grapes grapes grapes he drives crazy

      чем пахнет весна? наверное она ассоциируется с цветами, белыми подснежниками, их ароматному запаху, что раздается на всю улицу возле чужого дома. разного вида, пестрые и с ярко выраженными вкусами, тюльпаны, лаванда и нарциссы. еще и деревья черемухи, сливы и алычи. буквально всегда по весне расцветают деревья, кроме одного мерзко манящего запаха — виноградник. куст. он пахнет душераздирающе и сильно маняще. кайл, кажется, только и ждал начала лета лишь из-за этих ощущений. конец весны — то время, когда любимый аромат будет пахнуть еще несколько месяцев цветения. брофловски любит его и нет это не из-за того, что картман курит свои электронные сигареты со вкусом того самого винограда. абсолютно нет. кайлу просто нравится цветение этого растения и смотреть как он изо дня в день начинает разукрашиваться, пахнуть. с обонянием у брофловски все прекрасно, он может уловить досягаемый ему запах с кухни, где мама готовит очередной гефилте гелзеле. возможно самое вкусное и с очень ярким запахом. поэтому весна для него как очередное чудо света, когда все запахи в миг обостряются.       но, но еще раз повторяюсь насчет винограда. кайл любит его не из-за вейпа, который курит картман у него дома, на свидании или где-нибудь еще! точно и еще раз точно. брофловски закатывает веки и выдыхает легким холодным воздухом. он еще раз делает затяжку вдоха виноградного пространства, обнимающий комнату. комната пахла весной, хотя сейчас и было начало зимы. эта пахучесть была как наркотик. буквально зависевший от него кайл, лежал на очень мягком матрасе, прямо в уличной одежде, но на это наплевать самому картману. так что все нормально. парень лежал с подушкой под головой и обзор на сидящего эрика у кровати был намного лучше, нежели когда его и вовсе не видно.       кайл мог лежать, дышать ароматом и засыпать в один миг. его не смутит ни то, что он в неудобной одежде, ни то, что он сможет задремать у парня в постели, ни то, что они до сих пор не сказали и слова. обычно такие посиделки были частыми, они могли сидеть молча и заниматься своими делами. это лишь потому что компания друг друга всегда прекрасна. ну или еще то, что картман не будет писать брофловски о том, как ему скучно и одиноко без любимого еврейчика. кайл приходил даже с портфелем, делал уроки у него дома и не получал миллион сообщений от эрика за час игнора. рыжий никогда не отказывался о совместном времяпровождении, может у картмана недостаток внимания, а его парень — единственный близкий человек. хотя по началу кайл и боялся часто приходить, вдруг эрик был каким-то зависимым от похоти в его мыслях и члену в трусах. оказалось же все намного проще.       — кайл, я просто тебя люблю, а то, что я тебя люблю — это значит, что мне нравится твоя рожа, ублюдок. я готов видеть ее каждый день.       кайл думал о картмане лишь "о боже. этот чувак и правда способен любить". но получалось так, что толком они ничего не делали. да, просто взял и пришел, просто встал и ушел, напоследок поцеловав в губы. чувства в каждом таком дне были разнообразны. умиление и любовь отошли на задний план. брофловски чувствовал себя нужным и просто добрым. он приходил на каждый вызов парня, когда тот только написал "свободен?". сидеть, лежать, кувыркаться — да все это в доме картмана стало родным. и за сколько? шесть месяцев. буквально с первых дней их отношений кайл приходил к картману. и теперь его родной дом, где жили мама с папой и братец айк был будто чужим. забывать кровный дом звучит гадко и неправильно. парень помнит все и вся, но ему уже непривычно смотреть на стену в своей кухне и не видеть там часов, стрелки которых были в виде кошек.       дом картмана был уже как своим. кайл мог легко пойти умыться, принять душ и сходить в туалет при открытой двери, что он собственно не делал, но эрик разрешал. были и моменты приходить к нему по веской причине. например возбужденный член во время школы, когда картман дразнился и будто случайно говорил кайлу похабные слова. как на больное место надавил. брофловски не считал, что сексуальные фразы могли быть сказаны столь мурчащим голосом. эрик медленно шептал все подкаты, мерзкие и пошлые слова на ухо кайла, когда рядом с ними стояли кенни с стэном и обсуждали поход в кино, на скопленные карманные деньги. маккормику достались деньги от каждого присутствующего. тот день-кино друзья перенесли на выходной, когда контрольные математики их не тревожили, а раскумаренный словами картмана кайл не был столь "красным" по словам марша. фильм был крутым, как и совместная дрочка с картманом опять у него же дома.       когда парень вспоминает их интимные моменты прямо на этой кровати, становится слишком жарко и пылко. тело вновь может бросить в жар и не оставить во внимании эрика. он обязательно поднимет голову, ведь часто сидит на полу возле кровати, и подняв бровь заулыбается. поэтому брофловски держал свои мысли и их мастурбацию в стороне, впитывая виноградный аромат. он отвлекался на природу, улицу, телефон, чтобы заменить выплески фантазии. но мысль о вейпе тоже не давала покоя. кайл думал, что сам давно скурился и его легкие покрылись тонной дыма, и то, что он скоро сляжет с раком. виноград был до дури сильным. за весь год, за те шесть месяцев их отношений и остальные месяца трудностей картман курил. в школе, дома, на улице. брофловски не разбирался во всех сигаретах, поэтому называл их либо вейпом, либо электронной сигаретой.       однажды картман показал ему коробку, которая была подарена кайлом в первое день рождения эрика с ярлыком "парень кайла". было непривычно ощущать чувство любви, когда их взгляды сталкивались. кайл быстро смущался и так же отводил глаза, то на стэна, то на других гостей. сама коробка представляла собой самую обычную, но в красивой обертке фиолетового цвета — любимого цвета картмана, на заметку. в ней хранились разного рода сигареты. где-то были круглые и с выпуклой частью, где то полностью закрытые, похожие на флешку и ручку, были и прямоугольные, а еще в виде стаканчика. большая часть пестрила фиолетовым цветом и картман называл эту коробку раем на земле, хоть и каждый раз матерился, забрасывая очередную одноразку или банку от жижи.       кайла забавляло то, как картман хранит все эти штуки. как он мог считать обычную коробку, подаренную ему на день рождения — самой главным смыслом его существования. или от так говорил про все вейпы, что скуривал за неделю, а то и меньше? брофловски не замечал и даже пропускал мимо ушей очередное замечание парня насчет цен в вейп шопах. он бубнил про маккормика и то, что из-за таких как он цены поднимаются. хотя в случае кенни можно было завидовать — не курил, не пил и не пошел по стопам своего отца. нежели картмана, дурманящий мозг никотином. когда он был в магазине, то скупил три жижи за пятнадцать долларов с виноградным вкусом. картман говорил, что этот всегда самый вкусный. описывал его как божий рай, самым лучшим, что было в его никчемной жизни, после этого извинившись перед кайлом и назвав брофловски любимым тоже.       картман, кажется, теперь пропах виноградом вместо одеколона. он будто облился этим ароматом, который связывает их отношения с кайлом. брофловски дурманился, засыпал и все лишь из-за сигареты. он точно зависим ими и вообще не похоже на то, что от этой зависимости можно отвязаться. даже приходя в проветренную комнату эрика, почувствовать душистый запах было не трудно. его вещи тоже были тягущими к себе, поэтому лежать в обнимку было любимым занятием.       если бы эти ощущения можно было бы описать в сочинении на уроке английского, то кайл бы расписал все четыре листа, используя каждый синоним к слову ароматный, который знает. но если говорить и о зависимости с картманом, то определенно не стоит упоминать его сигареты. у них не было разговора на тему почему же сам кайл проситься к нему к гости и спрашивает не разрядилась ли его очередная одноразка.        — во первых — нет. во вторых у меня — кнайт.       конечно присутствие самого картмана тоже было значимым. как никак картман — парень кайла и просто проходить к нему за запахом тупой сигареты глупо. брофловски любит эрика не из-за его запаха. это же их отношения, тогда почему же они должны зависеть на одном приборе. разве кайл не любит целовать картмана? это тоже можно назвать зависимостью. так что любое действие, которое он совершает изо дня в день является попросту самым обычным. принять же пар сигареты легко, нежели курить ее самому.       поэтому прямо сейчас кайл лежит на кровати картмана. пар летит в него, он вдыхает и медленно кайфует. эрик, кажется, сидит в какой-то социальной сети, потому что смеется. если и хихикает то значит, что листает ленту твиттера или тамблера. брофловски улыбается, когда чувство нежности расползается по всему его телу. сегодня он пришел сразу после школы, не заходя к себе домой, под предлогом картмана, что им нужно поговорить. рыжий прилег на кровать, чтобы немного отдохнуть для разговора. картман же первые секунды стоял, смотрел на парня, когда тот пялил потолок и нехотя поплелся к нему, сел и молчал. важной беседы не последовало, они тихо дышат уже минут тридцать.       кайл не собирался говорить ничего интересного, ведь не он же позвал парня к себе. а картман молчал, это было странно. он мог заговорить в любой момент, но явно молчал. брофловски немного поерзал на месте и невольно задумался насчет эрика. если ему нужно что-то, то он скажет незамедлительно. но может это было важно?       — ты хотел поговорить?       — да, — отвечает картман.       шатен поднимает голову вверх и немного влево, чтобы увидеть кайла. они встретились взглядами и бровь брофловски поднялась в миг после ответа. картман возвращает свое положение, вдыхает из недо-трубки и после встает на ноги. он закидывает включенный мобильник в карман, зная, что экран погаснет первее чем он скажет хоть слово. сигарету он оставил в ладони. кайл проследил за его молчанием, но уже в другой позе. пар вылетает из его губ прямо на брофловски. на это действие рыжий никак не реагирует, лишь быстро моргает ведь этот ярко выраженный запах начинает впитываться и слезить глаза.       — если бы я не спросил, то ты бы и до сих пор молчал? картман фыркает. он садится на кровать, продолжая смотреть в глаза кайла. этот взгляд продырявил его как лазер в компьютерной игре. но от такого внимания брофловски придался внимательности, намереваясь послушать важный разговор для его парня. шатен выдыхает легкими тяжелый ком воздуха.       — ты не считаешь, то что уже слишком долго мы боимся?       — боимся чего? — кайл недоумевает.       он поднялся на локтях, освобождая больше места для картмана и делая обзор на него самого же лучше. так, чтобы их глаза были на одном уровне, в независимости от роста.       — стэна, кенни, шептаний, оскорблений, твоей мамаши—       — эй!       — того, что мы встречаемся, кайл, — заканчивает фразу картман. он смотрит на кайла. его спокойные эмоции резко сменились негодованием. на него будто прыснули оскорблением и теперь мистер брофловски, вдруг превратился в кайл, ужин!. он как маленький засмущался, но попытался скрыть это другими эмоциями и выражением лица. хотя и было понятно, что он эту идею тоже не примет сразу.       — черт, кайл, я не могу ни поцеловать, ни обнять тебя на перемене в школе, в кафетерии или на самой большой перемене в двадцать минут! а ты знаешь как мне пиздецки этого не хватает блять.       — я не могу просто взять и сказать "хэй, ребят, картман мой парень, круто да?". этого просто никто не поймет и не захочет воспринимать как не шутку.       — разве тебе не должно быть плевать на их мнение?       кайл нахмурился его наглости и румянец пропал, спустя пару вздохов негодования. мысли сложились в очередь. первым хотелось сказать "нет! представь, что обо мне подумают!", а последним стояла фраза "это будет трудно понять всем нашим, картман. опасно говорить. извини".       — нет! у меня строгие родители, до которых эта информация расползется в миг, — кайл выбрал средний путь, выискивая стороннего. — кто-то начнет говорить в школе, дойдет до айка ненароком. айк, как великий болтун, расскажет всем остальным из своего класса, а потом и мне дома. все начнут об этом говорить, те же азиатки, мать твою. начнется массовый апокалипсис, когда листовки с нашими именами начнут висеть на каждом столбе, как при крейге и твике. потом —       — кайл, успокойся. не будет такого.       — нет! потом все горожане начнут вновь западать на яой, как в былые добрые и самым последним до кого дойдет будут мои родители. я не позволю такому произойти.       кайл замолчал. картман же теперь зол, он скрестил ноги и медленно проводил по ним руками, иногда, хватаясь за ткань и сжимая ее.       — а если рассказать стэну и кенни, то такое будет? хотя, — картман приумолк, задумываясь. — нет, это будет бессмысленно, ведь я все равно не смогу тебя целовать на переменах.       — слушай, тебя как будто только это и заботит. мы можем целоваться в любом другом месте. хоть прям сейчас, но ты ничего не предпринимаешь.       картман молчит. разговор не ушел в тупик, они просто замолчали и задумались. эрик решительно выискивал путь как сказать кайлу, что все будет замечательно. а брофловски же думал о том как вылезти из этого разговора, который лучше бы он не начинал и продолжил лежать, и дышать гребаным виноградным запахом.       — я боюсь родителей и все, — отвечает кайл.       — разве они самое главное в этой ситуации? разве ты не подросток, который отстаивает свое мнение?       — я — нет.       эрик цокает, отводит взгляд в сторону и целует круглую трубку, вдыхая жгучий никотиновый пар. он разжижает легкие, оседая на их стенки и шатен немного шатается. он держит тягу в легких какие-то пять секунд и выдыхает длинную струю в сторону. запах вновь распределяется по комнате. и кайл навострив свое обоняние нежно вдыхает всей грудью.       — кайл, скрываться долго мы не будем. либо я расскажу сам—       — только посмей, — он опять перебивает эрика.       — либо мы идем и рассказываем вместе. можем рассказать только нашим знакомым и близким, что вот, мрази, завидуйте какой у меня парень есть. мне кажется, что нормальные люди спокойно это оценят.       — они будут в шоке не из-за того что мы парни, ведь гомосексуальность в наше время почти нормально воспринимают, а то, что ты эрик картман — бесячий тип. а я кайл брофловски с негодованием к тебе все года.       — ну ты же поменял мнение ко мне, — улыбается картман и начинает ласково мурлыкать свои фразы.       черт, это и правда звучит слишком по кошачьи-мурчаще!       — ты же сам мне признался в любви, а, кайл, помнишь?       картман оставляет свою электронную сигарету на одеяле. он начинает медленно двигаться к кайлу на коленках и улыбаться. рыжий, уловив все ласково сказанные слова, засмущался. картман начинает напевать мелодию песни. какой неизвестно. он просто начал медленно глушить горло воем и мелодией. кайл прыснул смехом и медленно улыбнулся. картман же ловко приблизился к кайлу, приложился головой к его груди и посмотрел вверх. кайл взглянул на его пристальный взгляд и наклонился. их губы сомкнулись в легком поцелуе. кайл почувствовал умиротворение с трепетом. он ловко поднял свои руки и взял картмана за щеки. эрик поднялся с странной позы и сел. глаза их были закрыты. кайл медленно вдыхал ртом, когда уловить аромат винограда было просто волшебством. удовольствие сменилось радостью, влюбленностью и ловким чувством наслаждением от запаха и вкуса на губах картмана. они отдалились на миг, когда кайл засмеялся и прикусил губу картмана.       — ладно, хорошо. я подумаю насчет того, чтобы рассказать остальным наш секрет.       — какой секрет? — игриво говорит в чужие губы эрик.       — то что ты — мудак, — отвечает кайл и вновь утыкается в губы, перед этим проводит языком, остужая разогретый пыл.       — если ты так и скажешь, то я скажу, что ты заднеприводный.       — так, — прекращает поцелуй кайл.       картман смеется, когда его парень хмурится, но продолжает улыбаться. рыжий прыскает смешком, а после и легким хихиканьем вместе с эриком.       — но только близким, не левым людям со школы, — утверждает кайл свои недавно сказанные слова.       — я будто всему миру хотел рассказать то, что ты — мой парень.       — кто тебя знает? — улыбается кайл.