Vordhosbn

      Ньен чувствовал, что за ним наблюдают.       Из темного коридора на него смотрели удивленные, слегка напуганные глаза. Спрятавшись за дверным косяком, Ньон чего-то ждал. Вряд ли он нападет, скорее всего просто проверяет, безопасно ли в доме. Он часто так делал. Ньен знал, что хозяин отдыхает за компьютером, перечитывает прошлогодние новости, а Рендал веселится в своей комнате — он обошел дом полчаса назад. Не считая пищащих кукол, рыскающих по стенам, было спокойно. Ньен ждал подобного вечера, когда он может спокойно выпить пиво и потягать гантели, посмотреть телевизор, который всегда занимает Ньон или Рендал включает видеоигры. Хотя зачем ему играть в гостиной, если у него есть свой телевизор? Пытаться объяснить поведение ребенка бессмысленно.       Ньен с протяжным шипением открыл банку. Пена полилась на пальцы. — Можно я посмотрю «Судью Джуди» с тобой? — тихо спросил Ньон. — Нет, — Ньен сделал большой глоток. Пиво защипало язык.       Конечно, Ньон не ушел. Иногда он бывал необычайно настойчивым. Он убежит, только если его припугнешь, но Ньен признался себе, что было приятно, когда за его тренировкой наблюдают.       «Он завидует моему телу», — пьяно подумал Ньен.       Он старался напрягать мышцы, чтобы те казались больше. Чтобы Ньон восторженно вздыхал, следил, как набухают вены, поборол робость и подошел ближе. Ньен хотел, чтобы пальцы Ньона мяли его предплечья, растянули майку, гладили ключицы и опускались к груди…       Ньен не заметил, как Ньон убежал. Только допил вторую банку — и темный коридор уже пуст. А может, он уже второй час так сидит, сложно было сказать. В тишине время словно замирает.       По телевизору показывали повторы всех выпусков «Судьи Джуди».

***

      Когда Ньен появился в доме, он сразу же провозгласил себя главным среди питомцев. В целом, никто не был против: Нана не претендовала на какое-либо место, казалось, она даже не знала, что в их доме есть ранги, а Ньон уступил первенство из своей доброты. От них требовалось лишь не доставать Ньена и выполнять его приказы — не сложно, если постараться. Договориться с питомцами Рендала было сложнее: они то появлялись, то исчезали, и практически не выходили из комнаты. Может, они там и умирали, но Ньена это не волновало.       Если Нана в основном ползала в стенах или спала в кладовке, лишь изредка заползала на первый этаж, по ошибке или скучала по хозяину, то с Ньоном было труднее ужиться. Начиная с того, что он занимал лучшие подушки на диване, до его радио, играющего тоскливые русские песни — его сложно терпеть. К счастью, он понимал с первого тычка. Пугливый, застенчивый, молчаливый — таким был Ньон. Он боялся громких звуков, прятался в шкафах, мог весь день просидеть перед телевизором и был услужливым. Он раздражал.       Однажды хозяин тактично, но строго сказал, чтобы они прекратили драться, иначе он применит меры. Неважно о каких мерах он говорил, Ньен не хотел расстраивать хозяина и нападал только когда они оставались наедине. Иногда он мечтал так же, двумя ударами, успокоить надоедливого пацана, который носился по дому, но хозяин очень дорожил младшим братом. По какой-то причине. Хотя очевидно, Рендал приносит только неудобства, а его фантазии были губительны. Как-то он получил когтями по лицу, и, к удивлению Ньена, только рассмеялся, назвав ситуацию забавной. Странный ребенок, абсолютно хаотичный и непредсказуемый. Ньену он тоже не нравился.       Однажды этот странный растрепанный пацан хотел купить взрослую мангу и пытался подговорить коточелов, чтобы сделать интернет-заказ через их имена. — У вас же должны быть документы, — объяснял Рендал. — Ты вообще машину водишь! — Он указал на Ньена. — Я плохо читаю по-английски, — тихо проговорил Ньон.       Рендал был на взводе. — Не ты будешь читать, а я! — визжал он, схватившись за лоб. — Просто сходишь и заберешь заказ, это же не сложно, ну!       Ньон, потупив взгляд, тихо выбежал из комнаты. Его напугал визгливый голос подростка. — Если хозяин не будет против, — начал Ньен, и Рендал моментально его перекричал. — Не спей говорить Лютеру! — он впился пальцами в волосы. — Он меня повесит! Ты не понимаешь, это очень редкое додзинси на «Школьные будни Ньян-Ньян», — Рендал рылся в платяном шкафу. Ньен по кошачьей любопытности заглянул внутрь. Ничего интересного, только куклы и скомканные вещи. — Ё-маё, ты бы знал, какая эта манга крутая!       Рендал показал книгу с яркой обложкой, на которой котодевочка в школьной форме стояла под листопадом розовых лепестков. Ньен с интересом пролистнул несколько страниц. — Нужно читать справа налево, — показал Рендал, ни на секунду не сбавляя восторга в голосе. Он всегда был чрезмерно взбудораженным. — Главная героиня — некочан, и она ходит в старшую школу, и у нее целый школьный гарем, и она играет на флейте. Хочешь почитать?       В тот день Ньен ушел с несколькими томами манги, а Рендал заказал комикс, не предназначенный его возрасту. Как Лютер узнал об этом — остается тайной, — но Рендал получил крепкий подзатыльник. В прочем, его не остановило, и он пытался заполучить додзинси еще раз.       Романтическая манга действительно увлекала. В ней было достаточно драмы, чтобы не заскучать, и комедии, чтобы не впадать в уныние, много интересных персонажей на любой вкус, которые появлялись в повествовании по необъяснимым причинам и так же странно пропадали. Приукрашенные школьные дни, полные любви и смеха, затрагивали потаенное желание каждого о беспечных буднях вечной юности и отдавали ностальгией по дням, которых никогда не было. Ньен был очарован. Он даже предавался перед сном мечтаниями о романтических встречах в парке, в чем обычно стесняются признаваться.       Засыпая на втором ярусе кровати под тоскливое пение русской женщины, Ньен с грустью фантазировал, чтобы его мягко держали за руку.

***

      По своей природе коточелы отсыпаются днем. Это ночные существа. Они живут инстинктами. Ньон, например, полагался на них, когда нужно было спрятаться. Он быстро бегал и мог залезть в самое узкое пространство, которое можно представить. Еще он застывал, чтобы прислушаться, и его уши слегка дергались. Ньен всегда следил за ним, просто из охотничьего интереса.       По телевизору сквозь белый шум прорывался смех, записанный для комедий, и искаженная картинка студии, напоминающее вечернее шоу, какое обычно шло ближе к десяти часам. Сложно сказать: такой была программа или нужно поправить антенну. Ньон смотрел все, что показывали по телевизору. Прищурившись, Ньен следил за экраном. Ему удалось отобрать самую мягкую подушку, и он пребывал в блаженном настроении, что случалось редко.       С кухни раздался грохот, а после — приглушенный смех. Рендал рылся по шкафам. Напугавшись шума, Ньон крупно вздрогнул. Он выпрямился, заглядывая в соседнюю комнату, и, услышав голос хозяина, переполз за диван. Ньен, не шевелясь, перевел взгляд на кухню и снова к телевизору. Лютер отчитывал брата мягким тоном, можно было разобрать «Если ты голоден, то возьми еду из холодильника» и «Сегодня ложишься спать без сладкого».       Ньен со скукой заглянул за диван. — Зачем ты спрятался? — спросил он.       Зрачки Ньона расширились. — Хозяин больше не ругается? — Он же не тебя ругает, придурок, — ответил Ньен.       Ньон промолчал. Он редко делился мыслями. — Эй, — Ньен хотел поймать его за ухо, но Ньон увернулся. Завязалась небольшая драка. — Вы тоже прекратите, — послышалось у порога.       Ньон, вырвавшись, убежал. — Сегодня бешеный вечер, — задумчиво произнес Лютер. Он с минуту смотрел на экран телевизора немигающим взглядом, как обычно размышляя о своем, и, медленно повернувшись, ушел.       Экран покрылся серыми волнами. Ньен, устроившись на подушке, задремал. Он прислушивался к дому. Где-то в стене пробежала мышь — это проблема Наны. Как и трещащая проводка. Как и заведенные куклы, со скрипом катающиеся по коридорам. Больше беспокоил визг из дальней комнаты, но пока Рендал сидит у себя, можно не волноваться. Пацан затихал только под утро, и чем он занимается все время известно только ему. Ньен слышал свист ветра в щелях и скрип дома. Он слышал, как Ньон ходит по коридору.       Дом Айвори в безопасности. — На днях будет снег, — тихо сказал Ньон.       Ньен открыл глаза. Они продолжили смотреть телевизор, но другое шоу, где люди соревновались, кто быстрее выпьет суп. — Что это значит? — спросил Ньон. — Как переводится это слово? — Я прослушал, — Ньен зевнул, удобно устроившись на подушке.       Ньон издавал что-то между урчанием и сопением. Ему нравилось шоу, тишина в доме, приближение зимы и спокойный Ньен. Он улыбался. Ньен следил за ним, прищурившись.

***

      Иногда Лютер выходил из себя. Коточелы всегда чувствовали настроение хозяина. Воздух будто сгущался, а Ньон прятался в комнате. Хозяин никогда бы никого не ударил, он даже ни разу не повышал голос, но даже Ньен признавал тот дискомфорт, витающий в эфире, когда Лютер злился.       От Рендала пахло сырой землей, которую он пытался перебить одеколоном брата. Ньен чихал каждый раз, когда подходил ближе к парню. — Тебе нужно принять ванную, молодой человек, — строго сказал Лютер. — Не понимаю, о чем ты! — Рендал развел руками, хитро улыбаясь.       Глаза Ньена слезились. — Ты уже взрослый, чтобы тебя мыть, — Лютер качал пальцем. — Ньен, запри его в ванной и проследи, чтобы он смыл с себя запах мертвечины. В нашем доме нет места зловонию. Ты опять ходил на кладбище? — Я сидел в своей комнате, честно-честно, — улыбка Рендала натянулась.       Ньен чихнул. — Видишь, — Лютер погладил питомца по голове, — У него аллергия на кладбища. — Он тебе постоянно таскает всяких мертвых тварей!       От визга парня закладывало в ушах. К тому же Рендал быстро бегал на четвереньках, и догонять его было утомительно. Ньен остановился перед захлопнутой дверью, поскребся и решил, что парень все равно когда-нибудь выйдет, ждать его бессмысленно. Вернувшись на кухню, он молча стоял на пороге. Хозяин сидел за столом, окунувшись в свои мысли. Значит, все в порядке, дом Айвори в безопасности.       Ньен услышал тоскливые песни на русском еще в коридоре, подходя к комнате, которую делил с Ньоном. Ни слова не разобрать. Женский голос пел старомодный мотив, высоко и чисто. После будет похожая песня, такая же печальная. Ньон слушал кассету по кругу целыми днями. Однажды он ответил Ньену, что эта песня про оленя, а потом замолчал, как будто сказал кое-что личное. — Выключи, или я тебе проткну перепонки, — прошипел Ньен, войдя в комнату.       Он прыжком забрался на второй ярус их кровати. Ньон сделал музыку тише, но не выключил. Магнитофон достался ему от хозяина, как и многие их вещи, сломанным. Антенна была погнута, динамики в основном шипели и выплевывали звук, иногда пленку заедало и кнопки западали. Но все равно Ньон дорожил вещью. Ньен помнил, как они перематывали корпус скотчем.       Под подушкой не оказалось томика манги.       «Ну, конечно!» — раздраженно подумал Ньен. — «Я оставил его за стиральной машиной».       Не хотелось выходить из комнаты. Коридор пропитался кладбищенской вонью от неугомонного пацана, его заведенные куклы с механическим шумом передвигались по ковру и путались под ногами. А если хозяин узнает, что его брат так и не добрался до ванной, то расстроится так сильно, что Ньен не выдержит стыда.       Ньон курил. Дым поднимался к потолку и завивался в плотные клубья. — Ты меня не понял? Я сейчас разъебу магнитолу, я тебе говорю, — прошипел Ньен, свешиваясь со второго яруса. Волосы на затылке приподнялись. — Только дай мне повод, сука.       Смотря на него безмятежным взглядом, Ньон медленно выпустил тонкую струйку дыма.       Одним движением Ньен спрыгнул ему на живот. В ярости и проворный — опасное сочетание. Он мог перегрызть Ньону шею, впиться клыками в артерию и кусать, пока рот не залет теплая кровь, а коточел под ним не перестанет дергаться. — Ой-ой-ой, — запищал Нион, когда в его запястья впились когти. — Ладно, я уже выключаю!       Он дергался, ворочался, вертелся, протяжно мяукал и пытался прикурить. Он бил коленями по спине мучителя, приподнимал таз, будто хотел его сбросить, и тяжело дышал, быстро устав от пустых попыток. Каждый раз его возня будто провоцировала Ньена на изощренную жестокость. Каждый раз, когда они дрались в своей обычной кошачьей манере. Ньен следил, как дергается Ньон, и в желудке растекалось тепло. Ему нравилось, когда его добыча отчаивается спастись.       Неожиданно в сознание Ньена промелькнул фрейм из манги. Ньян-чан бежала по коридору и, столкнувшись с парнем, упала. Парень упал сверху, прижав ее запястье над головой. Как такое могло произойти — сложно представить, но Ньен часто видел подобные сцены в манге. Ньян-чан смущенно краснела, и в целом ее поза отдавала эротизмом.       Ньен быстро убрал руки. — Если ты хотел побыть один, то так бы и сказал, — обиженно протянул Ньон. Он еще сказал что-то на русском, скорее всего, ругательства, потому что Ньен часто слышал эти слова. — Yobany po golove, моя последняя сигарета.       Он смотрел через плечо, напугано и напряженно. Наверное, сейчас он думает, как бы спрятаться в шкафу, в идеале в самом темном и в самой далекой комнате. Он всегда так делал. Ньен представил, как ловит его, прижимает к ковру…       Ньен с болью отвернулся. Идиотские мысли. — Что-то случилось? — мягко спросил Ньон. — Хозяин накричал на тебя, поэтому ты не в настроении? — Нет, все нормально, — Ньен повел плечом, скидывая заботливую руку.       «Я должен меньше читать романтическую мангу», — подумал он.

***

      Через день действительно выпал снег. За ночь его выпало столько, что входную дверь замело. Рендал счастливо кричал, как ребенок, который в силу возраста забывает, что каждый год наступает зима. Он держал руки в сугробе, пока его питомец, такой же надоедливый пацан в шутовском костюме, замерял время по таймеру. Себастьян дрожал от холода. Ньен наблюдал за ними через окно и не слышал, что они говорят.       Хлопнула входная дверь — Лютер вышел на улицу, чтобы проверить брата. — Я ставлю рекорд! — объяснял Рендал. — Как долго я могу продержать руки в холоде. Смотри, — он показал красные ладони без перчаток, — у меня уже отказали пальцы. — Прекращай это, — спокойно ответил Лютер.       Ньен протиснулся на улицу. — Я не могу их согнуть, — Рендал держал руки перед собой, как зомби в фильмах.       Хозяин потащил брата в дом.       Ньон валялся в снегу. Он терся о снег макушкой и перекатывался, оставляя за собой неровный след. Он наслаждался приходом зимы. Его джинсы намокли, а куртка, надетая небрежно, была расстегнута. Ньен редко видел его в игривом настроении. — Хочешь прогуляться? — широко улыбаясь, предложил Ньон. Покрасневшие щеки и пар, витающий на губах.       В манге Ньян-чан вступила в клуб свиданий. Но не помогала сводить людей, как подумал сначала Ньен, а ходила на свидания, куда ее приглашали поклонники. В одном из фреймов она сказала, что не считает это чем-то романтическим, а просто проводит время с приятными людьми.       Ньен задумался. Все свое время он проводил с Ньоном. Они много вещей делали совместно. Они вдвоем облазали все комнаты, разбирали чердак, охотились за енотом, который поселился под домом позапрошлым летом, выносили мусор, тайком точили когти о дверь черного входа — невозможно сравнивать с тем, о чем говорит Ньян-чан. И все же это было весело. С Ньоном иногда было приятно проводить время. — Давай, — Ньен медленно сошел с крыльца.       К белому небу, как пики, устремлялись черные ветви. За ночь природа умерла. Ньон выпускал пар, беззвучно напевая себе под нос. Если прислушаться, то можно было различить мотив одной из песен на кассете. В голом лесу слышался только хруст снега. — Возьми, — Ньон стянул с плеч куртку. — А ты? — удивился Ньен. — Мне не холодно.       Нос и щеки Ньона покраснели. Выглядело очаровательно.       Они перешагнули крошечную речушку. Черная вода уносила снег, который медленно таял в быстром потоке. Пролезая через прогнившие стволы поваленных деревьев, они шли в глубь леса. Осенью земля была усыпана оранжевыми сухими листьями, в которых рылись кроты, сейчас же из белого покрывала торчали острые ветки кустарников, тонкие перекрученные деревья, сухая трава. В чаще стояла тишина, от которой закладывало уши.       Ньен сел на искорёженный пень и молча предложил Ньону сигарету. От холода сводило легкие, наваливалась усталость. В прозрачном воздухе трудно было дышать. Ньон вытащил из пачки сигарету, он неожиданно замер, а его уши дернулись. — Слышишь? — Ньон, выпрямившись, обернулся через плечо. — Что?..       Округлые уши дергались, вверх-вниз, как крылья птиц. Ньон замер, медленно, не оглядываясь, убрал сигарету в пачку и осторожно пригнулся. Он оскалился и тихо заурчал. Ньен впервые видел, как его сосед охотится. То, как он делал вид, что ловит мышей, нельзя было назвать выслеживанием или преследованием, и уж точно не охотой.       Издав короткое мяуканье, Ньон резко дернулся с места. Подошвы ботинок оставили длинный след. Ньен поднялся в замешательстве. Происходило нечто странное, необъяснимое, редкое и нехарактерное. Ньон прыжком догнал кролика отвратительного грязно-розоватого окраса, с не менее мерзкой мордой, как у одной из кукол Рендала. Широкая улыбка, два торчащих зуба, прищуренные глаза — страшное создание. Ньен видел десяток схожих существ поздней осенью.       Кролик улыбался, даже когда Ньон душил его. Он не менялся в морде, и когда Ньон бил кулаком ему в нос. С кровожадным задором Ньон наносил смачные удары, влажное чавканье эхом разносилось между голых стволов — из разбитого носа лилась кровь. — Достаточно, — смущенно сказал Ньен.       Запыхавшись, Ньон повернулся к нему. С приоткрытых красных губ срывался густой пар, в широко раскрытых глазах сузились зрачки, как две иголки, запачканные кровью руки сжимались, будто по ним били током. Ньон, не моргая, обхватил кролика за шею и уши. Он резко, с оглушительным хрустом, развернул тело и голову в разные стороны. Ньен крупно вздрогнул. Куртка скрывала его тяжелый стояк.       За ужином Лютер хвалил Ньона за принесенное мясо, от чего тот громко урчал. Ньен не мог отвести он него взгляд.

***

      Рендал, по колено в снегу, бросал в Ньона снежки. Парень надел перчатки — старший брат настоял на этом. На крыльце сидел Себастьян, завернутый в огромную куртку, больше его на пару размеров. Ньен мог разглядеть его, только прижавшись к окну щекой. Он следил, как Ньон носится по снегу, уворачиваясь от снежков. Зима странно влияла как на Ньона, так и на Рендала.       Ньен отвлекся на шум в коридоре. Лютер накинул на плечи плед и вышел на улицу, чтобы крикнуть брату, что пора возвращаться домой. — Будешь долго играть в снегу — простынешь, — объяснил он. — На мне перчатки! — Рендал вытянул перед собой руки. — Даю тебе пять минут. Будь послушным мальчиком.       Рендал недовольно взвыл. — Ла-дно, — протянул он. — Себа, пошли в дом. — Я сделаю тебе какао, — как бы в примирение пообещал Лютер.       Ньон остался на улице. Уставший, но довольный он сел на нижнюю ступеньку. Куртка на синтепоне мешком свисала с его тонких плеч, оголяя шею. Ньен проскользнул на крыльцо, делая вид, что вышел покурить, но никак не составить компанию.       Он все еще не мог осознать, как такой дебильный простачок хладнокровно сломал шею кролику. Из его головы не выходили окрашенный красным снег, умиротворенный взгляд Ньона, розовая взлохмаченная шерсть и тяжелый запах крови. Тогда Ньон потер нос сгибом запястья и попросил сигарету. Под его когти забилась шерсть. Изношенный желтый худи запачкался. Ньен держал зажигалку, не отрывая взгляда от бордового пятна. — Угости, пожалуйста, — Ньон показал на сигарету, и Ньен вынырнул из мечтаний.       Из дома слышался довольный визг Рендала. — Zdorovo, не правда ли? — счастливо вздохнул Ньон.       Ньен помотал головой. — Не понял, что ты сказал, — признался он. — Все о’кей, да? — подумав, сказал Ньон.       Ньен промолчал.       Дым медленно рассеивался в морозном воздухе. — Я видел мышь, — вдруг сказал Ньен. — Нам нужно еще раз обойти дом. И спуститься в подвал. — Нана сама справится, — предположил Ньон. — Как-то херово она справляется. Может, впала в спячку? Я давно ее не слышал. Ящерицы, змеи, лягушки, всякое подобное впадают же в спячку на зиму. — Эх, мне бы так же долго спать, — мечтательно прошептал Ньон. — Да? — усмехнулся Ньен. — Мне показалось, тебе нравится швыряться снегом с мелким.       Ньон тихо рассмеялся. — Вы с ним друзья, да? — Ньен хмуро смотрел, как Ньон прячет улыбку. Он так редко улыбался. — Ох, ну прекрати, — выдохнул Ньон, зарывая сигарету в снегу.       Он уже приподнялся, как Ньен в мгновение впился когтями в его плечи, заставляя сесть. — Ты до сих пор пахнешь кровью.       Ньон промолчал. Его взгляд, напуганный, немного мечтательный и безразличный действовал на нервы, будто он постоянно витал в своих мыслях. Ньен отпустил его.       В тот вечер, когда они гуляли в лесу, Ньон сам разрезал брюхо кролика и разломил ребра. Иногда он показывал свою силу, и Ньен не понимал, почему тот отказывается применять ее, когда его протыкают ножом, душат, ломают кости, раздирают когтями и сливают кровь? Видимо, у него были собственные моральные установки. В тот вечер Ньон черпал пятерней внутренности, и горячая кровь выедалась в его кожу. Запах стоял тяжелый и плотный. Ньон не показал ни одну эмоцию. Как всегда безразличный и спокойный. Он сломал позвоночник кролика, и звонкий хруст долго стоял в ушах Ньена.       Вечерело. Ньен зашел в дом.       Из гостиной доносился электрический смех из ток-шоу. Нелепая передача, где участники ставили рекорды. Рендал терпел ее только потому, что после показывали его любимое шоу. Ньен сразу догадался, что второй коточел сидит рядом, смотрит пустым взглядом в экран и ни слова не понимает. Если только догадывается о происходящем по общим фразам и их смыслу. — Ого, смотри! — орал раздражающий ребенок. — Он может трястись всем телом, как ты!       Ньен заглянул в комнату. Рендал гладил Ньона по голове, будто бы хвалил того за глупый талант. — Если бы ты там был, то точно поставил рекорд! — воскликнул Рендал. Ньон мягко улыбался. — Будешь смотреть с нами? — младший Айвори перевел взгляд на черного коточела.       Ньен грубо проурчал, показывая всем видом, что его не интересует телевизор и совсем не задевает, что Ньона гладят за ушком. Хотелось так же, уже давно его не хвалили. Хозяин всегда был занят, у него не оставалось свободного времени на игры и нежности. Он раздавал команды и зарывался в домашние дела. Ньен долго наблюдал, как Лютер щелкает мышкой, листает одну страницу в интернете вверх и вниз, хмыкает, и, наконец, решился подкрасться. Остановившись за спиной хозяина, он громко замурлыкал. — Извини, я сейчас занят, — ответил Лютер, когда Ньен боднул его в плечо. — Я просматриваю каталог скидок. Тут написано, что эти средства необходимы в каждом доме, и я думаю, сможем ли мы прожить без них? Еще и шестая банка в подарок…       Лютер задумчиво хмыкнул. Ньен не переставал тереться лбом о плечо хозяина и урчать так, что вскоре разболелось горло. Ему так хотелось, чтобы его погладили, что ухо свело, и оно забилось, как мотылек. — Эти средства… У них хорошие отзывы, — продолжал Лютер. — Я должен прочесть все 274 комментария, чтобы убедиться.       Ньен прибегнул к запрещенному приему: он потерся щекой, оголяя клык и мурлыча еще громче. Лютер небрежно погладил его за ухом. Вечные скидки в каталоге барахла украли его внимание. Он даже не присоединился к ужину, и обрадованный Рендал объявил, что сегодня они будут готовить из всего, что найдут в холодильнике. Увидев, как пацан смешивает соленые огурцы с плавленым сыром, Ньен покинул кухню. Маниакальный смех разносился по стенам коридоров.       Магнитола заела кассету, прокрутила впустую пленку и снова заиграла. Ньен не мог перестать думать о кровавом снеге. Сырой запах металла въелся в Ньона, в его волосы и кожу, и после стирки, и после умываний, и после душа он все еще пах смертью.       Ньен свесился с кровати. — Эй, — позвал он.       Ньон дремал. Сначала вздрогнули его уши, потом резко раскрылись глаза. — Выключить? — на удивление бодро спросил он.       Ньен слез со второго этажа. На нижней кровати валялись вещи, как покрывало. Ньон тащил все к себе и спал на барахле, можно подумать, ему было удобно. Прижимаясь копчиком к острым коленям, Ньен размышлял о фантомных запахах, снеге и кровавом месиве на кухонном столе. — Дай зажигалку, — попросил он.       «Иногда мы круто проводим время», — повторил Ньен фразу из манги, поджигая сигарету.       Удивительно, как пепельница, зажатая между подушкой и магнитофоном, не рассыпалась. Ньен поставил ее себе на колено. — О чем эта песня?       Ньон помолчал. — О любви, — уклончиво ответил он.       «И в этом нет ничего романтического», — закончил мысль Ньен.       Над потолком послышался шорох. Очередная кукла, потерянная Рендалом, ползала без цели, издавая противный скрипящий звук. — На днях я заметил новую дыру в стене, — издалека начал Ньен, как бы продолжая разговор на улице. — Пока что мышей не видно, но я чувствую, что скоро они выйдут. — Почему ты уверен, что их много? — спросил Ньон. — Ты поможешь мне? — одновременно с ним спросил Ньен.       Они помолчали. — Почему ты говоришь «они»? — переспросил Ньон. — Потому что не бывает такого, чтобы пришла одна мышь. Их всегда стая. — Хм, — протянул Ньон, закидывая голову на подушку. — А ты сам не справишься? — Ты должен выполнять свои обязанности, — Ньен выдохнул дым сквозь сжатые зубы. — А не спать перед экраном целыми днями.       Ньон перелег на бок, широко раскрытыми глазами смотря на соседа. Как обычно, ничего не выражающий взгляд: то ли удивление, то ли интерес. — И я хочу, чтобы, — Ньен запнулся. — Ну, знаешь, мы здорово проводили время раньше… — Ты всегда злился на меня, — напомнил Ньон. — Когда мы исследовали чердак, было занятно. — Ты спустил меня с лестницы. — И когда по весне мы залезали под пол, чтобы вытащить замершие трупы… — Ты надо мной смеялся, когда меня тошнило от гнили.       Ньен устало докуривал. Он вспомнил, почему не любил разговаривать с Ньоном. — Завтра мы идем искать следы мышей, — твердо сказал он.       Ньон молча согласился. — Погладь меня за ушком, — тихо попросил Ньен, как-то неуверенно откашливаясь. Чтобы не терять статус, он боднул Ньона в плечо, намекая, что тот должен немедленно выполнить просьбу, и запах крови, застрявший в волосах, ударил в нос. Слабый, но стойкий.       Если бы Ньон, гипотетически, стал бы иронизировать над слабостью Ньена, через пару минут он бы сматывал собственные кишки в брюхо. Конечно, ни в одной из вариаций вселенной такого бы не произошло, Ньон выполнит любую, самую идиотскую просьбу. Он так послушен. Он прикрыл глаза, дружелюбно заурчал, сообщая, что ему нравится, когда они проводят время в мирной обстановке. Тупые на кончиках когти заскребли в волосах. Ньен наклонил голову и заурчал следом. Он терся макушкой о плечо Ньона, сначала медленно, пока шапка не сползла. Он поправил ее и замер. Коточелы жмурились, смотря друг на друга.       Ньен наклонился вперед, мягко прикасаясь губами к Ньону, но тот резко отвернулся, делая вид, что настраивает громкость магнитофона. Он нахмурился и сжал губы, выглядело так, словно он недоволен или разочарован. Его пальцы сжались кулак, как если бы он обжегся. Ньен смущенно поднялся. Нужно как-то ответить, но ничего не приходило в голову.       Он быстро вышел из комнаты.

***

      В конце коридора, под чердачной лестницей, в самом темном сыром месте дома, они нашли небольшую дыру. От нее шел мышиный запах, запах мусора, грязи и болезней. Ньен шипел, обходя ее со всех сторон. Он просунул руку, но дальше локтя она не проталкивалась. Ньон прислушивался к стене, прижавшись ухом к съеденным грибком обоям. — Может, Нана уже поймала мышей? — предложил он.       Ньен заглядывал в темноту. — Я слышал, как они бегают. — Тебе могло показаться, — не унимался Ньон. — Здесь вечно что-то бегает. — Запах свежий. — Да, — Ньон присел на колени и повел носом по воздуху. — Будто только утром здесь кто-то был. Знаешь, был и убежал, her s etim.       Ньен не понял последнюю фразу. — Наверное, это очень умная мышь, — задумался Ньон. — Оставила дыру, хотя обычно они закрывают за собой. Заметил, что так же пахнет у входа и у ванной? — Хотят запутать? — закончил мысль Ньен. — Вряд ли. Слишком сложно для мышей. Нам повезло, такие ебантяи, даже не могут за собой…       Он хотел сказать, что к ним забрели не самые одаренные мыши, раз уж они не в состоянии спрятать свое пребывание, как пальцы, зарытые во тьме мышиной норы, будто отрубило. Ньен рвано вдохнул, вздрогнул всем телом и затрясся. Горло будто сковало. Он медленно, пытаясь не дергаться, вытянул руку из дыры в стене. Глаза слезились от боли.       Мышеловка зажала три пальца, на указательном треснул коготь. Ньен смотрел, как кровь растекается по фалангам, и от шока не верил, что это его рука. — Спокойно, — прошептал Ньон. — Если ты дернешься — сдерешь коготь.       Он мягко обхватил ладонями раненную руку. Ньен задыхался и терял голову. Гнев на мышей и собственную неосторожность, гнев из-за боли, тупой яркий гнев раскачивался в крови. Хотелось пробить кулаком стену, схватить мышей и сжимать их в пальцах, пока у тех не пойдут кишки через рот. Хотелось разнести весь дом. Ньон двумя движениями ослабил пружину мышеловки. — Скоро заживет, — меланхолично сказала он, осмотрев пальцы. — Сука! — взревел Ньен, впился когтями в дряхлые обои и тут же заскулил от острой боли. Он быстро облизал пальцы, залечивая их. — Успокойся, horosho? — перепугался Ньон. — На сегодня хватит. Обдумаем, как… — Я их уничтожу! Блять, я каждого задушу, я вырву им сердца, — Ньен затрясся от злости. Он шипел, оскалив клыки, глаза стали бешеными. — Я вырву им сердца и проткну легкие, я оторву им головы, я заставлю их пожалеть, что они рискнули попустить меня! — Ньен, хватит, мыши постоянно что-то такое выдумывают.       Ньон аккуратно положил руки на его плечи, но Ньен, закрыв лицо здоровой ладонью и пуская слюни, отвернулся. Пальцы пульсировали от боли.       Раздался приглушенный смех. Коточелы замерли. — Они ржут надо мной! — зашипел Ньен. — Нет, стой! — Ньон оттащил его от стены, в которую Ньен впился когтями. На обоях остался кровавый след. — Я сам.       Ньон просунул руку в дыру, схватился за доску и одним резким рывком потянул на себя. Обои с хлипким шумом порвались. Дряхлая доска легко снялась с ржавых гвоздей. — Как-нибудь мы это объясним мастеру, — задумчиво проговорил Ньон.       Проломив еще пару досок, он протиснулся в образовавшуюся дыру и скрылся в темноте. Послышался дикий писк и спокойный голос коточела. Ньен шокировано смотрел на беспорядок.       «Я полностью унижен», — подумал он. — Слушай, — между досок показались уши Ньона. — Тут пара мышей, они абсолютно безобидны. Правда у них есть лезвия от бритвы, но, не думаю, что это проблема. Говорят, что с ними больше никого нет. Давай их отпустим. — Они пиздят! — зло прошипел Ньен.       Он уже был готов перелезть доски, но его удерживал Ньон. — Когда я сказал «пара», я имел в виду, что их двое и они семья, понимаешь? — Убьем одного и заставим другого смотреть на это, — не останавливался Ньен. — Это слишком жестоко, Ньен!       Сходя с ума от ярости и боли, Ньен обхватил ладонями лицо Ньона, смотря ему глаза, с оскаленных клыков скатывалась вязкая слюна. — Ты бесполезный домашний кот, нихуя от тебя толка нет, — медленно и четко проговорил он. — Если ты сейчас отпустишь мышей, я тебе обещаю, блять, я доложу хозяину, тебя вышвырнут отсюда, я сделаю все, чтобы ты больше никогда не мешался.       Ньон испуганно смотрел в острые зрачки. Он опустил взгляд, что-то обдумывая, и кивнул. — Ladno, — спокойно сказал он и снова скрылся в темноте.       Оглушительный крик, небольшая возня и резкая тишина. Ньен, терпя боль, перелез палки, съедаемый любопытством и запахом мышей. Он почти сразу привык к темноте и, проползя на коленях дальше, между узких стен, остановился перед телом мыши, перевернутой на живот. Протиснувшись у труб, Ньон, прижимая к полу вторую мышь и навалившись на руки, душил ее. — Я подумал, что оставить девушку в живых было бы не гуманно. Прекратил ее страдания, так сказать, — скромно сказал он. — А потом подумал, что второму будет грустно без нее. Мне показалось, у них серьезные отношения.       Мышь бился ногами, будто пытался встать. Поднялась пыль. Между стен придушенный писк бил по ушам трехкратным эхом. — Я не взял нож, — вспомнил Ньен. — Ничего страшного, еще немного, и он перестанет дергаться, — отстранено сказал Ньон.       Писк и тяжелое дыхание заполнили узкое пространство, изрезанное трубами. Запах плесени, влаги, старого дерева и грибка щекотал нос. Из сжатого горла мыши вылетали скомканные звуки, между писком и плачем. Ньен смотрел на умирающую мышь, который решил, что может наебать коточела, на задранные до локтя рукава желтой толстовки, на толстые вены на руках Ньона, на его напряженное и одновременно спокойное лицо. Он чувствовал, как адреналин разносится по телу. — Отойди, — он оттолкнул Ньона.       Мышь был в сознании. Шея надулась. — Кто поставил мышеловку? — спросил Ньен.       Ответа не было.       Ньен воткнул два когтя в мягкое место под челюстью, там, где заканчивается кость и лежит язык. Мышь дернулся, и коточел, упиваясь судорогами, разорвал мышцы, подцепил язык и с силой потянул его, вытаскивая. Ньон отвернулся. — Достаточно, — тихо сказал он, хватая Ньена за плечо. — Оставим их здесь, Нана скоро найдет тела.       Ньен тянул пальцами нижнюю челюсть, надавливая на верхнюю другой ладонью. Уголки губ медленно, как бы неохотно рвались. — Не издевайся, хватит, — Ньон тряс его. — Тебя тошнит? — с издевкой спросил Ньен, переводя взгляд. — Нет, просто это уже слишком.       Запах свежей крови действовал, как алкоголь. Ньон вцепился в рукав черного худи. Ньен крепко обнял его за шею, зажав локтем. Он добивался поцелуя с настойчивой яростью, впившись когтями в щеки Ньона, заставляя того открыть рот. Он пытался поймать чужой язык своим, будто преследовал. На удивление, Ньон не прекращал попытку отвернуться, хотя обычно он терпел. Ньен одновременно урчал и шипел, часто дыша, от чего мурлыканье больше напоминало бульканье. Он вытер слюну с подбородка, приходя в себя.       Ньон выскользнул из его объятий. — Я позову Нану, — сказал он, пробираясь через трубы.       Ньен постепенно приходил в себя.       Они остановились у сломанных досок и рваных обоев. Протоптанный ковер был усеян сырыми рыхлыми щепками. — Как у тебя получилось сломать стену? — еще раз удивился Ньен, рассматривая края дыры. — Она уже разрушалась, — уклончиво ответил Ньон. — Ты бы сломал ее, просто толкнув, — он кусал губы. Опять же непонятно почему: переживал из-за стены или хотел слизать фантомное ощущение чужого языка. — Blin, мастер меня точно накажет. — Это точно, — угрюмо кивнул Ньен. — Обрызгает водой из той хреновины, — уши Ньона вздрогнули. — Или запрет на ночь в кладовой. Лучше я останусь здесь, — Ньон отполз назад, в темноту, и сжался, опустив уши. — Позовешь меня, когда все успокоится, ага?       Ньен успел только прикрикнуть, как Ньон уже забрался по трубам вверх и скрылся где-то в чернильной темноте, провонявшей сыростью и плесенью. Он втиснулся в узкие проходы между стен, как Нана, и никто бы не остановил его. Напуганный Ньон прятался лучше всех в доме.       Когда Лютер увидел дыру в стене, он был крайне удивлен. Ньен ждал, что скажет мастер. Нана лежала между труб, отдыхая после ужина. — Не помню, чтобы тут был коридор, — задумчиво сказал Лютер. — М-да уж, тут все прогнило до основания, — он надавливал пальцем на надутый пузырь на обоях и слегка пошатал одну из досок, которая с тихим треском проломилась. — Угу.       Лютер хмуро вертел в руках сломанную доску. — Если найдешь Ньона, скажи ему, что на выходных мы с ним поедем в строительный, — сказал он. — Не хочу доверять ремонт Ренадалу. Гвозди плохо на него влияют. Ты умеешь прибивать доски? — спросил он у Ньена. — Я не буду чинить то, что не ломал.       Лютер медленно закивал, соглашаясь. Только он повернул за угол, с потолка послышался шорох. — Обошлось, — облегченно вздохнул потолок. — Это глупо. Вылезай, — приказал Ньен.       Шорох спускался по стенам. — Ой! — раздалось в темноте. — Ты где была, Нана?       Ньен глубоко вздохнул. — Отсыпалась, — прошипела змея. — В ноябре я наловила много зверья, скрывавшего в моем подвале от холода. — Я так и думал, — между досок показалась голова Ньона. В волосах запутались комки пыли, паутина, сухие жуки, чьи трупы пролежали между стен десятки лет. — Как ярко, — Ньон щурился.       Коточелы синхронно дернули ушами. Где-то поблизости послышался знакомых смех. — Ого, какая дырень! — Рендал выскочил в коридор неожиданно — Ньон не успел спрятаться. — Лютер говорит, что это ты сделал. Офигеть, ты такой сильный! — он гладил коточела по макушке, между ушей. — Ха-ха! Мы никогда не закроем такую дырищу. Я туда влезу?       Ньон нырнул в темноту. — О, тут и змеюка, — удивился Рендал. Он пролез наполовину.       Дальше Ньен не стал оставаться. У него было достаточно собственных дел, и его совсем не интересовало, вылезет ли Рендал из стены или застрянет, как скоро спуститься Ньон, куда уползает Нана зимой и прочие несущественные вещи. Ньен залез на холодильник, прикидываясь, что следит за порядком, но очень скоро задремал.       Его разбудил шум в вентиляции. — Ньен! — шипело между решеток. — Если честно, мы правда весело провели время. Может, нам чаще охотиться вместе?       Ньен медленно повернул голову к вентиляции. Сквозь решетки на него смотрел Ньон. — Только при условии, что мне не придется убивать мышей.       Сквозь решетку протиснулись тонкие пальцы. Они сжали прутья, аккуратно толкнули вперед, и решетка вентиляции осталась в руках Ньона. — Давай это будешь делать ты. У тебя лучше получается.       Ньон аккуратно вытащил голову из вентиляции. Казалось, дальше он не пролезет, но у него всегда получалось забираться в невообразимо узкие щели. — От тебя пахнет кровью, — сказал он.       Ньен быстро взглянул на пораненные пальцы. — А от тебя воняет пылью.       Ньон глупо моргнул, будто не понял, что ему сказали. — Если ты так хочешь, то можешь ходить со мной на охоту, но я не заставляю, — Ньен отвернулся, делая вид, что засыпает. — Цундере, — тихо сказал Ньон и быстро добавил: — Так тебя называет Рендал. Пальцы болят? — мягко спросил он.       Ньен сел ближе к вентиляции. Когти заживали. Лютер закрыл трещины пластырями, и кожа под ними зудела. Ньон осторожно гладил раненную руку кончиками пальцев. — Бывало и хуже, — прошептал он.       Он слизывал боль, залечивая раны. Ньен уперся лбом в его шею. Их урчание слилось и загудело, как холодильник. Кошачьи нежности. Ньон аккуратно прикоснулся кончиком носа к носу Ньена, вздрогнул, будто его ударило током, и опустил голову. Похожая сцена могла быть помещена в один из фреймов любимой манги Ньена.

***

      Снег полностью замел одну из стен дома. Сугроб тянулся до окон, часть снега упала с покатой крыши, и теперь, если вылезти из чердачного окошка, можно было скатиться со снежной горы как по ледовой горке. Рендал подговаривал всех скатиться, чтобы испытать прочность снега, но ему отказывали. Тогда он, слегка обидевшись, сказал, что будет первым, кто скатится с крыши до земли, и после ту часть дома нужно переименовать в его честь. Лютер предупредил брата, чтобы тот не простудился.       Под вечер на чердаке собрались Рендал со своим питомцем и Ньон. Коточел умирал от любопытства, он уже давно не катался с горок. Рендал крепко обматывался шарфом, пока Себастьян, выглядывая из чердачного окна, предполагал сколько костей тот переломает, если снег окажется рыхлым. — Хе-хе, Себа, — беспечно отвечал Рендал. — Какие глупости! Моя картонка примнет снег, это же как лыжи или типа того.       Картон они нашли в кладовке, промокший и смятый. — Но если я и провалюсь в снег, то замерзну, как лягушка, — Рендал надел поверх обычных очков горнолыжную маску. Разбитое стекло паутиной закрывало половину маски. — Вы откопаете меня весной, и я пропущу все холода! Только плюсы.       Рендал постелил картон на снег, вылез из окна и, на прощание оглянувшись на Ньона и Себастьяна, медленно скатился. Он немедленно завизжал, захлебываясь смехом. Ньон и Себастьян свесились из окна, наблюдая, как Рендал катится спиной вперед. — Вот бы он сломал шею, — мечтательно прошептал Себастьян.       Рендал застрял в снегу у подножья. Он неуклюже вылез из сугроба, не переставая хохотать, и помахал рукой. — Я в порядке!       Ньон вылез на крышу. Он не решался скатываться следом. — Тоже хочешь? — раздалось со спины.       Ньон вздрогнул от неожиданности. Спрятавшись за трубой, курил Ньен. — Может, в другой раз, — ответил Ньон, подсаживаясь к нему.       Они долго молчали. Вечерело на глазах. Небо затягивалось в глубокий кобальтовый оттенок. Ньон тихо напевал русскую песню, грустную, но с заводным мотивом, как и все песни, которые крутились в его кассете. — А о чем эта песня? — спросил Ньен. — Про колокольчики и любовь, — помолчав, ответил Ньон. — Zdes’ v stepi tol’ko veter vidit nas, ne stydis’ zhe, moya zhelannaya, — он улыбнулся, будто только что пошутил. Ньен не отреагировал. — Не бери в голову.       Он смущенно отвернулся, продолжая напевать мотив. Внизу шумели Рендал с со своим питомцем. Послышался голос Лютера, и ему сразу ответил подросток. Было невозможно разобрать, о чем они спорят. Ньену это напомнило один фрейм из манги, где Ньян-чан сидела на крыше школы во время школьного фестиваля. — Ты вчера качался, да? — Ньон мягко сжал бицепс Ньена через тонкую куртку. — Уже собираешься охотиться?       Он намекал на когти, которые только зажили. — Тебе нравится потрошить добычу? — спросил Ньен. — Не очень. Это жестоко. — А меня это возбуждает, — Ньен медленно выпустил дым. — Да, я заметил, — он долго молчал. — Мне нравится снег. Напоминает о зимних ночах в chastnom sectore. Не знаю, как это будет по-английски.       Ньен тоже не понял, что тот хотел сказать. — Снег съедать все звуки, — Ньон смотрел в глубь леса. — Так тихо становится…       «Как в манге», — подумал Ньен.       Он почему-то вспомнил заснеженную станцию загородных поездов, теплый свет уличного фонаря, черный горизонт, провода, тянущиеся по темно-серому небу. Может, это крошечная часть воспоминания из прошлой жизни, а может, кадр из забытого фильма. Ньен прижался замершим носом к теплой шее Ньона и прикрыл глаза. Их окружала мертвая, слегка меланхоличная, гудящая тишина, как электричество, которое разносят провода, натянутые над городом.       Ньон громко урчал. Ему нравилось, что они разделяют тихий спокойный момент вместе.