Воспитание чувств

Записка, полученная Тэхёном в то злополучное утро, невыносимо жгла карман и занимала все мысли Кима. Кто был отправителем, а главное — что он имел в виду? Едва ли кто-то из тех мальчишек, которые учились в Итоне чуть больше недели, могли бы подобное написать, ведь если Тэхён не мог в полной мере разобрать смысл послания, то, значит, одногодки не могли его составить. Но тогда кто, Ким ведь совершенно никого в колледже не знал, как не знали и его. Всё чаще на ум приходили мысли, что ученики, отдавшие Тэхёну эту записку, всего лишь ошиблись. Наверняка получить послание должен был кто-то стоящий рядом, этому загадочному получателю и смысл послания был известен, и отправитель. А Ким во всей этой истории лишь досадная оплошность. Именно так Тэхён и решил рассуждать, в конце концов, выбросив беспокоивший его клочок бумаги. Проходили дни, постепенно перетекавшие в недели, и чем дольше мальчик находился в Итоне, тем больше о местных порядках узнавал. Впрочем, для приобретения некоторых знаний много времени не требовалось. Так, местную помешанность на спорте Тэхён сумел за день прочувствовать на собственной шкуре. И было бы не так трагично, если бы пристрастие итонцев выражалось лишь в частой организации этих самых игр. Но нет, ученики шли дальше, и если свои самые светлые и восторженные чувства обращали к матчу, то оставшееся плохое оставалось тому, кто не мог в достаточно хорошем свете себя проявить. Киму не повезло попасть в этот список после первой же игры. Увидев его совершенную ущербность в вопросе спорта, у многих одногодок пропало желание с Тэхёном хоть как-то общаться. Радовало лишь то, что это игнорирование не перерастало в полноценные издевательства, но тут Кима скорее спасал находившийся постоянно рядом Хосок, который, после того, как стоически и с лёгкой улыбкой на лице вытерпел порку, стал героем для мальчишек из их дома. Однако не только вопросами спорта ограничивались познания Тэхёна о местном укладе. Очень быстро выяснилось, что различного рода записки являются нормой итонской жизни. Ким частенько начал замечать, как кто-то получает подобного рода послания во время службы, в обед, на уроках, или же читают, немного отойдя в сторону от своей компании в коридоре или же саду. Содержание посланий, однако, до сих пор оставалось для Тэхёна загадкой. Все ли получали нечто странное или же это просто была популярная форма общения среди учеников, как их с Хосоком язык перестукиваний? Пока остальные ребята отдалялись от Тэхёна, даже не успев с ним толком сблизиться, общение с сыном выдуманного раджи становилось всё более и более частым. В какой-то момент Ким даже поймал себя на осознании, что общается исключительно с Чоном, и даже сосед Генри уже предпочитает избегать его компанию. Впрочем, а насколько Тэхёну были нужны остальные мальчики? Хосок со своими увлекательными рассказами о далёких экзотических землях, о которых Киму ранее не доводилось слышать практически ничего, сполна заменял большую шумную компанию. Тэхён не мог не поражаться тому, что они с Чоном ровесники, вот только если один ничего не видел за пределами поместья, то второй побывал в стольких местах, что порой становилось трудно поверить в подобное разнообразие. Но главным в рассказах Хосока всегда было даже не разнообразие, а то, как этот мальчик умел говорить. Ким обыкновенно был сдержан при разговоре, научившись этому от всегда спокойного и холодного отца, однако Чону, похоже, даже близко не было знакомо понятие «спокойствие». Он активно жестикулировал, театрализованно изображал людей, о которых рассказывал, порой даже умудрялся руками сымитировать полёт экзотических птиц, и Тэхён не мог отвлечься ни на мгновение, будто Хосок гипнотизировал своим мелодичным голосом, своими яркими эмоциями на лице и завораживающими жестами. Ким настолько погружается в мир жарких азиатских стран, что не сразу обращает внимание на какого-то ученика старших классов, идущего прямиком в их с Чоном сторону, пока они расположились вдали от остальных в тени клёна. — И тогда я впервые увидел огромного слона, ты даже представить себе не можешь, насколько он казался со стороны ужасающим, но каким ласковым в итоге оказался, — Хосок уже хочет изобразить хобот огромного слона под заливистый хохот Тэхёна, но увлекательную сценку прерывает подошедший вплотную старшеклассник. — Это тебе, — и высокий, несколько худощавый брюнет кладёт Киму на колени новое послание, на этот раз написанное на большем листе. — А тебе бы в театральный кружок пойти, хотя лучше сразу в цирк, — бросив презрительный взгляд в сторону Хосока, старшеклассник удаляется к своим друзьям, а Тэхён настолько цепенеет от удивления, что даже не додумывается спросить, кто же был автором послания, которое, на этот раз, точно попало в руки мальчика не по ошибке. — Какие же они все надменные ублюдки, — Чон, впрочем, в долгу не остаётся и смиряет удаляющегося брюнета точно таким же взглядом, а после садится рядом с другом на газон, — Хорошо, что ты совсем другой, с тобой очень легко общаться. А что это принесли? — Опять какое-то запутанное письмо, которое я даже открывать не хочу, потому что наверняка ничего не пойму. Порой мне начинает казаться, что кто-то просто решил надо мной так пошутить и поиздеваться, наверняка это всё из-за той игры в регби, после неё письма начали приходить. — Давай я прочту, если хочешь, хотя бы посмеёмся. Этот вариант Тэхёну кажется, пожалуй, самым лучшим. Хосоку было по силам любую, даже самую удручающую ситуацию превратить в шутку, так почему бы не сделать это сейчас? Потому что Ким скоро действительно будет готов дойти до отчаяния с этими посланиями от загадочного анонима. Поэтому мальчик, не долго думая, отдаёт письмо другу, и Чон с задором приступает к чтению: — Мой прекрасный Багой, — Хосок начинает наигранно, но сразу же останавливается и задаёт Тэхёну полный недоумения вопрос: — А это ещё кто такой? — Без понятия, лучше продолжай. — Мой прекрасный Багой, мог ли я когда-то думать, что столкнусь с существом столь чистым, столь хрупким и нежным, как ты, — и вновь Чон прерывается, дабы возмутиться: — Да этот аноним будто о девчонке говорит! — Я же говорю, это точно всё из-за проклятого регби, — осознание собственного ужасающего положения среди остальных школьников после того злополучного матча давит на Тэхёна, словно мраморные плиты, возможно, именно под этой неописуемой тяжестью даже голову становится тяжело держать прямо, и Ким опускает её на прижатые к животу колени. — Да ладно тебе, не преувеличивай, не ты первый и не ты последний, кто не слишком спортивный, через пару дней все найдут нового мальчика для битья и о тебе забудут. К тому же, были бы эти письма издевательством, наверняка их бы зачитывали перед всем классом, поэтому тут явно что-то другое. — Продолжай, может, узнаем, — не поднимая головы с колен, мрачно бурчит Тэхён. — Ты будто ангел, явившийся сюда, дабы озарить моё мрачное, порой даже жестокое, существование. Несомненно, у меня и раньше бывали интриги в местных стенах, с одним из одноклассников мы даже познали сладость физического удовольствия, однако впервые я ощущаю столь сильное удовольствие душевное. Я не прошу твоего ответа, поэтому не называю имени, ведь истинное наслаждение возвышенной рыцарской любви в её недоступности и безответности. Ты словно светлый образ, которому я хочу поклоняться, однако я всё же питаю в душе надежду, что тебе подобные чувства будут понятны и, возможно, ты захочешь испытать то самое удовольствие. Если это так, просто намекни как-то, а до меня этот намёк непременно дойдёт, и тогда я покажусь, прекрасный Багой. Когда Хосок дочитывает последнюю строчку, повисает напряжённое неловкое молчание. Тэхён уже сто раз пожалел, что позволил другу прочесть послание, да и вообще, что они решились его открыть. Лучше бы Ким сразу его разорвал и выкинул, чем выслушивать о себе нечто подобное. Уж лучше бы это действительно были насмешки и издёвки, они воспринимаются не так мучительно, как то обстоятельство, что из Тэхёна лепят какую-то даму сердца из рыцарских куртуазных романов. Неужели он настолько лишён мужественности, что вызывает ассоциации с хрупкими женщинами и на его месте легко представить какую-нибудь нежную девчонку, коих воспитанникам Итона было практически невозможно увидеть? — Есть в этом что-то красивое, — первым нарушает тишину Хосок, явно желая своей фразой хоть как-то утешить поникшего друга, однако Тэхён слышит в этих словах лишь колкую издёвку. — Красивое?! — переполненный возмущением, Ким наконец находит в себе силы подскочить с места и теперь смотреть на собеседника сверху вниз, демонстрируя пламенным взглядом всю свою ярость. — Я мужчина, аристократ, будущий пятнадцатый граф Пембрук, а это просто омерзительно! Даже самые немощные девушки такого не получают. — И из-за всех вышеперечисленных качеств ты не можешь быть достоин восхищения? Или после того матча твоя мужская гордость настолько задета, что подобное сыпет соль на свежую рану? Чон был прав. Чертовски прав и декларировал эту самую правду настолько спокойно, словно Тэхён выслушивал приговор в зале суда. За всё то время, что они знакомы, Киму лишь однажды довелось видеть Хосока столь же серьёзным — в тот вечер, когда он признался, что всем наврал о своём происхождении. Тогда это усиливало важность момента, сейчас же делает участь Тэхёна ещё более горькой. Он уязвлён, пытается защищаться, а Чон без особых усилий разбивает эту защиту, словно стены в крепости мальчика были выстроены из песка и бумаги. И как Хосок только это делает? При всей своей весёлости и несерьёзности в остальное время, прямо сейчас смотрит столь проникновенно, словно душу выворачивает, добираясь до самых глубин, и читая друга будто открытую книгу. Это заставляет Тэхёна почувствовать себя ещё и неуютно. — Тебе легко говорить, не ты же такие письма получаешь, тебе не понять, — последняя отчаянная попытка защититься. — Но я понимаю отправителя, — вот и последний гвоздь в крышку гроба Тэхёна. Ким, не долго думая, разворачивается и уходит, игнорируя крики Хосока за спиной с просьбами остановиться и вернуться. Они лишь прибавляют сил идти ещё быстрее.

***

Холодное игнорирование, которое Тэхён избрал в качестве своей стратегии, он сохранял почти в течение всей следующей недели. Пускай порой это становилось практически невыносимо, потому что Хосок умел быть настырным и приставучим, однако и Ким отличался должной долей упрямства, помогающей пропускать мимо ушей и шутливые приветствия, и ненавязчивые вопросы во время службы и даже жалостливые просьбы о помощи на занятиях по немецкому, в котором Чон был до ужаса слаб. Вот только ничто не может длиться вечность, и ни одна обида не может столь долго пускать свои корни в душе, в особенности когда речь идёт про тринадцатилетних мальчишек. На занятии по древнегреческому Тэхён, к бесконечной радости друга, всё же оттаял: — Если будешь и дальше на меня так выжидающе смотреть, то ни одной строчки Платона не запишешь, — не отвлекаясь от записей, говорит Ким Хосоку, сидевшему на греческом с ним рядом и неотрывно смотрящему на соседа всё занятие. — Надо же, а ты умеешь разговаривать? — в ответ звучит колкость, впрочем, Тэхён и сам бы так отреагировал, если бы его целую неделю игнорировали. — Сейчас снова разучусь, — и Ким демонстративно отворачивается, что вызывает не шуточный испуг Чона. — Ладно, ладно, больше без странных шуточек, — Хосок ненадолго отвлекается на учителя и записывает несколько строчек, но после всё равно возвращает всё своё внимание Тэхёну: — Ты не обижаешься на меня? Прости, я правда не хотел задеть тебя, просто мне правда кажется, что ты слишком строг и категоричен к себе. Да, ты мужчина, но ты тоже можешь быть красивым. — Забудем об этой ситуации, я тоже погорячился, — Ким уже хочет вернуться к уроку, но Чон продолжает говорить: — Кстати, пока ты ходил и неделю на меня дулся, я кое-что разузнал про письма, — Хосок пододвигается чуть поближе к собеседнику и переходит на ещё более вкрадчивый шёпот, дабы учитель ненароком не услышал, как кто-то разговаривает посреди его занятия. — Многие, особенно старшеклассники, их получают и пишут, это что-то вроде местной традиции. Причём у тебя ещё не самое пылкое и откровенное. Своеобразная форма выражения душевной привязанности, которая неизменно возникает в подобных закрытых коллективах. — Звучит как что-то странное. — Почему же сразу странное? Когда некого любить извне, а любить всё же хочется, чувство обращается в нечто подобное. Звучало, несомненно, разумно, вот только осознать подобные реалии всё равно было не так просто, как о них рассказать. Хотя что Тэхён вообще знал о любви? Он был по-своему привязан к родителям, уважал, порой в нём даже просыпались нежные порывы, но можно ли назвать этот трепет любовью? Так же и с младшей сестрой, да, он заботился о ней как старший, но любовь ли это? Как и с кем вообще можно испытать это сладостное чувство, о котором все столь восторженно говорят и сочиняют поэтические послания? А что если Тэхён просто-напросто не способен любить ни себя, ни кого бы то ни было ещё. Бывают же люди, рождённые без зрения, без слуха, без способности говорить, с атрофированными конечностями, так почему бы не существовать атрофированному сердцу? Хосок, судя по рассказам, своего отца не просто уважает, но и любит, каждый день скучает и мечтает о встрече на летних каникулах, а что Ким? Едва ли он тоскует по Уилтон-Хаусу и его обитателям. — Это всё, что известно о письмах? — Есть особые правила. Так, отправлять послания одногодкам не слишком почётно, считается, что куда лучше выбрать объектом своей куртуазной любви кого-то из младших классов. Поэтому привыкай, может, ещё от кого-то получишь. — Почему ты не допускаешь мысли, что тебе тоже могут присылать письма? — Я объективно себя оцениваю, а вот ты — нет. Спорить с Чоном было занятием совершенно бесполезным и неблагодарным, а потому Тэхён решает, что куда более благоразумным будет закончить разговор и вернуться к занятию. К тому же, учитель уже начал неодобрительно поглядывать в сторону болтающих детей, и лишь чудо спасало их от выговора и возможного наказания. — Платон в «Пире» относит Эрота к древнейшим и важнейшим Богам, — декларирует пожилой невысокий учитель, которому уже в силу возраста было трудно расхаживать по классу, следя за порядком, а потому ему оставалось лишь неподвижно стоять, оперевшись о кафедру, и надеяться, что ученики будут достаточно благоразумны, чтобы без лишних запугиваний соблюдать порядок. — Как говорил Федр: «Я, по крайней мере, не знаю большего блага для юноши, чем достойный влюбленный, а для влюбленного — чем достойный возлюбленный», и всё это дарует Эрот. Однако следует понимать, что не всякий Эрот, как и не всякая любовь достойна восхваления и восхищения. Так, любовь телесная, возникающая по отношению к женщинам, порочна и губительна, и ничтожны те люди, кто способен лишь на эту любовь. Но любовь духовная, возникающая к вашему товарищу, созидательна и прекрасна, а главное, она не терпит никакого меркантильного умысла. Павсаний говорил: «Считается позорным, во-первых, быстро сдаваться, не дав пройти какому-то времени, которое и вообще-то служит хорошей проверкой; во-вторых, позорно отдаваться за деньги или из-за политического влияния поклонника, независимо от того, вызвана ли эта уступчивость страхом перед нуждой или же неспособностью пренебречь благодеяниями, деньгами или политическими расчетами. Ведь такие побуждения ненадежны и преходящи, не говоря уже о том, что на их почве никогда не вырастает благородная дружба». Именно такая дружба, близкая к нежной душевной привязанности, и должна возникнуть в вас, как в благородных воспитанниках Итона. Ведь, как позднее отмечал Аристофан, благодаря Эроту человек достигает целостности, так и вы на пути своего взросления едва ли сможете полноценно сформироваться и должно воспитать свои чувства, если не повстречаете достойных товарищей, которые, через силу Эрота, помогут вам достичь совершенства души и разума. «Обоих охватывает такое удивительное чувство привязанности, близости и любви, что они поистине не хотят разлучаться даже на короткое время. И люди, которые проводят вместе всю жизнь, не могут даже сказать, чего они, собственно хотят друг от друга». Тэхён смотрит на учителя, даже умудряется что-то записать, но едва ли его мысли сосредоточены на занятии. Все они тут же обращаются к самой первой записке, полученной от неизвестного поклонника. «Каждый человек, кого коснется Эрот, становится поэтом, хотя бы дотоле он и был чужд Музам». Теперь письмо, наконец, приобретает смысл и становится понятно, о чём хотел сказать отправитель. Но неужто такой посредственный и неказистый Тэхён может кого-то вдохновлять на путь совершенствования, о котором столь восторженно распинается преподаватель? Маловероятно. Занятие заканчивается, и вся оживлённая шумная толпа учеников в чёрных фраках направляется в коридор, желая наконец насладиться долгожданным обедом, после которого следовали несколько часов отдыха. Исключением не были и Хосок с Тэхёном, впрочем, их путь неожиданно прерывается, когда в коридоре прямо перед ними возникает Ким Сокджин, и оставалось лишь гадать, в чём мальчишки успели провиниться сегодня, раз привлекли к себе внимание капитана дома. При виде старшеклассника внутри Тэхёна тут же поселяется тревога, и будто прямо перед глазами в памяти возникают ужасающие сцены недавнего наказания Чона. — Вот ты где, Тэхён, я как раз тебя ищу, — и это испуг лишь усиливает. — У меня для тебя новости, и я очень надеюсь, что приятные, — ласковая улыбка Сокджина должна была скорее успокаивать, вот только рядом с этим человеком покой, отчего-то, для мальчика был совершенно не достижим. — Я поговорил с капитаном спортивных команд нашего дома, и мы пришли к совместному решению, что не хватает судьи на различного рода тренировках. Преподаватель едва ли может уследить за всеми, старшие заняты своими делами, а то, что я наблюдал на вашем матче по регби, меня искренне ужаснуло, это ведь противоречит всем правилам и какой-либо спортивной этике. И мы с капитаном подумали, что на роль судьи мог бы подойти ты. — Почему я? — Ким не славился как выдающийся знаток всех правил регби, а потому рассуждения старшеклассника казались ему по меньшей мере непонятными, а по большей — абсурдными. — Ты на своей шкуре ощутил, как тяжело без судьи, что будет тебя мотивировать ответственно подходить к должности, к тому же, как я мог заметить, сама игра тебе не слишком даётся, а из-за этого есть риск стать в колледже изгоем. Мы же предлагаем неплохую альтернативу. Ты ничего не теряешь, напротив, приобретаешь уйму преимуществ. Так что отказы совершенно не принимаются, да и у тебя нет причин отказываться. И действительно, предложение Сокджина было воистину потрясающим. Тэхён избавлялся от обременительной муки в виде необходимости участвовать в спортивных состязаниях, но при этом не отдалялся от остального общества, что он, впрочем, уже успел сделать за эти несколько недель, однако досадное положение следовало спасать. Будущий герцог Мальборо как раз предлагал это самое спасение, не понятно было только, почему предложение поступило именно Тэхёну, наверняка была уйма ребят ещё более слабых в спорте, чем Ким, но капитан дома выбрал именно его. Возможно, это была личная прихоть, однако эта прихоть буквально спасала Тэхёну жизнь, а потому он решает не слишком задумываться о причинах подобного поведения. Его жизнь в Итоне благодаря этому могла начать постепенно налаживаться, так зачем отказываться от столь милосердно протянутой руки помощи? — Для меня это будет большой честью, спасибо, сэр, — «Сэром» Сокджина называли абсолютно все мальчишки в их доме, и Тэхён не хотел становиться исключением. — Не стоит этих формальностей, ты вполне можешь называть меня по имени, не люблю строгую иерархию между старшими и младшими учениками. Какой всё же удивительный этот будущий герцог Мальборо. Настолько добрый и открытый, что Тэхён невольно задумывается, а почему вообще Сокджин наводит на него странный и совершенно иррациональный ужас? Определённо, мнение о капитане дома стоило менять.