Меренговый торт и другие рецепты любви

Вогун Кряжистое Сердце отложил боевой тесак лучшей гномьей закалки, с алмазным лезвием и рукояткой из обожженного ясеня, и отступил, любуясь своей работой. Традиционный эльфийский зимний пирог из миндальной и льняной муки, с прослойкой мятного суфле и малинового джема, теперь венчался букетом клубнично-кремовых розочек, искусно вырезанных тем самым тесаком лучшей гномьей закалки. Получилось красиво и, гореть Вогуну в горниле Великой Кузни, на вкус должно было быть не хуже. В коридоре послышалось шуршание домашних туфель, вкрадчивая кошачья поступь. Вогун торопливо стянул платок, защищавший роскошную медную бороду, и вытер пальцы о фартук. Сцепил кулаки за спиной, расправляя плечи. Лорд Элтарион, правитель Солвейна, появился на кухне в облаке пурпурных одежд и нестерпимого цветочного амбрэ, с серебряным обручем в черных волосах и гекконом-брошью на груди. Он не вошел, а скорее вплыл, как это имеют обыкновение высшие эльфы, после сотен лет жизни не обременяющие себя обычными шагами. Заметив пирог, он склонился и, пытливо прищурившись, обогнул стол вкруговую, то и дело втягивая тонким носом миндально-клубничный аромат. Наконец выпрямившись, он посмотрел на Вогуна сверху вниз. Делал он это исключительно в силу роста, а не статуса или расы. Так умели — или хотели — немногие эльфы. — Вогун, любезный друг, в этот раз ты превзошел себя. Зимник будет украшением вечера. — Благодарю вас, милорд, — Вогун коротко кивнул, поспешно сглатывая сладкую, но постыдную карамельку удовольствия от похвалы. — Надеюсь, праздник удастся. Элтарион склонил голову набок. Брови его сошлись в выражении искренней, почти отеческой заботы. — Возможно, хотя бы на этот раз ты присоединишься к веселью вместо того, чтобы запереться с Турувином и биться до утра в карты? — Виноват, милорд, — Вогун развел руками. — Но в прошлый раз Турувин отыграл у меня любимый кухонный нож, а таким, — он продемонстрировал боевой тесак, — орудовать не совсем сподручно. Придется возвращать. На самом деле тесаком Вогун справлялся ничуть не хуже, но говорить правду, что за пять лет, что он живет в долине, гундение и дерганье эльфов на праздниках так и не стало более приятным, не стоило. В конце концов, за это время Солвейн сделался настоящим домом, а Элтарион — вполне сносным правителем, так что обижать его не хотелось. Какой еще высший эльф не только предоставил бы пришлому гному убежище, но и дал бы в распоряжение личную кухню? Нет-нет, с домом Вогуну повезло. Ну, за одним исключением… хм… двумя исключениями, если быть точным, теми самыми исключениями, которые… Брум-брум-брум-брум — разнеслось по коридору. …которые вот-вот вторгнутся на кухню и испортят Вогуну жизнь. В который раз. Распахивая двери настежь, будто делая проход не для двух мальчишек, чьи уши только-только начали заостряться, а для пары буйных каменных троллей, на пороге и в самом деле появились два пацаненка, абсолютно одинаковых на лица, с узенькими отцовскими носами, его же угольными глазами и косами. — Ада, сил нет ждать! Уже готово? — закричали они наперебой, рыская глазами по кухне. — Ада, мы ужас как хотим попробовать! Отличить старшего Улиссера от младшего Ариэля Вогун не смог бы, если бы ему ломали пальцы. Да и зачем, если пакости от них можно было ожидать в равной мере, а к ответу призвать было в столь же равной мере невозможно? С безграничной любовью и покрывательством трех самых важных эльфов долины, Элтариона и двух его названых братьев, этим паршивцам весь Солвейн был личной игровой. Вот и теперь, завидев пирог, они по-хозяйски потянулись грязными руками и были в последний момент спугнуты грозным кашляньем Вогуна. — Ну ада-а-а… — заныли паршивцы. — Осталось совсем немного, эри, — Элтарион коснулся ладонями их подбородков. — Потерпите до праздника, столы вот-вот накроют. Совсем не расстроившись — что вызвало немедленное подозрение — близнецы окружили Элтариона и затарахтели: — Ада, ты уже рассказал господину Вогуну про новый праздничный пирог? Господин Вогун уже ищет рецепт? К Амариллису все будет готово? Элтарион был явно застигнут врасплох подобным напором. — Ох, я совсем забыл, эри, а ведь и правда… — Он повернулся к Вогуну и сказал со слегка виноватой миной: — Любезный друг, на днях я имел… эм… неосторожность рассказать близнецам о пироге, что моя айна готовила на праздник любви… И они, к сожалению, загорелись. — Что еще за пирог? — поинтересовался Вогун, мрачно наблюдая, как один из близнецов, пользуясь тем, что Элтарион отвернулся, вознамерился украсть пару клубнично-кремовых розочек. — О, это нежнейший грибной пирог из перигорских трюфелей, древний семейный рецепт еще времен правления Великого Тетлиона. Вогун наконец обратил внимание на его слова. «Древний» и «еще времен…» не обещали легкой работы. — Как этот пирог называется, милорд? — Боюсь, я был слишком юн, чтобы запомнить, — Элтарион прижал пальцы к геккону на груди, уносясь взглядом в прошлое. — Помню лишь терпкую пряность теста… солнечную мягкость вкуса… и запах — весенней листвы, ожиданий о лете, сожаления по ушедшему, надежды грядущего… — Это все прекрасно, милорд, но мне бы рецепт, — вклинился Вогун в блуждания по дорогам эльфийского детства. Элтарион опомнился, прочистил горло, заторопился, краснея щеками. — Уверен, в библиотеке ты найдешь рецепт в одном из семейных архивов. — Архивов? — охнул Вогун. Архивы означали даже не книгу, а свиток, коих в дальних отделах библиотеки хранилось тысячами. Вогун так оторопел, что даже не прикрикнул, когда один из мелких паршивцев сковырнул таки в ладонь две клубничины, одну себе, другую брату. Пользуясь его молчанием, оба наглеца сбрызнули из кухни. — Именно, — сказал Элтарион со вздохом и принялся пятиться вслед за сыновьями, явно пытаясь ускользнуть от чувства вины и возможности Вогуна отказаться. — Я знаю, ты способен на невозможное, любезный друг. — На невозможное на кухне, но не в библиотеке! — Обратись к Эфинве, ему за радость быть полезным. Вогун видел пару раз библиотекаря и сильно сомневался, что эта нелепая ободранная цапля может найти без посторонней помощи хотя бы собственные окуляры, что уж говорить о свитке среди десяти тысяч подобных. Но спорить было бесполезно, если уж «эри» чего пожелали, то «ада» разобьется в яичницу — или разобьет кого хочешь. — Сколько у меня времени? — спросил Вогун хмуро. — До Амариллиса неделя, — примирительно улыбнулся Элтарион и закрыл двери. «Неделя», — повторил про себя Вогун, отбрасывая фартук на табурет. Если поделить десять тысяч свитков на семь… Это ж сколько бессонных ночей придется провести в пыльных архивах! И ради чего, спрашивается? Вогун огляделся. Обвел взглядом кухню, сконструированную лично для него по приказу Элтариона. Полуночно-синие стены, украшенные изразцами и узорами позолоченных гороховых стеблей, стручков и цветочных бутонов. Огромные витражные окна и широкие подоконники, на которых так удобно ставить горшки с зеленью — мятой, шафраном, кинзой и петрушкой. Полки с чугунными сковородками, пузатыми кастрюлями, фарфоровой посудой и хрусталем, подвески с соусами и подставки со специями, специально созданный «ледяной шкаф». Длинный дубовый рабочий стол, треногие табуреты, многочисленные медные лампады, позволяющие готовить даже ночью. И, конечно, королева любой кухни — великанская печь гномьей кладки из черного и винного кирпича, с вензелями и тонкой облицовкой, несколькими отсеками и поверхностями для готовки, внушительным вырезом для котла и вертелом для жаркого. Все просторное и практичное, и главное — рассчитанное на гномий рост и размах рук. Его личное царство, где он наконец чувствовал себя дома. Вогун крякнул. Пора в библиотеку.

***

«Искать свиток в архивах Солвейна» — эта поговорка не зря означала бесполезные, бессмысленные поиски, заранее обреченные на провал. Так что к библиотеке Вогун шел без особой надежды. Он толкнул тяжелые двери, вошел в тускло освещенный зал, вдохнул запах древней пыли и книжного клея. В отличие от кухни, где все всегда пыхтело, вздымалось, горело, шипело и булькало, скисало и засахаривалось, смешивалось и распадалось на крошки, перерождалось и превращалось — жило, это место казалось застывшим. Навеки неизменным. Омертвевшим. С тоской оглядев гигантские стены, до самого потолка уставленные, словно гробами, бесконечными книгами, Вогун вздохнул. Зал отозвался эхом, пошептал сухими страницами и снова затих. Ни голосов, ни шагов. За столом у входа никого не было, только башнями громоздились потрепанные книжки, валялись писчие перья и листы бумаги, придавленные куском мрамора в виде спящей псины. — Господин Эфинве? — голос Вогуна прокатился вдоль многоэтажных полок. — Господин Эфинве? — Прислушавшись к тишине, Вогун стукнул кулаком по столешнице: — Господин Эфинве! Стол ухнул, псина подпрыгнула, серебряные перья гулко звякнули на подставке. В глубине книжных рядов что-то ойкнуло, шурхнуло, а потом раздалось едва разборчивое бормотание: — Иду, иду! Вовсе не обязательно так… ох, это вы… — эльф остановился, разглядывая его, а потом заторопился. — Добро пожаловать, господин Вогун, — он добрался до стола и встал напротив, бессмысленно перекладывая книги из одной стопки в другую. — Чем могу быть любезен… кх-кхм, полезен… Чем могу быть полезен? Вся его длинная нескладная фигура дергалась, длинные светлые волосы торчали, из-под верхней одежды выставлялись завязки исподнего, а окуляры то и дело скатывались по несуразно длинному носу и он упрямо возвращал их птичьими пальцами на место. Бледный и растрепанный, в многослойных серых одеждах, он походил на проросшую корнями луковицу, слишком надолго забытую на дне корзинки. Вогун пригладил идеальную, волосок к волоску, медную бороду. Заложил ладони за расшитый бисером кожаный пояс. — По поручению лорда Элтариона мне нужно приготовить пирог по древнему рецепту его матушки, который хранится в библиотеке. — Вогун остановился, но эльф молчал, хлопая глазами из-за стекол, и пришлось продолжить: — Возможно, вы, как главный хранитель, поможете с поисками? — Конечно-конечно! — спохватился Эфинве. — Почту за часть… эээ… за честь… — Он зачем-то схватил мраморную псину, покрутил в руках, положил на место. — Что, позвольте узнать, за книга? — К сожалению, названия у меня нет, — признался Вогун. — Знаю только, что требуется рецепт пирога из перигорских трюфелей, и это даже не книга, а свиток времен правления Великого Тетлиона… — Свиток? — Эфинве неуверенно покосился вглубь библиотеки, туда, где за небольшой аркой виднелась дверь. Взгляд его забегал по полкам. — Боюсь, архивы временно недоступны… — Недоступны? — удивился Вогун. — Что с ними? Локальное наводнение? Пары яда? Саблезубые крысы? — Дух, — невнятно пробормотал эльф и смутился. — Э? — переспросил Вогун, надеясь, что ослышался. — Дух… привидение… призрак! — громким шепотом объяснил Эфинве. — Уже вторую ночь он бродит по архивам и стенает, не находя покоя. Пока он там, заходить слишком опасно. Вогун даже не сразу нашелся, что сказать на такое. — Это шутка? — О, если бы, — эльф всплеснул руками. — У меня стоит работа, я уже два дня не могу достать записи о лихорадочной оспице для мастера Сеораса. Такая досада! Все это походило на глупый розыгрыш, а Вогун ненавидел подобные забавы. — Если вы не хотите помогать, так и скажите, — он повернулся и зашагал к архивам. — Справлюсь сам. — Нет! — эльф рванул вперед него, едва не кувыркнулся, запутавшись в одежде, и прилип спиной к дверям архивов, загораживая дорогу. — Это слишком опасно! — Да пустите же, я не боюсь каких-то там призраков. — Нет, я не могу вам этого позволить! Вогун хмуро осмотрел куцее тело, распятое в дверном проеме, мысленно прикинул, как он, несмотря на разницу в росте, мог бы отодрать от двери эту веточку чабреца одной рукой и спокойно пройти в архивы, а потом заложил ладони за пояс и хмыкнул. Кажется, все неожиданно поворачивалось в его пользу. — Думаю, лорд Элтарион тоже не захотел бы, чтобы я рисковал жизнью ради пирога. С этими словами он развернулся и отправился из библиотеки. А заслышав, как в праздничном зале принялись завывать первые флейты, зашагал в сторону кабинета Турувина. Вспоминая вытаращенные глаза библиотекаря, он посмеивался в бороду и предвкушал: будет что рассказать, пока он отыгрывает любимый нож и потягивает кружку-другую отличного эля.

***

— Они потребовали что? — смех у Турувина низкий, медвежий, его приятно слушать. — Грибной пирог, как готовила их бабуля во времена Великого Тетлиона, — Вогун покачал головой, отхлебнул эля. — Эти двое хуже химер, я говорю тебе, дружище. Официально Турувин был тоже «лордом», а ни каким не дружищем, высшим эльфом не хуже Элтариона или Сеораса, да еще и главным капитаном стражи, но титулы он считал шелухой, тиар в каштановых волосах никогда не носил, а на праздники плевал с главной башни, и это было одной из причин, по которой Вогун хоть изредка выбирался из кухни. В этой скудно обставленной берлоге с жесткими креслами, голыми стенами и ревущим камином можно было ослабить воротник, развязать пояс и забыть о бесконечных поклонах. — Помню я тот пирог и, боюсь, тебе придется несладко, — Турувин достал из треснутой лакированной шкатулки колоду старых, махровых по кромке карт и принялся неспешно тасовать. — Когда Элтарионова матушка принималась за готовку, мы предпочитали отсиживаться в лесах или срочно уплывать за море, потому что любого попавшегося в плен она загружала поручениями по меньшей мере на двое суток. Одна чистка перигорских трюфелей чего стоила. — Да демоны с ней, с готовкой, — сказал Вогун, хотя грибы он недолюбливал, а трюфели и вовсе не переносил на дух. — Мне бы для начала заполучить рецепт, а он хранится в архивах, один среди тысячи свитков. Но и это полбеды, — он подался вперед, наконец добираясь до сладкой начинки рассказа. — Ты знал, что у хранителя библиотеки окончательно ээ… забился дымоход? Турувин поднял взгляд от карт. — Ты об Эфинве? Что с ним? Вогун торжествующе кивнул. — Представь, мне не удалось пробраться в архив, потому что, как он утверждает, там разгуливает, очевидно, соскучившись по философским трактатам, призрак. — Чей? — оторопел Турувин. — Откуда я знаю? Великого Тетлиона? Турувин коротко усмехнулся, допил свой эль и снова наполнил кубки. Вогун рассчитывал на более яркий эффект от истории, так что продолжил: — Нет, ну ты видал большего простофилю, а? Думаешь, надо сообщить Элтариону, что библиотекарь надышался книжного клея? Теперь вместо смеха Турувин и вовсе стал серьезным. Отложив карты, он задумчиво отпил из кубка. Что-то было тут не то, и Вогун замолчал, ожидая деталей. — Эфинве… не такой уж простак, знаешь ли, — сказал наконец Турувин. — То есть… он, конечно, витает в своих книгах и чуть ли не живет в библиотеке, но… — он потер нижнюю губу. — Ты слышал, что Сеорас выкупил его из подземелий Шаргоры? — Из смертных подземелий? — Вогун вытаращился, вспоминая страшилки о тюрьмах дроу, которыми пугают непослушных гномьих детишек. — Что Эфинве там делал? Турувин пожал плечами. — Он не распространялся, а я, как ты понимаешь, не спрашиваю эльфов об их прошлом. Все это звучало слишком дико. Представить Эфинве с этими его окулярами, спутанными одеждами и прутиковым телом в подземельях, откуда нет выхода… в это было трудно поверить. А с другой стороны — разве это что-то меняло? Вогун с сомнением глянул на друга: — Не хочешь ли ты сказать, что веришь в то, что по архивам разгуливает неупокоенный дух? — Я лишь хочу сказать, что если Эфинве утверждает, что в библиотеке что-то есть, я бы не стал однозначно списывать это на его безумство. Вогун засопел. В животе заскреблось что-то между стыдом и икотой, и это было непривычно. Неприятно. — Давай лучше играть, — сказал он, кивая на карты. — А то договоримся до того, что ты станешь убеждать меня, что и близнецы — невинные голубки, а вовсе не парочка шкодливых химер. — О не-е-ет, — протянул Турувин, оживляясь, и в его голосе одновременно сквозили и досада, и гордость. — Мои племянники — шкодливые химеры, тут никаких сомнений. Не далее как вчера они вымочили Сеорасу все писчие перья в масле, Элтариону насыпали камней под тронную подушку, а мне заявили, что спрятали мои драконьи клинки — да так, что мне вовеки не найти. — Но ты нашел? — поинтересовался Вогун. Турувин кивнул на стену, где пара знаменитых кинжалов висела на своем обычном ржавом гвозде над камином. — Они их не тронули, представь себе, в этом и шутка. Отгадай, в котором часу ночи, в ужасе обегав весь дом, я догадался посмотреть на старом месте. Вогун криво усмехнулся. — Я же говорю — химеры… — Он посмотрел на Турувина с укором. — Но вот ты скажи, хоть один из вас дал им наказание? Выговор? Или они опять улетели без угрызений, играть шутки надо мной или другим несчастным солвейнцем, случайно попавшемся им на дороге? Взгляд Турувина стал мягким. — Ты же понимаешь, после того, как леди Элейна… Вогун со вздохом кивнул. Он понимал. И все же траур по леди Элейне уже три года закончился, а конца безнаказанным шуткам никак не было видно. — Ладно, — Турувин хлопнул по столу и принялся раздавать карты. — И вправду, давай сыграем. Приготовься, я чувствую, сегодня ты выйдешь из моего кабинета в исподнем. — Посмотрим, — гоготнул Вогун, раскладывая выпавшие карты веером в ладони. — Твой ход, дружище.

***

Тремя часами и пятью (или семью?) кубками эля позже Вогун шел, запинаясь, в комнату за кухней и нес под мышкой свой любимый кухонный нож в кожаном чехле, весьма недурную походную сумку и безвкуснейшую статуэтку эльфа с арфой — ей будет удобно подпирать печную заслонку. Он брел, кривясь от летящих по коридору завываний флейт и лютен, по опыту зная, что от них не спасет даже подушка. Но странное дело, хоть голова была забита проклятым пиликаньем, одна мысль то и дело возвращалась: образ смехотворного Эфинве, распятого в дверном проеме, с неподдельным ужасом вещавшего о привидении, и новость о смертных подземельях. И еще вспоминалось слово, которое Турувин выбрал, когда говорил о том, какую роль мастер Сеорас сыграл в судьбе библиотекаря. Не «спас», не «вытащил», не «вынес на закорках». «Выкупил». Фу, гадость какая. От этого кожа на руках становилась гусиной. Но самым странным было то, что вот только что Вогун шел, не слишком уверенно размышляя об этом, к своей постели, а уже спустя минуты обнаружил себя застывшим на внешней стене дома на полпути к библиотечным архивам, с зажатой в зубах походной сумкой, на дне которой перекатывались нож и эльфийская статуэтка. Под пальцами холодил и крошился белый камень, в лицо тыкались мясистые листья плюща, а уши закладывало от стрекота воющих сверчков, распоясавшихся к ночи. И что теперь делать? Падать вниз было дальше, чем ползти вверх, да и именно под окнами архива располагались его личные грядки с только-только народившимися патиссонами, и Вогун принял единственное разумное решение. Уже скоро он, сфыркивая пот с усов, сбивал замок с оконной решетки и переваливался через подоконник во внутреннюю галерею. Архив встретил гробовой тишиной. Еще более мертвой, чем в библиотеке. Такой, что дыхание Вогуна каталось по стенам и подлетало под самый потолок, к нарисованным звездам и планетам. Вогун огляделся. Ряды полок, забитых свитками, несмелые светильники по стенам, переносные стремянки… В ночи все это казалось опасным, то виделись глаза, то слышались шаги, то тени трепыхались слишком живо… Ужас поднимался постепенно, будто Вогун с каждым шагом глубже заходил в ледяную воду. Но нет, даже это не остановит Вогуна Кряжистое Сердце — в конце концов, с тех пор, как он сбежал из родных шахт, и до того, как попасть в Солвейн, он выживал в местах немногим лучше смертных подземелий: сражался при Мартгойле, пересек Снежные пустыни, прошел все илийские лабиринты… ну, почти все. И ни разу он не дрогнул, не свернул с пути, не поддался страхам… По залу прокатился пронзительный стон, и Вогун застыл. Что это было? Он напряг уши, заполошно оглядываясь. Некоторое время стояла тишина, а потом стон повторился, еще более жуткий, к нему присоединился второй, а потом и третий, и все это сопровождалось шорохом и скрипом, будто кто-то царапал стекло когтями, пытаясь выбраться. Что, к химерам, тут творится? Вогун потянулся к сумке. Вооруженный ножом и статуэткой, он осторожно двинулся на звуки. Сначала казалось — они идут отовсюду — сверху, снизу, от стен, но нет, вскоре стало ясно, что есть источник. К нему Вогун и стал осторожно пробираться, стараясь обходить пятна света. Стонало теперь беспрестанно, на несколько голосов, закладывая уши. У дальней стены шебуршание усилилось, стало похоже на отчаянное царапанье ножом или вилкой. Вогун остановился. Спрятался за полкой, всматриваясь в темноту и вслушиваясь в отвратительные звуки, но никого, ни живого, ни мертвого, не было видно. Тогда он с силой навалился на шкаф, кряхтя, сдвинул с места — на него из темноты глянула сотня светящихся глаз. Вогун отпрянул. Выдохнул, успокаивая заколотившееся сердце. У самой стены, прячась за горой свитков, обнаружилось удивительное устройство: прозрачная банка, полная многоглазых воющих сверчков, к которой с помощью проволоки и клея был приспособлен медный раструб, усиливающий звуки. Сверчки ползали по банке, царапая стекло, и выводили, по своему обыкновению, резкие, скрежещущие звуки, а те, благодаря усилителю, нудно разносились по библиотеке. И почему Вогун не сомневался, чьи мелкие ручонки это организовали? Закинув нож и статуэтку в сумку, он отправился к дверям. Если верить Турувину, несчастный Эфинве и правда все еще сидит над книгами, и значит, его можно будет успокоить. Вполне гордый собой, Вогун распахнул дверь — и получил удар по лбу. Голова закружилась, из глаз посыпались искры. Осев на пол, он едва слышал чье-то лепетание: — Господин Вогун! О великие, вам больно? Погодите, я принесу… Я сейчас… отпейте! Я… вы… Сейчас-сейчас… Вы в порядке? Умоляю, скажите хоть что-то! Надо было поскорее выдать звуки, пока библиотекарь не выпрыгнул в окно. — Я… ыы… я… ух, я в порядке, господин Эфинве. — Постойте, я позову мастера Сеораса… — Нет, нет, не нужно, правда, я в порядке. — Вогун с силой выдохнул, трогая наливающуюся горячую шишку над бровью. — Чем это вы меня так приложили? — Я… я услышал шум, а потом шаги… мне показалось, что-то сейчас проникнет… — бормотал Эфинве, торопливо упихивая мраморную псину между свитков. — Но вы… как вы оказались за той дверью? Что там случилось? И где призрак? — Пойдемте, — прокряхтел Вогун, поднимаясь. — Я покажу вам вашего духа. Эфинве послушно просеменил за ним в архив, остановился у отодвинутой полки и долго с невероятно серьезным лицом рассматривал конструкцию со сверчками. Наконец удовлетворившись, он аккуратно взял банку, прижал к груди и зашагал к окну. — Куда вы? — спросил Вогун. Эфинве взглянул на копошащихся букашек: — Выпустить, конечно. — Вы не хотите показать их лорду Элтариону? — Зачем? — Чтобы мелких паршивцев наказали! — Сверчков? — Улиссера и Ариэля! Эфинве задумался, эта мысль ему явно не приходила в голову. Немного помолчав, он покачал головой. — Нет, я думаю, это было бы лишним. И этот туда же! Сколько можно потакать бессовестному хулиганству? — Они два дня мешали вашей работе! Вызвали головную боль! Выставили безумным! — Но шутка в целом безобидна, да и нельзя не признать… изобретательна, — пожал плечами Эфинве. Он опустил банку на край подоконника и открыл крышку. Сверчки зашумели, закопошились, радуясь свободе, и ринулись в ночное небо. Эфинве проводил их взглядом. Обернувшись, он нацепил на нос болтавшиеся на цепочке окуляры. — Присаживайтесь, господин Вогун, — он указал на небольшое кресло в углу, — я найду ваш свиток. Вогун с гораздо большим удовольствием устроился бы сейчас на своей кровати, в небольшой комнате позади кухни, но эль и основательный урон мраморной псиной наконец нагнали его, нацепляя на ноги по наковальне, так что он, не споря, рухнул в кресло. Некоторое время он сидел, рассеянно глядя, как Эфинве берется за стремянку, приставляет то к полке слева, то справа, достает и перебирает свитки, а потом перемещается на новое место. Удивительно, но делал он это не говоря ни слова, а ведь обычно эльфов не заткнуть. Вогун все смотрел, голова его все тяжелела, веки смыкались, и вот ему уже казалось, что по стремянке порхает огромный неуклюжий сверчок в серой одежде, из воротника у него торчат завязки исподнего, а вместо лица — грустная собачья морда. Проснулся он от того, что его трясли за плечо. — Господин Вогун? — Э? — Вогун вздрогнул. Похлопал глазами, утер с бороды слюну. — Уже утро? — Три часа до рассвета, — сказал Эфинве мягко, протягивая пожелтевший свиток, перевязанный серебряным шнуром. — Я нашел то, что вам нужно. На столе за его спиной громоздились горы разворошенных фолиантов. — Благодарю, — Вогун поднялся, коротко поклонился и принялся упихивать свиток в сумку. — Я вам обязан. — Не стоит, — Эфинве помотал головой, окуляры скатились с носа и взболтнулись на цепочке. — Рад был помочь. Вогун отсалютовал. — Доброй ночи, — и зашагал к выходу. Три часа до рассвета — пора разжигать печь, ставить тесто для миндальных булочек, замачивать нут и фасоль на вечернее рагу… — Господин Вогун, — окликнул Эфинве на пороге. Немного помялся, перебирая рукав туники. — Вы вправду думали, что я безумен? Он не обвинял, а только жалостливо улыбался, и Вогун закашлялся, сдвигая брови. Уши облило кипятком. — Я… не то чтобы… просто вы тут… ну и я там… — Да-да, я понимаю, вы, конечно, правы… — Он поклонился. — Доброй ночи. — Доброй ночи, — выдавил Вогун и покинул библиотеку. Первым делом он отправился к Турувину, с просьбой помочь разобрать эльфийские закорючки. Боялся, что разбудит, но застал командира в полной боевой готовности, в броне и походном плаще. Турувин окинул его озадаченным взглядом. — Что это с тобой? — спросил он. — Отсчитывал лбом ступени? Вогун потрогал шишку, которая оккупировала половину лба и вела активное наступление на глаз. — Подарок от Эфинве. Я спас его от призрака, а он в благодарность приложил меня по макушке. — Прелестно, — хмыкнул Турувин, выбирая несколько бумаг со стола и сворачивая их в трубку. — Так что там с твоим рецептом? — Получил, вот, — Вогун достал сверток. — Поможешь? А я тебе за это дам первую пробу — раз уж ты ел в детстве, сможешь сказать, все ли я сделал, как надо. — В смысле, дашь мне возможность первому вознести тебе хвалу? — уточнил Турувин с кривой улыбкой. — Прочитать помогу, а вот с пробой не выйдет, отбываю на границу с неделей объездов. — Неделей? — Вогун задумчиво почесал бороду. — А кому же мне принести пирог? — Попроси Элтариона? Сеораса? — Отвлекать высших эльфов? Турувин хитро посмотрел, мол, я тоже высший эльф, а меня ты отвлекать не постеснялся, но Вогун отмахнулся: «Ты же понимаешь…» — Тогда обратись к Эфинве, раз уж вы теперь боевые товарищи, — предложил Турувин. — Эфинве? — спросил Вогун с сомнением. — Он, как и мы с Элтарионом, рос на севере. И хоть он парой сотен лет моложе, наверняка знает вкус и сможет похвалить тебя, как надо. Да и, признаться, ему бы не помешало съесть что-то кроме книжной пыли. Чем он питается — я не могу представить, на общих трапезах я его отродясь не видел, и если ничего не сделать, его скоро можно будет перешибить этим самым бумажным свитком. — Тут ты прав. Хотя замахнуться он может неплохо… — Вогун развязал серебряный шнурок и протянул бумагу Турувину. — Ну, что там нужно? Рецепт требовал пшеничную и ржаную муку, яйца, три перепелиные грудки, белое вино, масло грецких орехов, изюм, гвоздику, шафран, молотый имбирь, сахар, соль, перец и, конечно же, вымоченные в трех маринадах перигорские трюфели. А для ежевичного соуса следовало подготовить ягоды, крошеный миндаль, воду и яблочный уксус, хлебные крошки, соль, имбирь, мускатный цвет и корицу. Дальше шли четыре страницы подробных инструкций, на все про все — двое суток. Вогун почесал затылок, планируя работу, сделал понятные только ему рисунки на небольших клочках бумаги, пришпилил их, как обычно, на посудную полку и подвязал бороду платком. Начнем с маринада…

***

Выглядел пирог неплохо: Вогун накрутил на корочке колосья из теста, вырезал васильки и клевер, смазал яичным желтком для золотистого цвета, так что снаружи смотрелось весьма сносно. Но запах… Гадкие трюфели, почему эльфы их так любят? Вогун еле сдержался, чтобы не повязать нос полотенцем. Он выложил еще горячий пирог на блюдо, прикрыл салфеткой и, сбрызнув бороду бергамотовым маслом и пригладив вишневым гребнем, отправился в библиотеку. За окном уже начинались сумерки, но что-то подсказывало — Эфинве еще не ложился. Так и было. Когда Вогун открыл дверь, он застал библиотекаря за работой. Тот стоял над гигантским томом в треть его роста и, сгорбившись, изучал заковыристые буквы. Окуляры висели на кончике носа, губы беззвучно двигались, а светлые волосы, чтобы не мешали, крепились на макушке с помощью писчего пера. На шаги Вогуна он встрепенулся, резко разогнулся — и тут же закачался, заморгал, не в силах сразу найти опору. — Господин Вогун, — пробормотал он, наконец вставая уверенно-вертикально. Отряхнув подол, он поспешно выдернул перо из волос, сунул его под книгу и сложил ладони вместе. — Чем могу быть любезен… мм… полезен? Вогун шагнул ближе. Несмотря на измазанные в чернилах пальцы и застегнутый не на ту пуговицу воротник серой туники, несмотря на вид жалкой морковки, слишком рано выдернутой из грядки, библиотекарь смотрел гораздо более вменяемо, чем пару дней назад, так что, возможно, от него и мог получиться толк. — Я приготовил пирог по рецепту из свитка, — сказал Вогун, стараясь держаться с достоинством и не дать гордыне проскользнуть в голос. — Не будете ли вы так любезны снять пробу? Эфинве некоторое время смотрел на него из-за стекол — внимательно, но бестолково, будто не совсем понимал, о чем идет речь. Вогун поставил блюдо на стол и снял салфетку. — Я слышал, вы родом с севера? Возможно, вспомните вкус? Сможете дать свою оценку? Эфинве растерянно перевел взгляд между ним и пирогом и только тогда сделал удивленное «о» губами. — Да, да, — заторопился он, — конечно, для меня будет честью. Он с усилием закрыл тяжеленную книгу, придвинул на ее место блюдо и взял небольшой кусок пирога. Смотреть, как кто-то впервые пробует приготовленную вами еду — дело волнительное, так что Вогун смотрел и теребил бороду. Ведь одно дело — готовить обычное блюдо для знакомых эльфов, а тут… Сомневаться в идеальности результата не приходилось, в конце концов, он тщательно следовал инструкции, разве что немного откорректировав баланс пряности, ведь вкусы эльфов за несколько сотен лет изменились, и все же… все же какая-то часть его трепетала, будто он снова был короткобородым юнцом, который впервые предложил отцу фасолевое рагу и заодно сообщил, что видит свое место не в шахте, а на кухне. Отец тогда пригрозил проклятием и исключением из клана, что, впрочем, не помешало ему доесть все до дна и вылизать тарелку. Осознавая важность доверенной чести, Эфинве откусил внушительный кусок — и вдруг его лицо сделалось жалким, брови сошлись, а на глазах выступили слезы. Это от радости? От печали? — Что? — Вогун никак не мог понять эффекта. — Хорошо? Плохо? — Горячо! — выдохнул Эфинве, с трудом глотая. Вытерев глаза рукавом, он виновато улыбнулся. — Я попробую еще раз. Теперь он подул на пирог, откусил осторожно и принялся тщательно жевать. Еще и еще. Долго-долго. — Это… эмм… — начал он задумчиво. «Шедеврально», «восхитительно», «наивкуснейше» — вот что говорили о блюдах Вогуна те, кто не успел проглотить язык от наслаждения. Конечно, такой образованный эльф не опустится до банальных эпитетов, сможет подобрать что-то вроде «изысканной пряности теста», «солнечной мягкости вкуса» и «запахе воспоминаний о лете». — Ну? — не вытерпел Вогун. — Это эмм… неплохо, — наконец сказал Эфинве. Вогун оторопел. — Неплохо? Услышав напряжение в его голосе, эльф смутился. — То есть… я хотел сказать… прелестно. — Прелестно? Эфинве замахал руками, как перепуганная цапля. — Я… ох, простите, я не хотел обидеть, просто… просто… чего-то не хватает… — Не хватает?! — прогремел Вогун. Библиотекарь будет учить его готовить? — Ну, знаете… — Он подхватил блюдо и гордо зашагал прочь. Пройдя половину коридора, он остановился. Постоял, пыхтя и отфыркиваясь. А потом развернулся. — Чего там не хватает? — рявкнул он, стоя на пороге библиотеки. Эфинве страдальчески развел руками. — Будто бы соли… — Ну, знаете! — снова вспыхнул Вогун и грохнул дверью. Вернувшись на кухню, он бухнул блюдо на стол и долго стоял над пирогом, крутя усы и присматриваясь. На вид все было идеально — хрусткость корочки и мягкость начинки, сочность мяса, терпкость грибов, сладость соуса… Не может, ну не может быть, чтобы он забыл добавить соли… Он походил по кухне, пометался взглядом по гороховым завитушкам на изразцах, подергал пожухлые листья с зелени на подоконнике. Снова вернулся к столу. Как ни крути, придется пойти на жертву. Обмакнув кусок в соус и стараясь не обращать внимание на запах, Вогун принялся задумчиво жевать. И тут же в сердцах сплюнул. Взвыв, он бросился к рабочему столу и принялся с ужасом проверять ингредиенты. Грибы-мясо-яйца, вино-орехи-масло, гвоздика-шафран-корица-имбирь-сахар-перец, а где же… О позор! О стыд! Как он после этого смеет называться поваром! Да ему место в соляной шахте! Дергая бороду и грязно ругаясь, он пометался по кухне, перемыл в сердцах всю посуду, а потом выкинул злосчастный пирог и принялся за новый. На следующий день он гордо глядел на свою вторую попытку: даже на вид получилось лучше. Дело за малым. Достав с полки глубокую корзину для пикника, он сложил в нее пару кусков пирога, завернутых в полотенце, блюдце миндального печенья, медный чайник с чаем и небольшой молочник. Подойдет в качестве извинения? Вполне. Только как намекнуть, что Вогун не просто просит прощения, но и признает ошибку? Поставить солонку? Нет, вдруг Эфинве примет просто за любезность? Надо что-то, что вместо отсутствия соли указывало бы на ее избыток. Ну конечно! Весьма гордый своей изобретательностью, он наполнил солью крупную сахарницу и добавил в корзину. Вот теперь точно ясно. В библиотеке, как обычно, было тихо. Вогуну показалось, что при его появлении где-то среди полок мелькнули серые одежды, но как только он шагнул в их сторону, они поспешно отдалились, и он решил не настаивать. Опустил пикник на стол и вышел. Ну и отлично, теперь можно забыть обо всем этом неловком деле. Не зря он и раньше вылезал из кухни только к Турувину и грядкам, а теперь и подавно. Больше никаких перьев в светлых волосах, никаких серых глаз за окулярами, никаких смущенных дергающихся улыбок. С кастрюлями и сковородками надежнее: они не вдарят по лбу, не вгонят в краску и не спросят, считаешь ли ты их безумным. Да, одному определенно спокойнее. О чем он не подумал, так это о том, что рано или поздно Эфинве придет вернуть корзину.

***

Меренговый торт — дело небыстрое, вот Вогун и не торопился. Правильно взбить белки, точно нагреть сахарный сироп, в нужных пропорциях замешать сливочный крем, осторожно совместить с тончайшими шоколадными бисквитами, умело залить глазурью — каждый этап требует сосредоточенности, опыта и одинокой ночи, когда никто не тревожит. И того, и другого, и третьего у Вогуна было в достатке. Он как раз закончил нагревать шоколадный соус, насвистывая старую горняцкую песню, как в дверь скользнула худая фигура. Вогун обернулся. На пороге, сжимая корзинку, мялся Эфинве. — Ох, вы здесь, — сказал эльф, стараясь слиться с косяком. — То есть… я хотел сказать… добрый вечер, господин Вогун. — Доброй ночи, — Вогун потянулся пригладить бороду, но наткнулся на проклятый платок. Торопливо сдернул его, сунул в карман фартука. — Чем могу быть любезен… — да демоны, это, похоже, заразно! — чем могу быть полезен? Эфинве протянул корзинку. — Я тут принес… Вогун заглянул внутрь, с облегчением отмечая, что тарелка и блюдце пустые. — На этот раз лучше? — О да, да! это было… — Эфинве помолчал, подбирая слова. Наконец определившись, он поднял взгляд: — Как в детстве. Вогун удовлетворенно кивнул. — Благодарю. — И печенье! — воодушевился Эфинве. — Разве что чай с солью… это довольно необычно… — Вы что же, насыпали ее в чай? — Вогун едва не хлопнул себя по лбу. — Но это же было… я же положил ее для… не важно. Он выдохнул. Опять уже весь в поту, будто у печки. Только он собирался пожелать Эфинве «доброй ночи», как тот зацепился взглядом за красующуюся на серебряном блюде стопку коржей. — Не тот ли это торт, что заказывает вам мастер Сеорас? — Да, тот самый, — удивленно подтвердил Вогун. — Меренги, сливочный крем, шоколадные коржи, глазурь. Откуда вам про него известно? Я думал, вы не являетесь на общие трапезы? — Мастер Сеорас иногда заглядывает в библиотеку вечером, приносит мне немного из того, что осталось после ужина. — Но оно же остыло! — ужаснулся Вогун. Неужели кто-то доедет приготовленные им блюда впопыхах? Холодными? За работой? Кощунство! Эфинве задумался. — Возможно, — он виновато пожал плечами, — я не очень замечаю. Это всего лишь еда… Всего лишь еда! Вогун внутренне вскипел, но сдержался. — И что же, мастер Сеорас приносил вам и торт? — О да… этот торт… — Эфинве мечтательно перебрал пальцами в воздухе, будто наигрывая на инструменте, — это что-то… неземное… Он тоже из древних свитков? — Ну нет, — Вогун горделиво подвигал бровями, — это, признаться честно, мой личный рецепт. — Как и печенье? — Эфинве указал на корзину. Весьма польщенный, Вогун отмахнулся. — Для печенья я всего лишь доработал рецепт, который как-то узнал у кочевников. Видите ли, они добавляют буйволиное масло, а оно… — кастрюля за его спиной ревниво забурлила, и он бросился к забытому соусу, снял с печки и, вдыхая терпкий запах горячего шоколада, принялся остужать. Эфинве смотрел на него, мягко улыбаясь. — Вам следует написать свою книгу. — А? — Вашу кулинарную книгу, — пояснил Эфинве. Вогун так и замер с ложкой в руке. — Зачем? — Зачем пишутся кулинарные книги? Чтобы повара во всех частях света могли готовить вкусные блюда. Ваши блюда вкусные, господин Вогун, они достойны, чтобы их готовили во всех частях света. Только представьте: «Книга рецептов Вогуна Кряжистое Сердце». Слова пробрались за ворот щекоткой и защипали нос. Вогун растерялся. Своя книга? Такая, что могла бы стоять в библиотеке Солвейна? Но уже в следующее мгновение он опомнился. Врезался лбом, словно буром, в гранитное «напишите». Он отставил кастрюлю на стол, принялся выкладывать коржи меренгами и промазывать кремом. — Я не бабушка высшего эльфа, чтобы мое имя покрывалось пылью в архивах, — проворчал он, орудуя ножом. — Зачем же пылью? — удивился Эфинве. — Я сделаю копии, перешлю в библиотеки других эльфийских домов, ваша книга станет настольной для множества кухонь! — В моих рецептах нет ничего такого, чего нет в тех кухнях. — Вы скромничаете, — сказал Эфинве укоризненно и указал на бумажки, приколотые к посудной полке. — Это они, ваши рецепты? — Да, но… — Позвольте, я посмотрю. — Нет, не нужно… — Я просто посмотрю… Вогун дернулся остановить, но руки были заняты ножом и измазаны кремом. — Не надо, нет! Господин Эфинве! Поздно. Эфинве уже сорвал пару бумажек и теперь с удивлением их рассматривал. — Но здесь только рисунки, — сказал он, разворачивая к Вогуну наброски ингредиентов и процесса готовки. Вогун закончил с кремом, отложил нож, вытер руки полотенцем. — Я… гхм… я… видите ли… — он лихорадочно соображал, чувствуя, как заливается густой краской, — я использую специальные невидимые чернила. Мало ли кому мои записи попадутся на глаза… Вот ведь бред. Как такое вообще пришло в голову? — Да, да, я понимаю, — Эфинве отвел глаза. — Это, пожалуй, удобно… Вогун не знал, что ему противнее, собственная жалкая ложь или то, как Эфинве притворялся, что поверил. — Удобно, вот-вот, — Вогун подхватил кастрюлю. От нее поднимался дым, но лицо и так горело, он почти не чувствовал жара. — Мне тут… успеть бы, пока соус теплый. Все, наконец? Разговор закончен? Ну правда, это слишком нелепо. Зачем они вообще уже в который раз встречаются? Глупость. Эльф-библиотекарь и безграмотный гном, прочитавший за жизнь полкнижки, вот ведь смехотворная парочка. Он усиленно, всей спиной, давал понять, что безумно занят, но Эфинве так и не уходил. Стоял, пока Вогун остужал глазурь, и смотрел своими серыми глазищами. — Могу ли я предложить свою помощь? — сказа он вдруг негромко. — Я имею в виду, если вы… если вам привычнее писать невидимыми чернилами, я мог бы переписать их обычными… под вашу диктовку. Вогун сглотнул. — Это будет слишком большой работой. — Книги для меня не работа. Разве вы отказались бы испробовать новый рецепт? Вот ведь неймется. У него что, нет дел в библиотеке? — Послушайте, — сказал он, не скрывая раздражения, — мне и в самом деле нужно здесь закончить, если глазурь загустеет… — Я понимаю, — покорно сказал Эфинве и сделал шаг к двери. На пороге он все же задержался, посмотрел, как Вогун покрывает торт глянцевым слоем темного шоколада. — Получается очень красиво, господин Вогун. Такой торт стал бы украшением стола в любом эльфийском доме. А возможно, даже гномьем клане… С этим он развернулся и вышел. А Вогун остался с ярчайшим видением: вот запыленный гонец доставляет в Хрустальные горы посылку, вот отец разворачивает бумагу, а внутри — книга, на которой золотыми эльфийскими рунами выведено семейное имя… Ай, ради Великой Кузни! — Господин Эфинве! — Да, господин Вогун? — Эфинве немедленно, будто нарочно прятался, вынырнул из коридора. Вогун потер лоб, старательно обходя слегка сдувшуюся шишку. — Если вы немного подождете, я закончу здесь и дам вам снять первую пробу. И тогда можем обсудить книгу. Эфинве улыбнулся. — Почту за честь, — сказал он. — Я лишь схожу за бумагой и чернилами. Вернулся он быстро. Только Вогун успел устроить торт в «ледяном шкафу», Эфинве уселся на низковатый для него табурет, разложил бумагу и перья и выжидательно взглянул на Вогуна. — Так что там, вы говорили, за проблема с буйволиным маслом? В миндальном печенье? — Эх, — начал Вогун с ухмылкой, доставая с полки миску с клубникой, — проблема в том, что буйволиное масло — это буйволиное дерьмо, признаться по правде, а никакое не масло…

***

Это был, пожалуй, лучший меренговый торт в его жизни. Коржи пропитались, меренги хрустели, шоколад таял на языке. «Всего лишь еда?» — усмехнулся Вогун, когда Эфинве, смущаясь, попросил добавки. Скоро два блюдца опустели, мятный чай был выпит, а посуда вымыта, и они уселись за бумагу. Дом затих, в печке волшебно посверкивали угли, ночь за окном трещала воющими сверчками. Вогун сидел и завороженно смотрел, как на благородных кремовых страницах появляются изящные эльфийские руны. К полуночи под его диктовку Эфинве уже записал с десяток рецептов, и остальные — не меньше сотни — лежали пухлой стопкой, ожидая своего часа. Рагон из оленины, тости с вином и медом, хлебный пудинг с персиками, миндальный рис и сырные корзинки, курица с фенхелем, бобовая бригилла с красным перцем, сабжи-плов с кинзой и лимоном, кюфта с вишневым пюре и тамариндом, ванильный акутарк с морошкой, розовый кофе со взбитыми сливками, виноградная запеканка и, конечно, сам меренговый торт. К утру они расстались, и Вогун удивился, что несмотря на отсутствие сна, ум его был острым, глаза — ясными, а запала хватило бы, чтобы накрыть столы на три гномьи свадьбы. Днем он, как обычно, отправился на свои грядки, проверять народившиеся патиссоны, пропалывать артишок и подвязывать лагенарию. Пока он трудился, орудуя то лопаткой, то садовыми ножницами, никак не мог отделаться от ощущения чужого взгляда. Он не в первый раз чувствовал этот взгляд, работая на грядках, и обычно оглядывался, но никого не видел, а сегодня впервые догадался задрать голову — в окне архива стоял Эфинве. Поняв, что его заметили, он смутился и несмело помахал. Вогун отсалютовал лопаткой. На вторую ночь Эфинве разобрался в его почеркушках и уже скоро сам понимал, что означают рисунки и значки, так что почти не нуждался в помощи. Вогун же мог в это время заниматься готовкой, подкармливая тщедушное тело. — Вот, печушки с вялеными помидорами и козьим сыром, — он поставил дымящуюся тарелку на стол. — В детстве были моим любимым блюдом, удобно брать в шахту. Тут вот для них оливковый соус… — Очень вкусно, — Эфинве втянул пряно-томатный аромат. — Спасибо. Кре’шти шумет, — поблагодарил он по южно-гномски. Вогун взглянул с удивлением. — Как вы угадали, откуда я родом? Эфинве прикрыл рот салфеткой. Сегодня он был совсем растрепанный, как птичье перо, побывавшее в зубах у кошки. Объяснил, что близнецы залили его гребень клеем. Ну не паршивцы? — Когда я… эм… принял вас за призрака, — он неловко улыбнулся, — вы ругались Великой Кузней, я запомнил. — Он процитировал старую балладу: — Амуш-та шах, крешти шумет, Лордрак ари, арум-вадах, — получилось хоть и с мурлыкающим эльфийским акцентом, но совершенно точно. — Вы бывали в Хрустальных горах? — спросил Вогун. После известий про смертные подземелья он был готов поверить и в это. — Нет-нет, — Эфинве замахал вилкой, — что вы. Я учу языки исключительно по книгам. — Разве это возможно? — качая в сомнении головой, Вогун вернулся к печи, где в кастрюле с овощным бульоном бурлили вешенки, лисички, картофель и крупная луковица. На завтра он готовил любимую Элтарионом сливочную похлебку с озерными мидиями; лучше всего ее было подавать холодной. — И сколько вы их знаете, языков? Эфинве задумался. — С десяток эльфийских, около пяти гномьих, пару демонских, несколько языков дроу… — И вы выучили это все, не выезжая из дома? — Даже ни разу не выходя из библиотеки, — улыбнулся Эфинве. Вогун перестал помешивать суп. — Но почему? Когда я вырвался из шахты, я где только не побывал. Жил с местными, пробовал их еду, смотрел, как они готовят. И пусть не все мои путешествия были безобидны, а в завалах илийских пещер я едва не погиб, я не променял бы этот опыт ни на какие книжки. — В книгах тоже можно путешествовать, — робко возразил Эфинве. — Открывать новые земли, пересекать океаны, встречать неизвестные народы и пробовать незнакомые блюда… Вогун покачал головой, а на словах про еду и вовсе фыркнул. — Мертвые страницы. Просто буквы. Он считал тему закрытой, но Эфинве все продолжал пыхтеть. — Ну вот… где бы вы мечтали побывать? Вогун задумался, оценивая густой грибной аромат и снимая первую пробу. Еще немного перца. — Демонский остров? — предположил он. — Джоротаджа? — Прекрасный выбор! — Эфинве вскочил, опрокидывая табурет. — Я сейчас! Никуда не уходите! — Да куда я… — начал Вогун, но эльф уже вылетел из кухни. Вогун как раз успел обжарить мидии с чесноком и свежей петрушкой и добавить их к бульону, когда Эфинве вернулся. Запыхавшийся и порозовевший от бега, он уселся обратно, раскладывая на коленях увесистый том в тисненой кожаной обложке. — Позвольте зачитать вам отрывок? — его голос подрагивал от волнения. — Что это? — О, весьма любопытный альманах, повествующий о путешествиях капитана Идальгара — кстати, наполовину гнома. Великого мореплавателя и, как некоторые считают, даже пирата. Как раз в пятой главе он и его команда добираются до Джоротаджи. Вогун никогда не слышал о гноме-мореплавателе, и особенно пирате. — Читайте, — любезно согласился он, тем более что суп был почти готов, оставалось лишь добавить вино и специи и помешивать, пока не загустеет. — Итак, приготовьтесь, — Эфинве устроил окуляры на носу поудобнее. — «…Было раннее утро, первые лучи пробились из-за горизонта, а влажный горячий ветер туго надувал наши паруса, когда я услышал голос юного Зариэля с вершины мачты: «Земля! Прямо по курсу земля!» Вогун заслушался. Руки делали все сами — отмеряли вино, сыпали мускатный орех, имбирь и гвоздику, а в мыслях он был далеко. На губах оседала морская соль, щеки горячил джунглевый ветер, ноздри щекотали запахи пряно-гнилой травы и сладкого пачули, в ушах стояли «тонк-тонк-тонк» и «кри-кри-о» пестрых незнакомых птиц, а над головой качались многовековые кроны горделивых эвкалиптов, закрывая небо сизо-пушистыми серпиками листьев. Вместе с Идальгаром он карабкался по отвесной скале, спускался в жерло вулкана, прятался от разъяренных демонов в пещерах, залечивал ожоги у местных эльфов, оплакивал ставшего родным юного Зариэля и под покровом ночи проникал в замок королевы демонов… Когда суп был готов и посуда вымыта, Вогун сел напротив Эфинве и продолжал слушать, подперев лицо кулаком, пока немного охрипший голос не произнес: «…и тогда мы бросили последний взгляд на Джоротаджу и подняли якорь». — Куда они отправились дальше? — немедленно спросил Вогун. Эфинве спустил окуляры с носа. — Разве вам интересно? Ведь это просто буквы. Вогун хмыкнул, признавая его право на подколку. — Ладно-ладно, уели. Так что там? До рассвета еще далеко, у меня есть несколько часов до утренней готовки, читайте. — Смилуйтесь, — взмолился Эфинве, — я совсем охрип. Если захотите, я продолжу завтра. — Договорились. — Вогун кинул в кубок горсть сушеной клюквы, добавил кипятка и мятных листьев: — Вот, выпейте. Для вашего горла. — Благодарю. Эфинве выпил настой, а когда возвращал кубок, случайно задел Вогуна ладонью. — До завтра. Он ушел, а Вогун смотрел ему вслед, нахмурившись. Его вдруг одолел необъяснимый стыд — будто самого кинули на дно кубка и залили кипятком и мятой. А с чего, спрашивается? Случайно ведь. Случайно? Ну конечно, случайно. Эльфы все время друг друга трогают, хлебом не корми, дай пообниматься. А тут пальцы. Что теперь, от каждого мизинца бросаться в краску? Поперхнись Вогун — он и от дружеского хлопка по спине будет рдеть, как клюква? Ерунда. Следовало немедленно призвать разум к порядку. Что Вогун и сделал.

***

— Как же так получилось, что вы едва не погибли в илийских пещерах? — Стыдное дело, если признаться… — Тем более расскажите. Вогун хмыкнул, добавляя сахарно-коричную смесь в томящиеся в вине зернистые груши, помешал в кастрюле деревянной лопаткой. Удивительно, но присутствие Эфинве не раздражало. Который день они уже сидят? Третий? Или четвертый? Был бы на его месте кто угодно другой, даже Турувин, ощущалось бы тесно, а с Эфинве кухня будто наоборот, расступалась, чтобы вместить обоих. Беседа текла тепло и неспешно, словно сахарно-коричный соус, вопросы не отвлекали. Хлопоча у печки, Вогун ощущал эльфа спиной, слышал ритмичный скрип пера и радовался, что до рассвета еще далеко, да и рецептов хватит не на один вечер. — Видите ли, пара шаманов, которых я встретил в одном из путешествий, угостили меня как-то самым вкусным элем, что мне доводилось пробовать. Секрет рецепта оказался в особых водорослях из озер в илийских пещерах, их-то и следовало смешать с хмелем перед закваской. Надо признаться, на тот момент я был в отчаянном положении: без гроша в кармане, мой трактир уничтожен пожаром, да и до этого приносил только убытки. В целом, я смирился с тем, что, как отец и предсказывал, приползу, поджав хвост, домой в Хрустальные горы и возьмусь за кирку… Но перед этим я решил испробовать последнее средство: достать эти водоросли — наварить эля, поставлять его для высоких домов... Только шаманы забыли предупредить, что в илийских пещерах не редки землетрясения, а в озерах, кроме безобидной зелени, водятся весьма кровожадные медузы. Одна из них не преминула обвить мне ногу. Боль, я вам скажу, была, будто эта штуковина обжаривала меня в шипящем масле. Я еле выбрался на берег. Только там я смог освободиться и распутать нити — хотя украсила она меня до конца жизни, — Вогун задрал штанину, демонстрируя витиеватые белые шрамы от голени до колена. Эфинве посмотрел с неподдельным ужасом. — А водоросли? Вы их достали? — Достал, целую сумку. Но от боли не мог и двинуться и был уверен, что там и сгину в пустынных пещерах. Особенно когда земля подо мной дрогнула, а с потолка принялись падать куски породы. Один приземлился на мою уже пострадавшую ногу, и я потерял сознание. — Как же вы спаслись? — охнул Эфинве. Вогун проверил, насколько загустел соус и как пропитались груши, и, удовлетворенный, поставил кастрюльку на стол, на деревянную подставку. — Проснулся я от того, что меня трясло. Оказалось, в этих же гиблых местах искал приключений один неугомонный высший эльф. Обнаружив полумертвого гнома на берегу озера, он взвалил его на закорки и под грохот обваливающихся потолков побежал прочь. Когда мы выбрались на свободу, он дал мне заживляющую мазь, а я в благодарность сварил ему легендарный водорослевый эль. Выпив, он до утра проспал — а проснувшись, принялся благодарить меня, потому что вот уже сотню лет не мог найти отдыха ночью. Тогда-то он и предложил мне ехать с ним в Солвейн, где он служил капитаном стражи и где опытным рукам всегда найдется применение. С тех пор я здесь, живу и готовлю. И откупаюсь от Турувина, когда есть возможность, водорослевым элем. Он разложил груши в глубокое блюдце, полил соусом, посыпал крошкой грецких орехов и поставил перед Эфинве. — Замечательная история, — сказал тот, улыбаясь. — Благодарю вас, что доверили ее мне. Одной рукой он придвинул блюдце, а другой осторожно коснулся пальцев Вогуна. Сжал и отпустил. Недолго, легко — и все же. Вогун оторопел. Щеки вспыхнули, под бородой пошли мурашки. Вот сейчас это точно была не случайность. Зачем это он? По-дружески? Мог бы, как Элтарион, пожать руку, или, как Турувин, похлопать по плечу. А это что? Возможно ли… Да нет. Ерунда, вздор. И все же… Впервые за все это время Вогуну пришло в голову: а если Эфинве так… ухаживает? За ним, за Вогуном? Мысль настолько дикая, что он едва не рассмеялся. А с другой стороны… зачем-то ведь он ходит? Сидит уже четвертую ночь, разбирает Вогуновы закорючки, читает книжки про пиратов… Не за еду же! Или это только дружба? Друзья касаются друг друга в подобной манере? Демон разберет этих эльфов, на праздниках так вообще целуются все без разбора — и это вроде как высший знак крепчайшего братства… С пристрастиями их опять же… как понять? В одну сторону они или в другую или мелкими перебежками туда и обратно? Вот Вогун — как определился в юности, так ни разу больше и не посмотрел на женщину, а эти? Лорд Элтарион, к примеру: с зари времен тоскует по сгинувшему любовнику, ну а близнецы-то с леди Элейной как-то получились? Молодняк тоже — шныряет мимо кухни по ночам в сад, то такими парочками, то сякими, то чуть ли не по трое. Как тут разобраться? Он заново оглядел Эфинве. Волосы, светлее на концах и темнее на макушке, серые глаза в белесых ресницах, розоватые губы. А в вырезе платья, откуда сегодня снова торчали завязки исподнего, проглядывали ключицы — молочные, с горстью бледных веснушек. — Господин Вогун? Вогун встрепенулся, откладывая эти размышления на более подходящее время. Сейчас, глядя, как Эфинве ерзал и теребил окуляры, даже не замечая, что рукав окунулся в чернила, он прислушался. — Что такое? — Кха-км… Раз уж вы доверили мне вашу историю, я чувствую, что должен ответить вам тем же. Вогун догадывался, что это будет за история, но старался не выдать любопытства. — Расскажите, — он наполнил два кубка теплым сладким вином. Изящной десертной вилкой Эфинве разрезал грушу пополам, потом еще пополам, потом еще. А потом отодвинул тарелку. — Когда я сказал, что выучил все языки, сидя в библиотеке, я был не до конца честен, — он щедро отпил вина, облизал потемневшие губы. — Языки дроу я выучил в Шаргоре. Вогун поднял брови, изображая крайнее удивление. — Как вы туда попали? Эфинве шумно выдохнул. То и дело перемежая слова с вином, он сказал: — Я с детства увлекался языками, а, заинтересовавшись дроу, отправился в Шаргору. Там я путешествовал по мелким кланам, общался с князьями и быстро выучил с десяток их наречий, это оказалось несложно. Узнав о моих успехах, меня пригласил на службу сам король. Я был польщен и, конечно, согласился. Поначалу все складывалось удачно… я участвовал в переговорах, переводил деловые письма, но чем дальше, тем больше я видел, что король… скажем так, нечестен. Он использовал князей, тайно стравливал друг с другом, доводил до нищеты, а потом скупал их земли, не чурался обманывать, убивать и мучить тех, кто стоит на пути. С ужасом я понял, что, сам того не желая, содействую ему в этом. Последней каплей было, когда меня заставили переводить во время пыток… Когда на следующий прием прибыл князь одного из кланов, землю которого король планировал захватить, я рассказал ему всю правду, попытался предупредить об опасности. Но все раскрылось раньше, чем я ожидал. Князя и всю его семью казнили, а меня бросили в подземелья. Я был уверен, что проведу там остаток жизни. Эфинве допил вино — слишком уж быстро, и в голове Вогуна застучалось упрямое: «Возьми его за руку, поддержи. По-дружески. Тебе ведь тогда стало легче? Возьми, ну чего ты, тебе жалко?» Руки Эфинве лежали на столе. Узкие ладони, острые костяшки, кожа цвета меренги. Чернила хоть и тщательно смыты, но улыбками засели под основания ногтя. Вогун глянул на свои кулаки. Огромные, красные от готовки кувалды, с короткими квадратными ногтями, мозолями от ножа и старыми следами ожогов. Трогать ими эти птичьи пальцы? Куда там… Вместо этого он заново наполнил кубок Эфинве. — Как вы выбрались? — Однажды король заболел, многие подозревали, что его отравили. Спасти его оказалось под силу только специалисту по ядам, лекарю, выписанному из самого Солвейна. Я был временно освобожден, чтобы служить при нем переводчиком. В награду за спасение жизни короля лекарю предлагали любые сокровища Шаргоры, но он отказался от денег и вместо этого попросил мою свободу. Королю пришлось согласиться. Лекарь же пригласил меня в Солвейн, где, как он сказал, моей любви к языкам и книгам найдется применение. И вот уже пять лет я живу здесь, благодарный мастеру Сеорасу за мою жизнь, а лорду Элтариону за любимое дело. — Пять лет? — переспросил Вогун задумчиво. — Мы что же, приехали в Солвейн примерно в одно время? — Я — на три месяца раньше, — подтвердил Эфинве. — Я помню ваше прибытие. Я приветствовал вас в долине, когда принес мастеру Сеорасу рецепт лекарства для вашей ноги. Вогун нахмурился. — Я совсем не помню. — Не удивительно, — взгляд Эфинве сделался совсем рассеянным, а голос мягким, — я был для вас всего лишь одним из эльфов. Вы же сразу стали знаменитостью — единственный гном, да еще и с таким необычным талантом. Вашими блюдами все восхищались, а я… не решался подойти — что я знаю о готовке? Но вскоре вы разбили грядки прямо под окнами архивов, и я стоял и смотрел, как вы заботитесь о ваших растениях… — Он вдруг встрепенулся, глаза распахнулись: — Я имею в виду, иногда смотрел! Случайно! Не то чтобы я следил за вами… ох, простите… Бедняга, теплое вино развязало ему язык. Смотреть на его испуганную неловкость было больно. — Я просто рад, что наши истории перекликаются, — Вогун попробовал перевести разговор в безопасное русло. — Хоть в чем-то мы схожи. Эфинве упрямо вздернул подбородок. — Мы схожи очень во многом, — он снова накрыл пальцы Вогуна горячей сухой ладонью. — Вы даете солвейнцам пищу для тела, а я — пищу для души, без того и без другого жизнь одинаково невозможна. — Пожалуй, вы правы, — согласился Вогун, чувствуя, как запястье немеет. Дружба или нет, не хотелось случайным движением спугнуть осмелевшую птицу. — Нам повезло, что в Солвейне хорошо делать и то, и другое. И если бы не проделки двух мелких химер, жизнь здесь была бы совсем идеальной. — Будет вам, — усмехнулся Эфинве. — Не такие уж они химеры, просто мальчишки. Да и если бы не они, мы с вами никогда бы… я бы…вы бы… — Он помялся, неуверенно улыбнулся. — Я хочу сказать, если бы не их проделки, мы бы с вами никогда не стали друзьями. Все же друзьями, значит? Вогун выпутал руку из-под его ладони, подхватил грязную посуду и сгрудил в таз с теплой водой. Как только он взялся за тряпку, с улицы донеслись шаги, песни и беззаботный смех молодых луженых глоток. — Кто там так поздно? — удивился Эфинве. Вогун прислушался. — Похоже на любовные песни. Думаю, готовятся к завтрашнему Амариллису. — Амариллис? Ах да, праздник любви… Неужели уже завтра? Выглянув в окно, Вогун разглядел толпу юных эльфов, которые несли гроздья разноцветных фонарей и ворох белоснежных амариллисов. — Доброй ночи, господин Вогун! — загалдели они, завидев его. — Даже до утра не дотерпите? — хмыкнул Вогун, вытирая руки о фартук. — Как тут утерпеть — влюблены-то мы уже сегодня! — рассмеялась девица с голубыми лентами в волосах. — Идем украшать аллею поцелуев, — сообщил парень, идущий с ней за руку. — Аллею поцелуев? — фыркнул Вогун. — Что за ерунда? — Розовые и жасминовые кусты в дальней части сада, которые срослись аркой, знаете? — объяснили они наперебой с возбужденными смешками. — Если в праздник пройти по ней с кем-то, то надо обязательно поцеловаться! — Ясно-ясно, — махнул Вогун, — какой уж тут сон, когда поцелуи! Молодняк залился смехом. Отвесив легкие поклоны, они устремились в темноту сада, рассеивая ее разноцветными огоньками. — Главное не забудьте о шоколадных амариллисах, господин Вогун! — крикнули они напоследок. — Да-да, господин Вогун, не забудьте! Вогун повернулся к Эфинве. Решил обращаться панибратски, раз уж они теперь официально друзья. — Слышал, да? — Про поцелуи? — отозвался Эфинве. — Про шоколадные амариллисы, — пожаловался Вогун. — Затеяли дарить их своей любви — а кто должен все приготовить? Я, конечно. Сто штук на завтра придется отлить, веришь? И это не считая тех, что готовятся на эльфийской кухне. Ведь каждый из этих молодцов заказал не по одному амариллису, а по десятку. То есть это сколько у них у каждого любовей? — Вогун покачал головой, возвращаясь к посуде. — Нет уж, к демонам это все. Моя лучшая любовь, знаешь ли, к кастрюлям. Как-то надежнее. Они-то точно меня ни на кого не променяют. Он кинул взгляд на Эфинве, ожидая поддержки, но тот сидел, глядя в одну точку, то ли совсем захмелев, то ли от чего-то опечалившись. Окуляры грустно болтались на цепочке, и он не возвращал их на нос. — Ну а ты что? Завтра? — спросил Вогун намеренно-бодро. — Идешь на праздник? Эфинве помолчал. — Я не любитель… Но мастер Сеорас пригласил прогуляться у малахитового озера. Вогун вспомнил главного советника и лекаря Солвейна, названого брата лорда Элтариона. Высокий, беловолосый, прямой, словно бамбуковый стебель. Да, пожалуй, они с Эфинве были бы подходящей парой. Тишина вдруг стала липковатой, сонной, застревающей в зубах, и Вогун постарался заесть ее шуткой. — Ты хочешь сказать, что не будешь завтра стонать любовные песни, вручать всем направо и налево конфеты любви и бегать по аллее поцелуев? Эфинве помолчал. В приглушенном свете был совсем бледным, меренговым, казалось, тронешь － захрустит под пальцем. — Вряд ли… Подобные праздники нужны молодым, ну или тем, кто еще не знает своего сердца. А те, кто уже определился… — А ты определился? — удивился Вогун. Эфинве несколько раз соединил и разъединил пальцы. Поднял взгляд. — Книги, конечно, — сказал он после паузы. — Как и для тебя — кастрюли, разве нет? Вогун не нашелся что ответить. Эфинве немного печально улыбнулся и принялся собираться. Подхватил вогуновы записки и страницы книги, чернильницу и перья, и, роняя то одно, то другое, начал пробираться к выходу. — Тебе многое нужно готовить к празднику, не буду отвлекать. А я еще поработаю в библиотеке. Он вышел, мимоходом зацепившись подолом за двери. Усталость бессонных ночей вдруг навалилась на плечи, Вогун рухнул на табуретку. От последнего разговора на душе остался осадок, как в бутылке перегретого эля. А все почему, спрашивается? Во всем виноват дурацкий праздник. Каждый год в головах солвейнцев на это время воцарялся розовый туман, а мозги превращались в карамельную тянучку. Вогун всегда стойко игнорировал общее сумасшествие, с жалостью глядя на безумцев, но в этот раз, похоже, хворь оказалась слишком заразной. Вот сейчас, вместо того, чтобы заниматься готовкой, он сидел и снова и снова вспоминал теплоту узкой ладони, внимательный взгляд и улыбку. Они ведь что-то значат? Но ведь потом были слова про книги. Значит, те прикосновения — дружба? Без желаний плоти? Или все же нет… Эфинве вообще знакомы желания плоти? Раньше об этом не думалось, казалось, он бесполый дух, вроде нариад из сказок, но ведь это не так. Он эльф. Мужчина. С телом и всем, что к этому прилагается. А еще с теплыми серыми глазами, мягкими волосами и горстью веснушек на ключицах. Стоило мысли проскользнуть, как в голове вспыхнули картинки, жаркие и малоприличные. Как светлые волосы лежали бы, растрепанные, на шелковой подушке, как белесые ресницы порхали бы по розовеющим щекам, как бледные губы прижимались бы в поцелуе… Вогун в отчаянии застонал и уткнулся лицом в ладони. Как теперь смотреть Эфинве в глаза? Как по ночам оставаться вдвоем на кухне? Как часами слушать этот голос, уже сейчас отдающийся в ушах? И как мечтать и мучиться, задаваясь бесконечными: «а вдруг?» Так и не найдя ни одного ответа, Вогун принялся за готовку.

***

Праздничным утром в доме царил балаган. В саду возводили огромные белоснежные шатры, расставляли столы и приносили плетеные стулья, на площадках устанавливали высокие вазоны с амариллисами — цветами любви. Вогун всю ночь проколдовал на кухне, лепя пельмени, замешивая соусы и выпекая пироги, рыбу и создавая замысловатые украшения из фруктов. К рассвету сотня шоколадных амариллисов подсыхала на подоконнике. Вскоре к нему заглянул вернувшийся из похода Турувин. Втянув носом плотный шоколадный дух и оглядев беспорядок, больше похожий на поле боя, он кивнул с намеком: — Ну что, ждать тебя вечером на карты? Я привез пару бутылок отличного крепленого. Я бы позвал еще кого, но Сеорас не пьет, а Элтарион, когда надерется, начинает рыдать о Гулургоне, описывая каждое дерево, под которым они в юности целовались, мне сегодня такое не выдержать. Ну? Чего молчишь? Сыграем? Он немного посмотрел, как Вогун бьет кулаками тесто и спросил: — Да что с тобой? По-моему, булка давно просит пощады. Вогун остановился, тяжко вздохнул. — Голова забита не тем. — Чем же это она у тебя забита, позволь узнать? Вогун отлепил кусок теста от пальца, кинул в тарелку. — Не знаю… запутался… — Он засопел. — Как… как понять, кто-то в самом деле оказывает знаки внимания или это пустые надежды? — И ты туда же? — фыркнул Турувин. — Не смейся, — сказал Вогун с укором. — Я же серьезно. Турувин прислонился к косяку, сложил руки на груди. — Могу предложить волшебный способ. У тебя есть рот, у нее — у него? — наверняка имеются уши. Пользуйся. — А если мне в лицо рассмеются? Нет, надо что-то другое… — Вогун задумался и вспыхнул от идеи: — Я знаю! Я приглашу его пройти по аллее поцелуев. — Аллее поцелуев? — скривился Турувин. — Это еще что за вздор? — Ай, эльфы под окном прожужжали все уши. Очевидно, если в праздник пройтись по ней с кем-то, то в конце надо поцеловаться. — И что? — А то, что если Эфинве… — Эфинве?! — гоготнул Турувин, но Вогун продолжал рассуждать: — …если Эфинве согласится прогуляться — значит, он готов и на поцелуй. Поцелуй. От одного слова загорелся загривок. Да у него челюсть заклинит говорить такое! Нет, уж лучше забыть про это и не рушить дружбу. Дружба ведь это тоже неплохо? Можно продержаться? Турувин потоптался, сбивая о порог дорожную пыль. — Ну так что — ждать тебя или напиваться в одиночку? — Я приду, — уверил Вогун. — Закончу на кухне и буду. — Ну и отлично. Осталась у тебя бутылка того, водорослевого? Подавай сюда, я чувствую, сегодня особенно пригодится.

***

К началу праздника Вогун только и успевал подавать эльфам, накрывавшим столы, блюдо за блюдом. Элтарион приходил благодарить за трюфельные пироги, тряс руку, а под конец даже обнял. Близнецы шмыгнули, пытаясь украсть креманки с желе, но были пойманы за уши и выпровожены с угрозой. А так же неиссякаемым потоком текли паломники любви за конфетами. Когда с улицы в открытое окно ворвались звуки праздничных арф и колокольчиков, кухня наконец опустела, Вогун принялся собираться. Зачем — он не знал, знал только, что хочет хотя бы увидеть Эфинве. Друзьям ведь можно. Он надел выходную темно-синюю курту с серебристой тесьмой и черными пуговицами, темные штаны и мягкие сапоги с загнутыми носками. Усы он подровнял, волосы собрал в хвост, бороду смазал сандаловым маслом. Удовлетворившись отражению в медном зеркале, вышел из кухни. Будь что будет. К его удивлению библиотека оказалась закрытой. Куда Эфинве мог подеваться? Ну конечно, Сеорас и прогулка у малахитового озера. Вогун заторопился. Выйдя через стеклянную дверь в сад, он обогнул вопящие, визжащие и тренькающие шатры, обошел высветленные разноцветными лампадами дорожки и устремился мимо хохочущих розовых кустов туда, где гордо и молчаливо насыщено-зеленой гладью блестела вода. Здесь было тихо и по-вечернему таинственно, голова кружилась от ароматов жасмина, ночной фиалки и густой влажной зелени. Вогун остановился. Две длинные фигуры он заметил сразу. Мастер Сеорас, главный лекарь и советник Элтариона, вышагивал прямо и уверенно, заложив руки за спину, и его одежды цвета еловых веток взбивались у подола. Эфинве семенил рядом, обнимая себя за плечи. Они шли бок о бок, негромко разговаривали, а добравшись до резного белоснежного пирса, остановились. Вогун не решался подойти. Вот они развернулись друг к другу, постояли, оба изящные, как статуэтки. Сеорас говорил, а Эфинве кивал. Вот Сеорас достал из-за пазухи коричневый конверт, а Эфинве стал прижимать руки к груди, пытаться неловко кланяться, едва не свалился в воду, но Сеорас в последний момент удержал его за плечи. Улыбнувшись, он погладил Эфинве по волосам и поцеловал между бровей. Внутри у Вогуна что-то дернулось, подвешенное на веревочке. Что в этих поцелуях? Отцовское чувство? Покровительство? Или больше? Отсюда было не видно. К демонам это все, к демонам, ясно же, что ничем хорошим это не закончится, лучше пойти к Турувину. Вогун подергал бороду, обернулся. Как назло, на глаза попались украшенные фонариками розовые и белые кусты, сросшиеся в арку, и пушистая травяная дорожка между ними. Как же, оказывается, хочется пройти там с Эфинве — пройти, вдыхать жасмин, слушать заливающихся корольков, держаться за тонкую руку, а в конце и… Ноги словно приклеились к земле, Вогун выругался в сердцах. Наконец Сеорас отправился к главному шатру, и Вогун, немного подождав, вышел из тени. — Эфинве, — позвал он осторожно, но Эфинве все же вздрогнул. И сразу улыбнулся. — Вогун, как чудесно! Как замечательно увидеться в такой вечер сразу с двумя друзьями! Они немного постояли друг напротив друга. Вогун качнулся на пятках, собираясь с мыслями. Да почему же так неловко? В сравнении с этим меренговый торт — раз плюнуть. — Я, пожалуй, вернусь в библиотеку, — сказал Эфинве. — Я провожу тебя? — Конечно. Идя рядом, Вогун впервые ясно ощущал разницу в росте. Если сидеть, это не так уж заметно, а сейчас, когда локоть Эфинве то и дело задевал его ухо, приходилось признать: они смехотворны. Перо и чернильница, стрелка лука и картофелина, они цапля и лягушка — какие тут поцелуи! С каждым шагом Вогун все больше мариновался досадой. — Что за книга? — спросил он, чтобы отвлечься. — Подарок мастера Сеораса. Ох, он так великодушен. Да уж конечно. Почему Вогун не додумался прийти с подарком? Хотя с другой стороны, что он мог подарить? Поварешку? — Про что там? — Трактат Фалаира «О природе души», ты не слышал? — Не слышал, — мрачно отозвался Вогун. — Видишь ли, Фалаир говорил, что душа — это несубстанциональная сущность, раздробленная в единичностях, в то время как Курунтар в своих «Эфирных началах» утверждает, что всякое тело нуждается в связующем принципе… У Вогуна зашумело в голове. Он быстро запутался в Фалаирах и их субстанциях и только думал, что никогда не смог бы подарить Эфинве такой подарок, не говоря о том, чтобы поддерживать подобные беседы. Тогда зачем это все? Неужели Эфинве не видит?! Нет, так больше не выдержать, это какая-то пытка. Вогуна будто положили на наковальню и занесли молот, но никак не дают ему опуститься. Бить так бить, решил он, останавливаясь у входа в аллею. Розовые и жасминовые кусты, сплетясь над головами, клонили цветы и жужжали запаздывающими домой шмелями. Эфинве остановился рядом, слишком увлеченный своими мыслями, чтобы заметить что-то вокруг. — И вот мы поспорили с мастером Сеорасом, раз всякое движение происходит от какой-нибудь силы, то какова сама эта сила? И в чем состоит ее сущность?.. — Погоди, постой, — сказал Вогун торопливо, выдохнул через сухие губы. — Ты… — ладони вспотели, в животе похолодело, — ты… — он прочистил горло. — Ты захочешь пройтись со мной по аллее? — выпалил он прежде чем передумать. Помнит ли Эфинве о поцелуях? Судя по красным пятнам, вспыхнувшим на шее, помнит. Тогда вот это его молчание, виноватая улыбка и сведенные в сожалении брови — все это было красноречивей ответа. И все же Вогун ждал. Ждал отказа. — Я… прости… я не могу, — сказал Эфинве, поднимая печальный взгляд. Он посмотрел, явно придумывая отговорку, чтобы Вогуну не было так обидно. — Меня слишком любят пчелы. — Ах пчелы? — возмутился Вогун, засовывая руки за пояс. В носу колко щипало, голова горела. — Ну знаешь… Уж лучше бы сказал правду, чем трусить. Он бросился прочь по аллее, не слушая окриков Эфинве. А добравшись до дома, отправился прямиком к Турувину.

***

— Я уж думал, придется отмечать в одиночку, — приветствовал его Турувин, салютуя початой бутылкой водорослевого. Вогун бухнулся в кресло напротив. — Наливай, — сказал он глухо. Турувин поднял бровь. — Не удался пирог? Не пропеклась утка? — Он наполнил бокалы и тише спросил: — Не вышло с аллеей поцелуев? Вогун опрокинул в себя целый кубок. — Почему не вышло? Я хотел ответа — теперь его имею, все честно. — Это окончательно? Ты уверен? — Посмотри на меня, Турувин, — сказал Вогун обреченно. — Какой я, к демонам, любовник? Я репей. Одинокий засохший репей, гоняемый ветром. — Так и он репей, дружище. Что плохого в том, чтобы сцепиться колючками и вместе поддаваться ветру? Вогун махнул рукой. — Он отказался идти со мной в аллею. — Так и отказал? — Сказал, — Вогун закатил глаза, — что его слишком любят пчелы! Турувин внимательно посмотрел, чуть прищурясь. — В тот первый день, помнишь, ты тоже говорил, что призрак в архивах — это безумство. А оказалось, что в его словах был смысл. Вогун обмер, вцепляясь в подлокотники кресла. Да, это было сущей правдой. Он уже ошибался насчет Эфинве. — Ты думаешь, что и про пчел это… — начал он, и тут же сдулся, с тоской роняя голову на ладони. — Что уж теперь, все потеряно. Я накричал на него, еще и обозвал трусом. Турувин пожал плечами: — Я не мастак давать советы в этом деле, но…— он склонился ближе. Поглядел — и вдруг странно изменился: стал древним, высшим эльфом. В глубоких карих глазах плескались несколько сотен лет жизни — и столько же лет смерти. — Но если моя судьба хоть чему-то учит, так это тому, что любой заслуживает второго шанса. — Договорив, он вдруг снова сделался обычным Турувином: откинулся и с хрустом потянулся. — Ну что, поставишь свой любимый нож или побоишься? Вогун спрыгнул с кресла. — Куда ты? — усмехнулся Турувин. — У меня есть рот, а у него, вроде бы, имеются уши, — крикнул Вогун, бросаясь к выходу. — Пора пользоваться! Уже на бегу он успел услышать, как Турувин обращался к бутылке: — Ну я же предупреждал, сегодня мы с тобой отмечаем в одиночку…

***

Эфинве не было ни в аллее, ни в шатрах, ни в укромных уголках сада. Пробегав по меньшей мере час, Вогун отправился в библиотеку. Двух мелких шкодников, сгрудившихся у запертой двери и заглядывающих в замочную скважину, он заметил издалека и теперь крался ближе. Только гномья поступь эльфийским ушам не чета, его учуяли задолго и попытались унести прыткие ноги. Но Вогун поднажал, изловчился и таки ухватил одного беглеца за ворот. Ариэля? Улиссера? Какая разница. — Что вы тут замышляете? — спросил он, строя самую грозную рожу. — Ничего, господин Вогун, — залепетал паршивец, — мы за книжкой… — В праздник? — Устали от танцев… — А это что? — он указал на банку, в которой что-то подозрительно урчало. Он присмотрелся — внутри роптали и толкались в стенки две очень обиженные пупырчатые жабы. — В чернильницу хотели запихать? Под подушку? Малец гордо молчал, не желая открывать секреты. Вогун основательно его тряхнул. — А теперь послушайте меня, оба, — сказал он, уверенный, что второй не сбежал, а прячется рядом. — Если вы еще хоть раз подшутите над Эфинве, я… я… — он помолчал, выдумывая самую страшную угрозу, — я запеку вам в утренние булочки пьяных тараканов, они проснутся у вас в желудках и начнут бегать и тогда… — Не надо, господин Вогун! — закричал малец. — Не надо! Мы не будем! Еще раз как следует оскалив зубы, Вогун позволил ему выпутаться из хватки и смотрел, как две дерганые тени улепетывают по коридору. Вогун повернулся к библиотеке. Весьма довольный собой, он распахнул двери — и замер. Открыл рот, разглядывая бесконечные ряды книг, будто увидев впервые. Библиотека вроде бы осталась прежней, и в то же время неуловимо изменилась. Сейчас вместо безмолвных гробов на Вогуна с полок смотрели сотни, тысячи историй. Места, где он еще не бывал, герои, которых не встречал, блюда, которых не пробовал, приключения в пустынях, сражения на море, спасения из джунглей… И все эти истории только и ждали, чтобы их взяли в руки, принесли вечером на кухню и неспешно читали, пока на сковородке шкворчало бы что-то сырное, в кастрюльке булькало бы медовое, а на подоконнике остывало меренговое. Таких долгих вечеров захотелось отчаянно, страстно, и Вогун решительно повернулся. И со стуком захлопнул рот, потому что за столом сидел не Эфинве, а Сеорас. — Добрый вечер, господин Вогун, — сказал лекарь сухо. — Чем могу быть полезен? — Мастер Сеорас, — Вогун поклонился. — А... ээ... господин Эфинве? — Ему уже лучше, я отпустил его из лечебного крыла. Он отдыхает. — Лечебное крыло? — ужаснулся Вогун. — Что случилось? — Никакой угрозы жизни, не переживайте. Лучше вот, возьмите, он сказал передать, если вы заглянете. Он положил перед Вогуном книгу. Роскошный томик, в светлой кожаной обложке, с тиснеными золотыми буквами: «Сборник кулинарных рецептов Вогуна Кряжистое Сердце». Вогун погладил выпуклые буквы, промокнул уголки глаз рукавом куртки. — Не могли бы вы добавить… — начал он, но передумал. — Нет, я попробую сам. Он взял перо и чернила. И внутри, на первой странице, корявыми буквами, которые, похоже, надрались вместо него с Турувином, вывел: «Записанные Эфинве Лармедиром». — Могу я его увидеть? — спросил он у Сеораса. — Если он не спит…

***

Эфинве не спал. Даже в своей комнатушке за библиотекой он сидел на кровати в домашнем халате и читал книжку. — Эфинве? Могу я войти? Эфинве поднял голову и тут же вскинул ладонь, прикрываясь. — Конечно. Просто я… Вогун дошел до кровати, сел рядом и мягко отвел его руку. Левая щека и глаз опухли и выглядели как огромная клубничина, смазанная заживляющей мазью. — Близнецы? — спросил Вогун. Эфинве покачал головой. — Я побежал за тобой через аллею, ну и… — Пчелы тебя и правда любят, — сказал Вогун с сочувствием. — С детства. — Эфинве осторожно потрогал щеку. — Мастер Сеорас говорит, завтра будет лучше. Вогун набрал в грудь воздуха. «У тебя есть рот, — напомнил он себе, — используй». — Я пришел… уф-ф-ф… — он шумно выдохнул, справляясь с осиплостью в голосе. — Я пришел извиниться, что назвал тебя трусом. — Не извиняйся, ты всего лишь сказал правду. — Нет, это не так! — сказал Вогун с чувством. — Ты… ты смелый, гораздо смелее меня! — Увы, я и правда трус, — Эфинве покачал головой. — Сколько раз я пытался… Ох… да если бы я был смелым, я бы давно уже это сделал! — Сделал что? — Вогун застыл. — Вот это. Эфинве стянул окуляры и склонился. Вогун не мог дышать, только зажмурился. Ждал и молился Великой Кузне: «Пожалуйста, пусть это будет не дружба, пусть это… пусть это будет…» Эфинве ткнулся в усы, прижался губами, стирая все сомнения. Теплый, меренговый, мятный. Вогун подался вперед, подставляясь. Так многое сразу стало безразлично. Ну и что, что одному тянуться, а второму склоняться, встречаются-то они в середине. И тогда можно вот так, коснуться руки, скользнуть к плечу, ощущать горячую кожу под тканью, трогать пуховый локон… Вогун ненадолго отстранился. Хотелось целоваться еще, жарче, но страшно было сделать Эфинве больно. А еще хотелось сказать о важном. Пользоваться ртом — так по полной. — Я ничего не понимаю в трактатах о душе, — признался он. — Но обещаю стать преданным почитателем Фалаира. Или Курунтара, я забыл, которого ты любишь сильнее. Эфинве рассмеялся. — Договорились. А в ответ я обещаю, что больше никогда не скажу: «это всего лишь еда». То, что делаешь ты, несказанно большее. Теперь Вогун поцеловал его сам, прямо в улыбку. Старался быть осторожным, но Эфинве все же охнул, держась за щеку. Тогда Вогун взял его ладонь и сцепил их пальцы — эльфийские пальцы, тонкие и измазанные чернилами, и свои, большие и покрытые мозолями. «Надо же, и в самом деле, как два репья», — подумалось ему. Они немного посидели в тишине. — Почитать тебе про новое путешествие Идальгара? — Почитай. Эфинве взял со стола книгу и открыл на нужной странице. Вогун устроился рядом, положив голову ему на плечо. Прикрыл глаза, позволяя теплому голосу и водорослевому элю убаюкивать усталое тело. — «Глава шестая. Итак, подняв якорь, мы взяли курс на север…» В приоткрытое окно мягко дул ветер.