казалось, ведь закрытая капсула почти не пропускала звуков) впечатался лбом в окно и заскользил вниз. Инженер, страдающий хроническим нетерпением, сразу же опустил рычаг, даже не услышав команды. Керамические трубы заголосили и трепыхнулись.       Лу не ожидала такого молниеносного эффекта — кабина вспыхнула изнутри с невероятной мощью. Её сверху донизу поглотило неистовое, ядовито-оранжевое пламя. Несмотря на звуконепроницаемость, чудовищный рёв, хоть и съеденный огнём, всё ещё был слышен настолько отчётливо, что душа заледенела до основания и пальцы онемели. Инженер вскоре глянул на наручные часы и, удовлетворённо кивнув, поднял рычаг обратно. Пламя растворилось, словно всосалось обратно в трубы, из которых и вышло. На полу кабины лежал обугленный скелет, как сложенный пополам детский солдатик. Огнеупорные стены и окно не подвели — на них ни осталось и следа.       Иво, убедившись в крайне картинной действенности аппарата для казней, подал знак инженеру. Тот нажал соседний рычаг, и круглый пол раскрылся, как зацветший бутон, и скелет провалился вниз. Лу понятия не имела, куда именно сбрасывали трупы, но знала то, что они сейчас на первом этаже, а под тюрьмой Инквизиции тянулись километры катакомб.       Таким же образом прошли остальные шесть казней.       Крики не прекращались, вопли горящих заживо закладывали уши. Дверь кабины открывалась всего на секунду, чтобы запустить вовнутрь очередного приговорённого, но даже этого было достаточно, чтобы всё помещение пропиталось удушливым смрадом гари и жжёной плоти.       Лу ни разу так и не взглянула на уверенно таящую гусеницу смерти, но тут перед ней мелькнула светлая макушка. Йонас ступил в кабину.       Она секундно запаниковала.       — Постойте.       К ней резко обернулись три пары глаз. Инженер смотрел озадаченно, Гектор — совершенно не удивлённо, а чёрный взгляд Иво был отравляющим, жутким до трясущихся колен. Лу дерзнула его проигнорировать, и обратилась сразу к инженеру.       — Я сделаю.       Тот, в свою очередь, вопросительно покосился на Приора. Иво нахмурил брови, всматриваясь в Лу, проникая холодными пропастями в самые глубины сознания, выискивая там искры неповиновения, но она была искренна в своём намерении и необычайно кротка.       Он кивнул и сделал жест пальцами, чтобы инженер уступил место.       — Прошу.       Она шла к рычагу, и каждый шаг по бетонному полу стучал в голове гигантским медным колоколом. Рукоять была горячей, а её ноги — ватными.       На коже ладони всё ещё горела звезда, а щёки щипало морозом могильной земли.       Лу взглянула на окно капсулы, зная, что больше не будет. Йонас стоял ровно и тоже смотрел на неё, словно не запертый в безвыходной смертельной ловушке. Часть его лица скрыло преломляющимся через стекло светом, а на губах была улыбка — уверенная, чуть досаждающая, и ни о чём не сожалеющая.       Данное обещание прожигало в черепе дыру.       Лу опустила рычаг. Фигура Йонаса навсегда исчезла в ядовито-оранжевом пламени.       Ничто не нарушило мёртвой тишины, кроме гудящих керамических труб. Он не кричал.       Как почерневший скелет сбросили вниз, она уже не видела.

***

      Ночной холодный воздух ударил в отяжелевшую голову, заныл в ноздрях при резком вдохе и засвистел в ушах. Нью-Пари своим сверкающе-гипнотическим неживым оком окинул две фигуры, вышедшие на балкон апартаментов Приора.       — Чувствуешь? — спросил Иво.       — Что? — Лу наклонилась, опёрлась левым локтём о перила балкона, подставляя лицо и шею кусающему ветру.       Иво развёл руками, медленно и театрально, будто бы лаская широкую панораму города.       — Даже воздух стал чище.       Она усмехнулась.       — Это не воздух стал чище, это мы из пропитанной гарью комнаты ушли.       — Не настолько буквально, Лу. Вдохни и ощути, как стало легче дышать, только мы избавились от головы Сопротивления.       Лу послушалась его, хотя уже не хотела. Вдохнула поглубже. Нос защипало, заныло сильнее.       — Правда, — она довольно закивала, улыбаясь нежно и ласково. — Легче.       — Это не конец, душа моя. Нам ещё столько всего предстоит сделать для этого города. Нашего города.       Иво Мартен устремил взгляд вперёд, в бескрайний горизонт, и на его гипсовой маске заиграли торжественные софиты Центра и безумный неон Термитника.       — Нью-Пари должен быть преображён.       В душе Приора Инквизиции плескалась лишь непомерная, открытая радость, гордость и облегчение.       Лу коснулась пальцами его щеки, встала на носочки и накрыла промозглые от ветра, бледные губы, согревая поцелуем. Он ответил на него горячо и властно, ведь только так с ней и мог. В нём более не осталось мыслей — Иво знал, что, как бы не упивался безграничной властью, до конца жизни будет принадлежать только ей.       Он пропал в ней, исчез с головой, и этого ничем не изменить.       Потянув за левую руку, Иво повёл её с морозного ветра назад в тёплые стены главного здания Инквизиции.       Лу последовала за ним, в голове, знающей всё меньше сомнений, пульсировали слова:       только ты и сможешь       а за спиной, в правой руке, в коротком свете белоснежного диска луны, мигнул керамбит. Обоюдоострый керамбит, переливающийся как разлитый на асфальте бензин.