Три метра над уровнем моря

Она любила море.

Когда шум волн успокаивал, заставлял забыть обо всём. Она любила сидеть закутавшись в тёплый плед и пить горячий шоколад, который она купила по дороге, чтобы не дать себе замёрзнуть изнутри. Любила читать классику, вдыхать чистый воздух и делать вид, что всё хорошо, убеждая в этом саму себя. Конечно, бывали моменты, когда она сомневалась в том, прожила ли она достойную жизнь или всё было напрасно? Не каждому человеку суждено убежать от собственной реальности. Она не стала исключением. Но иногда думала, что где-то в глубине души — ей немного, но плевать. Всё равно, в конце концов, мы умрём. Смерть не заставит себя долго ждать. Просто утянет за собой и тогда наступит вечный покой. Делая вдох и осознавая, что жизнь особенно граничит со смертью, давая понять тебе, что она совсем рядом — страшно, но она делает вид, что совершенно не боится. Жизнь всегда граничит со смертью, даже если некоторые люди этого не замечают. Просто она особо близка, когда ты знаешь, что умрёшь. Это как… простой факт, который тебе говорят прямо в лицо и должен это принять, даже если не особо хочешь. Тогда жизнь становится одноразовой акцией, когда каждый день — это билет, чтобы твоё сердце продолжало биться дальше. Когда ты уверен в том, что снова дышишь и можешь идти дальше. Она никогда не была уверенна в том, что жива, но продолжала вставать с постели, кидая вызов самой смерти. Смотри, я жива, чёрт возьми! Я жива! Но она знала, что смерть всегда дышит ей в затылок и ждёт того момента, когда она будет готова. Душа всегда останется вечной и она надеется, что ещё раз сможет взглянуть на море, перед тем, как покинуть этот мир навсегда и начать бродить в небытие, в поисках своего покоя. Это вселяет в неё надежду. Маленькую, но надежду. Теперь жизнь стала для неё чем-то новым. Когда даже горький чай — это то, ради чего стоит жить или яркий макияж — это что-то такое удивительное, когда она задавалась вопросом, почему не делала его раньше. А потом вновь осознание того, сколько она потеряла в этой жизни из-за собственной неуверенности. И жить одним днём — стало для неё девизом. Она ненавидела таблетки, капельницы, строгую диету и запрет на горячий шоколад. Она и так умирает, так зачем забирать у неё всё самое дорогое? Она хотела отказаться от лечения ещё пару недель назад, но шанс на выздоровление поселился у неё в душе и она этого не сделала. Когда в её кровь переливали непонятную жидкость, она представляла, что это море. Чистое, всегда приносящее спокойствие, море. Даже когда оно бушевало и билось об скалы, она всё равно сидела на камнях и наслаждалась каждой каплей, которая проливалась на её кожу и вселяло капельку жизни. Волны всегда были к ней благосклонны, когда она купалась глубокой ночью, лишь бы запомнить этот момент навсегда. Холодная вода обжигала, но это заставляло чувствовать себя живой. Хотя бы на время, хотя бы на мгновение. Однажды врач сообщил, что к ней наведался неожиданный посетитель. Она никого не ждала, но всегда была счастлива поговорить с кем-то, лишь бы не умереть от скуки под капельницами. Она была удивлена, когда порог её палаты переступила невысокая чёрная смерть с косичками. Женщина улыбнулась и не сказав ни слова, постучала ладонью по кровати, приглашая присесть рядом. Но девушка предпочла стул, подвинув его к кровати. Не слишком близко, но и не так далеко, чтобы невозможно было дотянуться рукой. Женщина не осуждала, даже не думала об этом. Лариса понимала, почему Уэнсдей так поступает. — Почему вы молчали? — спросила Уэнсдей равнодушным голосом. Или ей показалось, что он был равнодушный. Возможно, это побочки от лекарств: не разделять чужие эмоции. Уимс смотрела на неё и поняла, что в девушке что-то поменялось. Такое незаметное, но если приглядеться, то сразу бросается в глаза. Черноволосая сидела ровно, её грудная клетка совершенно не двигалась, что блондинка на мгновение подумала — конец её жизни уже пришёл, надо лишь ответить на вопрос. Сказать последнее, что она бы предпочла этой жизни. Но потом Аддамс согнулась, словно ей воткнули копье в живот. Женщина сразу подскочила, выдернув капельницу из вены и подползла к краю кровати, чтобы взглянуть на девушку, мягко положив ладонь ей на колено. Она не получила шлепка по ладони, обжигающего слова или что-то, что было в духе Уэнсдей. Лишь прислушавшись, можно было услышать, как девичьи слёзы медленно стекали вниз, словно волны, которые добрались до вершин. Она плакала лишь два раза в своей жизни: когда убили её любимого скорпиона, когда её верный друг мог погибнуть из-за ножевого ранения и когда она узнала, что директриса умирает. Это был третий раз. Аддамс глубоко надеялась, что это будет последний раз, когда она плакала в своей бесчувственной жизни. — Вы молчали и никому об этом не говорили, — начала она, закипев от злости. Её губы дрожали, ладони сжались в кулаки и ей хотелось кричать, но она сдерживала себя, глубоко вздохнув воздух, пропитанный медицинскими препаратами. — Вы делали вид, что всё нормально, но почему, когда всё и правда вернулось на свои места, вы неожиданно решаете умереть? Если бы Лариса сама знала ответ на этот вопрос, возможно, она бы и не боялась умирать. Женщина пережила одну смерть, когда Мэрилин решила её убить, но ей чудом удалось выжить. Конечно, ничего не бывает так легко и просто. Когда врачи сообщили, что яд, который попал ей в кровь, остался в её организме, развивая непонятную болезнь сердца — женщина потеряла какую-либо надежду на нормальную жизнь. Зато, утверждала она себе, будет не так скучно. Единственное, что она любила в самой себе — воспринимать всё, но с небольшим юмором. Даже, собственную смерть. — Если бы я сообщила о том, что смертельно больна, то представь, какой наступил бы хаос в пансионате. Было бы намного больше шумихи, чем когда мы узнали, что Мэрилин оказалась против нас. Мне и так хватает забот на данный момент. Я просто подыскиваю себе замену, чтобы потом не было проблем в дальнейшем, — если бы каждое слово было правдой, она бы с уверенностью могла сказать, что никогда не лгала в этой жизни. Она никого не искала себе на замену. Она оставила завещание, чтобы пансионат закрыли после её смерти, ведь там — никогда не будет так, как было раньше. — Вы эгоистичная, — прошипела Уэнсдей, подняв голову. Её глаза были наполнены слезами, но Уимс никак не могла определить от злости они или, от печали. — Я думала, что я была эгоистичной, но теперь поняла, что вы были намного эгоистичнее меня. — Ты решила рассказать, что думаешь обо мне прямо перед смертью? — директриса улыбнулась. — Смелый поступок, одобряю, — блондинка не выглядела расстроенной, ведь Аддамс говорила правду. Она всю жизнь была эгоисткой, ведь так намного легче жить, когда ты не задумываешься о других. — Я бы много про вас сказала, но о покойниках плохое не говорят. Сами понимаете, директриса Уимс. И тем более, всё, что я хотела сказать — я сказала вам на первом курсе, — она улыбнулась, тяжело сглотнув. — Ясно? Мне нечего сказать. Ну, кроме того, что вы эгоистичная сука, Уимс. — Ну спасибо, — она хлопнула руками по кровати. — Ты прям подняла мне боевой дух перед смертью. И как я раньше жила без этой информации? Наверное, была слепой, как новорожденный котёнок. Попрошу Мэрилин поставить тебе пять за семестр за твою развитую красноречивую речь. И тогда она впервые услышала, как Аддамс смеётся. Это был поистине чистый смех, когда вся боль мгновенно проходит, давая место наслаждению. Они сидели так до самого вечера, болтая о прошлом курсе, когда только пришла Уэнсдей, пока не явилась недовольная медсестра и не сообщила, что время для прихода посетителей закончено. Конечно, она потом прожигала взглядом и блондинку, которая прижимала ваточку к месту, где должна была стоять капельница. Врач сообщил, что ей придется остаться на ночь. Уэнсдей обещала заглянуть утром, если она не решит умереть этой ночью. Лариса обещала, что этого не будет, ведь им ещё многое придётся обсудить, перед тем, как она покинет собственное тело. Например, что горячий шоколад — это очень вкусная штука. «Плакать — это слабость» — думала она раньше, когда всё казалось таким другим, но теперь, слёзы стали для неё шансом выпустить всю боль, которая накопилась за долгое время. Лариса не плакала на людях. Она уходила к морю, садилась на привычное место и позволяла эмоциям выйти наружу. Море всегда принимало её, никогда не осуждало, лишь слышался шум волн, но Уимс всегда считала это успокаивающей колыбелью. Медленно раскачиваясь, прислоняясь спиной к камням и смотрела в небо, задумываясь над тем, если что-то там, наверху. Что её ждёт после смерти? Пустота и мрак? Или что-то тёплое и хорошее? Она узнает очень скоро, когда болезнь одолеет её. Уэнсдей приходит рано утром, как только часы пробили время, когда посетителям можно заходить. Лариса улыбается, надевая лёгкое жёлтое платье и держит в одной руке книгу, которую читала всю ночь. Девушка смотрит на неё недоумевающим взглядом. А не слишком ли рано блондинка покидает свою слишком белую палату, оплаканную ангелами? Или её лечение окончено и теперь надо ждать лишь смерти? — Разве вы не должны лежать сейчас под капельницей? — спрашивает она, когда директриса направляется к выходу, при этом, сгибая правую руку. — Врач решил проучить меня немного, чтобы я больше не вырывала капельницы из рук, когда не надо, — отвечает Уимс, указывая глазами на стойку с растворами. — Всю ночь лежала под иголками, чтобы сегодня могла устроить себе выходной. — Или же врачи просто устали и решили не видеть вас сегодня, — предполагает черноволосая, склоняя голову вбок и изобразив гримасу сострадания. Но Лариса сразу может определить, что девушка просто навеселе и она делает тоже самое, на мгновение забывая, что вернётся сюда снова. — Знаешь, я тоже устала их видеть, — выдыхает женщина, опустив плечи. Её белые локоны падают ей на лицо и она недовольно убирает их за уши. Хотя, безумно рада, что их не пришлось состригать, когда врачи заговорили о новом лекарстве, которое вводили ей под кожу на протяжении прошлой недели. Она не чувствовала себя лучше, но и хуже ей тоже не было. — Поэтому, один в мою пользу и, один в их пользу. И знаешь, я их прекрасно понимаю: видеть, как человек отчаянно ждёт свою смерть, лежа на больничной койке — так себе удовольствие. — Вы ждёте свою смерть? — её брови нахмурились и директриса не могла, не засмеяться, прикрыв непроизвольную улыбку ладонью. — Разве, это правильно? Вы не хотите попытаться излечиться? — Если бы мир делился на правильно и неправильно, может быть, я давно бы отрастила себе крылья и улетела в страну грёз, где всегда так тихо и спокойно, — она мечтает об этом уже много лет, когда впервые узнала о таком мире в одной из книг, которую нашла в старой библиотеке, недалеко от пансионата. Там всегда сидела милая старушка, которая любила беседовать с Уимс, но ровно через год после того момента, она скончалась. Больше женщина не приходила в эту библиотеку. — Какое странное сравнение, — удивилась Уэнсдей, вставая в дверном проёме. Её хищный взгляд не сулил ничего хорошего, но женщина была уже готова ко всему. Даже если она достанет нож и решит зарезать блондинку, то Уимс примет с радостью. Это намного лучше, чем встретиться лицом к лицу с настоящей смертью. — Если вы собираетесь отрастить себе крылья и улететь в страну грёз, то я полечу с вами. — Ты, скорее всего, обратишься летучей мышью и улетишь в своё логово, — блондинка подняла бровь, когда девушка упрямо не хотела уходить с места. Скорее всего, она хотела побыть с ней. Уимс была совершенно не против, тем более, сама пообещала, что их разговор продолжиться сегодня. — Хорошо, упрямая. Если ты так хочешь пойти со мной, то могу предложить вместо страны грёз, свою квартиру. Как тебе такая идея? — Думаю, это будет намного лучше, чем ходить под таким палящим солнцем, — и Уэнсдей, получив своё, уходит с места и позволяет ей пройти. — Вам бы не помешало приобрести шляпку. Не очень хочется найти вас лежащей где-то на земле от солнечного удара. — Я предпочитаю гулять вечером, — оповещает директриса. Аддамс кидает на неё взгляд, который обозначает, что это сути не меняет. И когда она стала такой заботливой? Она напоминает ей море. Снаружи спокойное, но никогда не узнаешь, что у него внутри. Волнуется, бросает, топит, убивает, но море никогда с ней так не поступало. И она тоже. Женщина смотрит на девушку и понимает, что тот взгляд в больничной палате означал лишь одно — она что-то чувствует, но никак не может это выразить. Как и море. Оно либо бушует, либо слишком спокойное. Идеальной середины никогда не бывает. Интересно, правда? Последний раз, когда она была дома, там было более уютнее, чем сейчас. Везде собралась пыль, местами грязь, а посуда в раковине — заросла плесенью. Женщине было настолько стыдно, что она пыталась извиниться, но кажется, Уэнсдей было совершенно всё равно, что происходит у неё дома. — Когда вы в последний раз тут ночевали? — спрашивает девушка, перешагивая через разбитую вазу. Она поворачивается к директрисе, которая неловко потирает затылок. — Я обычно предпочитаю ночевать в мотелях. В доме стало слишком холодно и неуютно, а это слишком угнетает. Последний раз я ночевала тут около двух недель назад, но вся эта грязь началась давно, — Уимс видит, как девушка садится на корточки и собирает осколки разбитой вазы. — Брось. Не стоит. Я сама всё уберу и выкину. — Я не собираюсь её выкидывать, — отвечает девушка, продолжая собирать осколки. Лариса боится, что она может случайно пораниться. — Тогда зачем ты собираешь их? — женщина боится разуваться, ведь не знает, сколько пыли собралось на полу. Она проделывает тоже самое, что и Уэнсдей, садясь на корточки, чтобы тоже начать собирать остатки от когда-то целой вазы. — Я хочу собрать её снова. Зачем выкидывать то, что можно просто переделать и придать этому ещё более красочную историю? Вдруг, этой вазой убили кого-нибудь, — она подняла осколок, чтобы получше его разглядеть. — Конечно, пятен крови я на нём не вижу, но это сути не меняет. — Если посмотреть с альтернативной точки зрения, то это выглядит даже не плохо. Ваза, которой убили человека, но она трагически разбилась и впитала в себя остатки крови! Я обязательно попрошу кого-нибудь снять по этому сюжету фильм. — Вот видите. А вы собирались её выкинуть, — но в голосе нет презрения, лишь маленькая надежда на то, что скоро всё будет хорошо. Она научила её жить заново. Просыпаться в собственной квартире, улыбаться лучам солнца и пить любимый горячий шоколад, которая Уимс научилась готовить сама, когда замешивала все нужные ингредиенты и напевала под нос песню, играющую из радио. Теперь её квартира и правда была похожа на что-то, что существовало раньше. Что-то тёплое и уютное, куда хотелось приходить и лежать часами. Она больше не боялась о каждом упущенном часе, когда растягивалась на постели, не обращая внимание на боль в груди. Вдыхать чистый воздух и говорить самой себе, что всё будет в порядке. Это казалось какой-то мантрой, которую Уимс повторяла каждое утро перед зеркалом, а потом отправлялась в больницу, проходила все нужные процедуры и уходила прочь, словно её и не было. Сказать честно — она ненавидела больницы. Ненавидела, когда врачи натягивали фальшивые улыбки и говорили, что всё будет хорошо и шанс на выздоровление есть. Если он был, она бы перестала принимать таблетки. Следующие пару недель проходят весьма интересно, когда Уэнсдей оказывается около её двери с горячим шоколадом в руках и улыбается, приглашая директрису прогуляться по набережной, пока ещё не слишком жарко. Она никогда не отказывала ей, даже когда на часах было около пяти утра. Директриса не знала, когда наступит момент и море станет для неё последним, что она увидит в своей жизни. Лариса хотела умереть в гордом одиночестве, как ей и предназначалось судьбой. Она не хотела, чтобы кто-то видел её в момент сильной слабости и пытался сказать, что смерть — это не так страшно. Уимс и сама это знает, когда боль в теле по ночам становится невыносимой и она думает, что смерть уже дышит ей в лицо и готова забрать. Сейчас, гуляя около моря, она не задумывается над тем, сколько ей осталось. Просто идёт, держа в руках привычный стакан с шоколадным напитком и наслаждается моментом, наблюдая, как волны медленно перекатываются и отдают приятным холодом, забирая частичку боли себе. — Сегодня пасмурно, — неожиданно говорит девушка, поднимая голову к небу. Оно и правда было таким серым, но теперь блондинка воспринимает это, как что-то хорошее. Знак того, что она ещё жива. — Интересно, пойдет ли дождь? — спрашивает черноволосая, смотря на директрису, которая тоже остановилась и подняла голову к верху. — По прогнозу обещали грозу, — пожимает плечами Лариса, делая глоток напитка. — Думаю, ещё рано. Посмотрим, что будет через пару часов, — женщина опускает голову, чтобы взглянуть на Уэнсдей и впервые замечает, что её черты лица смягчились, словно она, вспоминает о чем-то хорошем. — Я знаю, что вы любите дождь, — отвечает Аддамс, сделав шаг вперёд и пнув воздух. — Особенно, когда лежите в палате. Он вас успокаивает, не так ли? — Да, — легко отвечает блондинка, слегка покачиваясь и следуя за ней. Плевать, куда она её приведёт, самое главное, что она жива. — А ты откуда знаешь? Следила за мной, а? — интересуется директриса, широко улыбнувшись. — Нет, — тут же отвечает девушка, но голову отворачивая, ведь на щеках появился непривычный румянец. — Я таким не занимаюсь. Просто иногда замечала, когда приходила к вам в палату во время дождя. Вы выглядели такой спокойной. Это просто предположение, не подумайте. Она была права. Уимс обожала дождь, когда была ещё маленькой. Особенно, ей нравилось, как он бил по крыше и рисовал различные узоры на обратной стороне стекла. С годами привычка не изменилась. Женщина так же продолжала любить дождь. Сейчас он стал для неё надеждой на спасение, ведь после дождя всегда появляется радуга, не так ли? — Не переживай, — машет рукой блондинка. — Даже если ты и следила, то ничего такого там не увидела, — она наклоняется вплотную к Уэнсдей и пальцем касается её носика. — Если, конечно, ты не подглядывала за мной, когда я была в душе. — Я не извращенка, — протестует черноволосая, но не отступает. Ей нравилось, когда Уимс касалась её. На лице Аддамс всегда была маска равнодушия, но в последнее время, она слегка поломалась и девушка не может понять причину этой нелепой поломки. Всё, что она копила годами, стало выходить наружу. — Я, скорее, приму роль серийного убийцы, но точно не опущусь до такого. — Убийца с двумя косичками? Знаешь, звучит очень даже хорошо, если не учитывать некоторые заурядные факты, которые могут помешать твоей профессии, — женщина выпрямилась, наслаждаясь эффектом, который воспроизвела на Уэнсдей. Она слегка наклоняется вперёд, смотрит под свои ноги и начинает пинать песок, просто наслаждаясь разговором, в надежде, запомнить его навсегда. — А вас что-то смущает? — она на мгновение задумывается, а потом отвечает. — А знаете, вы правы. Если быть убийцей, то лучше иметь короткую стрижку, чтобы жертва случайным образом не схватилась за мои косы. Это будет лишней уликой, а мне проблемы с законом не нужны. — Только прошу, стать убийцей после моей смерти, — умоляет женщина. — Сейчас я не хочу видеть кровь на твоих прелестных руках. Она берёт с Уэнсдей обещание, что на данный момент, она не будет заниматься убийствами. Девушка соглашается, но только при условии, что Уимс покажет ей место, где она любит сидеть. Можно было назвать это свиданием? Возможно. Тогда они договариваются, что встреча их состоится не утром, а поздно вечером, когда солнце уйдет за горизонт. Блондинка заявляет самой смерти, что не умрёт сегодня. Смерть, на удивление, соглашается. Лариса надевает своё самое красивое платье, распускает волосы и красит губы привычной красной помадой: берёт с собой тёплый плед, книгу и горячий шоколад. Два стаканчика. С двумя кубиками сахара. Всё так, как они планировали и ничего им не помешает. Даже присутствие гибели, нависающее прямо над ней. Женщина показывает ей фак, улыбается и уходит прочь, плотно закрыв дверь. Их встреча происходит около старого кафе. Девушка молчала около пяти минут, когда смотрела на неё и не могла понять, почему сердце бьётся так быстро. — Красиво... Э-э-э, ваше платье, очень красивое... — Уэнсдей заикается, что так непривычно для неё самой. — Извините, я просто на солнце перегрелась. — Спасибо, Уэнсдей, — отвечает блондинка. Она чувствует себя таким подростком, словно её впервые пригласили на свидание. — А тебе до безумия идут распущенные волосы, — делает в ответ комплимент директриса. — И почему ты раньше их не распускала? — Не было подходящей ситуации. Я не думала, что пойду на свидание с человеком, которого раньше ненавидела. — От ненависти до любви — один шаг? — Брехня, — отрицает девушка. — Тогда, что? — Может быть, я вас никогда и ненавидела, — она делает шаг вперёд и берёт руку Уимс в свою. Её чёрные глаза наполнены любовью, рука настолько мягкая, словно кошачья лапка, несмотря на то, что её костяшки давно были покрыты ранами от постоянных тренировок фехтования. Лариса улыбается, наклоняясь вперёд и ждёт того вопроса, который изменит их отношения навсегда. — Могу я вас поцеловать? — голос такой тихий и уязвимый, что директриса боится сказать что-то не так, но всё равно отвечает: — Да. Ты можешь меня поцеловать. Их поцелуй такой робкий и нежный, переполненный всеми воспоминаниями, которые они пережили вместе: первый совместный день в палате, прогулки по набережной, приготовление горячего шоколада на кухне поздно ночью, когда все спят, но они наслаждаются каждой минутой, которую проводят вместе. Она любила море. Но теперь ей не приходилось сидеть там в полном одиночестве. Уэнсдей всегда находилась рядом с ней, постоянно фотографируя её на старый фотоаппарат и улыбаясь, когда она вытаскивала снимки и показывала директрисе, постоянно поговаривая, какая она красивая. Даже не смотря на синие круги под глазами, заметную худобу и волосы, которые утеряли свой прежний объём, но глаза... глаза всегда горели ярче любого огня, даже когда она испытывала сильнейшие ощущения из-за болезни. Аддамс сидела рядом с ней и обнимала, шептала, что всё будет хорошо и это просто временно, в надежде, перенять эту боль на себя. Но этого, к сожалению, не происходило. Она любила волны. Теперь ей не приходилось одной купаться по ночам, чтобы дать себе почувствовать себя живой. Уэнсдей решительно заходила в ледяную воду и плыла за ней, а потом обнимала и целовала, не переставая дрожать. Блондинка всегда согревала её и она совершенно не боялась заболеть. Вдох, выдох. Всё хорошо. Всё в порядке.

***

— Как ты думаешь, после смерти что-то есть? — неожиданно спрашивает Лариса, положив голову на колени Аддамс. — Надеюсь, что да. Я хочу, чтобы ты попала в мир намного лучше, чем этот. Ты этого заслуживаешь, — отвечает девушка, нежно поглаживая её по голове. — Я умру сегодня, — шепчет женщина. — Почему ты так думаешь? — Аддамс облокачивается на камень, закусывая нижнюю губу и чувствуя, как глаза начинают слезиться. — Поверь мне, моя дорогая — у оборотней хорошо развито чутьё, — Лариса задыхается от боли в груди. — Но всё хорошо. Ты обязательно сможешь найти меня там, — она протягивает руку и указывает на море. — Я буду всегда тебя ждать, милая, но только, в хорошем смысле. Умереть я тебе не дам. — Я и не собиралась. Кто же будет следить за пансионатом? — слёзы душат горло, но она обещала себе не плакать. — Продолжишь моё дело? — Конечно. Невермор научил меня многому. Я не смогу оставить его вот так просто. — Ты сможешь мне кое-что пообещать? — внезапно спрашивает Лариса, целуя её колени, — она хочет в последний раз насладиться этим моментом. — Да. — Обещай, что позаботишься о себе после того... после того, как я уйду, — Уимс поворачивается к ней лицом и замечает, что девушка безмолвно плачет. — Пожалуйста, обещай мне, что будешь завтракать, перестанешь курить, и... — Нет, встречаться с Энид я не стану, даже если это станет твоим предсмертным желанием, — прерывает Уэнсдей и видит, как женщина громко смеётся. Смех Уимс всегда успокаивал её. — Я бы хотела, чтобы ты была счастлива, — заканчивает директриса. — Я и так счастлива. Я счастлива, что провела эти несколько месяцев рядом с тобой и рада, что твоя душа наконец-то, освободиться от боли. Возможно, это звучит странно, но мне было больно видеть, когда ты страдала и я никак не могла тебе помочь. Я буду скучать по тебе, очень сильно. Возможно, это не последние слёзы в моей жизни, но я никогда не забуду моменты, которые провела рядом с тобой. Я так счастлива, когда вспоминаю о тебе. Девушка плачет навзрыд, горло разрывается от невыносимой боли, ей хочется кричать и проклинать этот сраный мир за то, что он забирает у неё всё самое лучшее. Лариса протягивает руку, вытирая её слёзы большим пальцем и шепчет, что всё будет хорошо, перед тем, как отдать своё тело воде и обрести покой. Смерть её опередила, но она всегда была на шаг впереди.

«Ты всегда найдешь меня там, где волны бьются об скалы и твоя душа обретает покой.

Я не умерла.

Я просто переродилась и стала чем-то большим.

Я всегда буду рада тебя видеть, моя дорогая Уэнсдей.

Обещай, что позаботишься о себе, и будешь оберегать себя, с любовью,

твоя Лариса Уимс»