Письмо

Два года прошло. Прошло целых два года после того, как мы расстались. Я встретила тебя, когда ты была еще совсем ребенком. Ты не отличалась особым талантом, уникальными навыками или еще чем-то. Но твои глаза… Твои глаза слушали, внимали. Этот омут карих глаз, в который так и хочется окунуться. Ты так хотела мне понравиться, что обращала на себя внимания больше других. Ты выполняла все то, что я тебе говорила. Вернее так, ты пыталась выполнить все, что я тебе говорила. Маленький комочек счастья. Если другие боялись меня как огня, то ты каждый раз тянулась ко мне, пыталась меня развеселить. Может, из-за этого ты стала мне ближе, чем просто спортсмен. Ты отличалась от остальных. Ты дарила безусловную любовь, не просила ее взамен, не требовала чего-то еще, не ревновала к другим фигуристам. Ты просто любила. Я поняла это уже с первой нашей встречи. Когда твоя мама работала на нескольких работах, чтобы обеспечить тебя всем, что потребуется, часть ее обязанностей легла и на меня. Но мне было приятно проводить время в твоей компании. Ты легко нашла общий язык не только с Дишей, но и со всей моей семьей. Ты стала частью моей семьи. Да и я стала чем-то большим, чем просто тренер для твоих домашних. Помню как-то раз Жанна задерживалась на работе и попросила меня отвезти тебя домой. Но мне почему-то захотелось побыть с тобой рядом еще какое-то время. Тебе уже тогда было 16, но оставлять тебя одну как-то не хотелось. То ли я переживала, что может что-то случиться, то ли просто хотела видеть тебя рядом. Кто-то подумает, что всего тренировочного дня должно было хватить, но я не могла насытиться твоими глазами, твоими шутками, твоими прикосновениями, твоей улыбкой, твоим смехом. Тобой. Я не могла насытиться тобой. Ты была рада снова оказаться у меня дома. Я тогда не понимала этого. Почему ты так легко согласилась? Хотя в какой-то миг, когда я только рассказала о просьбе твоей мамы отвезти тебя домой, увидела в твоих глазах то ли просьбу, то ли желание, то ли еще что-то. Но подумала, что мне это просто показалось. Но сейчас я понимаю, что это было. Мы втроем ехали в машине, слушали какие-то песни по радио, подпевали, если знали слова. Диша сидела на заднем сидении по центру, а ты на переднем пассажирском. Пока стояли в пробке, в колонках заиграла песня Димы Билана «Неделимые». Я посмотрела на тебя, а ты почему-то стала немного грустной. Всего один трек назад ты радовалась как ребенок, подпевала с улыбкой на лице, пританцовывала сидя на месте. А сейчас ты опустила глаза в пол и скрепила руки в замок, ковыряя заусенцы на пальцах. О чем-то задумалась. Я знала все твои привычки, поведение, подумала, что эта песня ассоциируется у тебя с чем-то неприятным, и потянулась к переключателю, чтобы сменить радиостанцию. Но ты остановила меня одним лишь прикосновением своей руки к моим пальцам. - Этери, оставь пожалуйста, – твои глаза были чуть ли не на мокром месте. Заметив, что я вижу твои едва скопившиеся слезы, опускаешь взгляд в пол и отворачиваешься от меня. Я касаюсь твоего подбородка и поднимаю его вверх. Ты смотришь прямо перед собой и сообщаешь мне, что уже загорелся зеленый и пора ехать. Я же не стала тебя расспрашивать о причине резкой смены настроения, но слышала, как ты пела строчки. Тихо. Аккуратно. Не смело. Почти шепотом. Редко поглядывая на меня. Мы приехали домой. Ты переоделась. Конечно, какие-то твои вещи лежали у меня в шкафу, ведь я уже привыкла, что ты так часто оказываешься у меня в гостях. Потом попили гречишный чай, посмотрели какие-то программы, как можно улучшить свои навыки или какие элементы понравились у других девочек, что можно взять себе. Потом выбрали фильм «Ешь, молись, люби». Начали смотреть. Я сидела в центре, а вы по разным сторонам от меня. Конечно, все сидели в обнимку, потому что иначе было нельзя. Я обняла вас, а вы прижались ко мне словно два медвежонка к банке с медом. Диша уснула почти на середине фильма, а ты внимательно наблюдала за происходящим. - Этери, а ты бы смогла вот так? – заинтересованно посмотрела на меня. – Поменять свою жизнь, сменить работу, город, страну, знакомых? Я задумалась. Поменять тренерство, страну, перестать общаться с тренерами своего же штаба, разорвать общение с тобой. - Нет, потому что в моей жизни уже были такие эксперименты, – я грустно улыбнулась, смотря в эти глаза, – и ничем хорошим они не закончились. Теперь задумалась ты. О чем? Почему ты вообще заговорила на эту тему? Еще и та песня в машине? Что же происходит с тобой, девочка моя? Тогда я могла только догадываться, но спросить напрямую не смела. Зная тебя, твой характер, ты бы закрылась еще сильнее, поэтому просто ждала, что ты сама обо всем расскажешь. Помню то, как я радовалась твои победам. Я знала, что в твоей голове может сформироваться мысль, что я буду гордиться тобой и любить тебя только из-за золотых медалей, поэтому редко говорила тебе какие-нибудь похвалы. Чтобы ты опиралась только на себя, только на свое мнение. Да, конечно, «умница», «молодец» и все в этом роде проскальзывали у меня, ведь я не всегда могу сдерживать свои эмоции рядом с тобой, но всегда умела остановить себя. Я радовалась за Дишу и за тебя так, как ни за кого другого. Помню и то, как тяжело переживала твое серебро. И дело тут было даже не в том, что это не золотая, а серебряная. Это просто навалилось все и закружилось как снежный ком, который несется с вершины горы и сметает все на своем пути. Помню, как перед произвольной ты зашла ко мне в номер. Ты была задумчивой и постоянно теребила свои ногти, ковыряя несуществующие заусенцы. Я накрыла твои ладони своими и предложила сесть на кровать. Ты посмотрела на меня, и я почувствовала, что больше ты не сможешь держать в себе те чувства, которые ты испытываешь по отношению ко мне. Я видела ту любовь. Уже не привязанность, не влюбленность, а именно любовь. Я испытывала то же самое, но понимала, что мы просто не можем себе этого позволить. По крайней мере, не сейчас, когда все мысли должны быть заняты прокатом. Я понимала, что если позволю тебе сейчас сделать то, о чем обе мечтаем уже пару лет, ты полностью потеряешь концентрацию. Я знала тебя. Я помню, как на одной тренировке твои мысли были заняты вчерашней прогулкой с собакой, потому что в какой-то момент Тофу начала гнаться за голубями, и ты вспоминала ее счастливое лицо, а на тренировке ты не могла даже дорожку правильно сделать. Эти приятные воспоминания были в твоей голове весь тот день. Казалось бы, такая малость. Но ты, моя девочка, очень чувствительная к таким моментам. И я понимала, что если, между нами что-то произойдет, неважно, просто взаимные признания или даже поцелуй, то завтра ты будешь думать об этом, а не о катании. Я не могла так поступить. Мне безумно хотелось признаться тебе, ответить взаимностью, сказать, что я тоже люблю тебя, но не могла себе этого позволить. Я просто предложила тебе остаться у меня, снова лечь спать вместе, в обнимку, как раньше, как уже делали это тысячи раз до этого. - Этери, не отвергай меня Ты посмотрела в мои глаза и произнесла эту фразу с отчаянием и горечью. А потом просто вышла из номера, пожелав доброй ночи. Я не успела ничего сказать. Скорее всего, ты подумала, что я не разделяю твою любовь. Но почему? Ведь мои глаза только и говорили, что я так же, как и ты, влюблена. Что ты там увидела? Ты катала «Каренину» так пронзительно, что я еле сдерживала свои слезы. Я поняла, что эту горечь любви ты пережила сама. Только на самом деле все было не так. Это не было горечью. Это не было отчаянием. Ты не должна была прыгать под этот поезд. Нам стоило только поговорить и все. Я пыталась. Но было уже поздно. Мы увидели результаты. Ты говорила то, что было в твоей голове эти несколько месяцев. И про Алину, и про юниоров, и про то, что нужно было ставить другую программу и еще много всего. А я пыталась успокоить тебя, подставить свое плечо, поддержать тебя. Но моя маленькая девочка снова закрылась. Ты надела маску радости. Только это была всего лишь маска. Худший вид боли, это когда ты улыбаешься, чтобы не заплакать. И я виню себя в том, что не догадалась об этом. Я думала, что ты восприняла это, признала это, признала ценность этого серебра. Но это была всего лишь маска. Не даром мы с тобой шутили, что я возрастила свою копию в твоем обличии. Ученик превзошел своего учителя. Еще я помню последнюю нашу с тобой встречу. Ты должна была уезжать на лечение и зашла перед этим ко мне. - Этери, я поехала, – с улыбкой на лице подошла к моему столу. - Поезжай дорогая, – я встала, обняла тебя так крепко, как только могла. - Но перед тем, как я уеду, я должна кое-что сделать. Я вопросительно посмотрела на тебя, все еще не разрывая объятий. Ты крепче прижала меня к себе и приблизилась к моим губам. Для меня все было как в тумане. Ты посмотрела на мои губы, посмотрела в глаза и вернулась снова к губам. А потом ты меня поцеловала. Ты прижала меня к себе за талию. Этот поцелуй был настолько нежным, что мое сердце хотело выпрыгнуть из тела. Я ответила, пытаясь передать, что все это взаимно, что я разделяю нашу с тобой любовь, я хотела показать весь спектр своих чувств к тебе. Я помню каждую секунду нашего поцелуя. Он до сих пор снится мне во снах. Помню, как потеряла голову, когда ты начала углублять его. Твоя рука все еще покоилась на моей талии, а другая сильнее притянула меня за шею, запутываясь в волосах. Очнулась я только тогда, когда ты прижала меня между собой и столом, что-то упало, и я разорвала наш поцелуй. Сейчас я признаюсь. Я испугалась. Я испугалась своих чувств. То, насколько отчаянно и жадно мы любим. Перед глазами сразу пронеслись годы нашей совместной жизни, то, как, став чуть взрослее, ты захотела мужа и детей. Я испугалась этого. Честно. Я хотела, чтобы ты была счастлива. Но что могла дать тебе я? Ни прекрасной пышной свадьбы, ни детей, ничего. Я испугалась. Я тогда что-то пыталась произнести, что мы не можем, что это все неправильно, что у тебя еще будет своя семья и так далее. Я не могла говорить тебе это в глаза, я отводила взгляд, смотрела куда угодно, лишь бы не в твои глаза, в которых, знала, чувствовала, что стоят слезы. Ты выбежала из кабинета, не закрывая за собой дверь. И ты уехала. А я как дура стала рыдать. Я поступила как настоящая дура. Даже ничего у тебя не спросила. Я не спросила, чего хочешь ты. Ведь для меня это всегда было важно. И сейчас тоже важно. Я пыталась до тебя дозвониться, писала тебе, что нужно разговаривать, просила поговорить. Просто поговорить. Мы бы объяснились друг другу, рассказали бы все, что думаем, нашли бы какой-нибудь выход. Но ты просто уехала. И я увидела тебя только в новостях, когда моя Женя Медведева говорит, что сменила тренера. Да, ходили слухи, но я не верила в это. Я верила в то, что ты приедешь, и мы поговорим. Но ты просто сбежала. Во мне разыгралась такая сильная злость в твою сторону, что я бы никогда не поверила, что могу ее испытывать. И к кому? К моему медвежонку. Меня распирала ненависть за то, что ты так поступила со мной. Не дав возможности объясниться, ты просто улетела. И куда? В Канаду! На другой континент. Я давала дурацкие интервью, время не хотело меня лечить, оно убивало кажды день. И с каждым разом еще больнее, более жестоко, чем до этого. Я сама не своя тогда была. А теперь, когда все границы закрыты, эмоции утихли, разум и сердце все еще тонут в любви к тебе. Моя несносная девочка. Ты сейчас одна в этом океане проблем. Куда только смотрит твой тренер. Хотя и он тут не при чем. Тут ничего нельзя поделать. Больше всего меня разрывает тот факт, что мы так и не поговорили. И обе в этом виноваты. Я виновата в том, что говорила всякую ересь после поцелуя, ты – что убежала, так и ничего не поняв. Женя, моя любимая Женя. Я пишу тебе это письмо перед контрольными прокатами. Они скоро начнутся, и это будет еще одна возможность увидеть друг друга. Даже если ты заблокировала меня везде, где только было возможно, я все равно сделаю все, чтобы ты его получила. Я лично положу его в твой почтовый ящик, который ты проверяешь каждое утро, каждый день и каждый вечер. Я очень сильно тебя люблю. Я думала об этом почти каждый день. Я поняла, что просто больше не смогу без тебя, Жень. Мы причинили много боли друг другу. Но сейчас я хочу, чтобы ты вспомнила все те хорошие, радостные, наполненные счастьем моменты, которые мы испытывали. Прошу тебя, моя девочка, если ты все еще меня любишь, поговори со мной. Захочешь вернуться в Хрустальный, вернешься. Захочешь новые программы, поставим. Захочешь оставить старые, оставим. Только прошу, поговори. Ты единственный человек, с которым я так себя веду. И ты это прекрасно знаешь. Пока человек любит, он будет унижаться до последнего. А я люблю.

***

Прости, за то, что вела себя как полная дура. Прости, за то, что заставила тебя унижаться. Ты не заслужила к себе такого отношения. Мы обе не правы. Но то, что сделала ты, излагая все свои мысли в этом письме, заставило меня задуматься, насколько сильна наша с тобой любовь. Ты была самым лучшим человеком в моей жизни. И будешь ей всегда. Ты меня всегда спасала, выручала, любила, понимала и была со мной в нужный момент. Я люблю тебя, Тери.

***

- Любовь моя, что читаем? – Женя подошла к своей женщине и обняла ее со спины. - Я тут перечитываю свои мемуары, – она слабо улыбнулась и прижалась спиной. - Хватит, Тери, это было столько лет назад, а ты все еще читаешь наши ошибки молодости. Девушка выхватила из рук блондинки это письмо и положила на стол. Она развернула ее лицом к себе и посмотрела в карие глаза, в которых стояли слезы. Провела своей рукой по щеке, по чуть раскрытым губам, по подбородку, следя за каждым своим движением. - Ты все еще боишься, что о нас узнают фанаты? – без намека на какую-то претензию, просто интересуясь, но получив отрицание от блондинки, продолжила. - Тогда почему мы все еще играем обиженных друг на друга стерв? – ухмыльнувшись. - Так секс ярче И они пропали в танце страстного, но в то же время нежного поцелуя, плавно перетекающего в бурную ночь. Они играли, верили в свою игру. Когда оставались наедине или в компании близких друзей, не могли оторваться друг от друга. Каждую секунду прикасались, обнимались и дарили любовь. Так и сейчас, они, жадно изучающие тела, пытались насладиться каждым мигом, проведенным вместе. Потому что завтра снова игра, завтра снова работа. Но обе знали, что личное не публичное, что счастье любит тишину. * * *