Бесконечная Меланхолия

      Через примерно полчаса, в дверь постучали. Я уже успел заскучать, поэтому буквально подскочил к вошедшему. Им оказался крепкий, невысокий старик, с короткостриженными волосами и бородой. - Ты Семен?       Я кивнул. - А вы? - Дядей Сашей меня звать можешь. Будем знакомы.       Мы пожали руки. - Ульянка мне сказала тебе одежды принести, да в баню сводить, чтобы ты помылся хоть.       Он протянул мне стопку белья, в которой лежал тулуп со штанами, меховая шапка, сапоги, валенки, водолазка, варежки, полотенце и кальсоны. Я быстро переоделся, и вышел во двор следом за дедком. - Каши-то хоть поел? - Я на всякий случай не трогал, вдруг не мне.       Старик усмехнулся себе в усы. - Ульянка ее специально для тебя и приготовила. Ну да ничего, апосля баньки поешь. - А куда она ушла? - Ульянка-то? Да небось к разлому.       Она ж все время возле него торчит. Да ты не боись, я тебя к ней отведу, только потом.       Я решил не лезть с расспросами, тем более, что мне действительно хотелось и поесть, и вымыться.       Баня стояла на окраине деревни, и представляла из себя простой сруб, где имелась прихожая с передевалкой и основное помещение.       В своём мире я зачастую любил полежать в ванне с книжкой, или телефоном, но здесь, поскольку я не знал, сколько еще человек захотят вымыться, я не мог позволить себе подобного.       Я вымылся из тазика, заполнив его горячей водой из бочки, и даже не став париться, вытерся и переоделся, поспешив обратно на улицу. - Ну, тапереча хоть на человека стал похож! - одобрительно отметил дядя Саша. После мытья, как он сам и говорил, старик повел меня обратно в избу, завтракать. Угли в очаге до сих пор не потухли, и тратить дерево на то, чтобы подогреть кашу не пришлось. Дядя Саша достал здоровенную, глиняную по виду плошку, и до краев наполнил ее кашей при помощи деревянного половника. - Кушай на здоровье. - А как же вы? - удивился я.       Старик только отмахнулся. - Я как встал, ужо успел позавтракать. Мне много не надо, я старый, а ты вон, молодой, а сам - кожа да кости! Тебя когда Ульянка притащила, мы думали все, не жилец, точно помрет. А она взяла да выходила тебя, ты так и знай. Ты ей по гроб жизни должен.       Я серьёзно кивнул.       Какое-то время мы молчали, и я ел в тишине. - Ну что, когда свадьбу то играть будете?       Я поперхнулся и закашлялся, а дед-стендапер заливисто расхохотался, явно удовлетворившись реакцией. - Ты уж меня извини, ну никак я не мог удержаться... Ты б на свое лицо поглядел... Ой, не могу, ихи-хи-хи... Ох, прошу прощеньица, чесслово!       После этого подкола от деда я уже окончательно расслабился и разговорился с ним. Я болтал обо всем: о том как попал в лагерь, через что там прошел, как потерял все, как вернулся сюда.       Дед слушал, кивал, охал и возмущался в тему, а когда я дошел до того момента, где Лена и пионеры загнали меня в угол, я почувствовал, что он задержал дыхание от напряжения. - Ох, не повезло тебе, Семеныч, ох, не повезло... Ну, у нас тут хоть отдохнуть сможешь, сердце успокоить. Места у нас тихие, ничего не скажу. - А вы здесь с детства живёте? - поинтересовался в свою очередь я, и дед повел уже свой рассказ. Он был намного короче, проще, и мог бы соперничать с моим разве что по уровню драматизма.       Деревню тут построили еще при царях, дед в ней прожил всю жизнь, отучился сначала в школе, потом в ПТУ, на механика, работал здесь же, на тракторной станции, чинил технику колхозную, а колхоз для деревни был как золотая жила: с него весь округ кормился, потому и деревня-то была не из бедных.       А полгода назад прямо в по среди райцентра, чуть ли не на площади Ленина, открылся разлом, да такой, что город просто стерло с лица земли, никто даже глазом моргнуть не успел.       Очень у многих тогда погибли родственники, ведь молодые в основном стремились в центр пробиться, причем со всей округи, оно и логично. Вот после этого случая весь район и стал загибаться. Все, кто мог уехать - уехали, от греха подальше. Работать стало некому, колхоз еле выживал.       Настоящим спасением для всех стала Ульяна. Она появилась здесь почти сразу же после взрыва. С ее слов, она искала здесь своих дальних родственников, и вроде даже кого-то нашла.       Но самое главное - она решила здесь остаться. Для многих местных она стала кем-то вроде дочери полка, ее очень любили и заботились, на что она отвечала той же монетой, помогая всем и каждому, а про ее золотые руки, способные починить практически все что угодно, уже буквально начали слагать легенды. С ее помощью колхоз обрел вторую жизнь и начал выдавать урожаи, которые пусть и не шли ни в какое сравнение с прежними, но позволяли деревне чувствовать себя относительно неплохо. - Так что вот так, как-то. Мы здесь все на Ульянку молимся, так и знай, и в обиду ее не дадим!       Закончил дед, погрозив мне на всякий случай пальцем. - Учту. - коротко ответил я, отодвигая пустую тарелку. - Ну, что, идем? - Идем. - согласился дед, поднимаясь из-за стола.       Деревня на самом деле была не такой и большой. Нет, со стороны она могла казаться огромной, домов на сто, но реально жилыми были хорошо если процентов пятьдесят. За остальными просто присматривали, чтобы они не сгнили и не развалились.       Колхозные поля виднелись где-то вдалеке, ближе к горизонту, там же кирпичной кладкой протянулась стена машинно-тракторной станции, которая честно говоря выглядела обветшалой.       Что они там выращивали в этой вечной мерзлоте и какими молитвами ухитрялись собирать хоть какой-то урожай - я спрашивать не стал, побоялся. Но судя по тому, сколько здесь жило людей, а так же учитывая что никаких других средств к выживанию у них я не увидел, они действительно были способны себя прокормить.       Мы прошли через околицу, и свернули к перелеску.       И уже отсюда я мог разглядеть очертания того, о чем рассказывал старик.       Это был буквально разрез в пространстве. Я видел только его грань, которая шла прямо через небо и спускалась к горизонту, где его невозможно было увидеть из-за леса, но когда мы с дядей Саши вышли на пригорок - я обомлел.       Я никогда в своей жизни не видел ничего похожего, ни до, ни после. У меня не сразу подобрались слова, для того чтобы описать то, что я видел, а когда я сумел собраться с мыслями, то лишь сильнее ощутил, насколько далеки от реальности человеческие попытки облечь ее в какую-то понятную нам форму.       Передо мной растянулся гигантских размеров, практически с город, фрагмент пространства, который не существовал.       Это было по-настоящему страшно и омерзительно, потому что я в буквальном смысле не мог воспринять то, что там находилось. Я видел грани, края реальности, а после них - ничего. Там не было цветов, звуков, запахов, не было даже той самой пустоты, в которой я оказался когда потерял сознание и во время перемещения.       Больше всего оно походило на какой-то глюк, сбой процедурной генерации, в естественной природе возникнуть подобного не могло.       Мы с дедом спустились вниз, к поляне, на которой, облокотившись спиной на поваленное дерево, сидела Ульяна. - Ну, тут я вас оставлю одних.       Пробурчал дед, и не дожидаясь ответа, развернулся, и пошел по своим делам.       Ульяна или не слышала моих шагов, или ей было все равно. Я присел на землю, рядом с ней и вздохнул. - Я все думаю. - начала Ульяна. - Что он скрывает от нас? Как выглядит мир, который там, внутри? Почему мы не можем наладить контакт с ним? Что если все наши действия исходили из неверных предпосылок?       Я почесал затылок. - Могу сказать только то, что когда я в последний раз общался с Леной, говорить обсуждать подобное она почему-то не захотела.       Ульяна хмыкнула и посмотрела на меня. - А еще ты обещала не оставлять, меня одного. И как это называется? - добавил я, состроив обиженную мину.       Она сначала нехотя, будто бы против воли, а потом резко и во все лицо улыбнулась. - Как это у тебя так получается, никогда не могла понять. Как скажешь что-нибудь - невозможно не засмеяться. - У меня было много опыта, когда я пытался сблизиться с Алисой.       Ульяна залилась смехом. - Я помню, как это было       Теперь засмеялся уже я. Но наш смех стих почти так же быстро, как и возник. - Я вижу, у вас тут многое изменилось. - Да. Тебя... Нам, ну, то есть, мне, мне очень тебя не хватало... - последние слова она произнесла, уже совсем тихим голосом, но взгляда от меня не отвела.       Я почувствовал, как начинаю краснеть. - Ты... Что с тобой вообще происходило? Где ты был? Как смог вернуться? - Ульяна сразу засыпала меня вопросами. - Это довольно долгий разговор. - ответил я. - Нам бы найти место поудобнее.       Она встала. - Тогда пойдем в дом, я сделаю нам чая.       Мы вернулись в хату, где я и Ульяна спали, и она пошла ставить на огонь самовар. - У тебя очень хороший помощник. - Ты про дядю Сашу то? Да на нем вся деревня держится. Если б не он - тут бы половина уехало, а оставшиеся с голоду померли. У него ж не только руки откуда надо, и голова варит, он еще и очень хороший товарищ. Всегда знает, как поддержать. Не часто таких встретишь. Правда, чувство юмора у него... Своеобразное. - Про это я уже в курсе. Он меня все утро про нашу свадьбу выспрашивал.       Ульяна снова захохотала, даже как-то наиграно, но я увидел, как на ее щеках выступил румянец. - Ты его предупреди, что в следующий раз я расскажу Марфе что он у нее через лаз настойки подворовывает, а в отпитые, чтоб она не заметила, доливает воду. - Обязательно.       Мы дождались, пока закипит самовар, Ульяна разлила по кружкам заварку с кипятком, и достала из шкафа на стене упаковку сушек.       Чай оказался что надо: густой, горячий и очень сладкий, прямо как я люблю.       Отпив чая и собравшись с мыслями, я начал рассказывать Ульяне, что со мной случилось, но поскольку я уже до этого в подробностях описал все дяде Саше, я постарался максимально сократить повествование, оставив только самое важное и опустив незначительные детали, но это не помогло: с дедом я говорил честно, но довольно отстраненно, так как все таки не был с ним знаком, а Ульяне я рассказал все как есть. - Жутковатая история. - честно призналась она, когда я закончил. - То есть, ты как бы потерял сознание, потом тебя привела в себя Юля, а потом вы переместились и ты снова как бы попал туда же, но чуть не умер, а потом вообще оказался ночью в лесу, и дрался против ее галлюцинации? - Вот это меня и беспокоит. Я теперь вообще ничего не понимаю: то ли я в вашем мире, то ли я до сих пор не пришел в сознание в своем, а может я вообще никогда и не существовал...       Я попытался сказать это уверенно, с улыбкой, но сам был бесконечно далеко от того состояния, в которое пытался изобразить.       Уже не в первый раз все пережитое мной за это время накатило заново, и я ощутил, как ко мне снова подступает паника. Я попытался, отмахнуться, подавить, ее, но это не то, что ты можешь оставить на потом. Меня затрясло.       Ульяна отреагировала быстрее, чем я сам бы смог: она выскочила из-за стола и бросилась ко мне, обняв. - Ну все, все. Я здесь, я с тобой, видишь? Я же тебе сказала тогда, я тебя одного не оставлю. Да и вообще, как это тебя может не быть, когда ты есть? И как ты можешь быть во сне, когда тут есть я? Я что, тоже сон по-твоему, что ли? Ты у меня смотри, я тебе щас так в нос дам, что у тебя сразу все сомнения пропадут!       Я взглянул на нее и улыбнулся. - Спасибо тебе.       Она улыбнулась в ответ.       Вот же как бывает: порой кажется, что все уже потеряно, что ничего не изменить, и вообще, бессмысленно пытаться делать хоть что-то, ведь даже надежда исчезла, и осталось только лечь и умереть.       А потом, вот так вот, поговоришь с кем-нибудь, услышишь буквально пару слов, и ты уже понимаешь что не один одинешенек, а есть кто-то рядом с тобой. Такая же живая душа. И как будто легче становится, словно теперь горе твое и печаль, разделили на двое, и уже и надежда появляется, а если есть надежда, то можно и побороться за нее. - А я вам блинков при...       Дородная женщина лет пятидесяти отварила дверь в избу, и увидев немую сцену уронила на пол поднос со всеми кушаньями, которые были ею приготовлены. Из-за ее плеча, сгорая от любопытства выглядывал дядя Саша. - Марфа! - тоскливо взвыла Ульяна. - Я сколько тебе раз говорила стучаться?! - Ой что ж это я... Я наверное попозже... Я потом зайду!       В полной растерянности, женщина буквально вылетела из сеней, оставив за собой гору битой посуды. Лицо дяди Саши описанию не поддавалось. Такую смесь любопытства, удивления, восторга, и предвкушения выразить словами попросту было возможно. - А я тоже потом зайду!       Проворный дед ловко увернулся от россыпи сушек, и зигзагами рванул по сугробам, догонять свою спутницу. - Марфааа! Дядя Сашааа!!! - тоскливо взвыла Ульяна, выбежав на порог. - Мы ничем таким не занимались! Только попробуйте кому рассказать!       Ульяна так и осталась стоять на входе, в какой-то не то растерянности, не то задумчивости.       Повисла неловкая пауза. - Ладно, давай приберемся, что ли - предложил наконец я.       Мы стали приводить комнату в порядок, и мимоходом я завел с Ульяной разговор о том, где мы находились. - Ну, территориально мы в Якутии. Ближайший к нам город - Вилючинск. До него по проселочной дороге километров пятьсот. - Нифига себе. - присвистнул я. - А ты то каким образом тут оказалась? - Я бабку свою искать приехала, Марфу. С остальными родственниками у меня... - Ульяна чуть замялась, а когда продолжила, говорить стала так, что я сразу понял - эта тема для нее болезненна. - Не сложилось, в общем. А после того, что с тобой произошло, комитет развалился, и я сразу сюда и рванула. Ольгу Дмитриевну отстранили, Юля исчезла, Славя написала рапорт, Мику... До сих пор непонятно до конца, что с ней стало, а Алис... а... А она того... Этого...       Я замер. Ульяна старательно смотрела куда угодно, только не на меня. - Что случилось с Алисой? - спросил я. - Её посадили.       Слова подействовали на меня, как удар.       Какой же я был идиот. Занимался какой-то херней, жалел себя и строил монументального масштаба и монументальной же глупости теории о том, что меня бросили все, а любимая девушка предала, и даже не подумал о том, что за все, что она сделала, ее могли бы и посадить.       Я просто клоун. Самый настоящий. С дебильными ботинками, париком и носом.       Как я вообще мог подумать об Алисе, что она решит меня предать, когда она пожертвовала буквально всем, что у нее было, чтобы вытащить меня из тюрьмы?! Как можно быть настолько тупым?! - Мы должны ее вытащить оттуда. - твёрдо сказал я. - Ну конечно, я так и думала! А потом мы все вместе соберемся, победим Лену, и все будет как раньше! - Ульяна расцвела словно бутон розы по весне: ее щеки окрасились румянцем, а в глазах, сменив печаль, появилась та самая задорная искринка, которой я не видел с прошлой нашей с ней встречи. - Да, но не совсем. У нас договор с Юлей. Я помогаю ей разобраться с Леной, а она возвращает нас с Алисой ко мне домой.       Повисла тишина. Улыбка медленно сходила с лица Ульяны. - То есть... Ты просто пришел забрать Алису и все? - Ну... Не совсем, я же сказал, у меня уговор, я обязан разобраться с Лен... - То есть... А как же Оля, Славя, я, остальные?! - Подожди, ты не...       В меня полетел стакан, но я успел закрыться рукой. - Как ты мог?! Ты хренов эгоист! Я поверить не могу, как мне вообще пришло в голову...       За стаканом полетел чайник с заваркой, после него в полет отправилась коробочка с розжигом, а я не успевал вставить ни слова. - Что ты... Я не... Постой! - Да иди ты к черту!       Ульяна выбежала из избы и скрылась.       Проклятье. Все совсем не так должно было произойти! Да и сказать я ей хотел вообще другое! И никакой я не эгоист, я просто...       Тьфу! Какого черта я вообще должен оправдываться? Перед кем?!       Перед ней?!       Ну, вообще-то, "она" минимум два раза спасла мне жизнь. Один раз, когда с боями прокладывала мне дорогу из зала суда, и второй - когда вытащила из бункера. Не дают ли "ей" подобные заслуги право предъявлять обоснованные претензии?       И не говорит ли мое поведение в пользу ее правоты?       А, да пошло оно все к черту!       Внутренний голос, пробудившийся как обычно (не вовремя), внес достаточно сомнений, чтобы я потерял желание делать вообще что либо.       Я перешёл из столовой в свою комнату, и не найдя, чем себя занять, улегся на застеленную кровать, как я любил это делать в свободное время в госпитале.       Обида на Ульяну, старательно взлелеянная моим раненным самолюбием в самые кратчайшие сроки, уже успокаивающе нашептывала мне о том, что она никогда не принимала меня за человека, и что все ее доброе ко мне отношение строилось исключительно на каких-то ее корыстных целях, в список которых никак не могли входить ни забота, ни дружба, ни уж тем более, ха, смешно подумать даже, любовь.