Искусство власти

Пронзительная боль жидким огнем медленно растекается по моим конечностям. Человек в голове все тянул долгую скорбную паузу. Мне прострелили плечо из арбалета. Подстрелили, как чертово животное. Хриплый отчаянный стон срывается с моих губ, в глазах темнеет. Все тело неожиданно прожгло тупой болью. Адреналин ударивший в кровь, обязал меня ошеломленно прийти в себя. На глазах появилось некое бельмо и мне не удалось сразу сфокусировать взгляд. — Поосторожней. Повредишь еще мой улов. — будто сквозь страшный сон послышался размеренный, низкий голос. Флер с глаз начал постепенно сходить, и мне удалось распознать перед лицом чистую обувь. И снова я неумышленно испустила слабый, сиплый полустон. Мой подбородок осторожно подцепляют двумя пальцами, и я уже более отчетливо слышу: — Недолго же ты летела, птенчик. Взгляд проясняется, и я уже явно вижу перед собой безмятежное лицо, на котором читается удовлетворенность. Я совершаю бессильную попытку подняться, но вновь падаю на раненное плечо и получаю новую дозу боли. Незнакомое лицо разрождается смехом. Постепенное осознание своего положения настигает меня. Я лежу у него в ногах. Оскорбленная и униженная происходящим, я опять намереваюсь встать с земли, в этот раз уже более успешно. Держась за простреленное плечо, поднимаюсь на колени, а после, старательно удерживая тело в равновесии, полноценно встаю, перенеся вес на здоровую ногу. В голове все еще вата. — Значит ты — Питер. — хрипло произношу я, после чего стыжусь слабости своего голоса, впервые услышанного за долгий, по видимому, промежуток времени. — Удивительно, сколько в тебе выдержки, птенчик. Я окидываю взглядом окружающих меня людей. Они все парни, от еще совсем мальчишек, до достаточно взрослых подростков. Что все они делают здесь? — Что вам от меня нужно? — произношу уже с большей уверенностью, шатаясь из-за слабой ориентации в пространстве. — «Вам»? О, дорогая, здесь ты нужна только мне. — Я поднимаю глаза, и встречаюсь с ним взглядом. Весь его вид пылал воодушевлением. Я слабо рассмеялась. — Зачем я тебе, дорогой Питер? — Поиграть. «Поиграть» Я стою в неизвестном себе месте, не имея понятия о том, как здесь оказалась. Меня окружает орава сумасшедших верных подчиненных, которые при одном щелчке его пальцев разорвут весь мир в клочья. От спальной одежды, которая в каком-то смысле все еще на мне, остались только грязные кровавые лоскуты, а этот человек в чистых ботинках говорит, что обрек меня на все то из скуки. Из его скуки мне подстрелили плечо охотничьем арбалетом, из его скуки меня, как тушу дичи, бросили ему в ноги. Порывистые мысли начинают постепенно овладевать сознанием. Со временем во мне остается все меньше здравого смысла, только гнев, кипящий и так старательно пробивающийся наружу. Плечо и нога мучительно ноют, будто пытаясь привлечь к себе все внимание. «Поиграть» вдруг произносит человек в моей голове. Внутри все разом взрывается. Я плюнула в него. Его осознание заняло несколько секунд, по их прошествии я снова поймала нечитаемый взгляд. Мне показалось, что мы стояли там, удерживая взоры друг друга, около часа, прежде чем он сделал естественный взмах рукой и сказал, обращаясь к ним, но не отворачиваясь от меня: — На почетную трибуну ее. Еще не успел он и окончить фразы, как кто-то сзади подхватил меня. Все разом стали суетливо двигаться. Меня донесли до каменного пьедестала, но в тот момент он показался мне самым настоящим деревянным эшафотом, гордо раскрашенным свежей кровью. — Что он приказал вам сделать?! — свирепо пытаясь освободиться от цепких рук, на срыве прокричала я. Мои крики были для всех привычным шумом, вовсе не мешающим их делу. — Что он приказал вам сделать?! — снова и снова выкрикивая, каждый раз все громче, надеясь найти хоть одного человека в этой кишащей мясной куче. Меня ловко, отточенными движениями, привязали к деревянной жерди, расположенной на каменном подиуме. Тело сковали веревки, с силой вжимающие мою спину в шест. Мясная масса источает торжествующие вопли. Я в ужасе верчу головой, стараясь уцепиться хоть за одну внятную деталь в окружающем меня хаосе, и замечаю этого человека, важно вышагивающего по голокаменной лестнице, ведущей к моему залитому кровью эшафоту. Пальцы снова нежно берут меня за подбородок, вторая его рука совершает неясный жест и толпу вновь охватывает тишина. — Ну почему же ты, птенчик, так плохо себя ведешь? — тихо, но все еще достаточно отчетливо для того, чтобы понять, произнес он, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Что вы сделали со мной, больные?! — провопила я из последних сил. — Зачем так грубо, милая? Хочешь чтобы я принял меры? — Ты больной. Тебе нужна помощь, психопат, ты понимаешь это своей тупой башкой? — силы иссякли, во мне больше не осталось надежды на вразумление. Они все тотально поехавшие. И снова передо мной это непонятное выражение лица. Он выпустил из руки мой подбородок и, повернувшись к возбужденным зрителям, торжественно произнес. — Она полностью в вашем распоряжении. Вероятно, если бы я не была привязана к этому гребанному столбу, от шока мои ноги подкосились бы, и удержать тело в стоячем положении было бы затруднительно. Слишком многое произошло за эти два дня, слишком многое мое тело пережило, чтобы быть еще и изнасилованным. Он сошел с «почетной трибуны», даже не взглянув на меня.