Руки моего возлюбленного

Три банки пива — и Адам больше не может сосредоточиться ни на чём, кроме рук Михаила. Такие они выразительные, стройные и сильные. Изящные пальцы, тонкие запястья — хрупкие, казалось бы, однако Михаил какой угодно, но только не хрупкий. Адам знает, на что способны эти руки, хранит воспоминания об этом в трепещущих потаённых глубинах сознания. Он видел, как они выбивают жизнь из человека вдвое крупнее. Как разрывают, как стирают демонов в порошок. Видел, как они исцеляют. И как проделывают другие, более… интимные вещи. ...Прижатый к кровати одной лишь силой воли и кончиками пальцев. А над ним лукавая ухмылка и отблески света в глазах. Дыхание застревает на полпути. Михаил что-то рассказывает, руки его порхают в воздухе, жестами подчёркивая какой-то момент повествования, нить которого Адам, если честно, уже упустил. Довольно давно. Сэм с Дином покатываются со смеху, Кастиэль глядит скептически. То ли пиво так сказалось, то ли дух товарищества в воздухе, но в любом случае Адам чувствует, как его чуть повело, как ему легко, и следить за беседой не то чтобы невозможно, скорее не так интересно. Он кладёт руку Михаилу на бедро, проводя без нажима вдоль шва джинсов, вверх и вниз. Замечает краем глаза, как вздрагивают его губы. Медленно ведёт руку выше, цепляя ногтями ткань. Михаил рядом с ним чуть ёрзает, незаметно для остальных, слишком увлечённых болтовнёй и выпивкой. Михаил слегка раздвигает ноги, и Адам впивается кончиками пальцев ему в бедро. Архангел маскирует сбившееся дыхание за кашлем, а Адам всеми силами старается сохранить невозмутимость. Тем временем из кухни возвращаются Люцифер и Гавриил с новой партией пива и закусок, и сидящие за столом кучкуются плотнее, чтобы освободить им место. Воспользовавшись моментом, Адам обхватывает Михаила между ног, прижимая ладонью область ширинки. Чувствует, как усики благодати мерцают у границ его разума. Не настолько явно, чтобы привлечь внимание других присутствующих ангелов, Михаил нередко тянется к Адаму подобным образом, в точности как и другие без сомнения делают это со своими возлюбленными людьми, даруя чувство спокойствия, защищённости и просто уверенности. Но сейчас Адам ощущает вовсе не что-то из перечисленного. Благодать Михаила фонит голодом, жадностью, желанием и нетерпением. Похотью. И от одного лишь короткого соприкосновения живот скручивает тугим жаром. Адам молится Михаилу — не словами, но образами: стремительными, обрывочными и почти что игриво вызывающими. ...Адам, стоящий на коленях, глядя снизу вверх, с расплывшимися зрачками и распухшими от натруженности губами. ...Пришпиленный за запястья к стене, Михаил осыпает укусами его грудь. ...Михаил седлает его бёдра на их кровати, глаза светятся, а мерцающие очертания крыльев преломляют вид комнаты позади. ...Адам выкрикивает его имя, извиваясь под Михаилом и впиваясь ногтями ему в спину. Благо что остальные в эту минуту слишком заняты, уплетая закуски. Взгляд у Михаила поплыл, и Адам неимоверно доволен собой. Адам демонстративно зевает, вытягивая руки над головой. — Хорошо посидели, но мне уже хватит, я спать. Идёшь, Михаил? Архангел выдавливает улыбку, в целом оставаясь впечатляюще невозмутимым. — Конечно. Всем спасибо за приятный вечер. Продолжайте без нас, — он встаёт, в одно текучее движение отвернувшись от стола, хотя, вероятно, недостаточно быстро. Краем глаза Адам улавливает, как Гавриил приподнимает одну бровь и ухмыляется, хотя и ничего не говорит. Кивнув остальным, Адам позволяет Михаилу увести себя за руку в коридор. И за первым же поворотом оказывается резко пригвождён к стене всем телом. Михаил запускает одну руку ему в волосы, другой до боли сильно схватив за бедро, и набрасывается на его рот. ...Губы проводят по изгибу спины Михаила. Плавные движения таза. Прерывистое дыхание и пальцы, зарывшиеся в перья. — Любовь моя, прошу тебя, — выдыхает Михаил ему в шею. — Ты меня погубишь. Адам проводит по кромке пояса его джинсов, едва заметно касаясь поясницы кончиками пальцев, отчего Михаил, поперхнувшись воздухом, порывисто притирается к нему бёдрами. — Не могу этого допустить, — шёпотом отвечает Адам и расплывается в широкой улыбке. — Ну пойдём, — он отталкивается от стены, они продолжают путь по коридору и наконец-то, наконец-то добираются до своей комнаты. Адам увлекает его за порог, руками за руки, губами в губы, неуклюже захлопывая за ними дверь. Михаил разворачивает его с нечеловеческой силой и щемящей нежностью, прижимает спиной к своей груди, прислоняясь к деревянной поверхности. Адам ощущает, как его руки — стройные, умелые и сильные — скользят по всему телу, и подавляет стон. Подаётся бёдрами назад, потираясь о его пах, и Михаил откликается дрожью. — Михаил, пожалуйста, — выдыхает Адам. — В постель. Сейчас. Не успев и глазом моргнуть, Адам оказывается на кровати. Михаил сгребает подол собственной рубашки, тянет вверх и срывает через голову, не глядя отбрасывая к стене. Адам рыщет взглядом по оголившемуся торсу. У Михаила красивое вместилище, и он это знает. Адам частенько об этом напоминает. Гибкая стройная мускулатура и медово-бронзовая кожа, крупные кудри, широкие скулы и смеющиеся глаза. Адам любил бы его в любом обличье, в любой форме, даже если бы не осталось иного выбора, кроме как вновь объединиться в одном теле (при мысли об этом по нервам играет интимная дрожь, но это отдельная тема для обсуждения). Однако… Кончики пальцев с благоговением скользят по животу, и Михаил прикрывает глаза. — До смерти тебя хочу, ну пожалуйста, — выдыхает Адам. Михаил нагибается и захватывает его губы с безудержностью человека, умирающего от жажды. Едва они отрываются друг от друга, как Адам стаскивает собственную рубашку и отшвыривает в том же направлении, куда Михаил бросил свою. Архангел ведёт губами вдоль его челюсти, запечатлевает поцелуй в точке пульса на горле, вновь притирается бёдрами, и Адам чувствует, как у него всё там горячо и твёрдо, отчего сердце пропускает удар. Михаил тянется к нему всем своим существом: руками к коже, благодатью обвивает душу. Адам дрожит и беззвучно стонет. — Михаил, — произносит заполошно, обхватив пальцами за загривок, чтобы прижать их лбы друг к другу. — Если ты не войдёшь в меня прямоблятьсейчас, я умру. Опять. Чувствует смех Михаила на своих губах. — Как ты там сказал? «Не могу этого допустить»? Остальная одежда на них исчезает во мгновение ока, и Адам чуть не всхлипывает от облегчения. Окружающий мир расплывается, уменьшаясь до точек с раскалённым фокусом. Губы Михаила на шее, его голос, шепчущий нежности на известных и неизвестных языках. Его сильные, умелые пальцы, скользящие между ног, по обнажённому бедру, задевая ладонью каменное возбуждение, порождая мелкую дрожь в теле. Михаил и сам дрожит, раскрывая его, успокаивая и лаская с бережной тщательностью, до тех пор пока тело Адама под ним не становится полностью расслабленным и податливым. И наконец-то, наконец-то совершает долгожданное движение вперёд, плавно сливая их тела воедино. Пауза для передышки. Михаил нависает над ним в нескольких сантиметрах, застыв неподвижно, пока они дают развеяться разделяющим их границам. Адам думает (во всяком случае кажется, что эта мысль принадлежит ему, хотя сложно сказать наверняка, когда они так тесно переплетены), что именно так мог бы выглядеть его персональный Рай: в объятиях Михаила, где границы между человеческой душой и архангельской благодатью, как и между телами, стираются и смешиваются, объединяя двоих в единое целое. Михаил подаётся назад, а затем одним плавным движением вперёд, и оба они теряют голову. Адам способен сосредоточиться лишь на нарастающем темпе их движений. На скольжении собственных рук по спине Михаила. На искрящихся нитях его благодати у себя под кожей и вдоль конечностей, зная, что собственные ощущения в усиленном объёме передаются Михаилу через их связь. Архангел скребёт ногтями по его рукам, стонет на енохианском в ухо, спускает руку вниз, чтобы обхватить Адама в паху. Михаил дрожит и умоляет: — Адам, любимый, пожалуйста, я-… ох, блять-… я… Адам вскрикивает, напрягая мышцы. У Михаила лишь вырывается проклятье, он совсем близко, и от брани в его обычно уравновешенном голосе искры пробегают по коже. Адам стискивает в кулаке его волосы, рывком тянет на себя и прихватывает зубами мочку его уха. — Давай, ангел. Кончи для меня, — произносит хриплым и отрывистым шёпотом, и Михаил со всхипом кончает. Адам извивается, выгибаясь над постелью, и изливается вслед за ним. Несколько долгих трепетных мгновений испытывает лишь невесомость, в хватке почти что божественного экстаза. После этого он падает обратно на Землю, в объятия своего мужчины, взмокшего, липкого и горячего, как печка. Михаил мягко переворачивает их на бок и вовлекает в долгий поцелуй. Они постепенно разъединяются. Адам ощущает, как благодать, оплетавшая глубины его разума, распускается. Они возвращаются в свои тела. Адам укладывается головой ему на плечо. — Люблю тебя, — мурлыкает он и целует Михаила прямо над сердцем. Тот улыбается. — И я тебя. Хочешь в душ или я сам всё уберу? Адам легонько бодает его. — Ууф, убери, пожалуйста. Иначе я там засну прямо на ходу. Михаил усмехается. — Я тебя поймаю, — подначивает он, но мановением руки тут же очищает их обоих. — Мммм, спасибо, — вздыхает Адам и обнимает его всеми конечностями. Чувствует, как Михаил ласково зарывается пальцами ему в волосы, укладываясь поудобнее. — Спи, Адам. Увидимся утром. — За утренним сексом? — ухмыляется Адам, хотя веки уже слипаются. Он проваливается в сон, ощущая поцелуй архангела на своём лбу и его смех.