Академия. План «Подкат»

— …и успешная эвакуация экипажа «Кобаяши Мару»… уже началась! Реквизит мостика был всамделишным, списанным со звездолета предыдущего поколения — названием МакКой свою память не утрудил. Джим держался, точней, валялся в кресле безымянного капитана с таким видом, будто бы там и родился и вырос. А сейчас, нетерпеливо вскочив с него, с хищной осанкой разгуливал по-за спинами замерших перед консолями однокурсников, и смачным хрустом надгрызенного краснобокого яблока ставил точку в своей победной реляции. Экраны начали гаснуть. Вразнобой посыпались радостно-удивленные возгласы и поздравления. Большинство «членов команды» сдавали тест в первый раз и собраны были рандомно. Разумеется, все они были наслышаны о его (простите за медицинский) «непроходимости», но, в силу юности и небитости, в глубине души верили в чудо. Боунса вписал Джим, а Ухура наверняка сама вызвалась понаблюдать за унижением Кирка. В очередной раз потерпела фиаско, но напоследок не преминула съязвить: — Да, воздержание — великая сила. — А? — Джим невинно обернулся к ней. — Смотри, как тебе помогло, — повела бровью Ухура, совсем забыв о том, что объяснять шутки — последнее дело. — Так вот почему ты такая умная! — не остался в долгу Джим. Лингвистка умчалась, только что не зашипев. Джим счастливо улыбнулся Боунсу. Они не спеша вышли из псевдо-космического полумрака на солнышко. — Опять обломала? — усмехнулся МакКой. — Не, это я обломал Гейлу, — почти не соврал Кирк. — А они, внезапно, подруги. Джеймс Кирк не переспал с орионкой! «Кобаяши Мару» сдался! Куда катится мир?.. — А теперь колись, — вслух сказал Леонард. — Куда ты трахнул тест. — В самое сердце, — сознался Джим. — Он действительно устроен так, чтобы завалить. При любом раскладе. Но нафига-а?! — Ты меня спрашиваешь. Может, там баллы по-разному начисляют? За креативность, за командное взаимодействие... Или психологический профиль оценивают. — В том-то и дело, Боунс. Отметка в ведомость идет у всех одинаковая, «минус». Это я тоже смотрел. А представляешь, поставят мне «плюс», и всю систему заглючит? — короткий смешок Джима был резким и напряженным. Ленна окатило скверным предчувствием. — Джим, ты такой гений, что аж дурак. Система — это не вышибала в баре. Она тебя раскусит и выплюнет. Молись, чтоб из Академии не турнули, с волчьим билетом. — Разбрасываться выпускниками? Я сомневаюсь.

***

Гром грянул вечером, когда МакКой вернулся со смены. На кухне (воистину, мир под угрозой) стоял на столе ужин — глазунья на три желтка с лепестками бекона, хлеб из отрубей, персиковый пирог и, прах побери, обливная миска еще горячей печеной бамии. Джим, пугающе тихий за своим ПАДДом, шпилил не в стрелялку — в старозаветный тетрис, забравшись под одеяло по грудь. Стащив ботинки, даже куртки не сняв, Ленн подошел к кровати и положил руку ему на лоб. Полу-инстинктивно, полу-символически: — Ты в порядке? Кирк поднял взгляд, отчего под рукой сморщилось, а край ладони защекотало выгоревшими кончиками темных ресниц. — В полном. Иди есть, я уже. Лоб был горячим, наискось от брови частила жилка. МакКой подался за трикодером. — Да ну Боунс, с ума ты сошел! У меня к ночи всегда так. С детства. Воспоминание ударило током, и Ленн пробормотал: — Ага, ты ж у нас абсолютно здоровый аллергик, — он все-таки выгнал Джима из-под одеяла, в открытой майке и плавках, просканировать на предмет какой-нито ранее незамеченной хрони. Слегка взволнован. А кто бы не был, в его подвешенной ситуации. Джим так очевидно давал пространство, чтобы побыть одному, что грех было игнорировать его исключительный, как по редкости, так и по таланту, приступ хозяйственности. Особенно это вредно вечнозадолбанным докторам. От проснувшегося зверского аппетита усталость как рукой сняло. МакКой наслаждался едой, отдыхом… но что-то по-прежнему не сходилось, зудело тревожно и маетно. Джим был органически неспособен к заботе. Нет, не так: Джим решал проблемы. В нем крепко сидело это желание, хорошо знакомое Леонарду, — переламывать обстоятельства. Спасти значило «я могу» (ровно как и разбить чье-то лицо), только в первом был еще и смысл, была нужность. Джим спасал больше ради себя, чем ради других. Он сиял, потому что горел, и просто требовал быть замеченным. А когда становился нужен по-настоящему, уходил, как от той же Гейлы. «Fuck it before it fucks you», девиз Кирка. «Откажись, чтобы не потерять», — вторил МакКой. Накормить соседа, когда он в ноль, а у самого есть время и силы — ни разу не подвиг. Нормальный дружеский жест, из разряда помощи по учебе. Объяснял чаще Джим, за едой бдил Леонард, наоборот тоже случалось. Бамия! Вот это было уже личное. Ну да, Боунс — южанин. И что с того? В его бывшей (не)благоверной тоже текла южная кровь, при этом Джослин не разделяла привязанности к традиционной кухне. Будто даже слегка презирала ее. Казалось бы, двадцать третий век на дворе, ни огородничать, ни готовить нужды нет, — разве что для удовольствия. Джослин реплицировала на всех то, что считала здоровой пищей и чем питалась сама. Вот еда, вот семья, кто недоволен — сам виноват. Джим точно так же мог ограничиться их обычным холостяцким набором. Но он постарался не для кого-то абстрактно приятного и удобного в качестве собутыльника, друга, иногда лекаря. Для Леонарда. Одна только миска чего стоила! Простой грубой формы, с потеками светлой глазури по сине-зеленому фону внутри, — чтобы такую слепить не на гончарном круге, а в репликаторе, заморочиться надо было не меньше. Ленн повертел в руках теплую тяжесть, так и не смог ее выбросить в утилизатор и сунул подальше на верхнюю полку кухонного шкафчика. В благодарность он сделал Джиму и, заодно, себе «южного» чаю — со льдом, апельсином и мятой. Какое-то время они уютно молчали в своих кроватях, втыкая в ПАДДы. А потом на оба — и, как следовало понимать, всем курсантам — пришел вызов на слушание по нарушению Устава кадетом Джеймсом Тиберием Кирком. Завтра, звездная дата 2258.42, 0900, актовый зал. Повисла неловкая тишина. Все «аяговорил» стали неуместны. Возможно, это их последняя ночь в одной комнате, на одной планете. Раньше надо было… …что? Ответить Кирку, когда тот был пьян, а МакКой не знал о нем ни хера? Взять его тепленьким из-под орионки? Утешить после кошмара? Нынешняя ситуация ничем не лучше. Леонард отложил планшет. — Джим. Что будешь делать, если все-таки вылетишь? — По тебе скучать, — наглая лыба. Вот же ж!.. У Кирка будущее на кону, а ему всё хиханьки. — Нет, серьезно? — Я серьезен. Вот на столько серьезен, — Джим поднял два тесно собранных пальца и развел на ширину третьего, они подрагивали. — Ладно, пофиг. Меня не выпнут. Давай спать. У МакКоя кружится голова. Как это, к чертям, понимать? Приглашение? Провокация? Месть? Совершенно точно одно: следующий ход за ним. Он прибегает к испытанной защите сарказмом. — Ты, часом, обхват не переоценил? — Считай, перестраховался! — дерзостью кроет Кирк. Каждый — на своей территории, где привычно и просто, до сладкой жути под ложечкой от того, как легко складываются слова, тяжелея на коже и плавя картинку. — Щас проверим, кто тут такой смелый! МакКой медленно встает с кровати. Медленно приближается к Джиму, как за канат держась за шалый взгляд снизу вверх, в котором бравада мешается с чистым восторгом и тенью чего-то похожего на испуг. Так же медленно Джим стаскивает одеяло. Как их унесло в это пике?! Во власти инерции Ленн обрушивается на Джима верхом. Глуша желание впиться в раскрытые губы, он запускает пальцы ему в бока — горячие, мягкие мышцы в низких проймах под обнимающими руками, — и переводит безумие в более безопасную плоскость борьбы. Джим бьется и вырывается, орет и хохочет, но Боунс крупнее и тяжелей. Наконец, Кирку удается просунуть руку между их бедрами. С обессиленным стоном он откидывается назад. — Ты меня не хочешь, — и на лице, только что таком живом, каменеет обида. Леонард падает набок, втискиваясь между Джимом и стенкой. Джим порывается сбежать, Ленн удерживает его объятием через грудь и утыкается лбом в висок. — Считай меня суеверным, но пусть тебя вначале отчислят — или не отчислят, — тогда и будем, либо прощаться, либо праздновать. Пару секунд МакКой всем телом чувствует, как осознание нисходит на Джима: от обреченности и протеста — до благодатного расслабления. — Это то, о чем я думаю? — говорит Кирк. — Не знаю, о чем ты думаешь, но я с тобой. — Тогда поцелуй меня. Засыпают они вместе.