Цена запредельного удовольствия

***

      Узнать адрес Фантомхайва не составило труда: достаточно было воспользоваться услугами частного детектива. «Хоть в чём-то мне повезло», — подумал тогда Клод, получив от сыщика заветный конверт. В примечании было указано, что территория охраняется, и в первую вылазку мужчина предсказуемо для себя потерпел неудачу. «К сожалению, нам приказали тебя отпустить», — звучал у него в голове свистящий шёпот одного из наёмников по дороге домой. Ко второй попытке Фаустус подготовился более тщательно (или ему так казалось) и, едва заметив подъезжающий к Элизиуму чёрный Порше, брюнет покинул своё укрытие и помчался в особняк. Добравшись до въезда в графство Суррей и бросив Ауди в 20 минутах ходьбы от дома Сиэля, желтоглазый сошёл с дороги, пробираясь к нему окольными путями. В прошлый раз брюнету удалось немного осмотреться и заприметить самый укромный уголок двора, в котором гордо раскинул могучие ветви высокий крепкий каштан. Под его величественной тенью уютно скрывалось уличное джакузи, и любовник Алоиса понадеялся на то, что эта зона окажется слепой — не устраивать же любовные игрища и здесь под прицелом камер. Выискав нужное место, Клод чертыхаясь преодолел забор, не слишком удачно приземлившись на какой-то острый камень. — Движение в секторе «С», — тут же услышал в наушнике Гюрза голос брата. — Понял. Мужчина поднялся с места, но сделав несколько шагов, получил ещё одно сообщение: — Это наш новый знакомый, отбой. — Ясно. Иду к тебе. — Минералку захвати, — попросил Эфа и отключился. — Интересно, а что это за чувак? — спросил он позже, уже глядя в глаза близнецу и протягивая руку к запотевшей бутылке воды. — Не наше дело, — процедил Гюрза, падая в свободное кресло у мониторов. — Плевать. Представляю, как он охренеет, увидев нашего контуженного, — рассуждал тот, имея в виду Себастьяна. Эфа откровенно скучал, и теперь, раз уж подвернулся случай, делал попытки найти хоть что-то занимательное в их обыкновенно скучной и однообразной работе. — И это тоже не наше дело, — отрезал более серьёзный брат. Тем временем Фаустус уже добрался до чёрного входа в особняк, постоянно озираясь по сторонам. — Нервный какой-то, — продолжал весело комментировать младший близнец. — Наверное, кого-то боится, — в этот раз дрогнули уголки тонкого рта и у Гюрзы, вспомнившего их первую встречу с данным гостем. — Скорее всего, он ищет что-то действительно ценное, раз лезет, несмотря на страх. Обычно после встречи с нами не возвращаются. И босс сразу предположил, что он придёт снова, — подумал вслух парень, проведя пальцем по проколотой брови.       Толкнув дверь, Клод беспрепятственно проник внутрь и ещё больше напрягся: «Не может такого быть, чтобы Сиэль дал охране выходной, тем более вскоре после моего вторжения», — задумался он, осторожно ступая по паркету. Найдя справа от себя открытый вход на кухню, Фаустус просунул голову в проём. На полу возле окна обнаружилась металлическая стойка с двумя глубокими мисками, и судя по высоте, на которой они крепились, собака была очень крупной. «Этого ещё не хватало», — до боли сжал зубы брюнет. — «Какого чёрта все сюрпризы такие неприятные?» Поскольку Себастьяна здесь не было, как и не было времени исследовать каждый ящик, мужчина двинулся в сторону другой комнаты. Он и до этого перемещался почти неслышно, но теперь отчаянно старался ещё и бесшумно дышать, что казалось невозможным во время паники в оглушающей тишине. То и дело Клод сталкивался с предметами собачьего быта: несколько игрушек из зоомагазина в гостиной, коллекция ошейников и поводков на крючке у парадной двери, а на прикроватной тумбочке в спальне — книги по дрессировке и зоопсихологии. Обследовав весь первый этаж, и не найдя там ни товарища, ни пса, ни головорезов, Фаустус задумался, куда ему пойти дальше: попробовать вскрыть запертые двери? Спуститься в подвал? Пойти наверх? (Поместье юноши было трёхэтажным.) Решив, что пленника логичнее содержать в подвале, Клод хотел было спуститься туда, но люк оказался заперт. Вскрыть его, не наделав шума, брюнет не мог. А потому рассудил, что перед этим будет удачней обследовать всё доступное пространство, хотя бы с целью обнаружения и попытки устранения угроз, способных ему помешать. Поднявшись на второй этаж, мужчина осмотрел несколько гостевых спален, библиотеку и кабинет, двери которых тоже были открыты настежь. Переступив порог следующего помещения и даже не успев понять, чем оно является, подопытный услышал за своей спиной сначала тихий рык, а после — раскатистый лай. Медленно обернувшись на звук, Клод увидел его. В противоположном конце, на выходе из бильярдной, стоял на четвереньках обнажённый Себастьян, прожигая друга недобрым взглядом. Не сумев связать аудио с картинкой — кареглазый сейчас молчал, первым вопросом, который выдал мозг было: «А почему он голый?» Затем Фаустуса поставил в недоумение его способ передвижения, а разглядев получше приближающегося Михаэлиса, товарищ заметил на нём перчатки без пальцев и наколенники. «Видимо, он ходит так всегда. Это ведь… для защиты кожи…», — с ужасом осознал Клод. Себастьян снова начал рычать, не отводя взгляда. Его верхняя губа характерно дрожала, открывая зубы и искажая лицо гримасой презрения. — Себастьян! — громко и резко обратился он к оборотню, плюнув на так и не обнаружившую себя охрану. — Что происходит? Что за тупые шутки? Разум отказывался принимать увиденное. Мысли хаотично носились в голове, и Фаустус даже огляделся по сторонам в надежде увидеть поблизости настоящего пса, которого, конечно, не оказалось. А друг лишь медленно и верно наступал, угрожающе рыча. — Слушай, ты, кажется, заигрался. С Сиэлем, конечно, ты можешь делать что угодно — я думаю, он того стоит. Но просто давай немного поговорим? Когда я пойму, что с тобой всё нормально, я уйду и больше не буду мешать вашим всратым извращениям… Да господи, ты что, под наркотой? «Конечно. Точно. Он под наркотой. Ты сам недавно был под наркотой», — пульсировал в осознании мозг, пока его шокированный хозяин пятился назад. — «Но он ведь не кинется на меня?» — Ты ведь не кинешься на меня? — продублировал вслух свой вопрос незваный гость, когда Михаэлис был уже совсем близко. — Это же я — Клод Фаустус. Пёс оторвал передние лапы от пола и напал. С грохотом роняя всё, за что пытался зацепиться, Клод оказался на полу, ощутимо ударившись обо что-то спиной. Началась борьба. Обратив внимание на то, что товарищ атакует исключительно как собака, мужчина воспользовался этим и не без потерь одержал победу в сюрреалистичной схватке. — Любимую игрушку босса обижать нельзя, — возникший словно из воздуха Гюрза облокотился о косяк, глядя на учинённый разгром. — Он пытался меня разорвать, — с ненавистью сплюнул кровь Клод, предвидя разборку ещё и с охраной. — Его обучают охранять дом, — непринуждённо ответил наёмник. Поняв, что в ближайшее время драки не предвидится, Фаустус начал озираться в поисках очков, не ослабляя хватки. — Убери от него свои руки, — в комнату вошёл Эфа. — Давай живей. Умело взяв Михаэлиса на ошейник, охранник погладил его по волосам, удерживая на месте. — Фу, нельзя. Сидеть. Словно по волшебству, мужчина успокоился и опустил ягодицы на пятки. — Да что за блядство здесь творится? — вспыхнул Клод. — Мне тоже интересно, что ты здесь устроил, — сказал старший близнец, подходя к его другу и присаживаясь. — Эфа, глянь, вроде экстерьер не попортил? — спросил он, подняв чёрную чёлку и всматриваясь в лицо. Напарник махнул подбородком в сторону бедра «собаки»: — Там какая-то ссадина. Принесу антисептик. Гюрза кивнул: — Мы будем в гостиной, — и, обратившись к Фаустусу, добавил: — Прошу на выход. По команде «рядом» его лучший друг словно приклеился к левой ноге своего проводника, неотступно следуя в шаг. Всё ещё не веря в абсурд происходящего, Клод поднялся с пола и поспешил за ними. На шее пульсировал вспухший след от укуса. Себастьян преодолевал спуск по лестнице намного грациозней, чем это мог сделать любой другой человек на четвереньках. «Он точно ходит так всегда», — окончательно уверился Клод. — «И эти собачьи аксессуары принадлежат ему.» Шок ослаблял мышцы мужчины. Немного кружилась голова. Напрочь забыв о том, что брал с собой пистолет, Фаустус желал лишь одного: придумать, что это отвратительный сон — самый неадекватный из всех возможных. С этого ракурса прекрасно просматривался анус товарища, которого Клод за все годы их дружбы видел не менее, чем в плавках или повязанном вокруг бёдер полотенце. От унизительного положения Михаэлиса к его горлу подступила тошнота. «Это не может быть правдой», — решил брюнет, молча подкосившись в указанное Гюрзой кресло. Себастьян прыгнул на диван. Вскоре подоспел Эфа: устроившись рядом с образцом 86, он обработал длинную алеющую царапину, с укоризной посмотрев на Клода. Второй близнец остался стоять, сцепив руки на уровне промежности. — Я старался не причинить ему вред. Это случайность, — посчитал нужным сказать вслух Фаустус, успокаивая, в первую очередь, самого себя. — Что ты здесь ищешь? — спросил Гюрза. Себастьян тяжело дышал ртом, вывалив наружу язык. — Это мой друг, — на выдохе прошептал образец 52, кивая в сторону питомца. — Бывший друг. Очевидно, что он больше не может дружить с кем-либо. — Что за бред ты несёшь? — подался вперёд мужчина. Теперь его голос приобрёл истеричную окраску. — Этого не может быть! Чем бы его ни накачали, я заберу его отсюда и приведу в чувство. — Попробуй, — улыбнулся Эфа. — Посмотри: он тебя не узнаёт. Давай, попробуй, поговори с ним. Мы даже не будем мешать, — он примирительно вскинул ладони и пересел в кресло подальше от лабрадора. Старший близнец с непроницаемым лицом наблюдал за происходящим. Клод встал и осторожно занял освободившееся место на диване. Занервничав, Михаэлис спустился вниз, переводя взгляд с Эфы на Гюрзу и обратно. Но никаких команд от братьев не поступало. — Себастьян? — вполголоса позвал гость. — Себастьян, я — твой друг, слышишь? Вставай, я отвезу тебя домой, — мужчина потянулся к собаке Сиэля, пытаясь взять под локоть, на что вновь получил предупреждающий рык. — Себастьян, ты не в себе. Пойдём, я хочу тебе помочь, — Клод протянул ему раскрытую ладонь, желая показать, что не причинит вреда. Программист повёл носом в сторону руки, втягивая воздух. Понюхав кончики пальцев, он начал подниматься выше и выше, а когда длины корпуса перестало хватать, сделал несколько шагов к желтоглазому. Вынюхивание было долгим и тщательным. Вероятно, узнав парфюм товарища или ещё из каких-то соображений, Себастьян, наконец, решил, что кидаться на него пока не стоит, и вовсе потерял интерес. Оставшись сидеть на полу, он снова перевёл взгляд на одного из близнецов. — Себастьян, — более уверенно обратился Клод, повернув его лицо к себе. — Идём. Мужчина поднялся с дивана и попытался поставить Михаэлиса на ноги, но тот совершенно не желал распрямлять их в коленях, с недоумением глядя на странные действия гостя и не понимая, чего от него хотят. «Он не может вести себя, как собака. Он не может. Это не по-настоящему. Надо что-то сделать, должен быть способ его отрезвить», — метался Фаустус, чувствуя подступающий срыв. Упав на колени на пол, он взял в руки лицо Себастьяна, судорожно вглядываясь в красно-карие глаза. — Это я — Клод. Я твой друг, помнишь? Ты узнаёшь меня? Ты узнал? Несколько секунд они смотрели друг на друга молча. Мужчину трясло. Сердце его бешено колотилось, усугубляя щемящую межреберную боль. Противный холодный пот впитывался в футболку, заставляя её липнуть к спине. — Я твой друг! — повысил голос Клод, постепенно переходя на крик: — Я твой друг, чёрт побери, ты слышишь?! Мы… дружим с самого детства, Михаэлис! Имей совесть! Я твой друг! — орал он ему в лицо до хрипоты. Себастьян дёрнул задом, фыркнул через нос и, выпрямившись на четвереньках, мотнул головой, стряхивая руки мужчины: — Рррав–ваф-вуф! — выдал он басом в ответ на шум. Слишком резко защипало в глазах. Несколько раз моргнув, Фаустус почувствовал, что влага всё-таки прорвалась, и с силой ударил кулаком о подвернувшийся под руку мраморный стол, пытаясь сохранить хоть немного мужества. «Пожалуйста, Себастьян…» — надсадно выдохнул он после удара, игнорируя ком в горле. — «Пожалуйста…» В этот момент в гостиную вошёл Сиэль Фантомхайв. Одним рывком и с радостным поскуливанием питомец бросился к нему. Эфа встал рядом с Гюрзой и подобрался, копируя его позу. Склонившись над псом, хозяин дома принялся наглаживать и чесать его сразу двумя руками, явно одобряя воистину щенячий восторг, выдаваемый человеком. — Какого хрена ты сделал с моим другом? — ощутив второе дыхание, взревел Клод, прерывая едва начавшиеся ласки и вскакивая с пола. Гюрза резко достал пистолет. Эфа последовал его примеру. Моментально вспомнив, что и он вооружён, Фаустус на ходу выхватил из кобуры Вальтер, направляя его на Сиэля. Синхронно щёлкнули предохранители близнецов. Себастьян громко залаял, чувствуя всеобщее напряжение и загораживая хозяина собой сразу ото всех присутствующих. В секунду, одновременно с двинувшимся пальцем Клода, раздался выстрел и Вальтер выпал, прокатившись немного по полу. — Не стоит злоупотреблять нашим гостеприимством, — процедил Гюрза, глядя на обхватившего подстреленную руку гостя. Фантомхайв повернулся к согнувшемуся от боли, оседающему на пол образцу. В синих глазах читались насмешка и торжество. Казалось, вместо некогда элегантного, широкоплечего брюнета он видит перед собой червя — мерзкого вредителя, пожирающего спелые, выращенные с любовью плоды, и случайно возомнившего себе, что он что-то да представляет. И чем больше было разочарование Клода, тем забавней становилась давно предопределённая победа. — Я не убью тебя. Всё закончится не сейчас, — заговорил Сиэль. — Мне нравится дёргать туда-сюда эту нить. В следующую попытку тебе будет ещё больнее, а мне — приятнее. Парни, обработайте его рану, — прибавил он, с самым любезным видом повернувшись к наёмникам. Эфа тотчас устроил гостя на диване. Гюрза вышел из комнаты, чтобы вскоре вернуться вновь со всем необходимым для перевязки. Видя, что всё более-менее успокоилось, хозяин поместья прошёл к шкафу, извлек оттуда бутылку виски и пару бокалов и устроился в кресле напротив. Теперь их разделял лишь небольшой кофейный стол, об который Клод недавно сбил свои костяшки. Здоровая рука гостя непроизвольно сжалась в кулак. — Себастьян, ко мне, — играя на эмоциях образца 52, непринуждённо обронил Сиэль. Он достал из внутреннего кармана пиджака блистер с какими-то капсулами и выдавил две из них на ладонь. — Сидеть. Голос. Взгляд юноши был прикован к исполнительному питомцу. Но наблюдать за его другом и не было нужным: ненависть, с которой он был вынужден лицезреть происходящее, чувствовалась даже кончиками волос. — Хороший мальчик, — похвалил психиатр, протягивая собаке раскрытую ладонь с лежащими на ней таблетками. Под полную горечи мольбу: «Не смей», кареглазый собрал их губами и незамедлительно проглотил. Фаустус беспомощно дёрнулся. — А ты упрямый, — заметил Эфа, накладывающий повязку на предплечье. — Да, — согласился Фантомхайв. — Такие, как он, не останавливаются, даже явно понимая, что в проигрыше… По крайней мере, сами. Выпьешь со мной? — с этой фразой обратился он уже к гостю. — Иди к чёрту, — сердечно пожелал Клод. — Ну как знаешь. Тогда до новых встреч… если повезёт. Гюрза, проводи посетителя домой, он устал, — уже наливая себе алкоголь, попросил синеглазый.

***

— Уилли, ну как ты? Какие у тебя ощущения? — Грелль задал этот вопрос не сразу. Только когда они со Спирсом после визита к его родителям выехали на междугороднюю трассу. — Нормально, спасибо. Правда, пока не разобрался: что-то между ощущением завершения серьёзного дела и спокойствием, но в то же время мне пока тревожно. В общем, нужно упорядочить мысли. — Надеюсь, ты не жалеешь и не злишься на меня, что склонил тебя к поездке? — Нет, что ты, я благодарен тебе, — посмотрел он на Грелля и улыбнулся. — Столько лет я не мог приехать сюда… Нет, я приезжал, но только в больницу к матери. А в дом не заходил. Просто не мог. Меня сковывало, внутри всё сжималось в узел от одной только мысли о том, что я переступаю порог. — Но ведь ты же общался с отцом всё это время? — Общался. Только по телефону и в сети. Грелль понимающе кивнул. — Кстати, он искренне был рад тебя видеть воочию. — Да, рад, я заметил. А у меня подкосились ноги, как только увидел его. А когда мама пошла показывать тебе придомовый участок и я остался с ним наедине, то по спине пробежал холод. Но ты знаешь, я быстро понял, что это лишь защитная реакция прошлого. Вроде панической атаки. Умом же я понимаю, что он не схватится за прут и не изобьёт меня. А сознание реагирует по-старому. Отец словно почувствовал это и попросил не держать на него зла за былые времена. Сказал, что всегда стремился сделать из меня сильного мужчину со стержнем. — Что ты ответил? — полюбопытствовал Сатклифф. — Ничего. Кажется, я просто кивнул в ответ. Он это и раньше мне постоянно говорил. Потом он предложил мне приехать в следующем месяце и посетить с ним рыбалку. — Поедешь? — Вряд ли. Я не умею ловить рыбу, да и желания нет. — Нну да. Не очень представляю тебя в образе рыбака, — с задумчивым видом сказал Грелль, воображая Спирса в высоких резиновых сапогах, камуфляже, кепке, и отвернулся к окну. Молчал он несколько минут, а потом повернулся снова, чтобы начать новую тему. — Уилл, я не решался спросить раньше: думал, тебе неприятно об этом вспоминать. И если это так, то сразу скажи. — Конечно, спрашивай. — Уильям выглядел более чем спокойно. Он плавно вёл Феррари Грелля и наслаждался качеством дорогой машины. И в очередной раз подметил, что вне работы тот ездит именно на Феррари. Конечно, красном. — Он был очень жесток с тобой? Уилл поправил очки. — Думаю, что он и правда не считал это жестокостью. Считал просто строгим воспитанием. Он ведь любил меня. И несмотря на то, что денег не хватало, старался обеспечивать всем необходимым. Учил меня многому. На праздники дарил подарки. То, что я хотел, отталкиваясь от возможностей. А такой подход в воспитании объяснял тем, что если будет держать меня в страхе — я точно пойду по правильному пути. Только его ошибка состояла в том, что у меня и не было порывов идти наперекор семейным правилам и правилам школы. Я не был неуправляемым, наоборот: старательным, учтивым. Я делал всё с разрешения семьи. Конечно, не скажу, что в школе я числился первым по успеваемости. Скорее — хорошистом, но в целом был покладистым. Однако это не помешало отцу с одиннадцати лет поставить меня в очень суровые рамки. Сперва он меня предупредил, что пересмотрит подход к моему воспитанию, а вскоре начал сечь. И с 12 лет я стал уже отличником. — Часто бил? — грубоватым тоном спросил алый. — Да. Примерно раз в неделю, а то и больше. И за любые провинности. Он просто не признавал другого способа наказания, понимаешь? Единственное, за более лёгкие проступки я отделывался меньшим количеством ударов или выбирался не такой уж болезненный инструмент. А вот за более серьезные я получал по полной. — Ужас! — возмутился аловолосый. — Не то слово. А как же это было больно…— выдохнул Уилл и попросил воды. Сатклифф заботливо достал минералку из охлаждающей панели и открутил крышку. — Он сёк тебя розгами? — Не только, но розги были его излюбленным инструментом. Ветви дерева знаний, как он их называл. А какой же леденящий ужас они на меня нагоняли… Может, ты заметил поросли кустарника вокруг участка? — Угу… — Так вот, это и есть те самые розги. Когда по осени с этих кустов облетают листья, то остаются лишь красные, гибкие, глянцевые ветви. Такие же красные и вспухшие отпечатки они оставляют на коже. В общем, когда я провинялся более серьезно, то отец велел мне нарезать, обработать и замочить в особом растворе несколько ветвей. Как правило — до десяти штук. Наказывал на следующий день или через несколько часов. Ты можешь представить мой страх предвкушения? Грелль сглотнул и кивнул. — Ясно. Ты ещё их для себя подготавливал? — опешил он, подумав про себя: «Вот же извращенец!» — А что за особый рецепт раствора? Ты его помнишь? Уилл усмехнулся: — Подготавливал, и в лучшем виде. Один раз, зная, что прилетит мне много, я решил схалтурить: сделал рассол не особо крепким и ветви нарезал чуть помягче. Как оказалось, это было очень неудачной идеей. Папа сначала заметил качество прутов, а потом попробовал на вкус воду и сказал, что за такую хитрость добавит мне дюжину хлёстких. Мне кажется, я тогда позеленел. Стал оправдываться, говорить, что больше никогда так не сделаю, просил простить, предложил досолить воду и замочить новые розги. В итоге он велел мне доделывать. Пошёл сам срезал более толстый прут, всёк мне им обещанную дюжину, а затем и остальное заслуженное. С того раза я был очень внимателен к подготовке розог. Качество можно было не проверять. А состав раствора я помню ясно, как будто сегодня смешивал: это водка, сок лимона с цедрой, соль — столько, чтобы плавало яйцо, и горячая вода. Жжёт сильно кожу. Особенно если остаются просечки. Сатклифф присвистнул, а Уилл, погрузившись в воспоминания, продолжил: — Сам процесс наказания это вообще настоящая пытка. Чаще всего боль была нереальной, безысходной, безжалостной. Вот вообрази: от резких частых ударов перехватывает дыхание, крик парализуется, вздохнуть невозможно, воздуха не хватает, голова кружится. Бывало, что одновременно с этим скручивало кишечник. И только замахов через десять появлялась возможность кричать… Когда прорывает — орёшь, как сумасшедший. Но сколько бы я не кричал, не умолял, не дергался — он порол и порол. И я всегда получал ровно столько, сколько было им изначально отмерено. Столько, сколько заслужил. — И что, так абсолютно за всё? — недоумевая, интересовался Сатклифф, сдвинув красные брови. — Да, только за мелкие провинности он наносил удары равномерно, не так часто и давал хотя бы вздохнуть. От этого наступало некоторое привыкание к боли и терпелось легче. Обычно я только мычал, шипел и непроизвольно сжимался. А если вина серьёзная, то он бил очень сильно. При таком раскладе с моей стороны были крики, слёзы, дёрганья и пару раз я даже обмочился. И это было даже страшнее боли. Стыдно как-то. А моя пятая точка после этого становилась фиолетовой от синяков. Грелль слушал очень внимательно и одновременно старался скрыть, что рассказ его заводит. Отец-то его бесил, а вот от представления порки Уилла сносило крышу. Ему было даже неловко за эрекцию в таком контексте, но ничего с собой не поделаешь, поэтому пришлось закинуть ногу на ногу и прикрыться рукой. — Помимо розог у нас был ремень, скакалка и какая-то самодельная резиновая мухобойка. Больше похожая на ракетку для пинг-понга. Я хорошо помню ощущения от ударов ремнём. Кожа после наказания сильно горит, как бы твердеет и вспухает от красно-фиолетовых рубцов. От мухобойки на обоих ягодицах образовывалось по багровому кругу, а про наказание скакалкой я могу рассказать чуть позже, а то и так руки сильно потеют от волнения, — Уилл оторвал от руля ладонь и продемонстрировал следы влажности. — Хорошо, — кивнул алый. — А ты никогда не пробовал поговорить с ним? — Пробовал, конечно. Объяснял ему, что он слишком суров со мной, просил его бить меня хотя бы не так сильно. Сколько раз мама беседовала с ним! В ответ он говорил, что за свои проступки нужно отвечать голой задницей — только таким образом и воспитываются настоящие мужчины. И что пороть необходимо настолько сильно, чтобы было невмоготу терпеть. Иначе это не порка, а поглаживание. При этом вертеть задом он мне никогда не давал. Считал, что когда боль нарастает до предела, а возможности повертеться или прекратить экзекуцию нет, как раз и появляется страх. Именно этот дикий страх имеет мощное воспитательное значение. Иначе я не буду бояться наказания и совершу проступок заново. — Он и правда никогда не пробовал других способов воспитания? Читать морали, как многие родители? — Как-то нет. Он был приверженец того, что лучше хорошенько высечь, чем читать длинные нудные нотации. И был очень-очень далёк от каких-то общефилософских мнений относительно воспитания. А вот это вот — поговорить по душам — считал недейственным. В общем, поступал радикально: был уверен, что мне такие меры просто необходимы. Кстати, замечу: он никогда не бил меня в агрессивном состоянии или не отдающим себе отчет, что он делает. Всегда подходил к этому в трезвом уме и спокойствии. Никогда не обзывал, не унижал, не давал пощёчин, подзатыльников, не драл за волосы, не бил кулаком или пряжкой. Но всё равно после любого воспитательного процесса мне долго приходилось унимать боль. То холодными примочками, то мазью. Мама в тайне приносила мне её в комнату. Помогало, но сидеть ещё дня два было больно. — Да уж, натерпелся ты, мой хороший, — сочувственно сказал жиголо и подумал: «Я бы, конечно, убил этого ублюдка самым изобретательным способом, а перед смертью месяц сёк бы такими же розгами, замоченными в этом особом рассоле, сука, но благодаря его воспитанию я встретил Уилли, поэтому пусть слизняк доживает свой век.» — Натерпелся, что домой не мог приехать столько лет. Если честно, я только сейчас как-то иначе задумался и не знаю — почему не мог? Будто этот страх, так активно вбиваемый папой, прочно впился в моё подсознание и мешал. А сегодня, увидев свою бывшую комнату, эти ивовые поросли, я даже почувствовал облегчение. И зла я на него не держу. Просто нужно было развеять этот самый страх. Спасибо, что ты предложил мне поездку и разделил её со мной. — Я рад за тебя. Рад, что тебе легче. Видишь, я не только хирург, но ещё и психолог, — Грелль погладил своего мужчину по колену и чмокнул воздух. Уилл уже привык, что избранник упорно называет себя хирургом, и хитро скосил на руку взгляд, а затем предложил остановиться через полчаса в одном стареньком, но очень уютном отеле. — Зачееем? — так же хитро прищурился Грелль, уже накручивая на палец прядь. — Да я очень плохо спал сегодня, а в этом отеле тишина и вид на озеро. Они делают вкусный кофе, сэндвичи. Можно порелаксировать на террасе, отдохнуть. Плюс на подъезде к городу авария, как раз соберётся затор, если не подождём пару часов. И я в туалет хочу, если честно. Грелль улыбнулся. — Да, много причин остановиться в этом отельчике. А ты только в туалет хочешь? Теперь улыбнулся Спирс и, игриво дернув бровью, посмотрел на партнера. — Нет, конечно. Тебя я хочу намного больше. — Ну, всё ясно: желания у нас совпадают. Точно заворачиваем! Сатклифф прекрасно понимал, что для Уилла эта поездка была сложной и отняла много энергии и нервов. А теперь, когда стресс позади, было необходимо восполнить ресурсы. В маленьком уютном отеле с видом на озеро. — Надеюсь, тебе понравится. Можем остаться до позднего вечера, — заверил брюнет и чуть прибавил скорость. Отель и правда оказался приятным тихим местом. Уилл снял номер с открытой верандой, с видом на воду, где иногда квакали лягушки. И после прекрасного восстанавливающего секса они вместе перебазировались туда, заказав напитки и лёгкую закуску. — Уилли, так получается ты в 18 лет уехал из дома? — Да, в 18 лет и 2 месяца. Я отпрашивался больше полугода, и наконец родители отпустили меня. Я снял дешёвую комнату на окраине Лондона. Учился, работал, на предпоследнем курсе устроился в компанию «Уставший Путник» помощником в отдел закупок, где на самом деле стал разнорабочим, даже пару раз водителя ритуальной машины заменял. Хотя по идее должен был только заказывать ткани, одежду для усопших, венки, траурные ленты и прочее. Но в силу воспитания я старался всю свою работу выполнять исключительно хорошо, и не возмущаться, когда меня заваливали лишним. Время от времени это давалось очень тяжело. Если честно, иногда выл от бессилия, но я был должен делать всё идеально, чтобы достичь высот, статуса, заработать денег, помочь семье. Родители поддерживали меня словами. Помню, как однажды я позволил себе пожаловаться матери, что до жути устал, что мне тяжело. И не знал, что наш разговор слышит отец. Он подошел к компьютеру и сказал: — «Уилл, ничего не поделаешь с тем, что ты родился в небогатой семье и в непростые годы. Мы не можем тебе дать ничего, кроме крыши над головой. Но ты сам можешь достичь многого. А сейчас, чтобы отвлечься, сходи в кабак в выходной, выпей, расслабься.» Я всё прекрасно знал и никогда не просил у родителей денег. А увидев его в камеру, я по привычке сначала испугался, а потом не знал, что делать с этим советом. До того времени мне не разрешалось ходить в кабак. Конечно, на праздники я пил с семьёй немного вина, пунш, шампанское. Папа иногда угощал пинтой пива. Но чтобы отпускать в кабак — нет. — В итоге-то сходил? — задумчиво произнёс Грелль. — Да, выпил, даже напился. Потом рвало полночи. Поделился этим с отцом. Он посмеялся и посоветовал найти свою меру в разных напитках. И предостерёг не частить. И кстати, мне то отравление помогло переключиться от трудностей в работе. Грелль тоже засмеялся и попросил продолжить автобиографический рассказ. Свой он уже не раз пересказывал по просьбам Спирса. — За усердие в работе я был на хорошем счету и уже после института стал помощником руководителя отдела, перебрался с окраины поближе к центру. Потом руководителем отдела, а к 30-ти — генеральным директором нашей компании. Собственник доверял и доверяет мне. Поначалу высокая должность давалась мне тяжело. Столько ответственности. Полтора года я буквально жил на работе. Но мне нравилось: я стал хорошо зарабатывать, купил квартиру. А потом у меня появился Лив, и стало намного легче. Лицо Грелля в этом момент надо было видеть. Из мечтателя он превратился в фурию и даже привстал, чтобы сесть в нападающую позу. — КТО???? Уильям не понял, почему такие перемены и, поправив очки, спокойно ответил, глядя в глаза: — Ну, мой заместитель — Оливер. Сатклифф поджал губы и выждал пару секунд, чтобы успокоиться и не наговорить резкостей. — И с каких это пор он стал «твоим Ливом», м? — Моим помощником, — поправил Уилл, уже понимая, что именно не понравилось Греллю. — Уилли, послушай, ты — мой мужчина. А я — твой. И всё. У тебя нет никаких Ливов, Олли, Ливи, ясно? Он тебе не Лив, а Ларсон — твой подчиненный. Строгий приказной тон от значимого человека на Спирса действовал безотказно. Он прекрасно понял в чём претензия, чем он задел возлюбленного, и тут же попытался смягчить ситуацию. — Грелль, да, конечно, он мой подчиненный и не более. Но я с ним не фамильничаю. И сокращенно называю его Лив или Оли. Да и мы работаем вместе уже… — Оливер! И только так, — твёрдо оборвал оправдания Сатклифф. — Хорошо, если для тебя это так важно, буду называть его полным именем. Грелль кивнул и поменял позу, снова расслабившись на диване. Уилл же быстро смекнул, что Сатклифф очень строг и ревнив в отношениях. Что он чётко обозначает границы дозволенного. Ведь брюнет даже никогда не говорил ему фамилию своего помощника. Лишь раз упомянул его имя в Элизиуме, и ещё тогда Грелль поинтересовался, кто это. «Получается, каким-то образом он навел справки о моём коллеге. Ему не понравилось, что рядом со мной есть другой мужчина. Он счёл его возможным конкурентом. Приятно, конечно, но, кажется, я в ежовых рукавицах…но… мне не привыкать», — подумал Уильям и, поднявшись со своего места, склонился над аловолосым. — Тебе не о чем переживать. Я абсолютно моногамен. А Оливер глубоко в отношениях, и у нас никогда не было даже намёков на личный интерес друг к другу. Грелль посмотрел более снисходительно: — Хорошо. Но предупреждаю тебя: я ревнив и не потерплю даже намёков на любую близость. — Уверяю, тебе даже думать об этом не придётся, — ещё раз подчеркнул Спирс. — Жизнь это покажет, мой хороший. Далее Сатклифф сменил тему. Мужчины отдыхали в этом отеле до вечера: наслаждались обществом друг друга, природой, разговорами, окружающей тишиной. От гостиницы до дома Уилла автомобиль вёл уже Грелль. Он высадил брюнета и в замечательном настроении отправился к себе домой. Переезд в дом Спирса они планировали на конец месяца.