Здесь мертвые живы, здесь немые говорят

Дни в Хогвартсе без промедления сменялись один другим, словно кто-то перелистывал страницы, стремясь скорее закончить чтение главы жизни Уэнздей. И по мнению самой этой «милейшей» юной особы, в мысли которой мы время от времени проникаем, каждый день в данном учебном заведении не стоял того, чтобы делиться впечатлениями. Так что и письмо домой за все это время пребывания там Уэнздей отправила лишь дважды, и то лишь в ответ на требовательные письма матери, то есть без личной инициативы. В днях стремительно меняющих один другим не было ничего особенного, каждый шел по похожему, порой идентичному сценарию. Завтрак — учеба — обед — учеба — ужин — библиотека — сон. Что касается учебы, Уэнздей прилагала достаточно усилий. Она с интересом занималась на зельеварении. Стоящих внимания зелий пока не предвиделось, их она будет изучать нескоро и скорее всего самостоятельно в свободное время, но все же базовые знания тоже были нужны. Благо профессор Слагхорн, по совместительству декан Слизерина, дисциплину свою вел как подобает, создавалось впечатление, что он был страстно увлечен своей работой. Он, следует отметить, выделял Уэнздей как способную ученицу, имеющую к зельям талант. Что до травологии, Уэнздей было интересно как ухаживать за некоторыми растениями, являющимися ценными ингредиентами для зелий, а потому тоже старалась вникать в изучаемые темы, хоть и без лишнего энтузиазма. Заклинаниям она также уделяла должное внимание по вполне понятным причинам. На занятиях по защите от темных искусств Уэнздей училась достаточно усердно, хоть, конечно, ее куда более привлекали сами темные искусства, что никого не удивит. А вот на астрологии и истории магии она едва ли не засыпала, и на трансфигурации с трудом сдерживала зевки. Последний предмет Уэнздей давался с трудом, ей редко удавалось успешно трансфигурировать разные предметы в другие, да и профессор Дамблдор не вызывал симпатии, наверно в ответ на его нелюбовь к слизеринцам и слишком явный фаворитизм к гриффиндорцам. В довершение ее негласного списка нелюбимых занятий можно было с уверенностью включить полеты на метлах. Метлы слушались ее с попеременным успехом, оттого было страшно навернуться и сломать себе шею. Хотя, стоит признаться, было в этом некое очарование. И все же чаще всего Уэнздей просто хотела разломать несчастную деревяшку, которой так не посчастливилось стать метлой и оказаться в ее руках, напополам, а потом предать ее огню. После ужина Уэнздей часто засиживалась в библиотеке, ей предстояло узнать столько всего, чего преподаватели не расскажут. Уэнздей вообще нравилось проводить время в библиотеке, там водилось меньше недоумков. Уэнздей их всех обычно стойко игнорировала, но все же в их отсутствие было куда комфортнее. Это как с комарами и прочими букашками. Неприятно, но не более того, когда они жужжат под ухом. Укусы их не так уж и болезненны, быстро проходят, к тому же их в любой момент можно прихлопнуть. Впрочем, многие из этих надоедливых насекомых держались на расстоянии. Уэнздей зарекомендовала себя как не отличающуюся добротой и излишним терпением личность с мрачными увлечениями, к которой лучше не лезть — себе дороже будет. Как-то раз у одного наглого гриффиндорца, возомнившего себя героем, выступившим против «злодея» в лице Уэнздей (чем она заслужила такую честь? Уэнздей никого не трогала, пусть ей и хотелось подвергнуть некоторых пыткам), она вызвала приступ рвоты. Мальчишку выворачивало сырой землей, в которой нет-нет да встречались жирные, уродливые черви. Потом Аддамс пригрозила тем, что в следующий раз потренирует на несчастном ряд не самых приятных заклинаний, а после таки закопает живьем в той самой сырой земле. Свидетелем этого акта невольно оказался профессор Слагхорн. Он лишь неодобрительно помотал головой, баллы на первый раз снимать не стал. Подумаешь, дети балуются, ему нередко приходилось видеть как студенты применяли Слагулус эрукто, Вомитаре Виридис и тому подобные заклинания, что в этом страшного? После этого большинство первокурсников, впечатлительных в силу ограниченных знаний и умений, больше не смели докучать Уэнздей. Слизеринцы же продолжали косо смотреть на нее, поносить ее наполовину маггловское, кроме того еще и американское происхождение, демонстративно отворачиваться, игнорировать. Но тем не менее они не трогали ее, не после того как Уэнздей натравила на одну чистокровную дуру парочку наколдованных пчел, за то, что та посмела рискнуть испортить ее одежды. Пчелы знатно поработали над лицом этой выскочки: правый глаз опух, левая щека и та же половина губы тоже знатно увеличились в размере. Уэнздей предупредила потом «красавицу», чтобы та не жаловалась декану или кому бы то ни было, потому что Уэнздей с ней за это может сделать и чего похуже, лучше бы ей придумать правдоподобную историю с сенной лихорадкой или чем-либо еще. Девочка Аддамс показала, что с ней стоит считаться. Благо уроки были усвоены. Большинство студентов теперь вряд ли захотят иметь с ней дело, хотя бы в обозримом будущем. Этого ей вполне хватало. С соседками по комнате, Эйлин Принц и Доротеей Роули, Уэнздей редко взаимодействовала. Девушки относились к мрачной соседке довольно ровно, не выказывали свое презрение, но и в подруги не стремились. Единственной особой, набивающейся ей в друзья была Энид Синклер из Хаффлпаффа. Это была та самая яркая и позитивная девочка, с которой Уэнздей делила купе в поезде. Понять ее стремление подружиться было сложно, но с учетом того, что виделись они не так часто, и в будущем когда-нибудь она сможет быть чем-то полезна, хотя бы как объект экспериментов, поверьте на слово, вполне безобидных, Уэнздей не отталкивала ее рьяно. К большому сожалению, кроме учебы, посиделок в библиотеке Уэнздей ничем другим почти не занималась. Бродить по Хогвартсу в поисках приключений она пока не рисковала. Сначала нужно было лучше изучить школу, научиться хорошо ориентироваться, чтобы ничто не смогло ее застать врасплох. А то бывало, что сменившая направление лестница сбивала ее с пути, а на то чтобы выйти в знакомые части замка нужно было время. Не хотелось бы быть пойманной и наказанной. Про запретную секцию и лес думать пока не приходилось. Таким образом, незаметно пролетели два месяца учебы, на дворе уже был конец октября. И конечно же не стоило оставлять без упоминания приближение, пожалуй, самого любимого праздника Уэнздей - кануна Дня всех святых. До него оставалось всего каких-то три учебных дня. В Большом зале уже с понедельника под потолком парило множество тыков со зловещими улыбками, в коридорах рядом с некоторыми доспехами рыцарей стояли скелеты, дружески обнимающие первых, а в каких-то кабинетах на полках шкафов устроились пауки с паутинами, летучие мыши, вороны да черепки. Но впрочем ничего удивительного, с подобным оформлением с таким же успехом справлялись и магглы, обожающие Хэллоуин. Разве что настоящих призраков, которые в эти дни стали попадаться на глаза чаще обычного, разыскать им было не под силу. В субботу ожидался праздничный пир, но ничего больше, к вящему удивлению Уэнздей. Неужели в магической Британии не уделяли должного внимания этому событию? Ведь Самайн имеет глубокое духовное и энергетическое значение для волшебников. В этот день почти полностью стирается грань между двумя мирами, мирами живых и мертвых. Магия приобретает особую мощь, что благоприятно для проведения ритуалов, уж кому как не ведьмам и волшебникам не знать об этом? Вот бабушка с матерью с раннего детства приобщали Уэнздей к этому поистине удивительному празднику. Да и вообще для семейства Аддамс Самайн имел такое же значение как и Рождество для многих других «нормальных» семей. За недели они начинали готовиться к важным магическим ритуалам, праздничному ужину и невероятной веселухе, такой вечеринке, какой свет не видывал. Они даже подарки готовили друг для друга, чем более жуткие, тем лучше. В общем, этот день, ночь и следующий день Аддамсы проводили с максимальной пользой. А в Хогвартсе Уэнздей ждало лишь застолье в Большом зале и ничего больше. Это было странно и неимоверно огорчало. Впрочем, и само застолье в итоге не принесло Уэнздей большой радости. Столы были напичканы по большей мере не слишком-то и привлекательными и вероятно до тошноты приторными сладостями. Из нормальной, сытной еды были только тыквенный суп и пирог из все той же тыквы. Уэнздей быстро управилась с супом-пюре, который был невероятно вкусным. Хотелось чего-нибудь еще, но сладости пробовать не хотелось. Однако, Уэнздей все же съела одно красное яблоко, такое яркое и сочное на вид, словно над ним поколдовала злая мачеха Белоснежки, и парочку сладостей в виде призрака и летучей мыши. Еще она рискнула попробовать мармелад, и неожиданно ей понравилось. Уэнздей поморщилась, прищуривая глаза, от излишней кислоты, но это было вкусно! — Сладость или гадость? — послышался девичий голос где-то очень рядом за спиной Уэнздей. — Гадость, — не оборачиваясь ответила она. В ответ ей недовольно фыркнули. Рядом на свободное место плюхнулась радостная Энид Синклер. Она все же стащила со стола какую-то сладость, а после принялись щекотать Уэнздей. У последней едва ли заметно приподнялись уголки губ, но на вид она оставалась холодной и отстраненной и твердо попросила девочку прекратить. Энид послушалась. — Слушай, — Уэнздей решила задать той вопрос, который беспокоил ее все последние дни, а собеседник сам ей подвернулся, что было редкостью, — неужели у вас в Британии Самайн для волшебников так мало значит? — Хм, да нет, думаю этот день имеет значение для многих волшебников, просто встречают они его в основном в семейном кругу, — чуть поразмыслив ответила Энид. — Вот как? А в Хогвартсе будет сегодня что-то по этому случаю помимо этого, — Уэнздей скривилась, — ужина? Не будет ни одного ритуала? — О, по этому поводу мы как-то раз общались в нашей гостиной. Из первокурсников, да и из вторых и третьих курсов, вряд ли кто-либо решится на это. Но думаю, некоторые старшекурсники все же проведут ритуалы. — Вот как? Спасибо, — без особой на вид искренности поблагодарила Уэнздей. Но Энид просияла. — Рада была помочь! Вечер этого поистине священного дня Уэнздей коротала в гостиной Слизерина возле камина за чтением фолианта о зельях (но конечно же не школьного учебника) и время от времени подглядывала на студентов старших курсов, старательно пытаясь настроиться на волну о ритуалах. Время шло, студентов в гостиной становилось все меньше и меньше. Уэнздей уже хотелось спать, она отчаянно старалась не зевать. И вот наконец она заметила небольшую группу студентов, сидевших на полу в круге. Внутри круга что-то едва заметно поблескивало. Вот, наверняка это оно! Обрадованная Уэнздей (о ее радости говорил лишь гордо вздернутый подбородок и трудноразличимая улыбка на лице) приблизилась, чтобы поближе посмотреть на данное действо. Молодые люди, в том числе староста факультета, Том Риддл, готовились начать некий ритуал. По середине круга стояла одна не зажженная свеча, посыпанная солью и какими-то ягодами, а вокруг нее расположились кристалы аметиста и цитрина. Неподалеку еще лежали благовонии. — Вы собираетесь проводить ритуал? Можно присоединиться? — спросила Уэнздей, обращаясь к Риддлу. Кто-то хотел возмутиться и прогнать девочку, но староста, который по видимому был довольно большим авторитетом, лишь безразлично повел головой, мол «делай что хочешь». Так что, когда Уэнздей уселась между Риддлом и каким-то светловолосым юношей, кажется Малфоем, никто и слова не сказал. — Хорошо держишь оборону. Я слышал, как ты отвечаешь своим обидчикам. Так держать, — сказал последний, подмигивая. — Но смотри, не доставь проблем факультету. — Начнем, — приказал староста, и все, кто до этого тихо перешептывался, замолкли, выпрямили спины и направили серьезные взгляды к центру круга. «Sit aura patet!», — произнес староста на латыни и зажег с помощью чар свечу. Теперь, когда свеча горела, Риддл взял благовонии, поджег их, поднеся к свече. Они загорелись, обильно пуская дым и источая приятный лавандовый аромат. Том сделал протянутой рукой, которая все еще держала благовонии, три круга вокруг их небольшого алтаря, снова произнося «Sit aura patet!». Все сидели молча, пока благовонии не догорят до конца, потом стали расходиться кто куда, кивая перед этим старосте. Уэнздей коротко поблагодарила старосту за возможность принять в участие в ритуале и направилась к спальне с чувством выполненного долга и легкостью на душе, словно ритуал уже подействовал, очистив, высвободив все то, что в последнее время приносило ей проблемы. Из этого следовало ожидать, что теперь неприятности будут обходить Уэнздей стороной, а удача сопутствовать. Но вопреки ожиданиям в следующие несколько дней в жизни Уэнздей ничего не поменялось. Да, наша малышка Аддамс очень нетерпелива. Затем время вновь ускорило свой ход, и сколь быстро прошли первые два месяца, столь же стремительно умчалось еще полтора. Приближалось Рождество. Школа и в первую очередь Большой зал вновь преобразились, наполняясь духом самого долгожданного для многих праздника, Уэнздей, впрочем, в их числе не было, и буквально пропитываясь волшебством. От множества светящихся елок, ярких украшений, тысячи свечей висящих под потолком и прочего болели глаза. Но к этому можно было привыкнуть. А главный плюс приближения Рождества был в том, что настроение многих студентов и преподавателей становилось более сносным, мало кому хотелось чинить неприятности другим, ведь тем самым они портят настроение именно себе, так что их было куда проще терпеть. Да и до рождественских каникул, которые Уэнздей планировала провести донельзя весело (веселье ее, конечно, по большей мере заключалось в пытках над младшим братцем), оставалось всего ничего, лишь чуть больше одной недели.