Сегмент

Стены здания были столь же белоснежны, будто пурга, что господствовала за пределами здания, и в свою очередь резиденция была такой же мёртвой и ледяной, как и само царство. Светлый мрамор, дорогой и изысканный материал — Царица не скупилась на качество, щедро одаряя своих преданных последователей возможностью обеспечивать себя материальным достатком. Но даже так ледяное сердце госпожи продолжало потрескивать от нескончаемого холода и льда, что обрамляли и давно поглотили его. Учёный пребывал в задумчивом состоянии, почти карауля дверь, что вела в его обитель нескончаемых пробирок, криков и механизмов. По прошествии нескольких суток нахождения там почти без пищи и воды, ему нужно было взять вынужденный перерыв, подышать свежим воздухом и, возможно, отоспаться. Заполучив больше, чем ожидалось, рискнув очень многим, представши перед самим Архонтом Мудрости, он всё же смог свершить две сделки. И теперь, после итогов его эксперимента в Сумеру, начало которого он положил ещё четыреста лет назад, он мог собирать плоды и анализировать, пребывая в небольшой эйфории. Его эгоизм не погубил его, но заставил потерять остальные срезы, что было не так критично, как могло бы быть. Где-то за стенами и полотнами плотной ткани скрывались две небольшие игральные фигуры, что светились во тьме его территории. Потребовалось много времени, чтобы изучить Сердца Бога и проанализировать отличие от того, что было у куклы. Было бы слишком глупо идти вперёд подобно Синьоре, что поплатилась за это, хотя, без сомнения, она смогла добыть столько же, сколько и он, и, хоть ему в глаза не удалось лицезреть Сердца Архонтов Свободы и Контрактов, срезу казалось, что любитель свободы мог обмануть. Недосягаемость этой побрякушки удручала, проверить было нельзя: это то, чего ему не позволят. Но он пребывал тут только до тех пор, пока мог предложить Царице свою верность, пользу и новые идеи с изобретениями, и было важно помнить об этом, чтобы с ним не случилось то же самое, что и с куклой. Царица, как и другие Предвестники, не знала о том, что план по захвату Аранар провалился, хотя эти милые и невинно глупые создания были идеальными подопытными, даже не верилось, как они могут существовать; однако слух о том, что Фатуи — это плохие люди, разошёлся слишком быстро, а сила, с которой эти создания могли дать отпор, поражала. Теперь желание завладеть ими стало ещё сильнее, это бы помогло усовершенствовать солдат, эти сложные механизмы, люди. Сегмент болезненно потёр переносицу: усталость скапливалась вспышками боли в висках и глазах, что без сомнений покраснели, и капилляры в которых вздулись; а белоснежный свет, что лился через огромные, прочные арки окон, слепил, несмотря на спасающую плотную клюющую маску. Несмотря на то, что крепкий материал не пропускал ни одного сквозняка, ни одной снежинки внутрь, казалось, что по ногам и открытой коже гулял холодок. Жители Снежной уже привыкли к холодам, щёки их приветливо горели румянцем, а руки опаляли жаром, и неважно было, каков по силе на улице мороз. Но сегменту, чья родина представляла из себя сплошные влажные и тёплые джунгли, было сложно приспособиться к таким переменам и чаще и лучше одеваться, прикрывая любые прорехи, ведь руки его были холодны, как само сердце города. Перчатки, плотный костюм и тёплые сапоги с мехом зачастую не спасали, и учёный желал приобрести шубу теплее, намного теплее, чтобы не терять свой надменный образ из-за казусной дрожи по всему телу и стучащих зубов. Многие, кто заходил в лабораторию, отзывались о том, что это слишком мрачное и ужасное место даже для самих Фатуи, их нормы морали слишком быстро нарушались, но также они быстро уходили и потому, что в этом месте было куда теплее, даже жарче, чем во всём здании. Потому это место избегали, а его двери всегда были открыты для всяк туда входящего. Рубиновый взор мучал плиты на полу, из которых складывалась однотонная мозаика. Руки были сжаты на груди, спина болела от многочасового напряжения, плечи отдавали спазмами: обратная сторона его увлечённости в собственных изобретениях. Однако он шёл на неё осознанно. Учёный уже почти смыкал глаза и собирался с новыми силами, чтобы двинуться назад, в свои закрома, когда его тихо и хрипло окликнули. — Иль Дотторе, — сам Капитано объявился совсем рядом с ним, без единого шороха и звука, заставив лишь очередной холодок пройтись по стопам. Персона принесла с собой уличный холод и лёгкий дискомфорт; сегмент не был настроен на светские беседы, но его заинтриговало, что именно этот малообщительный Предвестник решил выйти с ним на контакт. На его памяти они толком не общались. Ему пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в предполагаемое лицо Капитана. Эта маска была интересной разработкой, как и его собственная, без сомнения, но более совершенной и интересной. Он мог бы пожертвовать многим, чтобы захватить эту вещицу в своё распоряжение и изучение. Но внимание сместилось на саму личность. — Доктор, если соизволите, — поправил сегмент, находя своё новое имя смехотворным, учитывая все обстоятельства, и продолжил, — Само существо Бездны пожаловало ко мне. Чем же я обязан такому визиту? Или капитану не удалось заполучить Сердце Пиро Архонта, и поездка в Натлан не увенчалась успехом. Из-за чего вы пришли за утешением? — начал учёный высокомерно, и под маской виднелся нескрываемый оскал заточенных острых зубов. Северное настроение и усталость выливались в яд, который он обращал на собеседника, ни разу не стыдя себя за столь нечестный поступок. Но он честно наслаждался собственными речами, забывая о том, что Предвестник перед ним обладал слишком превосходящим величием и силой, о последней из которых говорили многие, кто с ним встречался, не желая свершать встречи снова. Слишком грозный противник, что мог бы уничтожить огромные механизмы доктора обычными канцелярскими принадлежностями, и, разумеется, высокомерное отношение к этому существу не прощалось. Только если тому самолично что-то не было нужно. — Доктор… — произнесло существо на пробу, действительно, идя на уступки, противореча собственным принципам и любви, обращаться не более чем официально к своим коллегам. — Опрометчиво с Вашей стороны использовать столь резкие обращения. До меня дошли сведения, что Ваш давнишний план с куклой обломился и поездка на родину не принесла Вам почти никакой выгоды. Так кто же выиграл в этом случае? Грозная и величавая фигура, подобно горе, сдвигается ближе, но так бесшумно, будто само существо состоит из одной только пыли. Существо Бездны… никто не видел его истинного лица без маски, никто не видел, как эта персона питалась или спала, и его нечеловеческая сила дополняла список, что слишком сильно интересовал сегмента. Было бы неплохо заполучить такой образец в своё распоряжение. Но об этом монстре ходило слишком много слухов, частично оправданных либо совсем глупых и ложных, придуманных обычным людом. Их было слишком сложно различить, разве что только предполагая и взвешивая каждое отдельно, используя ту малую крупицу познаний, что имелись при себе. И в чужой руке мелькает обжигающе красное, что на чёрном фоне плотных перчаток, которые покрывали что ни на есть металлические когти, отражающие этот ослепительный для больных глаз свет. Небольшая фигурка кажется игрушечной в размерах чужой ладони, и, играясь ей, Капитан дразнит Дотторе, заставляя, не проронив ни звука, взять свои слова обратно и подавиться ими, ещё больше вжимая срез в стены коридора — спину сильнее холодит камень. Костюма недостаточно. А от существа слишком сильно веет пеплом с запахом гари, но сам он цел, нет ни единого следа копоти или повреждённого материала пальто, так почему же этот запах столь сильно въелся в чужое тело? Было ли это нарочным напоминанием о привязанности Предвестника к Синьоре, неизвестно, но учёный посчитал это лишь неуместной помехой. Хотя от него пахло так же. — Ох, так значит Вам удалось заполучить его. Как радостно. Следует скорее сообщить об этом Царице. Позволь же взять на себя такую ответственность. — Рука скользит по воздуху, где в предыдущую секунду находилась чужая ладонь с сокровенным материалом для экспериментов. Веяло ли от Сердца теплом, как веяло прохладой от Сердца свободы и отзывалось вибрацией Сердце контрактов? И почти весёлая, обворожительная улыбка с решающими речами не действует: срез опережают, оттягивая сокровенное назад и выше, чем до куда он мог бы дотянуться. Так дразниться мало кто мог себе позволить. — Решили забрать столь ценное приобретение себе. Но у всего есть условности, Доктор, — шипят сверху, и этот звук разносится слишком далеко по коридорам, резонируя от громоздких и величавых колонн, холодя не меньше самой зимы. Умно, очень умно, а сегмент мог просчитаться в чужих действиях, намерениях. — Каковы Ваши условия? — сегмент шипит в негодовании, и уголки его губ заметно опускаются от того, что урвать ценность без собственных потерь не получилось. — Я желаю внести свои директивы, — это могло означать только ещё более худший расклад, чем мог перенести Доктор. Возможно, учёному придётся отказаться от предложения, ведь в основном ему почти нечего предложить, кроме информации, кроме своего собственного тела, «я», своих изобретений. Но тем не менее, пока он не узнает, что хочет заполучить создание из Бездны, рано просчитывать печальные варианты. — Внимательно слушаю, — одна из скрещенных рук приподнимается, делая небольшой жест рукой, что был призван слегка огородить своё собственное тело от чужого влияния, создавая мнимую видимость собственного контроля, уважения личных границ, отторгая нависающую угрозу. — Я отдаю Вам Сердце Бога Мураты, у Вас будет постоянный доступ к нему… — это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой без подвоха, — но все остальные Сердца, что есть в Вашем распоряжении, переходят в моё пользование. И сегмент едва сдерживает оскал от таких слов, поднятая кисть сжимается в кулак, но учёный усердно скрывает злость, делая вид, будто размышляет о предложенном варианте, а сжатая рука — это не более чем расслабляющий жест потирания пальцев. Но нет же. Капитано не должен был знать о Сердце Бога от фальшивого, так и не появившегося на свет Архонта, над которым он работал, и эксперимент с которым получил такой себе результат. Да, было известно о малой властительнице Кусанали, о крахе куклы, но не о том, что его Сердце было заполучено. Сегмент вновь сетовал, ведь если бы не угроза о разрушении этого Гнозиса, если бы не существующий риск пробуждения Хранителя небесного порядка, значит было что-то, в чём учёный просчитался, была некая лазейка, через которую Капитан смог узнать об этих сокровищах. Нельзя было отрицать и того варианта, что Царица тоже знала об этом, но просто отдала своему подчинённому их в качестве игрушки или награды, так, немного поиграться, пока эти вещицы не понадобятся ей лично. — Отказываюсь. И не кажется ли Вам, сэр Капитано, что у сторон слишком неравноценный обмен? Качаете чашу весов в свою сторону, а не в моих приоритетах отдавать больше необходимого, — тон его голоса стал вновь вальяжным. Небольшой пересчёт выгоды, небольшая передышка, чтобы вновь рассмотреть ситуацию. Если сам Капитан предлагал такую сделку, значит ему это было тоже нужно, выгодно, и сегменту не нужно было долго думать, что это явное преимущество. Но сам факт, что такими словами учёный подтверждал возможную чужую догадку о наличии двух сердец у него, только это было не важно. Доктор мог врать соратнику сколь угодно долго, мог согласиться и торговаться даже в том случае, если бы этих фигур действительно не было, и Капитан мог действительно верить в это. — Хм. Занятно, — недолго звучит голос, а сама персона хмыкает под маской, что глушит его голос и сопение от дыхания. Была ли эта сделка столь волнительна? — Вы правы, распределение действительно не равноценно. Я готов пойти на компромисс, — он утихает, отступая на пол шага назад, и доктору вновь кажется, что ветер гуляет под ногами, но он определённо не слышит никакого шуршания одежды или стука обуви в отличие от своих туфель с металлическим каблуком, что ясно дают понять, какая именно движется угроза по коридорам здания, позволяя тем, кому может грозить опасность стать очередным образцом для экспериментов, разбежаться в панике. Только меховая оправа и длинные тёмные пряди, что расположились на ней, тихо мельтешат и подрагивают. Маска всё ещё сосредоточена на более скромной и низкой персоне. — Славно. В таком случае я могу передать Вам оба Сердца Бога, но я также смогу изымать их в полном составе для личного пользования. Или Ваша нужда намного важнее изучения столь редких предметов? — завораживающая улыбка вновь прорезалась на бледных губах, а глаза под маской загорелись от вожделения. — Хорошо, будь по-вашему, доктор, — существо делает недолгую паузу, заметно склоняясь к меньшей персоне. Учёный предположил, что за маской могла скрываться слишком наглая и довольная ухмылка. Ему не хотелось приносить равноценную выгоду двоим сразу, эгоистичная натура требовала взять бо́льшую часть. И тогда во вновь возвышавшейся ладони мелькает до этого спрятанное Сердце, что так легко скидывают вниз, лишь одним движением расслабляя пальцы, и фигура падает из хватки металлических когтей. Прямиком в шершавую ткань перчаток сегмента, идеально. — Рад, что мы смогли прийти к общему решению, — он не был рад, но продолжал находиться здесь, продолжал стоять слишком близко, чем этого требовалось. Было ли ещё что-то, чего хотело это существо? Грех не поторговаться. — Что насчёт Вашей маски? Довольно занятный механизм. Не находите? Приподнятое настроение играло на руку, и приятное тепло, что исходило от небольшой, но изящной фигуры, приятно грело ладонь с пальцами, и оную машинально сдвинули к губам. Открытая часть лица была наиболее уязвимой частью для холодов с морозами, и учёный даже не заметил, как его подбородок подпирало это небольшое сокровище. Маска отклоняется в сторону, Капитано взирает на учёного с высоты своего роста, будто оценивая, счесть ли это за наглость или нет: — Не стоит ли Вам поумерить свои аппетиты? И сегменту слишком смешно от этой фразы, что уже произносил в его сторону один из Архонтов, и всё равно они смогли договориться. Потому учёный пошёл с козырей, опасных, что сами по себе строились на одних лишь догадках. — Вы нуждаетесь в чём-то определённом. Не так ли? И именно поэтому Вы всё ещё не покинули данное крыло. Я знаю, где находится Ваш кабинет, и Вы не могли случайно сюда забрести, — ухмылка пираньи слишком хорошо показывает чужую осведомленность, но Капитано даже не отшатывается и не отходит в сторону, делая вид или больше принимая тот факт, что его поймали за хвост. — Верно, — существо Бездны не стало отрицать очевидное, чем ещё больше заинтриговало соратника. — Тогда что же я могу Вам предложить в обмен на изучение столь интересной вещицы? — пальцы нервно трутся друг о друга, неслышно шурша мягкой тканью перчаток. Успокаивающая гладкость перед чужим ответом. — Информация, — существо даже не запнулось. — Какого рода эта информация? — сегмент был жаден и осторожен, когда дело касалось этого пункта, нельзя слишком сильно и много разглагольствовать. Сделка вновь может не оправдать себя. — О частях Вас, которые не так насыщены жизнью, как первоначальный вариант. Глазах, которые Вы потеряли, — усмешка звучит сверху, Капитано было смешно говорить об этом с тем, кто самолично убрал свои собственные личности из-за частых с ними конфликтов. Но учёному пришлось потратить несколько секунд, прежде чем до него дошло, о чём именно толкует Предвестник. Неплохо, неплохо. — Точнее... Их создание. — … И наступает недолгая тишина. Мозг начинает активно искать связь, то что может интересовать Капитано в создании клонов. Зачем ему это нужно было знать? Он бы не стал создавать своё подобие, ему это не интересно, нет. Но люди, видимо даже Предвестники и существа Бездны, могут испытывать нечто в духе привязанности или симпатии. Синьора. Оскал пираньи преследовал его мысли и слова: — Вам рассказать весь процесс от отделения целостных и здоровых клеток до их последующего ускоренного деления со всеми энергозатратами? — сегмент хмыкает, когда через несколько секунд фигура напротив ничего не отвечает, и противно тянет. — Или… Вам интересно создание какого-то определенного клона? Пути назад уже не будет, — не предупреждение, а озвучивание простого факта. Доктор стремился отрезать любые пути у этой беззащитной фигурки, но почему же это так будоражило? Так пугало, что кончики пальцев леденели больше обычного? Мозг подкидывал много идей. — Договорились. Моя маска в Вашем полном распоряжении, — это всё, что нужно было доктору, чтобы с нескрываемой жадностью потянуть ладонь к заветной вещице. Победная ухмылка блистает. — Но, — руку, от самой ладони с пальцами и до самого локтя, обхватывает нечто бледно-розовое, шершавое и такое влажное, что это чувствуется через ткань одежды. А пальцы с жадностью хватают это нечто. Язык. Проходя пальцами по заметным выпирающим иголкам, острым выпуклостям, что гнутся под напором как обычная плоть. Интересно, почти как у кошек, только намного реже и мягче, но больше в размере. И это чудо появилось прямо из-под покрова темноты самой маски, там где совсем ничего не видно. Пальцы так и не дошли до этого заветного места. Конечность плотно фиксируют, — только Вы должны учесть, что это часть меня. Нам же ведь не хочется потерять ещё одного очень полезного соратника. Я правильно понимаю? — Тяжёлый язык сжимается туже, грозясь или оторвать конечность полностью или как минимум сделать открытый перелом с виднеющимися костьми. Намёк, не требующий перевода. И пальцы сжимают скользкую плоть в ответ так же плотно. А под маской, во тьме, глаза неистово светятся голодом и безумием, загораются красными огнями. — Разумеется. Потому, я надеюсь, Вы будете точны в своих пожеланиях и это также не выйдет за пределы наших договоренностей, — и две маски направлены друг на друга, и двум созданиям совершенно всё равно, насколько громко они обсуждали это в столь идеальных и холодных стенах резиденции, и как далеко их громкое эхо могло дойти. Но кто бы ни услышал их обсуждение, тот без сомнения метнулся бы самостоятельно рвать себе барабанную перепонку, лишь бы кара за подслушанное даже ненароком не пришла за ним. И крупная маска кивает, наклоняясь и становясь теснее. Его тон всё такой же чёткий и ровный, даже не смотря на очевидную проблему. Довольно занятно. — Возможно ли возродить Лоефальтер? — это звучит столь сокровенно, столь интимно и слащаво мило, что сегменту становится до противного интересно. — Вы имеете в виду создать её биологический клон с полной памятью когда-то жившей Предвестницы? — их взгляды спрятаны за множеством тканей и материала, но они знают, что сейчас происходит борьба. Столкновение. — Верно, — столь же непреклонно отвечает Капитано. Вновь нет ничего, чего бы тот стыдился или скрывал, отдавая отчёт тому, что всё сказанное Доктором верно. Только лишь звучит неприятно для его ушей и души. И на миг влажная плоть стягивается ещё сильнее, и доктор чувствует, как кожу начинает щипать от слишком сильного воздействия, пока он продолжает всё так же спокойно наблюдать. Привязанность… Это такая удобная слабость. Она ему нравится. — Нет ничего невозможного, — двояко отвечает сегмент, и мышцы останавливаются, замирая в ожидании продолжения фразы, — есть только моменты, что могут не понравиться Вам, — хрипит учёный с затяжкой. Конечность освобождают, интересная по форме и длине мышца исчезает во тьме вновь, оставляя на память лишь саднящий эпидермис с пропитанной влагой рукавом и перчаткой. «Нужно будет собрать этот образец». Капитано, вполне удовлетворённый, готов пожертвовать своим временем, чтобы дать учёному возможность изучить часть его, если это продвинет их общение и сделки. Громоздкое, но плавное в движениях тело наклоняется, отдаваясь на поруки опасным рукам. И ладони только на миг касаются металлических частей предмета, прежде чем отталкивают обратно. — Я попрошу перенести наш сеанс опытов на более удобное время, если Вы не против, — оглашает сегмент. Ему действительно стоило бы уже возвращаться к Гнозисам. Слишком интересные стекловидные тела были использованы. Тем более полые и будто живые внутри. Занятно. Существо Бездны отстраняется. Это его устраивает, но так же список предложений не спешил опустошаться. — Хмф. В– — Могу ли я заняться возрождением нашей прекрасной бабочки? — перебивает эгоистичный сегмент, предвидя чужие слова. Слишком прост Предвестник в этом отношении. — Верно, — где-то там, за прекрасным пиджаком и белоснежной шинелью, сжималась крупная ладонь, а металлические украшения когтей впивались в кожу. — Разумеется, Вы понимаете, как это сложно и затратно, — и, разумеется, учёный не станет просить об уступке и спонсировании своего старого знакомого Панталоне. Только не в этом случае. — Я полностью покрою все затраты и предоставлю то, что потребуется. Лишь не желайте с неба звёзд. Это не в моих силах. О Великая Селестия могла продолжать мирно существовать, некоторое время. — Однако смело с Вашей стороны, — ладонь с алым Сердцем вновь порхает перед их лицами в плавных жестах. — Но это сделка. Что Вы можете предложить мне взамен на мой внеземной труд? — язвительная усмешка. Он мог бы озвучить всё, что пришло первым делом в голову, и с уверенностью почти в восемьдесят процентов сказать, что Капитано согласился бы предоставить его «хотелки». — Хорошо. Чего ты хочешь? — официальный тон растворился в тяжёлой ауре существа и запрос стал намного прямолинейнее. Не было дело до формальностей и уклончивых ответов, Предвестнику нужен был полноценный и точный ответ со стороны Доктора, чтобы он действительно мог взвесить предложения. Заранее зная, что согласится даже на крайне невыгодное предложение, если это будет касаться Розалин. — Образцы. Ах, и я так зачерствел в последнее время: от разминки с массажем я бы тоже не отказался, — сегмент толкал слащавые речи, а в тоне слышалась откровенная усмешка. И нельзя было понять, серьёзен ли был учёный или это было каким-то пустяком. Но шутки Дотторе всегда носили сомнительный характер. — Шутить изволишь? — чужой голос звучал как трещащая угроза, действительно возвышающаяся над небольшим человеком. Но учёный даже не напрягается от таких слов, наоборот, он расслаблен и доволен собой, когда его невидимый, но слишком колкий взгляд проходит по всему телу существа Бездны. Возможно Капитано счёл это непозволительным и неприятным, слишком развратным, поежившись и слегка сдвинувшись, чтобы свисающая белоснежная одежда прикрыла больше его тела. В то же время существо понимало, что не в духе этого учёного заниматься такими вещами, сколько он не наблюдал за этим человеком, так и не заметил, чтобы один из сегментов проявлял интерес к какой-либо женской особе, и дело было даже не в закрытых условиях существования. — Ну что Вы. Я вполне серьёзен. Мне очень бы хотелось пальпировать Ваши органы, возможно даже взять немного кожного покрова вместе с кровью. И многое другое. Вы занятное существо, так почему же мне не воспользоваться этим шансом? — доктор не скрывал своих планов, но и не был честен до конца в своих намерениях. Недоговорки всегда нравились ему больше, чем чистая ложь — их проще помнить, ими проще управлять. И человека зажимают у самой стены, ещё плотнее, ещё теплее, когда даже через множество слоёв одежды ощущается эта разница температур. Ещё одна причина для интереса к существу Бездны, когда над головой трещит стена, поддаваясь натиску чужой ладони, и проминаясь, будто обычный слайм, и расходясь трещинами по окружности. «Занятно», — мелькает в разуме, когда эгоистичная личность слышит нечто похожее на шипение, переходящее в гортанный, низкий клекот. Наверное, таким способом можно было напугать множество людей, но взгляд алых глаз за маской цепляется за такую прелестную шею, сокрытую от его глаз за тканью. Желание разрезать и заглянуть внутрь слишком сильно́. — Вам стоит быть осторожным в своих выражениях, — маска говорит это куда-то в лоб, но ощущения дыхания и порывов воздуха от слов совсем не чувствуется. Небольшая ладонь, по сравнению с телом четвёртого Предвестника, двигается совсем опасно, не касаясь невидимого из-за тёплого одеяния тела пальцами, но щекотя одним из выступов ценной фигуры. И это чувство двигается от внешней стороны бедра к тазу, уходя к линии паха с животом, где существо будто отдёргивают назад, а ладонь с Сердцем остаётся висеть в воздухе как разделительный барьер или мнимая угроза. — В жестах тоже. Мы договорились? — скучающий тон становится очередным оскалом веселья. Интрига. Действительно ли существо так сильно желало воскрешения Синьоры? Ему казалось, что те были даже не в полноценных отношениях, возможно, они даже толком не разговаривали друг с другом. — Договорились. — Это первый момент, когда Капитано встаёт боком к сегменту, явно переходящий от одной завершённой цели к новой. Значит здесь он закончил. — Славно. Тогда через час мы приступим к выполнению условий. Не опаздывайте и можете не стучать, — последнее слово звучит как откровенная насмешка. Никто никогда не стучит в эти двери. Никто никогда не возвращается сюда, если только это не сами Предвестники. Капитан лишь полностью разворачивается, на краткое мгновение кивая, и тихо, всё так же неслышно, уходит прочь. А ему в спину лениво машут ручкой, прежде чем тихо и надрывно рассмеяться, как подобает злостному учёному, что получил то, что так долго желал. Стоило четвёртому Предвестнику исчезнуть из виду, сегмент так же двинулся в свою обитель. Он совсем не заметил, как стопы и кисти успели заледенеть, не говоря уже об инее, что образовался на месте влаги, что Капитано оставил на память. Учёный планировал потратить этот час на изучение материалов и новых завозок из родного городка, но теперь у него появилась новая игрушка и новое дело. Нужно будет подготовиться к чужому приходу, и это касалось не только сокрытия ещё не завершенных изобретений с химикатами. * Луч ледяного, ослепляющего света проникает в лабораторию, пока сегмент, уже готовый, чистый и снаружи, и внутри, читает некоторые сведения об исследованиях других его помощников, слегка недовольный их бесполезностью на столь интересной и полезной территории. И стук так и не разносится эхом, когда неслышимая поступь проникает в его владения. Учёный встречает существо оскалом, с радостью. Действительно пришёл. Позади тихо хлопает дверь, помещение застилает тьмой. Всего на секунду перед тем как загораются лампы сверху. Временная слепота игнорируется со стороны сегмента, увлечённого чужим видом. Статная фигура так и не изменилась, шаг всё такой же уверенный, как и неизменная тяжёлая аура. — Удалось ли Вам решить проблему финансов? — деликатно интересуется человек, спускаясь со своего металлического с керамическими вставками стола, которому не были угрозой ни жар, ни холод, и что мог выдержать вес на редкость тяжёлых подопытных. Каменная плита, как называли некоторые из визитёров этот стол, ведь действительно, камень легко и быстро поглощает температуру разных веществ, от чего реакции на нём быстро прекращаются, а сам материал не впитывается и не вступает во взаимодействия. Учёный поправил перчатки на ладонях. В прошлом мельтешивших перед глазами Сердец видно не было, но, бесспорно, потребуй существо их для личного дела, сопротивления бы не последовало. — Переведено на Ваш счёт, — нехотя басит существо. И сегмент мог только догадываться, прибег ли его соратник к помощи Регратора или его собственных накоплений хватило для жертвы средств Дотторе. — Замечательно, — оглашает, отшагивая к металлической кушетке. Хирургический стол, если не смягчать. — Прошу, — пальцы постукивает по ледяному материалу. Всё кажется таким маленьким на фоне существа, но Предвестник всё же проходит дальше, отмечая, что для него это помещение непривычно тёплое и душное. Он привык ощущать такое только в личных покоях, чужих регионах и садах, где можно было передохнуть, но никак не ожидал, что доктор обустроит свою лабораторию таким образом. Ему казалось, что было бы более логичным наоборот снизить температуру, чтобы многочисленные реагенты и экземпляры некоторых редких видов и растений хранились дольше и были не так сильно подвержены разложению с реакциями. И садясь на металлическую поверхность, было удивительно, что материал не прогнулся. Первая мысль Капитано, прежде чем к нему приблизился сегмент с парой пробирок. Поверх тканевых перчаток натягиваются резиновые. Невидимый, но колкий взгляд маски подмечает, что на учёном больше нет его прошлого пальто с наплечником, усеянным пышными перьями. Теперь это был белоснежный халат, простой, даже сказать, непривычный для такой напыщенной персоны. — Что же. Меня всё не оставляла мысль. Если отрезать язык, вырастет ли новый? — и с улыбкой пираньи доктор протягивает раскрытую ладонь. — Предпочту не находить ответ на Ваш вопрос, — маски поравнялись. Тяжесть настигает пальцы, и Доктор счастливо лыбится нечеловеческой улыбкой. — Так уж и быть, — фыркает сегмент. Пальцы оглаживают поверхность мягкой плоти, сгребая выделяющуюся слюну на фаланги, чтобы парой движений сместить в пробирку. Мутная жидкость стекает вниз неоднородной массой на дно. Второй Предвестник помечает мысленно, что слюна имеет довольно липкую и неоднородную структуру, начиная сетовать из-за нехватки рук. Помечая, что в следующий раз нужно будет создать помощника, чтобы запись шла автоматически и машина всё фиксировала. Две полные пробирки закупоривают пробками и оставляют в подставке на столе. И человек возвращается к мягким шипам, оглаживая их, замечая эластичность и то, что за время работы Капитано не двинулся ни на сантиметр, его руки, умещенные на коленях, даже не дёрнулись. — Славно… — краткий комментарий. Кисть метнулась в чёрное пространство маски, в самую глотку, где начинается язык, когда локоть ловят, скручивая сустав, металлические когти врезаются в кожу через халат, разрывая ткань. Существо Бездны замирает, когда зубы щекочет прикосновение, а напротив него, возвышаясь, скалится и пускает слюни Дотторе. — Так у тебя всё же есть зубки! Как мило, — предплечье подрагивает от напряжения и противостояния сил до тех пор, пока сегмент, наконец, не отступает, утягивая конечность назад, что ему позволяют, отпуская. Белый халат пропитывается каплями крови — совсем лёгкие ссадины, но доктору это только в радость. Стягивая резину и откидывая в сторону, он вновь приближается, замечая настороженность. Как мило, что он смог заставить напрячься самого сильного из Предвестников, и неважно, что он легко мог остаться без конечностей или головы. На этот раз интерес вызывает накладка на лицо, только не внутренняя часть, а внешняя, обводя металлические узоры. — Забыл уточнить, что харассмент мне крайне приятен и стал моим пристрастием. Так что проявите терпение, — голос тянет слова, и, словно в доказательство сказанного, ладонь похлопывает по «скуле», желая сдвинуться к закрытой шее, узнать истинный цвет кожи существа, взять образцы, порезать и взглянуть на реакцию. Ведь всё, что отдавало человеком в Предвестнике, было схожей формой, волосами на макушке и разумом со способностью воспроизводить речь, но как знать, что под этими одеждами, и как знать, откуда именно взялся Капитано. Бледную и открытую шею почти режет неосязаемым взглядом, Дотторе морщится, перемещая конечность к солнечному сплетению. Чужое телосложение правда могло ввести в восторг. Почти идеальный солдат, если не учесть, что и его тело рано или поздно придёт в негодность. — Ладно, отбросим формальности. Просто не напрягайся. — Тяжёлая верхняя одежда Капитано была сброшена с его плеч одним лёгким движением, когда из внутреннего кармана халата был вытащен небольшой планшет с карандашом. Первые секунды занимает бесконечный шелест и шорох грифеля: нужно было записать всё, что запомнилось ранее, и только потом перейти к отметке физиологии. Острые зубы прикусывают язык от сосредоточия когда приятный жар ударяет в кожу с костями. Он лишь прикоснулся к солнечному сплетению чтобы послушать ритм сердца, удивлённо подмечая, что оно держит ровный, но очень медленный ритм. Капитан даже не волновался, после всего что произошло, и в дальнем углу сознания млела мысль вывести того из себя и посмотреть, как быстро мышечный насос сможет биться. Небольшая заметка на бумаге прежде чем сдвинуться ниже. Эпигастральная область с около пупочной, но пальцы встречаются с проблемой в виде слишком напряжённых мышц, что невозможно даже различить, где бы кончались рёбра, а где начиналась плоть. Доктору и так везло, что чужая лёгкая и крайне тонкая водолазка так плотно облегала тело, что непроизвольно шли догадки. Возможно это была и не одежда вовсе? Костяшки постучали по чужому животу: — Расслабься или втянись. Словам следуют, выбирая расслабление, и хотя Предвестнику и было сложно понять, что именно сегмент собрался пальпировать, он не стал никак это комментировать. Чужие фаланги едва ли надавливали на его брюшную полость и совсем рядом с пахом остановились. Дотторе убрал руку, разминая её. Больнее было ему и его пальцам, ведь он не рассчитал, что мышцы будут столь плотными, надеясь хоть на какой-нибудь жирок и атрофию, как это часто бывало у его других подопытных — таким образом он просто не мог пробиться сквозь мышечные волокна. Но ему крайне хотелось знать какого размера у этого существа печень с сердцем, не говоря уже о реакции тела на прикосновения, довольно настойчивые, но не болезненные, если смотреть на реакцию Предвестника. — Я бы предпочёл Вас вскрыть и самолично посмотреть на размер печени и сердца, — продолжил учёный, разглаживая болящие фаланги. Крупная маска неодобрительно наблюдала. Да, ему не справиться с этим гигантом, даже если бы прямо сейчас он напал с ножом или скальпелем. Сегмент даже не сомневался на счёт того, что Предвестник запирался у себя в покоях или спал прямо так, в броне и защите. — Но, разумеется, я НЕ буду этого делать. А как жаль, — разочарованный тон говорил сам за себя. После небольшого изменения планов сегменту Омеге пришлось совмещать видоизменённую пальпацию с перкуссией. Это дало хоть какой-то результат, в процессе которого учёный не стыдился внаглую раздвигать чужие бёдра и становиться меж них, чтобы закладывать одну ладонь за спину другого ниже рёбер, а второй пытаться найти более-менее слабые точки в мышцах. В один такой неудачный момент сегмента захлестнул гнев от очередной неточности с неудачей. И сильнее нажав на чужой бок, док ощутил не более чем собственную боль. Отрезвляет. С помощью простукивания было обнаружено, что печень у Капитано увеличена раза в полтора, человеческая в сравнение не идёт, но размеры превышают и тот расчёт, что шёл на его размер. Сердце также превышало стандартную форму, будучи намного больше кулака Предвестника. Обычно границы метят маркером, чтобы не потерять из вида и здраво оценивать, но Дотторе бы не простили такой наглости, потому чужой коготь каждый раз был вовлечён в процесс. Эти данные были незначительными, но таким образом сегменту была дана возможность изучить своего соратника, проверяя первичные реакции организма с рефлексами. Это было за пределами ударов по колену с ярким фонарём, направленным на зрачок. Нет, он мог бы отнести это к категории сложнейших, что в свою очередь были походящими на половые и ориентировочные. Такая настороженность и напряжённость, пока он исследовал поперечные, косые и прямые мышцы живота. Как же ему хотелось добраться до зубчатых мышц, но они были слишком далеко, а его расположение перед Капитаном не предполагало такого огромного доверия, если Предвестник даже не соизволил лечь на кушетку, приняв бы в таком случае самое уязвимое положение. Но даже так, тонкие пальцы смогли добраться до нижних парных межреберных нервов, успев задеть и поясничные нервы позади. Пальцам так же позволили скользнуть к бедренным нервам, и только-только сегмент заприметил еле уловимую реакцию тела, его пясть сжали, и сталь впилась в материал, смещая кости слишком плотно и близко. Учёный поморщился, но за гранью чужого взора была холодящая ухмылка. Наконец-то. — Умерьте пыл, — грозно рычат сверху. — Сэр Капитано желает оборвать сделку? — чванно отвечает Доктор, второй ладонью оглаживая собственную скулу, акцентируя внимание на личном довольстве и высокомерии, которым он преисполнился. И, не дожидаясь ответа, продолжает. — Лобковый бугорок присутствует, как и идущий дальше бугор половых органов. Не вижу никаких причин, чтобы не взять биоматериалы. Последний пункт по большей части относился к крови, плазме, возможно даже спинномозговой жидкости или, если получится, костному мозгу — как знать, вдруг Предвестнику жмёт его черепушка и ему нужно будет снизить внезапно подскочившее внутричерепное давление. — Правду говорят, что Вы потеряли человеческие нормы и морали, — вокруг фигуры злобной тенью сгущается для других глаз незаметное, но для учёного слишком явное возмущение с яростью. О да, он близок к той грани. Когтистая лапа отбрасывает ладонь учёного в сторону. Её заменяет другая рука, действующая синхронно с чужим движением, облегая чужой пах, всего несколько мгновений прощупывая движениями. Будет ли это что-то нестандартное? Капитан давится воздухом и замирает, он намеревается встать и возможно откинуть сегмента прочь, действительно колеблясь между тем, чтобы остаться и разорвать сделку. — Этим порицает меня даже не человек. Все мы нелюди. Так печально, что Вы тоже не откинули эту глупую мораль. Наша свобода не заканчивается там, где начинается чужая, она обрывается с приказа Царицы. Так что же Вы согласитесь сделать ради удовлетворения моего интереса с потребностями? — экспрессивный тон под стать разыгравшемуся учёному, что теперь с упорством проверял рельеф чужого органа, без капли стыдобы и страха, будто грациозная тварь, балансируя на изящных и опасных каблуках, сидя на корточках меж чужих бёдер, но теперь уж совсем низко. Плоть под нажимом начинает оживать, становиться больше и пульсировать. Сегмент прикусывает край губы в предвкушении, Капитан шипит подобно змее. И теснота качественных и прекрасных брюк становится слишком невмоготу. — Обозначьте точную цель, — шикает сверху Предвестник. Его дыхание не сбивается, голос не дрожит, но становится тяжёлым, давя на стоящего на своём учёного, что делает вид, будто не замечает напряжённых бёдер с пальцами, чьи когти подрагивают в желании сжаться. На лице сегмента, на тонком открытом горле, чтобы вдавить и рассечь кадык с трахеей, но мысль о договоренности останавливает острия кончиков на ткани собственных штанов. — Ваше семя, кровь и возможная разминка массажем, — недолгая усмешка. — При выполнении последнего пункта обещаю особенно хорошо постараться. — Обещать не значит постараться, но сейчас главное — выполнение самой цели и утоление зудящего внутри голода. Дотторе был так же жаден и скуп, как и Регратор, только не в средствах и дарах проявляя нередкую скаредность, нет. Он был жаден до собственного удовольствия, тактильного голода и зверского желания секса и похоти, что накрывали его необъятной волной. — Утверждено, — сдержанный ответ развязывает руки, когда крупный ремень с бляхой освобождается, звякая тяжестью металла, а пуговицы выходят из петель. Нижнее бельё такое же непроницаемо тёмное и плотное, что рубиновый взгляд заинтересованно теряется, ориентируясь только на растущую выпуклость с влажными выделениями, что впитывались в ткань. — Прелестно. Только посмотрите, какое сокровище Вы прятали, — лицо склоняется совсем близко к промежности, доставая чувствительную плоть из узких оков, и сегмент дивится чужим размерам, что превышали длину от его запястья до локтя. Цвет, как и форма, также не соответствовали стандартным параметрам. Мягкие бугорки, как и на языке, усеивающие больше половины органа ниже головки, всё такого интересного тёмно-синего цвета, почти чёрного при плохом освещении, и ради такого Доктор не брезгует скинуть тканевые перчатки, обхватывая неимоверно горячую плоть ледяной ладонью и надрачивая ещё более холодными пальцами, вызывая непроизвольную дрожь в Капитано. Они дожидаются, когда плоть встанет в полный размер, и учёный не стесняется пачкаться в чужой смазке, щедро размазывая её и останавливаясь только когда пульсация становится слишком мощной, но член больше не раздувается, и мучает щель уретры большим пальцем. — Славно, сла-авно, — тянет певуче, бессовестно бросая чужую эрекцию в одиночестве, слыша с каким натягом вдыхает существо Бездны. Каблуки вальяжно и неспеша стучат аккурат к длинному столу — нужно было прихватить зонд-тампон для взятия образцов — но фигура двигалась слишком развязно, вульгарно. Ногти колупают крышку небольшой склянки, что переполнена нужной вещицей, когда сегмент в очередной раз начинает вещать, обращая внимание больше на свой голос, нежели на то, что именно он говорит: — Столь сильному существу не стоит стесняться чего-то столь незначительного. Возможно, будь Вы таким же откровенным с Синьорой, что-то бы получилось, — голодный оскал поворачивается аккурат в сторону четвёртого Предвестника. Взмах тонкой руки, поворот тела, что с силой впечатывают в стол, и склянка, которую пронзили насквозь парой когтистых пальцев. На учёного давит чужая масса, от чего тот болезненно кряхтит, когда тампоны откидывают далеко за спину, а кожу начинает колоть от холода. Приходится лечь на стол, и тьма перед глазами не перестаёт мелькать. Когда срез понимает, что слышит отчётливое яростное рычание, гортанное, такое глубокое и такое близкое. — Вы проиграли, Доктор, — звучит в кромешной тьме, и череп сжимает огромная лапа, не просто так, грозясь раздавить голову, но действительно имея возможность размазать чужие мозги при удобном случае. Если захочется. — Ваша маска — это лишь детская игрушка, простой механизм из железа и ткани, куда встроены обратные зеркала, что в свою очередь, покрыты на наружной части тонким слоем титана, отражающего свет. И кому, как не Вам, знать, что просвечивающий эффект действует только в случае одной хорошо освящённой стороны. Вы слепы, Зандик, — кончики металла просеивают светлые волосы отдающие голубым, — я же Вас прекрасно вижу в этой тьме. Учёный напряжённо дышит, его вдавливают в поверхность металла, пока чужие когти в опасной чертили свой путь. — Не буду спорить, Вы правы, — теперь в ушах звенел звук разбитого стекла и тихие сигналы о тревоге нарушения питания и сетей, что вели к главным энергетическим блокам, — только Вы всё равно в позиции нуждающегося. Не отрицайте очевидное. Бёдра слегка подрагивают, копчик болезненно упирается в острый угол, а сам пах трётся о чужую твёрдую плоть, что всё так же капает смазкой. Раздаётся совсем тихий шик, когда с Дотторе срывают его маску, хватая её за клюв, не срамясь задеть его нос с щекой, что теперь кровоточат тонкими царапинами. Включается аварийное питание, всё обрамляется в алый свет. И однотонные глаза сверкают при взгляде на Капитано своей леденящей искрой. — Покажи зубки поближе, я бы хотел оставить парочку себе на память! — с надрывным весельем выкрикивает сегмент, цепляясь за тёмные пряди волос и утягивая существо Бездны с этой открытой пастью, с этими торчащими в глубине сплошными клыками, что были под стать самым грозным и голодным тварям извне, прямиком к себе. Да, таким он был ещё прекраснее. Такая же клыкастая улыбка пираньи встречает маску Предвестника, а сумасшедшие глаза блестят в заинтересованности. Неровный и давно затянувшийся новой, вовсе не гладкой кожей шрам обрамлял чужое лицо, пересекая переносицу и уходя к вискам, едва задевая брови. Дотторе чувствует, как чужой член пульсирует и жмётся к его промежности, и двигается в ответ совсем небольшими толчками, ёрзаньем, непременно раздражая плоть, что стала только горячее и влажнее. Бледное и тонкое горло стискивают в хватке и только большой палец в обхвате изящного металлического когтя обводил ровную скулу с обманчиво нежным нажимом. Они дышат друг напротив друга. Адреналин распределялся по чужому телу, пока второе, далеко не человеческое, только ещё больше распалялось. Сегмент не смел оторвать взора от этой пасти, от языка, что вылезал из глубин тьмы, куда ему так и не суждено было добраться. На периферии мелькают разбитые, пустые стеллажи, что он не успел заполнить, и всё в лаборатории кажется слишком перевёрнутым, когда до его воспалённого мозга доходит, что это всё устроил Капитано. «Прелестно, прелестно!», бьётся в чужом мозгу. Хрупкий человеческий механизм обхватывают второй рукой, подпирая талию с поясницей, блуждая опасным орудием убийства по ткани халата и рубашкой под ним, бесстрастно разрывая их на части одним уверенным движением когтя, не заботясь о красной черте, что расплывается на чужом животе. Учёный даже не вскрикивает, лишь выдыхая с почти влюблённым трепетом. Приятная неожиданность. — Позвольте же Вам дать то, чего Вы так хотели, — шипят из тьмы, подъязычную кость подпирают ещё плотнее, сдавливая дыхательные пути и стягивая болью мышцы. Пальцы проникают в брюки с нижним бельём, частично разрывая и стягивая их с чужого тела, открывая совершенно беззащитную часть тела среза. Последний тянет волосы ещё сильнее, рывками наклоняя чужую морду вниз к себе, лижет металлические детали маски до тех пор, пока существо не начинает одобрительно тарахтеть, выпуская из недр пасти свой длинный и толстый язык, который с голодом поглотили, будто действительно стараясь сожрать. Горло распирает от чужой хватки, что продолжает душить, в то время пока изнутри ей противостоит давление самого языка существа, так настырно проникающего дальше в пищевод и выделяя так хрупко дрожащий кадык пока сегмент давится, лижет чужую плоть и пошло мажется слюной, всё так же пристально взирая в невидимые глаза твари. Ноги закидывают за чужую спину, прямолинейно притягивая к себе чужие бёдра, ещё ближе, ещё больнее. Сегмент продолжает булькать слюной и довольно скалиться, когда металлический каблук бьёт по чужому копчику, возможно даже не случайно. Его член совсем маленький на фоне огромного размера Капитано тоже встал и налился кровью, теперь проминаясь под мощью четвёртого Предвестника. Поцарапанный живот холодит, а затем и вовсе начинает щипать, когда капли смазки начинают стекать по красной полосе пореза, но учёный не может оторваться от чужой пасти. Только не тогда, когда громоздкая лапа впивается в горло и вдавливает в металлическую поверхность, следуя чужой прихоти и продолжая своеобразный поцелуй, где срез может вдоволь налюбоваться острыми клыками. До тех самых пор, пока бульканье не переходит в резкий кашель. Доктор не пытается прекратить эту близость, как-то отодвинуть чужие пальцы или запястье, но его рука начинает подрагивать, как и всё остальное тело. В ту же секунду крупный язык выскальзывает из чужой глотки, оповещая о принудительном конце чужого наслаждения. И слышится глубокий вдох, судорожный и такой рефлексивный, после чего сегмент смеётся, продолжая смотреть своим расфокусированным взглядом на маску: — Ха-ха-ха! Что же Вы остановились? — хрипит, а тяжёлая башка возвращается на исходное положение, вновь возвышаясь над распластанным учёным, и острый конец когтя чертит путь от кадыка до ключиц. Существо намеревается разорвать и эти вещицы на чужом теле, чтобы не мешались лишний раз, но его кисть шлёпает сегмент без какого-либо страха, выказывая своё недовольство чужой идеей. — Но-но, верх попрошу не трогать, — и скулы обводит жаром, теперь его не душат, а просто рассматривают. Звучит одобрительный клекот. — Пока что Вы полезнее в живой форме, — басит Предвестник, всё же отступая от своей задумки, но пристально вглядываясь в учёного внизу. Эти мешки под глазами слишком яркие алые радужки, шрам, будь то от ожога или какого-нибудь кислотного раствора, и всё такой же безумный оскал, что сбивается быстрым и нечётким дыханием. Всё это завершают клыки, усеивающие весь рот, а там и измазанная в слюне кожа. Сегмент совершенно не стыдится и не чувствует ни малейшей капли отвращения по поводу произошедшего и, скорее всего, того, что произойдёт в будущем. — Ох нет, ошибаетесь. Я всего лишь клон, срез. Не совсем человек, не совсем кукла. Возможно Вы так цепляетесь за эту возможность, потому что понимаете, что остальные части меня так просто бы не согласились на Ваше предл... — грохот и скрежет металла, отвратительный звук, к которому присоединяется кряхтение человека, чьи запястья сжимают. Мысль о том, что руки могли сломать, только лишь заводила учёного, что пользовался моментом, ловя ту самую злую и тяжёлую энергию, что заставляла его задыхаться. — Ха-ха-ха! Да! Да! Да! Именно таким Вы и должны быть! Покажите же мне больше! — в восторге кричит эгоист, подавая бёдрами вперёд, зажимая их тела вплотную к друг другу. Капитан пыхтит, он явно недоволен своим самообладанием и тем, как легко ведётся на провокации этого психа. Чужие когти отступают, оставляя чужие конечности, но они никуда не двигаются, и доктор с вожделением и сумасшедшей искрой наблюдает как его бёдра разводят шире, заставляя отпустить чужой таз. Последний замечает, что у основания крупного члена всё же есть тёмные лобковые волосы. Интересный гибрид, существо. Нутро сжимается, стоит только почувствовать, как невидимый взгляд впивается в задницу, рассматривая сжимающийся вход. Остаётся только вальяжно прошипеть: — Входите, не стесняйтесь. И возможно дамы будут чаще ниспадать на Вас. Капитан напрягается от очередной колкости, которую не проглатывает, вместо этого действительно пристраиваясь у мягкого отверстия, чувствуя чужую прохладу. Доктор такой маленький, крохотный. Беззащитный. Можно его разорвать, вытрясти и вытрахать всю душу, исцарапать и сломать пару костей на память, чтобы остались следы неровного срастания. Столько возможностей, но невидимый взор фокусируется на влажности узкого отверстия. Головка входит туго, но нет сомнений, сегмент готовился, и его плоть расходится столь плавно и гладко, принимая в себя такой огромный груз. Сам же срез наблюдает за этим, нервно хихикая и подёргиваясь. Резкий хлопок, бёдра соединяются в одном движении и спину ломит от того как она вытягивается, выгибается дугой. Учёный кашляет и задыхается, его нутро и задница пульсируют в агонии от чужого размера. Так сильно, так мощно, что собственный член дрожит, ещё совсем чуть-чуть и он бы кончил. — Ха, да, да, да, да, продолжай, — шипит совсем неразборчиво, хватаясь за запястья лап, что теперь держали и царапали его бёдра с тазовыми костями. Прекрасное чувство наполненности заставляло отключаться от реальности и терять связь со своим же разумом. Это не была похоть, это было желание познания и рвения к прикосновениям с болью. Такое прекрасное доказательство того, что он всё ещё жив, что это всё ещё происходит в реальности. Такое не имеющее значения и смысла действие, что даже не сможет оставить потомства и свой след в истории, но сегмент цепляется за чужую шею, рубашку, и с новыми силами впивается в пустоту пока не находит то, чего искал. Мышцы живота расходятся под чужим натиском, не скрывая явный бугор, что с липким звуком начинает двигаться и мельтешить, исчезая и снова наполняясь. В этот момент учёный радуется, что не пожалел смазки, которую сам и разработал, потому нутро приятно покалывало. Его кишки растягивало так, что самому Тарталье не снилось с его любовными похождениями, не говоря уже и о Пьеро. Толчки становятся сильнее, голос становится сплошным бульканьем и заиканием, пока сам Доктор не затыкает себя крупным языком. Он лижет и кусается, ластится совсем как кот, плюя на всю ту кровь, что стекает по его телу, и ту кровь, что Капитано с радостью слизывает, чувствуя куда больший прилив возбуждения. Дотторе не стыдится вновь и вновь расставлять ноги как можно шире, пропуская своего соратника в самую глубь, даже когда кажется, что передел был достигнут. Хриплые стоны распространяются лживой песней в округе, и существо Бездны не выдерживает, чтобы не заговорить. — Многие верят, что учёным чуждо чувство похоти и желания. Как же Вы низко пали, доктор, — с очередным толчком тело скользит по металлу и сотрясается в конвульсиях, выпуская сперму прямо на живот, пока внизу по заднице стекает и капает на пол смазка. — Ах. Х-хорошо, — шипит срез, вытягиваясь, его продолжают насаживать на неровную и бугристую поверхность. В догонку четвёртый продолжает басить, язвя: — Что-что? — Я н-не с тобой разговариваю… С-сам с собой… Гх… — отзывается Доктор, жалостливо всхлипывая, когда его простату продолжают гладить и нервировать, а член, что только-только кончил, мог лишь болезненно пульсировать, не в силах так быстро восстановиться. — Образ сучки Вам больше подходит. — Новый толчок намного сильнее, когда когтистые руки хватают чужие запястья, что были распластаны на травмированном лице пока срез постанывал в них. Возможно такой свет был слишком режущим для обычного человека. И за руки начали тянуть на себя, перекидывая тело и центр тяжести на существо Бездны, совершенно забывая о чужой силе. Вход вдавливают в чужую плоть, опуская до самого основания, всё что оставалось учёному — стонать и продолжать ловить больное удовольствие в тот миг, когда вход начал краснеть от трения, а порезы ещё сильнее кровоточить, делая их двоих ещё более липкими. — Ха! Ха! Говоришь это так, будто сам не получаешь удовольствие, — на совсем не долгий миг эгоист оживляется, всё с таким же пьяным выражением лица, устало и криво двигая языком, кое-как выговаривая слова. — Но я бы с радостью предложил тебе работу вместе. Будь моей грубой силой, а я буду мозгами, и возможно Вы получите намного больше, чем планировали изначально, — пальцы хватают нижнюю часть маски, цепляясь и начиная тянуть вниз на себя. Кожа фаланг ранится о зубы, кровь слизывает шершавый язык, но учёный лыбится только шире в своём экстазе. Башку склоняют ещё ниже, это позволяют, чтобы вновь слизывать капли крови с порезов, чтобы чувствовать, как морщится это лицо от щиплющей боли. Шлепки становятся ещё громче, стройное тело дрожит в чужой хватке, а талию стискивают ещё сильнее, образуя новые ссадины. И только человек шипит с дрожащим голосом куда-то в плотное плечо слова как мантру: «Ещё, ещё, ещё, сильнее, сильнее больше больше!». Существо даже не разбирает это. Когти проникают в плоть, а член раздирает чужую задницу, что хлюпает и чавкает от смазки. Ему не нужно ускоряться, чтобы кончить, вместо этого он берёт крайне жёсткий и медленный темп, представляя, как если бы на месте этой задницы у Доктора была пизда, то он бы уже сломал его и повредил бы матку. Когда при каждом шлепке учёный икает от напряжения, заикается, а стенки сжимаются ещё сильнее, Капитан входит до самого основания, вписывая чужой таз в собственный так, чтобы учёный чувствовал колкость его лобковых волос. Пульсация расходится внутри огненным потоком, срез с визгом и новым оргазмом вытягивается душой, подобно коту. Его ноги держат под коленом, а тело скидывают обратно на стол, чтобы оценить, как ещё больше раздувается чужой живот, а кишки переполняются спермой. — А-ха-а-а… — полуживо стонет Доктор, внутри него всё ещё делают ленивые толчки, сперма выходит через края наружу, ещё больше раздражая натёртую красную кожу. И сам сегмент такой растрёпанный, без маски, уставший и весь в ссадинах, одновременно же с этим такой довольный, явно утоливший свой голод, наполнив ту пустоту внутри себя спермой. Много биоматериала, так прекрасно, так много. Расфокусированный взгляд едва замечает уцелевшие пробирки с колбами и стаканами. Дрожащая бледная рука тянется к ним, но её так же бесстрастно откидывают в сторону, на место. — Хах, — фыркает Капитан чужой беспомощности. Когтистая лапа без труда цепляет мерный стакан из прочного стекла, чтобы, наконец, освободить раскрытое нутро, подставляя под него тару, куда тут же хлынуло белое месиво. Само существо едва ли устало, даже не пыхтело, всё так же оставаясь едва уловимым призраком. Сегмент чувствовал этот колкий взгляд, что бегал по его телу. — Вы так же падки на удовольствие и кровь, подобно мне. Почему бы Вам не приходить на наши сессии чаще? Я бы позволял Вам трахать себя намного больше. Узнали бы, есть ли у Вас фетиш на чужое присутствие, — будто и не было усталости, будто его голос не дрожал от переизбытка напряжения в теле, что всё ещё продолжало выходить лёгкими подёргиваниями. В символе издёвки учёному надавили на набухший живот, вызывая ещё больше непонятных звуков, вместе с тем, как мерный стакан наполнился, и всё оставшееся внутри выплескивалось на пол, пока золотые каблуки задевали стол с крупной фигурой. Доктор определенно наслаждался этим. — Я подумаю над Вашим предложением, — ответил за Капитана его внутренний плотский голод. Срез по-пираньи осклабился.