A Jersey

             Подходя к дому своих родителей в Ноттингеме, Гермиона на мгновение задумалась, не следовало ли ей сначала позвонить. Затем девушка вспомнила, что ее мать не задерживалась надолго, когда она сообщала о своем визите заранее, поэтому была рада, что пришла без предупреждения. Это был субботний день, соответственно, клиника была закрыта, и Гермиона знала, что ее мама будет читать свой журнал по эндодонтии с кружкой кофе из корня цикория вместо настоящего кофе, в котором по ее мнению было: «слишком много кофеина, большое вам спасибо!»       Гермиона быстро нажала на звонок, пока у нее не сдали нервы.       Когда через полминуты ее отец открыл дверь, то не смог скрыть своего потрясения. Он не столько поприветствовал ее, сколько просто уставился на нее. Гермиона не приходила к ним без предупреждения с тех пор, как… ну, никогда.       — Мама внутри? — тихо спросила она, чтобы не дать ей возможности выбежать через заднюю дверь и перепрыгнуть через забор в соседский сад.       Гермиона наблюдала, как взгляд отца смягчился в понимании. Морщины пересекали его лицо и придавали ему вид старика. Он выглядел усталым, но улыбался.       — Она в кабинете, любимая.       Девушка последовала за ним внутрь, не снимая обуви, несмотря на правила дома. Это давно стало ее привычкой: всегда быть готовой бежать. Отец свернул на кухню, позволив дочери самой найти дорогу в кабинет. Там она и нашла свою мать, Хелен Грейнджер, сидевшую на полу и склонившуюся над кофейным столиком, а не над своим идеальным письменным столом.       Гермиона постучала о дверной косяк, и женщина подняла глаза, без сомнения ожидая увидеть своего мужа. Когда удивление от того, что ее застали врасплох прошло, девушка увидела истинные эмоции своей матери: боль, гнев и чувство предательства.       — Можно мне посидеть с тобой? — спросила Гермиона. Хелен не ответила, поэтому она просто присела напротив нее. — Мне жаль, мам.       — Ты уже говорила, — ответила женщина, снова уткнувшись лицом в свой журнал.       — Это совсем другое.       — И что же? — она по-прежнему не смотрела на нее.       Гермиона потянулась через стол и коснулась ее руки.       — Мне жаль, что я не пришла к тебе за помощью, когда поняла, что войны не избежать — когда я знала, что мне придется уйти.       Рука Хелен сжалась в кулак под ее ладонью, и Гермиона увидела, как ее мать стиснула челюсть. Девушка подумала, что, возможно, она сдерживает слезы, но не могла быть в этом уверена, так как ее собственные — затуманивали зрение.       — Я стала взрослой по меркам Волшебного Мира, но не задумывалась о том, что я все еще твой ребенок, что все еще могу положиться на вас с папой.       — Мы так беспокоились о тебе, Гермиона. Каждый день. С тех пор, как ты пошла в ту школу, мы всегда волновались. Ты была так далеко, а все, что нам хотелось делать, — это защищать тебя, слушать, как ты рассказываешь нам, как провела свой день, или помогать тебе с домашним заданием, как мы это делали раньше.       — Я знаю, мам. Я это знаю.       Миссис Грейнджер внезапно схватила Гермиону за руку.       — Тогда почему? Почему ты не верила, что мы с твоим отцом сделаем все что угодно, чтобы защитить тебя? Почему ты стерла наши воспоминания? В каком мире жить без нашего ребенка было бы лучше, чем умереть, Гермиона?       Она попыталась ответить, но плакала так сильно, что все, что у нее выходило, — это глубокие и прерывистые вдохи.       — Возможно, ты отняла у нас память о себе, но сердце не забывает. Каждый раз когда Моника Уилкинс видела мать с ребенком, она знала, что ей чего-то не хватает. Она искала что-то, чего у нее не было.       — Я хотела… защитить вас, — заикаясь, произнесла Гермиона. — Я знала, что вы не сможете противостоять магии, и я… я знала, что не смогу сражаться, если они каким-то образом доберутся до вас. Мне так жаль, мам.       Хелен внезапно отпустила ее руку и встала из-за стола.       Гермиона была уверена, что все испортила. Ей казалось, что она смогла понять свою мать после разговора с Драко, но она явно не продумала, как загладить свою вину перед ней. Девушке потребовалось все ее силы, чтобы не издать ни звука, пока она плакала, не свернуться калачиком и не аппарировать прямо домой, где она могла бы лежать в постели с выключенным светом и игнорировать свои обязанности до утра понедельника.       Затем ее мать опустилась рядом с ней на колени. В ее руках был носовой платок, который Гермиона коряво вышила для нее на уроке домоводства, когда была еще маленькой. Она сначала подумала, что мама предлагает ей взять его, но затем грубый хлопок мягко прошелся по ее лицу. Хелен вытерла ей слезы и сопли, сложила его другой стороной и снова, и снова вытирала, пока Гермиона наконец не перестала плакать.       Две женщины сидели неподвижно, впервые за долгое время глядя друг на друга, пока в конце концов, отец Гермионы не вошел с чайным подносом и не поставил его на стол. Вместо того, чтобы сесть по другую сторону стола, он втиснулся в пространство рядом со своей женой и дочерью. Несмотря на то, сколько чая Гермиона выпила в доме Драко, она приготовила себе еще одну чашку. «Ничто так не успокаивает душу, как чашка чая и возможность хорошенько выплакаться», — говорила ей мама, когда она была маленькой.       Постепенно они начали говорить, делясь маленькими кусочками своей жизни. Ее родители были рады узнать, что она все еще близка с Гарри, и попросили ее передать ему их поздравления. Она поделилась подробностями о своей работе, и они сделали то же самое. Гермиона была удивлена, узнав, что родители наняли новых сотрудников и находились в процессе принятия решения о том, следует ли им продать клинику или сохранить ее для получения пассивного дохода.       Именно тогда девушка поняла, что постарел не только ее отец, но и мать. Они выглядели старше своих лет, и хотя Гермиона никогда не представляла своих родителей на ранней пенсии, сейчас она могла сказать, что это было именно то, в чем они действительно нуждались.       Уже стемнело, когда Гермиона наконец решила, что ей пора идти. Она осталась на ужин и обсудила с родителями вопросы, которыми даже не подозревала, что хотела поделиться. У двери Хелен на мгновение заколебалась, прежде чем притянуть ее к себе для объятий.       — В следующий раз, когда ты придешь, мы купим индийскую еду в том заведении в двух кварталах отсюда, что скажешь?       Гермиона кивнула, а затем обняла своего отца на прощание. Девушка на мгновение неловко задержалась на крыльце, боясь, что, если уйдет, все вернется на круги своя.       Она догадалась, что ее мама чувствовала то же самое, когда та позвонила дочери пару дней спустя, чтобы назначить вечер индийской кухни. В итоге они договорились встретиться вдвоем в доме Грейнджеров в пятницу вечером, пока мистер Грейнджер будет в пабе с несколькими друзьями и коллегами.       Когда через несколько дней Гермиона зашла в родительский дом, ее любимый сааг панир стоял на столе рядом с большим контейнером риса и еще одним контейнером с тем, что бы ни пыталась заказать ее мама на этот раз.       У них было неловкое начало. Что было неудивительно, поскольку обе знали, что не существует лекарства, даже магического, для быстрого восстановления разрушенных отношений. Это было нелегко, но выполнимо. Они путались и спотыкались о темы для обсуждения, делая все возможное, чтобы поддержать разговор. Гермиона давным-давно прошла через то же самое со своим отцом и сейчас между ними все было в порядке.       Было естественно, что женщины затронули несколько неудобных тем, но Гермиона не ожидала иного. С другой стороны, ей стоило спланировать ответ на этот конкретный вопрос заранее:       — Как поживает Рон?       Гермиона подавилась кусочком наана.       — О, — поняла Хелен.       — Да, — ответила она. — Он не был мне верен.       — О!       — Поэтому я ушла.       Хелен отложила вилку и сложила руки под подбородком.       — Мне жаль, что это случилось с тобой, милая, но ты поступила правильно.       Гермиона кивнула, кроме как «да» на это нечего было ответить, и вернулась к еде, но Хелен так и не взяла вилку в руки. После нескольких мгновений молчания Гермиона отложила свои приборы обратно, чувствуя, что их серьезный разговор был не совсем закончен.       — Мам, о чем ты думаешь?       — Гермиона, я… я рада, что ты можешь говорить со мной так, как делала это сейчас, ну, обо всем. Я просто не могу перестать задаваться вопросом: что именно помогло тебе понять причину, из-за чего я была такой мелочной, что не могла заговорить с тобой? — Мама! — воскликнула Гермиона. — Ты не была мелочной! Ты была расстроена!       Ее мать шмыгнула носом и попыталась скрыть слезящиеся глаза.       — Все равно, я должна была рассказать тебе, что именно чувствовала. Я должна была попытаться заставить тебя понять.       — Ты была слишком поглощена своими эмоциями, — ответила Гермиона. — Никто не мыслит ясно, когда находится внутри проблемы. Даже мы с тобой.       — Все равно, я не могу не удивляться тому, какой ты стала, такой зрелой, что ли.       Гермиона вздохнула.       — Хотела бы я ответить, что на это просто требовалось время, что это было неизбежно и в конце концов я пришла к пониманию, но, честно говоря, мне просто помог друг, который объяснил свою точку зрения как родителя. Я никогда по-настоящему не учитывала твое материнское восприятие на эту ситуацию. Я была решительно настроена защитить вас от опасностей, которые навлекла на вас моя магия.       — Значит, я должна сказать спасибо Гарри за то, что он помог нам вернуться друг к другу благодаря его новообретенному отцовству?       Гермиона покраснела и попыталась смотреть куда угодно, только не в глаза матери.       — Не Гарри, нет. Это новый друг.       — О? — спросила она, ожидая, что дочь продолжит. Хелен знала, что лучше не давить на нее для получения информации, которая могла бы поставить ее в неловкое положение.       — Да, что ж, — Гермиона теперь теребила свою салфетку. — Ты помнишь, как я иногда упоминала Драко Малфоя?       Хелен фыркнула.       — Маленького хулигана, который заставлял тебя плакать и беситься в равной мере в течение первых нескольких лет в Хогвартсе? Трудно забыть.       — Он, на самом деле, теперь не так уж плох. Нам всем пришлось повзрослеть после того, через что мы прошли, — сказала она.       — И он, стало быть, тот самый друг с ребенком? Я надеюсь, что его ребенок совсем не такой, каким он сам был в детстве.       Гермиона покачала головой.       — Вовсе нет. Скорпиус такой милый мальчик, правда! И он такой умный. Иногда, когда Драко играет на поле — видишь ли, теперь он профессиональный игрок в квиддич! В любом случае, большую часть времени я присматриваю за Скорпиусом во время его матчей. Мы вместе читаем или раскрашиваем, или просто болтаем. Я даже приношу свой mp3-плеер и наушники, чтобы мы могли слушать все классические мелодии из шоу!       Ее мать рассмеялась.       — Гермиона, какому ребенку нравятся мелодии из шоу?       — Мне нравились! И Скор тоже их любит. Даже Драко задерживается у меня, когда по телевизору идут классические фильмы Тернера.       — Тебе нравилось смешить отца своими маленькими выступлениями в детстве.       — Ну, ты же понимаешь, что я не заставляю Скорпа смотреть их со мной!       — Итак, — подтолкнула Хелен, стараясь звучать непринужденно, — Драко — друг, о котором мы с твоим отцом теперь будем часто слышать?       Гермиона кивнула.       — Да, я вполне намерена оставить его при себе. Он все еще может быть довольно самоуверенным, но в душе — добрый и мягкий.       — Просто будь осторожна, дорогая. Ты была с Роном долгое время, и я надеюсь, ты не думаешь, что я лезу не в свое дело, просто хочу, чтобы ты была уверена, что не слишком быстро вступаешь в новую… дружбу.       Гермиона снова покраснела.       — Значит, это так очевидно?       — Немного, да.       — Прошло больше года с тех пор, как мы с Роном расстались, мам. И я столько раз в своей жизни вынуждена была идти на риск ради других, что возможно, на этот раз я должна рискнуть только ради себя.       Хелен вздохнула, но она доверяла своей дочери.       — Значит, это серьезные отношения?       — Мам, он просто друг, — ответила Гермиона, снова взяв вилку и накалывая кусочек курицы, чтобы подчеркнуть окончание обсуждения, но все же добавила: — но да, я хочу, чтобы это были серьезные отношения.