Словом останавливавший дождь

Крикну я… но разве кто поможет, Чтоб моя душа не умерла? Только змеи сбрасывают кожи, Мы меняем души, не тела. Н.Гумилев "Память"

1. Дойти до угла назначенного уборной и зачеркнуть черту на стене. Вот и все дела. День-ночь. Уже давно он не делает ни первого, ни второго. День ли, ночь ли? Зачем ночь сменяется ночью, а день — днем? Лязг открываемой решетки, перед глазами начищенные носки сапог, слезы — глазам больно от блеска или от света фонаря в руке вошедшего? — В самом деле он? — Так точно, ваша светлость! — А... Почему он?... — Что-то тише и неразборчиво. — Не могу знать! — Чеканит солдат. Вошедший что-то еще отвечает и все стихает. Рокэ ждет пинка под ребра этим начищенным сияющим сапогом или толчка в плечо: заставят сесть и потянут за волосы, чтобы поднял голову, но ничего не происходит. Он ждет, зажмурившись. Мгновение, еще мгновение. Над ним стоят, кто-то, присев к нему, отводит волосы со лба и светит фонарем в лицо, выругавшись, убирает свет. Рокэ чудится, что он узнает голос, но этого не может быть. Его, грязного, как есть, неожиданно осторожно обнимают и поднимают на руки, он рефлекторно прижимает к себе локти, стараясь закрыться, сжимается, потому что объятие вызывает только еще больший страх и тяжелые, горькие воспоминания, но объятие не жадное или наглое, его держат нежно и аккуратно. Долго ждать удара мучительно и Рокэ чуть расслабляется и голова его валится на плечо несущему. Его с головой накрывают плащом от яркого света, когда они выходят на улицу, хотя свет — всего только лунная ночь. В карете Рокэ усаживают на сидение, но сидеть больно и ноги не держат, он клонится в сторону, его подхватывают и опять обнимают. — Все хорошо, эр Рокэ, все будет хорошо. — Шепчет человек, и вот тут Рокэ понимает, что бредит. Разве может это быть Ричард, его Ричард, разве может бывший оруженосец шептать ему так нежно, искренне и утешающие? Рокэ окончательно верит, что это греза, когда лба касаются теплые губы, целуют уголки глаз и скулы в ссадинах и синяках. Рокэ сдается, прижимается к нему и отдается на милость этого человека и его заботливых чудящихся рук и тихо плачет, жалко всхлипывая, пряча лицо на груди своего спасителя. Карету трясет на неровной дороге, толчки отдаются в измученном теле болью и Рокэ думает может ли он потерять сознание во сне? Мелькает совершенно ясное понимание, что это не сон и все случившееся происходит на самом деле. Некстати возвращается кашель, Рокэ чувствует как жжет за грудиной, старается, но не может перестать нервно вдыхать и кашлять. — Вы больны? — Спрашивает Ричард тихо, но Рокэ не открывает глаз и не отвечает, боясь разрушить сон и снова очнуться в тюрьме. Следующее, что он помнит: как его раздевают в холодной комнате или это ему холодно от болезни? Как слезы катятся по щекам и Рокэ мечтает только об одном, чтобы все поскорее закончилось. 2. — Хотите пить? — В который раз уже спрашивает Ричард уткнувшегося в подушку Рокэ, и неожиданно живо представляет, как поит его сам. Как, уложив его голову на локоть и прижав, не дает двигаться и поит вином разведенным с водой почти насильно. Как, когда Ричард его отпускает, Алва дергается, но его сил не хватает даже отползти. — Есть будем также? — Жестко бросает Ричард из ведения. Алва не реагирует, Дик не знает, что делать, а уговоры не помогают, то ли потому, что Алва в таком ужасном состоянии, что не слышит или не понимает, то ли он протестует таким образом против самой жизни, не понимая очевидного: не есть сейчас — самая настоящая игра со смертью. Как Рокэ, не реагирует, а накормить его нужно. Как он сжимает зубы и отворачивается от ложки, его голову снова приходится зажать и засовывать кашу сквозь зубы, зажимая нос. Одно хорошо, он все-таки глотает и Ричард решает сильно его не мучить, ограничившись половиной маленькой миски. Как, вытерев ему лицо, стараясь не смотреть в глаза, Дик его отпускает. Как Рокэ из последних сил, отползает от края кровати и плечи его вздрагивают. Как Алва беззвучно плачет, уткнувшись в локоть. Он плакал так, когда его мыли, брили и переодевали. Не всхлипывал и не впадал в истерику, просто слезы текли по лицу, а он безвольно и безропотно подчинялся всему, что с ним делали слуги, да так извелся, что провалился в забытье, стоило усадить его в кресло, и лекарь осматривал его уже бесчувственного. Оказалось, это было к лучшему. Ричард вздыхает, отогнав горькое видение, берет еду приготовленную для Рокэ, садится на край кровати и снова уговаривает его, мягко повторяя и повторяя, что Рокэ больше ничего бояться, что нужно поесть, что здесь просто овсянка вода и немного соли, это полезно, это то, что нужно ему сейчас, ничего страшного, и снова, по кругу, увещевая что нужно есть. — Немного каши и я сделаю все, что хотите. Прошу вас, только поешьте. Алва поднимает голову: — Прикажите не гасить свечи ночами в моей спальне? — Рокэ, вы же можете сами приказывать слугам. — Прикажите вы? Если меня не станут слушать?... — В голосе нарастающая паника и Ричард спешит его заверить: — Хорошо, я сейчас же прикажу, обещаю. А теперь ешьте, прошу вас. Рокэ больше не упрямится и ест все, что ему приносят. Ричард старается дать ему время привыкнуть и окрепнуть, и не навязывает свое общество больше нужного. 3. На четвертый или пятый день, почувствовав в себе силы, Рокэ выбрался из постели, он хотел посмотреть в окно, понять наконец где его держат, но когда он едва добрался до середины комнаты, двери распахнулись и решительным шагом вошел Окделл. — Рад видеть, что вы поднялись. Вам лучше? По ногам потекло теплое, но Рокэ уже давно забыл, что такое стыд, он знал только, что такое страх, огромный страх и ужас. Страх в нем никогда уже не опускал голову, а сейчас его сердцем владел, ни больше ни меньше, самый настоящий кошмар. Окделл тоже заметил, что Рокэ обмочился и его колени трясутся, а ноги еле держат. — Не беспокойтесь, — Ричард сам смутился, но хотел успокоить Рокэ, — Я позову слугу. Не страшно, — повторил он, — Мне не подходить? Дело было не в этом, Рокэ напугало не его появление или резкие жесты, его трясло от осознания, что этот Окделл совсем не тот Ричард, которым был раньше и чьи теплые руки грезились ему в ночь, когда его привезли сюда, и не тот, что терпеливо кормил с ложки, когда Рокэ трясло от болезни так, что еда не лезла в горло, он увидел его настоящего: жесткого, совершенно незнакомого ему, и осознал, что он в полной власти этого человека, и Рокэ не знал хуже ли это или лучше, чем темная сырая камера в Багерлее. — Вы ведь уже подошли. Что вам нужно? — Спросил Рокэ и сам удивился, как хрипло и жалко звучал сейчас его собственный голос. — Я не причиню вам вреда. Это обещание сделало страх Рокэ только больше. Человек в красном и золотом отошел назад, подняв руки, как будто Рокэ был дикой бешеной лисой, и вышел из комнаты. Через час слуга передал Рокэ записку. Ричард хочет поговорить и просит Рокэ оповестить его, когда это будет удобно сделать. Ричарду нужен Рокэ, наверное тот прежний, он же не знает, что Рокэ Алва давно умер в тюремной камере, где-то между пониманием куда затянул страну и грубыми руками, шарящими по телу нагибающими над лавкой, неспособного сопротивляться, жалкого человека. На записку он не отвечает. Это почти смешно — обмениваться записками, находясь в одном доме. Рокэ дает себе время на страх, но к вечеру выбирается из покоев и сам ищет хозяина дома. 4. — Вы хотели поговорить. Алва остановил его в коридоре и стоял перед ним бледный, измученный, напуганный, но отчаянно храбрившийся, со сцепленными за спиной руками, чтобы Ричард не видел, как они дрожат. Ричард понимал — слишком рано рассказывать ему правду. Им нужен был Алва и вот он был, но, как это не прискорбно, никто из них не подумал о самом Рокэ. Они думали — будет Алва и все решится. Но как ему пришлось и как далось, как изломало его и измучило все случившееся с ним? Только Ричард узнал, что Рокэ еще в тюрьме, он потерял покой, он места себе не находил, он старался его вытащить, и в конечном итоге смог, и даже понимал, что Алва может быть в плачевном состоянии но, не осознавал насколько. Ричард кивнул. Хотел. — Идите в кабинет, я сейчас поднимусь. — Дик попытался выкроить себе несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. В кабинете Ричард отдал Рокэ медальон и кольца. Все драгоценности, которые были с ним при аресте, кроме шпаги. Рокэ взял не сразу, он нахмурился, помедлив, но знак Ветра все же надел и спрятал под рубашку. Кольца с него свалились все до одного и он оставил их лежать на столе. Ричард не знал, как сказать мягче, поэтому сказал честно: — Я не хочу, чтобы с вами случился приступ нервной горячки. Лекарь сказал, что такое возможно. Отдохните несколько дней, придите в себя и я все расскажу. Новости ждут. — Не хотите приступа, но решили мучить неизвестностью? Думаете, мне мало было ее за... Сколько там? Сейчас летние Волны, верно?... — Рокэ смотрит в окно, может быть единственно за тем, чтобы не встречаться глазами с Ричардом, и тот понимает — Рокэ тяжело дается говорить так: обманчиво непринужденно, о своем заточении, — ...За год с небольшим? — Вы правы, это тоже не решение. Простите мое недоверие к вашему состоянию. Прошу вас, Рокэ, хоть бы сядьте? — Забывшись, Ричард касается плеча Алвы, тот не отстраняется и ободренный этим, Дик начинает рассказывать, — Я веду переписку с Альберто Салиной, он пишет....