Темнота

      — Она умерла так внезапно, — говорит Костя. — Глупо, на самом деле, вышло.       Он прокручивает в пальцах пистолет — патрон вытащил и забрал Юра, но ему очень нужно чем-то занять руки, пусть даже тяжелым макаром.       Костя вспоминает ту жуткую зиму, разом лишившую его всего, забравшую счастье и, как ему тогда казалось, смысл жизни. Уже потом он понял, что смысл был в Игорьке, в его продолжении, малыше с солнечной улыбкой, который не понимал, почему так резко все изменилось, и которому отчаянно был нужен отец. Правильный отец, которым Костя, как ни старался, не сумел стать.       Вот Аня была идеальной матерью. Она стойко переносила бессонные ночи, боли в груди, бесконечные крики. Косте казалось, что Игорь не замолкает никогда — от его плача одновременно что-то сжималось в груди и накатывало глухое раздражение, он чувствовал беспомощность и не понимал, что делать. Успокоить его могла только Аня. Накормить, утешить — только она. Костя честно старался выполнять часть работы, купал мальца, когда Аня выдыхалась, пеленал, стирал и сушил тряпки и марлю, прикладывал грелку к животу, пытаясь унять колики. Но делал это больше автоматически. Даже спустя два месяца после рождения он не до конца осознавал, что жизнь изменилась — теперь на его плечах ответственность не только за любимую женщину, но и за ребенка.       Тогда он и начал чаще задерживаться на работе, оправдываясь перед Аней перспективами повышения и горой нераскрытых дел. И даже не врал — преступления в те годы совершались пачками каждый день, только успевай браться за дело. В повышение же Аня старалась поверить — повышение означало, что денег должно стать больше, а значит, получится перекупить у знакомых для Игорька зимнее пальтишко навырост и ботиночки. Аня откладывала каждую копеечку, Костя исправно приносил получку домой, но денег не хватало. Всегда не хватало.       Начались первые ссоры и скандалы. Аня плакала, требовала, чтобы Костя нашел вторую работу или помогал ей с ребенком. Он сунулся в пару мест — ночным сторожем на завод, охранником в ближайший универмаг, но везде было глухо как в танке. Знакомые разводили руками. Денег не было ни у кого, каждый изворачивался как мог. Костя не спал ночами, прислушиваясь к сопению Игорька и вглядываясь в спину жены. Нужно было найти решение. Он должен был что-то сделать.       Они записывались в ведомственную поликлинику на молочную кухню, но даже наличие оплаченного питания не гарантировало его ежедневного получения — желающих было много, а привозили всего несколько ящиков. Кто успел к привозу — тот и перехватил. Случались даже драки.       Предложение перегонять тачки Костя получил в очереди за молочкой. Мужик обещал не пыльную работу — знай себе вози из города в область машины и успевай назад на электричку да по автобусам. И обратно. Машины были в среднем состоянии, а некоторые — откровенно в никаком. Схема была черной, Костя это понимал, но находить владельцев авто и устраивать разборки не захотел. Впервые в жизни он был готов поступиться принципами. Ради семьи. Ради Ани.       Первые две он отогнал на Ржевку. Вернулся затемно, и даже, на удивление, без приключений — Бог, в которого Аня почему-то верила, а вот Костя не особо, оберег, должно быть. С собой привез небольшую пачку купонов — их хватило на советскую «Малютку» и толокняную детскую кашу, и даже немного осталось. От Ани свою новую подработку он не скрывал, а смены в участке старался брать только утренние и дневные, чтобы успевать вечером разобраться с очередным авто. Хотя Костя и понимал, что долго такое везение продолжаться не могло, отказываться от шанса он упрямо не хотел.       В тот день ему нужно было забрать машину из Автово и бросить ее в паре кварталов от собственного дома, на заранее условленной точке. Он предупредил утром Аню, поцеловал в нос Игорька и вышел на улицу. Стоял мороз, крепкий, кусачий, и стелились поземки — верный признак смены погоды. На секунду Костя подумал, что не стоит никуда ехать сегодня, но тут же отогнал мысль. Деньги снова заканчивались.       Метель настигла его уже на обратном пути, сильная и яростная. Печка в машине работала плохо, и Костя выдыхал холодный воздух, сжимая замерзавшими пальцами руль — в заботливо связанных варежках держать баранку было неудобно, и глотал периодически чай из железного термоса. До точки оставалось еще от силы минут сорок, когда в какой-то момент машину повело, и она начала странно вихлять.       Костя старался выровнять руль, снижал скорость до минимальной, косясь в сторону датчика бензина — нет, он не кончался, но что-то определенно было не так. Еще минут через 10 машина встала окончательно. Двигатель заглох.       Заметать стало быстро. Костя отчаянно вглядывался через стекло, надеясь разглядеть хоть кого-то, но на дорогах ночью в такую погоду ни одного дурака быть не могло. Кроме него. Дотолкать машину самостоятельно тоже не получилось бы, да и пешком он сейчас бы не дошел сквозь образовавшиеся сугробы, это Гром понимал хорошо. Он откинулся на спинку кресла и устало прикрыл глаза. Оставалось только ждать — когда утихнет метель, и можно будет попытаться добраться до дома, или когда проедет кто-то. Хоть кто-нибудь.       Чай закончился быстро. Костя натянул сильнее варежки и плотнее закутался куртку. Дышалось тяжело — холодный воздух царапал горло. Он знал: ни в коем случае нельзя засыпать, можно замерзнуть насмерть, но он так сильно устал, так сильно. В какой-то момент Костя, похоже, и правда заснул, и сквозь сон ему казалось, что кто-то настойчиво зовет его и бьет в стекло — а звук был такой громкий и настырный и ужасно мешал. Он попытался отмахнуться от раздражителя, но звук не исчез, а наоборот, нарастал. Глаза все же пришлось открыть.       В окно продолжал настойчиво тарабанить какой-то мужик. Несколько секунд Костя просто смотрел на него, пытаясь осознать, кто он и что с ним происходит. Наконец, ему удалось прогнать остатки опасного сна.       — Друг, эй! — видать, не в первый раз позвал его мужик. — Вылезай давай, слышишь? Ты ж там так и замерзнешь, вылезай, говорю!       Заледеневшая дверь подавалась с трудом — Косте пришлось несколько раз толкнуть ее плечом, а мужику — потянуть на себя, и Гром буквально выпал на снег. Поднялся, ухватившись за протянутую руку, и поплелся за незнакомцем следом. Тот быстрыми шагами семенил в сторону огромного грузовика — дальнобойщик, что ли, мелькнуло в голове у Кости.       — Хорошо, что я мимо проезжал, — выдохнул мужик, захлопывая за ними дверь кузова. — Гляжу: тачка на отшибе стоит, одна, хотел дальше ехать, но думаю: вдруг заглох кто. А ты ж, правда, заглох. Метель еще такая, не выбраться тебе было бы точно.       Костя кивал растерянно, уставившись в заботливо протянутую железную кружку с кипятком. Он как будто не до конца осознавал, что могло произойти.       — Спасибо, — бросил он тем не менее, и мужик легко похлопал его по плечу.       — Живешь-то где? — спросил тот, заводя двигатель. Гром назвал адрес, еще раз поблагодарив спасителя.       Грузовик двигался медленно, водил мужик осторожно, но печка работала превосходно, и Костя постепенно оттаивал — кажется, даже изнутри. Они, наконец, доехали до его дома, и Гром молча выгреб из кармана только сегодня полученный аванс.       — Ты чего, — замахал руками водитель. — Ты это… Брось это. У тебя семья вон, — кивнул на кольцо. — Не разбрасывайся деньгами. Я тебя вытащил, потому что это по-человечески. А ты так больше не встревай лучше.       Пришлось пачку снова запихивать в карман. Костя подобрал свалившиеся варежки, пожал руку водителю и выбрался из кузова. Его ждали дома. Должны были ждать.       Но дверь ему открыла не Аня, а Марина, соседка из восьмой. Вздрогнула, прижала руки к груди, отступая назад.       — Батюшки, что делается… — прошептала она, пока Костя пытался понять, в чем дело.       — Где Аня? — спросил он устало.       — Так тебя ищет, — прошептала Марина. — Разбудила меня, попросила с Игорьком посидеть, говорит, не вернулся вовремя, а метель такая — не дай бог, застрял где-то или машина не проехала. С Ванькой моим и побежала искать.       Костя выдохнул, потянулся к вешалке, снимая с крючка старый свитер и натягивая поверх своего.       — Давно ушли?       — Минут 20 назад. Ой, Костя, — испуганно воскликнула Марина, — ты беги давай, беги, они далеко не ушли бы все равно, не видно ж ничего.       Гром снова вышел на улицу. Метель никак не затихала, снег летел в лицо, но он упрямо вышагивал по улице, стараясь разглядеть хоть что-нибудь. Нашлись они вскоре — действительно, не успели далеко уйти, стояли под фонарем и вглядывались в темноту. Аня бросилась к нему первой, прикрывая лицо руками. Ресницы у нее обледенели, а губы даже посинели от холода, и она так сильно дрожала в его объятиях.       — Домой, пойдем домой, — шептал он тихо, и Аня кивала, но не отпускала его.       Они вернулись — на этот раз без происшествий, отпустили Марину с Иваном и поблагодарили за помощь. Костя рассказал о своем чудесном спасении, пока Аня растирала ему грудь водкой — на всякий случай, не дай бог заболеет.       Но слегла на следующий день Аня. Она дышала тяжело, со всхрипами, и металась по постели от сильнейшего жара. Спасти ее не успели. Сгорела за несколько дней почти у него на руках от сильнейшей пневмонии, как объяснили врачи.       Костя остался один.       А точнее, с маленьким ребенком, бесконечной виной и абсолютным нежеланием жить.       Он так и не связался со своим посредником. Собрал всю имеющуюся информацию, все точки, подробно расписал свои поездки и отнес рапорт в участок. Положил на стол перед Федей.       — Вот. Сопротивляться не буду. С Игорем только помоги, не бросай его, — попросил, замерев в ожидании.       Федя просмотрел отчет и перевел взгляд на Костю. Помолчал. Сжал кулаки.       — Врезать бы тебе, — бросил отчаянно. — Идиот ты, Гром, всегда им был и будешь. Информацию я передам Хмуровой. От источника. Понял меня?       Костя не понял тогда. Он был виноват — нет, он был виновен. Он нарушил закон, поступился правилами и собственными принципами — и за это последовала расплата. Жестокая и несправедливая, но так всегда бывает в этом мире. Он должен был понести наказание.       Но Федя так не считал. Федя говорил: остынь, Гром, у тебя мальчишка трехмесячный на руках, ты подумал, что с ним будет? У тебя ответственность, Гром, ты должен жить. Ты должен жить ради Игоря.       И Костя принял новые условия — он будет жить. Ради Игоря, ради будущего своего сына, который так внезапно потерял мать. Он будет жить и будет следовать правилам, теперь навсегда.       Но что-то в его замерзшем теле как будто сломалось в ту ночь, и одну мысль так и не удалось отпустить.       Он нарушил закон.       И кто-то должен быть наказан.