Это было зимой

      В тот год Лань Сичэню пришлось в срочном порядке бежать из Облачных глубин наперевес с уцелевшими ценнейшими книгами из библиотеки. Где это видано, чтобы глава Ордена оставлял не только территорию резиденции и школы, но и адептов вместе с ней! Но у Лань Сичэня не было выбора: нужно было спасать знания Гусу Лань, накопленные столетиями и передающиеся из поколения в поколение. Позволить им сгореть вместе со стенами Облачных глубин было бы ещё более ужасным поступком как главы Ордена, нежели бесчестный побег из Гусу. К тому же Лань Сичэнь ни на мгновение не сомневался: дядя и брат способны поддержать дисциплину в остатках Ордена Лань. По крайней мере, на некоторое время. По крайней мере, до тех пор, пока он, набравшись недостающих сил и энергии, не вернётся с союзниками и не восстановит былую мощь Гусу Лань.       Это решение было правильным с объективной точки зрения, оно было рациональным, взвешенным, его одобрил не только он, но и главы и старейшины всех четырёх великих Орденов, за исключением Цишань Вэнь, конечно же. Дядя почти настаивал на том, чтобы Лань Сичэнь поступил именно так, а брат согласно кивал в ответ да так усердно, что на каменном лице его можно было прочитать болезненную встревоженность. Ведь все понимали, что псы Вэни в первую очередь будут преследовать главу Ордена, только после его смерти — наследников, потом — заклинателей, занимающих далеко не последнюю роль при Ордене. И так вплоть до тех пор, пока не истребят всех тех, кто хотя бы в теории способен взять бразды правления в свои руки. Лань Сичэнь безусловно поступил так, как от него требовалось, но сердце сжималось каждый раз при мысли, что он оставил тех, за кого был в ответе. Только вступил на пост главы Ордена, а уже оставил его, скрывшись от настойчивых преследователей где-то в глубине Поднебесной. Но действовать по-другому было бы просто опасно.       Вспоминая сейчас те дни, Лань Сичэнь то печалился, то злился на собственную беспомощность, то восхищался силой духа адептов Гусу Лань, то… улыбался простой широкой улыбкой, видя перед глазами чёткий образ юноши в серых одеждах и блестящим энтузиазмом во взгляде. То был Мэн Яо, что по приказу Чифэн-цзюня предоставил Лань Сичэню безопасность в далёком Юнпине.       В тот год первый нефрит Ордена Лань влюбился.       Итак, он бежал в территории Ордена Цзян — единственное место, где удалось бы скрыться с почти абсолютной уверенностью, что его не заметят. Гусу Лань всегда поддерживал дружескую связь со всеми Орденами, так что Лань Сичэня несомненно бы стали искать везде. Но положение Юнмэн Цзян было, мягко говоря, плачевным, поэтому искать там стали бы в последнюю очередь. Правда, скрываться в Юнмэне всё равно было глупо: псы Вэни заполонили весь город, так что выбор временного убежища пал на Юнпин.       На дворе стояла студёная зимняя пора. И пусть в Гусу всегда стояла самая холодная зима во всём Китае, в тот год холод не пощадил даже тёплые края Юнмэн Цзян, что аж многочисленные озёра покрылись тонкой коркой льда. Наверняка крестьяне в тот год едва сводили концы с концами, ведь вся их деятельность была напрямую связана с озёрами и растущими в их водах лотосами. Что уж говорить про местных заклинателей, чей дом абсолютно жестоким образом сожгли и присвоили себе Вэньские псы. Если бы всё ограничилось только этим… Нет же! Псы устроили настоящий переворот, убив предыдущего главу Ордена Цзян и его жену. Лань Сичэнь не знал, — даже близко не представлял, — где притаились их дети, он даже не знал, живы ли они. Впрочем, этого не знал никто, в том числе сами Вэни, что играло на руку юному заклинателю и заклинательнице — прямым наследникам Ордена Цзян. К тому же с ними должен был быть Вэй Усянь, что ни при каких условиях не позволит обидеть своих шицзе и шиди. Одним словом, Лань Сичэнь был обеспокоен судьбой Ордена Цзян, но не сомневался в том, что кануть в лету он не сможет. Уж точно не в ближайшую сотню лет.       Лань Сичэнь добрался до Юнпина в крайне плачевном состоянии: растратив почти весь ци на бой против Вэней и цингун до Юнпина, он с трудом передвигал ногами, отчего не был способен залечить полученные во время побега ранения. Всё, что ему удалось сделать, — это запечатать несколько основных акупунктурных точек на своём теле, чтобы перекрыть кровотечение. Книги отягощали его передвижение. Лань Сичэнь держался из последних сил, закрывая глаза на покрытые кровью одежды, сбитое от приложенных усилий дыхание, на, кажется, сломанную руку, и стоящую в уголках глаз пелену слёз. Нет, нельзя было позволять себе ни малейшего приступа слабости. С этой мыслью Лань Сичэнь шёл дальше, с усилием передвигая ноги.       Он не помнил, как пересёк границы Юнпина, ровно так же, как не помнил, как оказался в небольшом неприметном домике с глиняными стенами и деревянной крышей. Изнутри стены были выкрашены в грязно-белый цвет. В комнате, в которой Лань Сичэнь пришёл в себя, было совсем немного мебели: низкий столик, циновка с высоким матрасом сверху (на ней Лань Сичэнь как раз и очнулся) и большой книжный шкаф, уже вдоль и поперёк заставленный ценными книгами из библиотеки Гусу Лань. Одно-единственное окно было плотно занавешено верблюжьей шкурой. Подле столика лежала ещё одна циновка поменьше, а на столике стояла простецкая посуда: пиала, две глубокие миски и наполненный чем-то кувшин. Почувствовав сильную жажду, Лань Сичэнь попытался встать, но его попытка завершилась лишь лёгким поднятием на локтях. В следующую секунду он вновь упал на подушку, ощущая острую боль по всему телу. А ведь он считался сильнейшим заклинателем своего поколения! Человек, которому некогда не было равных среди ровесников, новоиспечёный глава великого Ордена сейчас не мог подняться с постели — где это слыхано!       Лань Сичэнь тяжело вздохнул, понимая, что ци не восстановилось даже наполовину, чтобы его хватило на залечивание ран. Рука, к слову, действительно оказалась сломанной. К счастью, кость не сместилась — значит, проблем с исцелением быть не должно.       Мгновение спустя отворилась межкомнатная дверь, и в комнату вошёл невысокий юноша, в руках которого красовалась небольшая кастрюлька, излучающая чудесный мясной аромат. Лань Сичэнь только начал практиковать технику, заключающуюся в том, что освоивший её долгое время не нуждается в воде и пище, но аромат был такой насыщенный, что желудок его предательски заурчал. Вошедший юноша удивлённо моргнул, заметив открытые глаза прежде спящего Лань Сичэня, и спешно поставил кастрюльку на столешницу, подбежав к постели «больного».       — Глава Ордена Лань, вы очнулись! — юноша опустился на колени перед циновкой и прижал два пальца к оголённому запястью Лань Сичэня, проверяя его пульс и целостность меридиан.       Только спустя несколько секунд Лань Сичэнь понял, что за человек перед ним. Мэн Яо. Его было не узнать. В первую их встречу на обучении в Облачных Глубинах тот был одет в неприметное серое ханьфу, обшитое серебристыми нитками, а передние пряди волос были собраны в аккуратный пучок и закреплены такой же серой, как и верхние одежды, заколкой, открывая миловидные черты лица юноши, его бесконечно прелестную улыбку и вечно алеющие от смущения щёки. Сейчас же Мэн Яо выглядел так, будто только проснулся: светло-серый халат был небрежно накинут поверх нижних одежд, а длинные каштановые волосы ниспадали к его ногам (после того, как тот опустился на колени, и вовсе растекались по полу).       От пальцев Мэн Яо по запястью и до самых кончиков пальцев медленно растекалось слабое тепло, а само запястье покрылось едва заметным голубоватым свечением. Это Мэн Яо передавал свою ци. Совсем немного, боясь сильным напором повредить ослабленные меридианы. Тем не менее этого хватило на то, чтобы Лань Сичэнь почувствовал себя гораздо лучше и смог принять сидячее положение.       — Простите, — склонив голову, пролепетал Мэн Яо. — Не могу передать больше ци. Остальное вы должны восстановить сами, иначе рискуете разорвать свои меридианы.       — Не извиняйся. — преодолевая боль першащего горла, произнёс Лань Сичэнь.       Мэн Яо взглянул на него из-под опущенных ресниц и согласно кивнул. В следующее мгновение он резво подскочил на ноги и оказался возле столика, схватил стоящую на нём пиалу и кувшин.       — Вам нужно выпить целебного отвара. — он скоро наполнил пиалу зеленоватой жидкостью, в которой плавали кусочки сухофруктов и крошечные листики мяты. — Из меня, конечно, получается посредственный целитель, но этот рецепт я узнал у лучших лекарей Ордена Не. — Мэн Яо снова опустился перед ним на колени, подавая наполненную пиалу. — Вот, выпейте, глава Ордена Лань.       Лань Сичэнь поднёс отвар к лицу. В его-то положении не стоило принимать пищу да прочее от чужих людей с такой беспечностью. Даже если этот человек — доверенное лицо Не Минцзюэ. Слепо доверять всем всё равно нельзя. Но Лань Сичэнь знал наверняка: Мэн Яо ни за какие богатства не навредит ему. Отвар пах чем-то травянистым и сладким, но на вкус оказался довольно терпким, что аж вязал язык и щёки. Допив всё до последней капли, Лань Сичэнь дежурно улыбнулся. Но даже для выдавливания официальной и совершенно не искренней улыбки пришлось потратить львиную доли скопившихся сил.       — Прошу, оставим ненужную формальность. Называй меня как пожелаешь, но только не главой Ордена. — он до сих пор не мог привыкнуть к своей новой должности, а словосочетание глава Ордена в его сторону вызывало лишь неприятные воспоминания со смертью отца.       — Как вам угодно, Цзэу-цзюнь. — на его щеках проступили милые ямочки, которые он тут же скрыл за широким рукавом халата. — Вы голодны?       Лань Сичэнь всего-то бросил беглый взгляд на кастрюльку, но, кажется, этого хватило, чтобы Мэн Яо понял молчаливую просьбу. Он вновь поднялся на ноги и наполнил миску ароматным мясным бульоном с корнем лотоса.       — Вы пробыли без сознания двое суток. — выловив из кастрюльки пару кусков мяса без кости, признался Мэн Яо.       — Двое суток? — удивлённо поднял брови, не веря в услышанное. Двое суток! Как такое вообще возможно? Неужели прошедшие события так сильно скосили физическое состояние его организма… Аннигиляция Облачных Глубин, смерть отца, побег из Гусу — ничего из этого не способствовало улучшению выносливости и силы духа.       — Да, Цзэу-цзюнь. Поэтому думаю, что вам не стоит за раз съедать слишком много жёсткой пищи. Я разварил мясо настолько, насколько мог, но если почувствуете, что организм отторгает его, не пытайтесь съесть.       Мэн Яо поднёс миску прямо к раскрытым рукам Лань Сичэнь и только после того, как убедился в том, что суп пришёлся ему по вкусу, наполнил вторую миску для себя.       Доесть всё Лань Сичэнь не смог. Не потому что был чересчур слаб, а потому что не был приучен к еде, характерной для других Орденов. Конкретно этот суп представлял собой смесь кухни Цинхэ Не и Юнмэн Цзян: от первого ему досталась наваристость и сытность, а от второго — умеренная перчинка и нарезанные кружочки корня лотоса, к которым Лань Сичэнь даже не притронулся. Специфика готовки Мэн Яо объяснялась тем, что детство своё он прожил в Юнмэне, а вот юношество проводил в округе Цинхэ.       — Благодарю, — отставив миску в сторону, Лань Сичэнь ненадолго задумался, прокручивая в голове сотню обращений и пытаясь выловить из всей этой кучи единственное правильное и подходящее ситуации. — Мэн-сюн.       — Если бы было за что благодарить. — Мэн Яо доедал свою порцию. — Я выполняю приказ Чифэн-цзюня. Забота о вас — моя обязанность. — в противовес словам, его щёки зарделись, что он вновь спрятал за рукавом, и опустил взгляд на собственные колени, обтянутые белой ночной рубашкой.       Лань Сичэнь молча согласился, но в итоге ещё раз поблагодарил за вкусный завтрак — таковы были его природа и воспитание — и вновь погрузился в глубокий сон без единого сновидения.       Весь следующий день Лань Сичэнь провёл за медитацией, окончательно восстановив свои ци и меридианы по крупинкам. В то время он, полностью сосредоточенный на возвращении былой мощи, ни о чём не думал, стараясь не нарушать состояние душевного покоя, добиться которого в сложившихся реалиях было… крайне сложно. К еде весь день не притронулся, но Мэн Яо и не настаивал, убеждённый в том, что прославленный Цзэу-цзюнь лучше него знает, что делает.       На третий день в сознании Лань Сичэнь залечил сломанную руку и прочие глубокие раны, с которыми не могли справиться скудные целительские способности Мэн Яо, да и его ци попросту не могло взять и ворваться в каналы Лань Сичэня: оно мигом разорвало бы меридианы. Мэн Яо был хорош в бою, он был не просто прекрасным рядовым солдатом, но и отменным стратегом. Увы, в медицинском деле его нельзя было охарактеризовать такими же успешными эпитетами. Его способностей хватало для ран низкой и средней тяжести, не больше, но ведь никто и не подозревал, что Лань Сичэнь выйдет из схватки с Вэнями в таком состоянии. Честно признать, он сам не ожидал, что у Вэнь Жоханя хватит ума отправить на бойню в Облачные Глубины не просто пушечное мясо, а подготовленных бойцов, по-настоящему сильных заклинателей.       Все эти дни Лань Сичэнь провёл в нижней рубашке и с растрёпанными волосами. О своём внешнем виде он совершенно не беспокоился, так как эти три дня (пять, если точнее) он пробыл в четырёх стенах своей маленькой комнаты-убежища, даже не думая выходить за её пределы в другие части дома. Сейчас же Лань Сичэнь чувствовал острую необходимость в том, чтобы подышать свежим воздухом или хотя бы размять одеревеневшие конечности.       Мэн Яо в очередной раз принёс в комнату только что приготовленный завтрак, сел на циновку возле столика и разложил по порции в каждую миску. Первое время они ели молча. Лань Сичэню, помимо обыкновенного риса, удалось съесть пару кусков курицы, тушённой в пряном соусе с овощами. Отставив от себя миску с остатками завтрака, Лань Сичэнь внезапно завёл разговор:       — Мэн-сюн, ты думаешь, ничего страшного не произойдёт, если я выйду на улицу?       С самого первого дня Мэн Яо больше никогда не приходил к нему в ночных одеждах и с небрежной причёской, словно боялся показаться неопрятным и неотёсанным. Иногда думая об этом, Лань Сичэнь смущался своего внешнего вида, но в итоге лишь прогонял эти мысли в далёкие дали. Сейчас лицо Мэн Яо было абсолютно открытым, поскольку собранные пряди держались в высоком хвосте, и любое мимолётное изменение на нём тут же становилось заметным для пристального взгляда смотрящего. Его брови слегка дрогнули, будто он поразился вопросу Лань Сичэня, а после губы его растянулись в слабой вежливой улыбке. С такими улыбками и хмурыми лицами (Мэн Яо же не посчитал нужным выстраивать печальную гримасу) обычно слуги сообщают своим господинам да госпожам прискорбные новости.       — Не думаю, что это возможно. Ваше лицо довольно известно в этих кругах. Если местные жители узнают вас, с этим обязательно появится множество проблем.       Лань Сичэнь расстроенно опустил голову, хотя на его месте именно такого ответа и стоило ожидать. Не зря же он занимал первое место в списке самых красивых людей своего поколения. Его лицо было известно не только в кругах заклинателей высшего разряда, но и среди простого люда.       Недолго подумав, Мэн Яо всё-таки добавил:       — Но вы могли бы выйти на задний двор. Он выходит к замёрзшему озеру, и там редко проходят люди.       — Это было бы замечательно. — просиял Лань Сичэнь, резво поднявшись с пола. Наверное, слишком резво, раз Мэн Яо удивлённо округлил и без того большие глаза.       — Я приберусь на кухне и помогу вам собраться.       — Это вовсе не обязательно, — неопределённо махнул руками. — Я и сам на это способен.       — Что ж, тогда оставлю вас. — одним движением он поднялся на ноги и направился в сторону выхода, захватив с собой всю грязную посуду. Напоследок он отвесил неглубокий поясной поклон. Не как слуга, конечно, но отчего-то Лань Сичэня посетило чувство, будто перед ним не один из сильнейших солдат Ордена Не, а обычная прислуга. Слишком уж много официоза было в действиях юного Мэн Яо.       В тот день, когда Лань Сичэнь только и делал что медитировал, Мэн Яо принёс в комнату несколько нежно-голубых и белых ханьфу и выходных халатов, уложив их аккуратными стопками на единственно пустую полку книжного шкафа. Среди предложенной ему одежды Лань Сичэнь наткнулся на то, в чём появился в Юнпине пять дней назад. Тогда всё это ханьфу было окровавлено, измазано не только в его крови, но и в крови врагов. Сейчас оно находилось в прекрасном состоянии, чистое и приятно пахнущее душистым лавандовым мылом. Лань Сичэнь повертел ханьфу в руках, наслаждаясь спокойным ароматом чистоты. Пожалуй, это действительно самая спокойная деталь во всех последних нескольких лет его жизни.       Наскоро натянув на себя несколько слоёв плотной ткани, Лань Сичэнь нащупал в её складках нефритовую шпильку и подумал, что неплохо было бы собрать длинные волосы в какое-никакое подобие приличной причёски. Но под рукой не оказалось ни зеркала, ни даже гребня. Да и когда в последний раз ему выпадал шанс самому собрать собственные волосы? Раньше за него это делали служанки, а он и не думал о сложностях этого дела.       Мэн Яо без стука вошёл в комнату.       — Цзэу-цзюнь, вы готовы?       Невзначай проведя ладонью по распущенным волосам, Лань Сичэнь кивнул и спрятал шпильку в одном из рукавов. Оглядев его образ критическим взглядом, Мэн Яо произнёс:       — На улице ветрено, советую вам собрать волосы.       — Я… — Лань Сичэнь покачал головой, решив, что правда о том, что он не умеет заплетать самый простецкий хвост с помощью шпильки, звучит слишком уж постыдно.       Мэн Яо, словно прочитав в его жесте всю нужную информацию, подошёл ближе и ненавязчиво предложил свою помощь:       — Я мог бы сделать вам хвост. — он оказался слишком близко, и Лань Сичэнь неуверенно отшатнулся назад, отчего на лице Мэн Яо возникла сдержанная улыбка, но щёки его, наоборот, покрылись лёгким румянцем. — Я коснусь ваших волос не более как слуга.       — Дело совсем не в этом…       Мэн Яо прищурился и уверенным тоном прибавил:       — Я не дотронусь до вашей лобной ленты. Если это так беспокоит Цзэу-цзюня, то я буду предельно осторожен. — он звучал неимоверно серьёзно, будто пытался убедить в сказанном самого Лань Сичэня. От этого на душе стало приятно, ведь Мэн Яо воспринимал лобную ленту как должное, а не как прочие адепты других Орденов, бросающие за спинами Ланей колкости, полные непонимания, а то и осуждения.       — Хорошо. — примерно согласился Лань Сичэнь, протянув Мэн Яо шпильку и развернувшись к нему спиной. Через несколько секунд сзади послышался смущённый голос:       — Цзэу-цзюнь, не могли бы вы… сесть?       Лань Сичэнь обернулся к нему лицом и только сейчас понял, насколько близко друг к другу они стоят. С такого расстояния их разница в росте была заметна как никогда раньше. Наверняка Мэн Яо попросту не мог дотянуться до его макушки.       — Да, конечно! — разгладив подол ханьфу, Лань Сичэнь опустился перед Мэн Яо на колени, смиренно склонив голову.       Пальцы Мэн Яо мягко зарылись в его волосы, аккуратно их перебирая и уничтожая все спутанные в комки пряди за неимением гребня. Он плавно оттягивал пряди в сторону, совершая абсолютно безболезненные махинации, будто связал свою жизнь с парикмахерским делом и стал в нём настоящим профессионалом. Когда же боли избежать не удавалось, всякий раз вежливо извинялся. К тому же он усердно избегал прикосновения к области лба, стараясь всячески угодить просьбе Лань Сичэня. Нежные, но при этом уверенные движения вводили в транс, погружая в полусонное состояние, что аж мурашки бежали по всему телу. Под натиском чужих рук Лань Сичэнь на мгновение позволил себе расслабиться и отдохнуть от мирских трудностей. Покончив с «расчёсыванием», Мэн Яо собрал все волосы в одну копну и, сделав несколько оборотов возле корней, закрепил их шпилькой.       — Готово, Цзэу-цзюнь! — радостно констатировал Мэн Яо.       Лань Сичэнь поднялся на ноги, сдержанно поблагодарив Мэн Яо за оказанную помощь, и вышел из комнаты. Внешне он даже не показал разочарования тем, как быстро всё произошло. Ему так хотелось ещё хоть немного насладиться размеренными прикосновениями к волосам, к коже головы… Впрочем, Лань Сичэнь отогнал эти мысли прочь, принявшись за осматривания дома, который служил ему временным пристанищем. Ничего лишнего. Из мебели только самое необходимое и всё — новое. Сам дом явно был построен лет сто назад, но обстановка здесь царила современная, будто прежние хозяева сожгли свои пожитки и сбежали отсюда как можно скорее, предоставив новым хозяевам полностью пустой дом. А те, в свою очередь, обзавелись новой мебелью, но из-за отсутствия достаточного количества средств, купили лишь самое важное. На самом деле объяснение такой обстановке крылось на поверхности — дом этот выбирали впопыхах, беспокоясь лишь о его расположение. Как и мебель, его приобрели и обставили как можно быстрее. Наверняка здешние предметы обихода были куплены не далее как неделю назад.       Помимо комнаты Лань Сичэня, в доме располагались ещё две комнаты: основная и ещё одна спальня, в которой, судя по всему, обосновался Мэн Яо. Также здесь была открытая кухня с небольшой печкой и приличных размеров задний двор, поросший сорняками да невысокими деревьями, что огородили территорию дома от случайных взглядов проходящих мимо. Возможно, лет двадцать назад здесь цвёл чудесный сад, но сейчас от него осталась лишь промёрзшая почва и увядшая с приходом зимы трава.       Лань Сичэнь вышел во двор, вдыхая свежий морозный воздух полной грудью. В стороне нашлась вполне целая, не потрёпанная временем лавочка, на которую Лань Сичэнь и сел, наполняя лёгкие утренней свежестью. Здесь было так тихо и умиротворённо… Ничем не хуже холодных источников в Облачных Глубинах — такое же славное место для уединённых медитаций и тренировок в техниках игры на гуцине или флейте. В тот момент ему показалось, что он готов остаться здесь навсегда, достаточно услышать это предложение от кого-либо. Но жить в сказке вечно невозможно, оттого и трезвость ума и рациональность вернулись к Лань Сичэню довольно скоро.       Мэн Яо неловко топтался позади лавочки, создавая тяжёлую обстановку своим молчаливым присутствием. Нет, Лань Сичэнь не имел ничего против общества Мэн Яо. Наоборот! Они были знакомы достаточно долго, может, почти год, но их общение ограничивалось несколькими месяцами обучения в Облачных Глубинах. К тому же Лань Сичэнь уже давно закончил программу обучения и всё время был погружен в дела и заботы Ордена, так что виделись они лишь в коридорах, и диалоги их выходили короткими. Удивительно, но эти несколько вежливых фраз, брошенных друг другу с глупыми улыбками на покрасневших лицах, казались обоим самым счастливым моментом целого дня. Мэн Яо умел поддержать любую беседу, прочитать эмоции человека и подстроиться под него так, как тому хочется. Одним словом, он был прекрасным собеседником, компания которого ни в коем случае не могла вызывать негативной реакции.       — Присаживайся, не стоит стоять в стороне. — Лань Сичэнь развернулся, приглашающе взглянув на юного заклинателя.       Мэн Яо некоторое время колебался так, будто сам император предложил ему присесть на собственный трон, украшенный самыми драгоценными камнями и обделанный толстым слоем сусального золота. Но вскоре всё-таки сел на противоположный конец лавочки и задумчиво уставился на озеро, очертания которого виднелись за кучкой деревьев.       На улице было холодно, что аж нос щипало. Падал мелкий снежок, покрывалом оседая на пожелтевшую листву. Лань Сичэнь поёжился, но утренний зимний морозец приятно холодил кожу, так что он и не думал сдвинуться с места.       — Цзэу-цзюнь, позвольте нескромный вопрос. — Мэн Яо с плохо скрываемым почти детским любопытством уставился на точёный профиль Лань Сичэня.       — Спрашивай, не стесняйся.       Мэн Яо шумно вдохнул и на одном дыхании выпалил:       — Как вы себя чувствуете? Я имею в виду после смерти отца и всякое такое. И ведь вам пришлось оставить всех близких людей, так что, смею предположить, сейчас вы чувствуете себя несколько одиноко.       Лань Сичэнь подставил лицо снегу, падающего с неба крупными хлопьями, и грустно улыбнулся:       — Мне печально от того, что отец оставил нас так скоро, но о его тяжёлом недуге было известно давно, так что смерть его не стала чем-то удивительным. Порой я скучаю о нём, но это дело былое. — он позволял снежным хлопьям покрывать всю свою одежду и волосы. — Больше всего мне боязно за Ванцзи.       — Второй молодой господин Лань способный заклинатель. Он справится со всеми насущными проблемами.       — Бесспорно. — согласился, и тут же мысленно добавил: «В Ванцзи я не сомневаюсь, но ставлю под сомнения собственные возможности. Ах, я слишком много думаю об этом!» — Но отчего-то душа моя неспокойна. — Лань Сичэнь видел, что в последние месяцы брат его сам не свой. Особенно после исчезновения наследников Ордена Цзян и молодого господина Вэя… — Да прибудут с ним духи предков! — позволив себе ещё недолго подумать о брате, он вновь заговорил: — Впрочем, ты спрашивал меня не об этом. Чувствую ли я себя одиноким? Не думаю. Все мои мысли только и заняты планами да стратегиями против Вэней, там нет места одиночеству. Я чувствую лишь огромную ответственность, возложенную на мои плечи, и беспомощность перед Вэньскими отродьями. Но эта беспомощность временная. Мы обязательно сокрушим их.       Мэн Яо, не задумываясь ни на секунду, поддержал:       — Так и есть! Цзэу-цзюнь уже многое делает не только для Гусу Лань, но и для остальных Орденов.       — Ты преувеличиваешь, Мэн-сюн. — Лань Сичэнь принялся смущённо отнекиваться от комплиментов в свою сторону.       — Что вы, ни капельки! — с ярым энтузиазмом отчеканил Мэн Яо.       — Ну, раз ты так считаешь…       Мэн Яо резко сменил тему:       — Цзэу-цзюнь, вам не холодно? Я могу вынести из дома зимнюю накидку.       — Мне совсем не холодно, я привык к такой погоде. — Гусу располагался на севере Китая, так что зимы там всегда проходили воистину морозными, что даже с самой холодной зимой в Юнпине не сравнить.       — А-а… — понятливо протянул Мэн Яо, растирая замёрзшие пальцы.       Оба юноши ещё недолго просидели во дворе, удивляясь погоде в этом году, пока Лань Сичэнь не принялся говорить максимально серьёзно:       — Мне нужно связаться с Минцзюэ-сюном и Цзинь Гуаншанем. — изначально он собирался написать о своём самочувствие ещё и дяде, но решил таки, что сейчас не самое подходящее время для этого. — Ты смог бы отправить письма в их резиденции?       — Конечно, я здесь как раз за тем, чтобы выполнять ваши просьбы.       — Тогда, прошу, предоставь мне к вечеру бумагу, тушь, сургуч и два конверта… чёрных конверта. Не хочу, чтобы мои письма были прочитаны не теми людьми.       — Как прикажете, Цзэу-цзюнь. — встал с лавочки. — Вы не будете против, если я отправлю письма своим людям? Они непременно передадут их Чифэн-цзюню и главе Ордена Цзинь. — поймав вопросительный взгляд Лань Сичэня, Мэн Яо поторопился объясниться: — У работников почты без сомнений возникнут вопросы, если они увидят адреса Нечистой Юдоли и Башни Кои.       — Верно. Насколько ты уверен в своих людях?       — Они никогда не подведут меня, Цзэу-цзюнь может не сомневаться в них.       — Что ж, я доверяю тебе, Мэн-сюн.       — В таком случае я немедленно отправлюсь на выполнение поручения. — он в очередной раз склонился в поясном поклоне.       — И вовсе не обязательно кланяться мне каждый раз. — но его слова не были услышаны, так как Мэн Яо уже скрылся за стенами дома.       Вечером при скудном свете единственной свечи написал он два письма. Одно из них, адресованное Не Минцзюэ, было лишено должной формальности, словно брат писал брату в условиях мирной жизни, а вовсе не в военных реалиях:       «Минцзюэ-сюн! Со мной всё в полном порядке, физические и духовные силы восстановились. Книги находятся в сохранности.»       Лань Сичэнь задумался, действительно ли нужна Не Минцзюэ информация о книгах, но решил оставить всё как есть.       «Мне больше нечего сказать о нынешнем положении дел, надеюсь услышать эту информацию от тебя. Возможно, у тебя есть идеи кампании против Вэньской тирании? Какой настрой царит в рядах заклинателей? В порядке ли мой брат?»       Тяжело вздохнув, он дописал:       «Я свяжусь с главой Ордена Цзинь насчёт нашего союза, можешь не тревожиться по этому поводу.»       Концовка вышла сухой, но и любезничать с Не Минцзюэ было бы неправильно. По крайней мере, не в таких условиях. Зато Цзинь Гуаншань именно такого отношения к себе и требовал. Переключившись с сухого, но неформального стиля на приторно радушный и неискренне официальный, Лань Сичэнь принялся писать письмо, предназначенное Цзинь Гуаншаню:       «Глава Ордена Цзинь, пишу вам, чтобы осведомить о том, что нахожусь в безопасном месте. К сожалению, ближайшее время мне придётся провести здесь, поэтому не могу просить вас назначить аудиенцию со мной. Тем не менее прошу вас о союзе трёх великих Орденов: Ланьлин Цзинь, Цинхэ Не и Гусу Лань, ведь только объединившись, мы способны свергнуть Вэнь Жоханя с престола.»       Лань Сичэнь задумчиво погрыз кончик кисти для письма. Личное общение с Цзинь Гуаншанем было невероятно сложным, что уж говорить о переписке. Угодить кому-либо текстом, по мнению Лань Сичэня, было одной из самых сложных задач в коммуникации с людьми, особенно со старшим поколением. Да и убедить Цзинь Гуаншаня делать то, что нужно Лань Сичэню, сама по себе трудная задача, даже если это напрямую касается и его самого тоже. Ведь Цзинь Гуаншань, несмотря на то, что у них одинаковые социальные роли— главенство над сильнейшими Орденами всего Китая, — не представлял Лань Сичэня как равного себе, мол, Цзэу-цзюнь ещё слишком юн и зелен, чтобы достойно вести дела своего Ордена и тем более равняться со столь прославленным мастером боевых и духовных искусств, как великолепнейший глава Ордена Цзинь. Это самовосхищение и самопреподнесение к рангу святых раздражало даже неимоверно терпимого ко всем Лань Сичэня.       «Мы с Чифэн-цзюнем надеемся на ваше благоразумие и желание поддержать союз. В конце концов, таким образом вы обезопасите себя. Кто знает, когда армия Цишань Вэнь вторгнется на территорию Ланьлин Цзинь. Учитывая моё нынешнее положение, мы можем вести исключительно переписку. Жду вашего ответа, но первым делом, пожалуйста, сообщите о своём решении Чифэн-цзюню.»       Перечитав написанный текст ещё несколько раз, для пущей убедительности Лань Сичэнь приписал:       «Моим каналам, по которым передаются письма, можно доверять. Конспирация ни к чему.»       Наконец покончив с написанием писем, Лань Сичэнь расплавил сургуч над свечкой и оставил на каждом из конвертов клеймо Гусу Лань. Строго-настрого наказал Мэн Яо отправить их завтра ранним утром. От ужина сегодня отказался, поглощённый тяжёлыми думами о насущном. Он вновь принял позу лотоса на своей постели, пробуя погрузиться в медитацию, но попытка оказалась безуспешной. Каждый раз его мысли возвращались к вопросу о том, примет ли Цзинь Гуаншань его просьбу, больше напоминающую требование, об их союзе. По правде говоря, Цзинь Гуаншань являлся довольно ведомым человеком, несмотря на тот успех, которого ему удалось достичь. Если не удастся уговорить его в первый раз, то, непринуждённо надавив на него тем, что сам по себе Ланьлин Цзинь для Вэней не представляет никакой опасности, а даже наоборот, лёгкая добыча, можно привлечь его таки к союзу трёх Орденов.       И всё-таки несмотря на свою ведомость, вступил бы в переговоры Не Минцзюэ, то Цзинь Гуаншань уж точно не выдержал бы его натиска. Людей, способных перетерпеть его грубость и прямолинейность, можно было сосчитать по пальцам одной руки: его единокровный брат Не Хуайсан, Мэн Яо и сам Лань Сичэнь. Лань Сичэнь же считался превосходным дипломатом, способным не только поддержать нейтралитет между двумя огнями, но и перетянуть кого угодно на свою сторону.       Но кто знает, что может взбрести в голову Цзинь Гуаншаня. Вдруг тот решит забрать всю славу себе, провозгласив себя единственно великим заклинателем Поднебесной? Такой исход событий вполне возможен, но без Ланьлинской армии выступить против Вэнь Жоханя будет излишне опрометчиво и самонадеянно. Впрочем, главное сейчас не то, кто будет купаться в лучах славы, а победа над диктатурой Цишань Вэнь. Лань Сичэнь готов был отдать все свои почести и награды лишь за одно мирное небо над головой.       Всю ночь не удавалось уснуть, несмотря на отработанную до автоматизма работу биологических часов. Привыкший погружаться в сон ровно в девять часов вечера, он ходил из комнаты в комнату до самой полуночи, пока Мэн Яо не предложил ему выпить чай с травами.       — Здесь пустырник, ромашка и чабрец, — перечислял Мэн Яо тихим голосом, словно читал сказку маленькому ребёнку. — Они способствуют крепкому и здоровому сну. Матушка всегда поила меня таким чаем, когда я мучился от бессонницы.       — Благодарю. — принимая из рук Мэн Яо пиалу, полную ароматного напитка, поблагодарил Лань Сичэнь. Чай оказался довольно спокойным на вкус, слабо отдавая привкусом чего-то сладкого, медового. — Расскажи о госпоже Мэн побольше. — в надежде отвлечься и узнать что-то новое о Мэн Яо попросил он.       Глаза Мэн Яо загорелись. Помимо отражающегося в них огонька свечи, блеснуло там что-то ещё.       — Она была прекрасной женщиной, научила меня многому, почти всему, что я умею. Она не была заклинательницей да и с оружием управляться не умела, но… Когда матушка поняла, что от отца мне досталось Золотое ядро, то сильно обрадовалась и раскупила все самоучители, которые только нашла в городе. — он широко улыбнулся, отчего на щеках засияли глубокие ямочки, к которым так и хотелось прикоснуться. — Сначала, конечно, она научила меня читать и писать, чего не умел ни один ребёнок, живущий в борделе. А после я начал заниматься по купленным учебникам. Матушка даже потратила всю свою зарплату на мой первый меч в честь моего десятого дня рождения! Вы знаете, она пусть и была проституткой, но крайне начитанной и эрудированной. — его слова, настолько пронизанные гордостью и сыновей любовью, вызывали в Лань Сичэне тёплое чувство в груди и глубокое восхищение этой женщиной. Ну надо же, в условиях борделя и нищеты воспитать такого прекрасного человека! — Будь она жива, я бы всё отдал, чтобы выкупить матушку из борделя и обеспечить ей мирную старость.       — Госпожа Мэн вырастила чудесного сына. Уверен, она гордилась бы тобой и твоими успехами.       — Спасибо за ваши слова, Цзэу-цзюнь. — только Мэн Яо собирался поклониться в благодарственном поклоне, как Лань Сичэнь мягко ухватил его за руки, пресекая эту попытку.       — Тебе спасибо за вкусный чай и приятную беседу. — радушно улыбнулся он.       Уснуть всё-таки удалось, но ночь вышла беспокойной: постоянно снились сны с нечёткими образами близких людей и размытые обрывки прошлого. Проснулся Лань Сичэнь гораздо позже привычных пяти часов.       Весь следующий день Лань Сичэнь пробыл во дворе в состоянии медитации, ожидая возвращения Мэн Яо из города. Он пробовал попрактиковаться в боевых искусствах, но бесцельное махание мечом в воздухе оказалось совершенно не увлекательным занятием. Вернулся Мэн Яо поздно вечером, сообщил о том, что письма уже в пути к его людям, наскоро приготовил ужин и ушёл в свою комнату, в очередной раз оставив Лань Сичэня наедине со своими мыслями.       На этот раз уснуть удалось вовремя. Лань Сичэню даже показалось, что сегодняшняя ночь пройдёт без лишнего беспокойства, но не тут-то было. Всё сложилось с точностью наоборот, и если раньше в его снах появлялись лишь сумбурные образы и воспоминания, то сейчас картинка стала достаточно ясной, чтобы окрестить сон настоящим кошмаром. Снился день побега, когда Лань Сичэнь вступил в схватку с дюжиной заклинателей в красно-белых одеждах. Его ханьфу само напоминало Вэньские одежды: снежно-белая ткань окропилась алой кровью, создавая иллюзию красочных узоров. Лань Сичэнь не беспокоился за свою жизнь, но взгляд его то и дело находил в толпе дерущихся бесстрастное лицо Ванцзи. Казалось, тот всё сильнее сдавался под натиском вражеских мечей, но Лань Сичэнь ничем не мог помочь: его самого зажали в смертельный круг, направив точёные концы мечей в его беззащитное тело. Сначала пал Ванцзи. Его тело пронзил чуть ли не десяток лезвий, кровь брызнула на первый снег. Лань Сичэнь что-то закричал, надрывая горло, но голоса своего не слышал, а после и в его грудь проник Вэньский меч. Мир вокруг окрасился бордовыми, почти чёрными оттенками…       Лань Сичэнь с шумным вдохом вырвался из цепких объятий сновидения. Его била мелкая дрожь, а кожа покрылась холодной испариной, но это даже рядом не стояло с физически ощутимым страхом потерять брата. Он просидел на кровати несколько мучительно долгих минут. В комнате царила кромешная темнота, а на улице завывал сильный ветер, с трудом пробиваясь сквозь плотную верблюжью шкуру на окне. Наконец приведя дыхание в относительный порядок, он встал на ноги и поплёлся к двери. Хотелось подышать свежим воздухом, до отказа наполнив им лёгкие.       Проходя мимо основной комнаты, слух Лань Сичэня уловил плавную, но несмелую мелодию гуциня. Он остановился в дверном проёме, отделяющем коридор от основной комнаты, прислушиваясь к тихой игре. В абсолютной темноте было трудно разобрать силуэт играющего на гуцине юноши, но без сомнений это был Мэн Яо. Тот сидел спиной к Лань Сичэню, аккуратно перебирая струны. Он явно боялся сбиться, о чём говорили напряжение во всём теле и слишком уж ровная — даже для адепта учения Лань — осанка. Лань Сичэнь пусть и разбирался в музыке на отлично, мелодию эту не узнал, но мог с уверенностью сказать, что у Мэн Яо был потенциал, который непременно стоило развивать.       Изменив свои планы на поход во двор, Лань Сичэнь, повинуясь мимолётному желанию, шагнул вперёд. Под ногами скрипнула половица, разрушая моментную идиллию, отчего Мэн Яо подскочил на месте и сбился, нечаянно сыграв неправильную ноту.       — Цзэу-цзюнь! — он вскочил на ноги, испуганно вскинув брови. Тем не менее спустя всего долю секунды спокойно зажёг свечку, стоящую неподалёку, разрушая воцарившуюся темень. — Вы меня напугали.       — Прости, я не хотел.       Повисло неловкое молчание, будто оба юноши хотели озвучить свои мысли, но никак не могли на это решиться, не могли подобрать подходящих ситуации слов. Первым опомнился Мэн Яо:       — Цзэу-цзюнь, отчего вы бодрствуете в столь поздний час? — намекал он, конечно, на правила Гусу Лань о раннем отходе ко сну и раннем пробуждении. Но вспомнив вчерашнее, предположил: — Вас опять беспокоят навязчивые мысли?       Лань Сичэнь кивнул, хотя правдой назвать это нельзя было. Отчего-то не хотелось говорить про свои кошмары и страхи.       — Тебе не стоит беспокоиться обо мне.       — Как же! — возмутился Мэн Яо. — Я здесь именно за тем, чтобы беспокоиться о вас!       Лань Сичэнь склонил голову набок, как бы не соглашаясь, но и не опровергая сказанное. С лёгким смешком подметил, что он вновь стоял перед Мэн Яо в нижней рубашке и беспорядочно спадающими с плеч волосами, пока тот выглядел так, словно собрался посетить какое-нибудь ответственное собрание или ещё что в этом духе. Недолго полюбовавшись в полутьме чистыми и благородными чертами лица Мэн Яо, тенью улыбки в уголках губ и, несмотря на темноту, чёткими тёмными зрачками, Лань Сичэнь складно перевёл тему:       — Я слышал, как ты играешь. По моему мнению, у тебя получается вполне достойно.       — Что вы! Я не достоин ваших комплиментов! — смущённый похвалой, он вскинул руки вверх, отмахиваясь от комплиментов. — Меня и любителем не назовёшь! Я начал интересоваться игрой на гуцине забавы ради и даже не надеялся достичь каких-либо успехов.       — Не принижайся, Мэн-сюн. Мои слова объективны. Тебе стоит к ним прислушаться. — Мэн Яо, не смея возразить, послушно слушал, что же скажет человек, обладающий опытом игры на гуцине чуть ли не в два десятка лет. — Твоя мелодия пусть и плавная, но звучит так, будто ты играешь её строго по определённому образцу. Словно заберёшь у тебя ноты — и ты не сможешь сыграть и пары аккордов. Нужно добиться того результата, чтобы пальцы сами по себе перебирали струны. Музыка должна идти от сердца, а не из головы, запомни. А ещё твоя игра звучит слишком тихо, ты должен играть посмелее, иначе звучать будешь, как неумёха.       — Я буду тренироваться, Цзэу-цзюнь.       — Но игра твоя довольно мелодична и спокойна, она завораживает. Потому думается мне, что при должном старании ты сможешь играть самые сложные композиции.       — Благодарю за наставления.       Юноши вежливо кивнули друг другу. Казалось бы, что на этом разговор закончен, но Лань Сичэнь высказал нескромное предложение:       — Если ты не против, то я мог бы… позаниматься с тобой.       Мэн Яо улыбнулся и часто-часто закивал головой:       — Если это не затруднит Цзэу-цзюня!       Таким образом, каждый новый вечер начал проходить за гуцинем. Лань Сичэнь с лёгкостью обучил Мэн Яо нескольким простым композициям, которые сам играл ещё в детстве. К счастью, Мэн Яо был способным учеником и схватывал любую информацию на лету: будь то правильное расположение пальцев при сложнейшем аккорде или новый мотив. Лань Сичэню только и оставалось, что давать редкие советы, а в остальном он смиренно сидел рядышком и наслаждался игрой столь привычного инструмента. Но во всей этой ситуации Лань Сичэню нравилась не столько игра на гуцине, сколько… Сидеть с Мэн Яо плечом к плечу было невероятно приятно: Лань Сичэнь чувствовал волну мурашек и часто бьющееся сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди. Мимолётно дотрагиваться до его пальцев было ещё более… необычно. Любое нечаянное соприкосновение двух тел вызывало лёгкое трепыхание в области живота и огнём пылающие уши да щёки. Лань Сичэню это нравилось, нравилось это безмятежное чувство. Где он ещё мог быть самим собой, обычным подростком, не имеющим лишних забот и переживаний, которому в пору было наслаждаться лучшими годами своей жизни, кроме как не рядом с Мэн Яо?       Сон после таких вечеров, к слову, удивительным образом шёл как надо, без всяких жутких кошмаров и лишнего волнения о происходящем за стенами этого дома.       И всё-таки уснуть в тот день у Лань Сичэня не получилось. Впрочем, у Мэн Яо тоже. Бог знает, какие мысли преследовали второго, но что-то его определённо гложило. Увы, никто не собирался озвучивать скопившееся глубоко внутри. Хотя, возможно, так оно было лучше. По крайней мере, подобным образом они могли отвлечь друг друга от жестокой и несправедливой реальности.       На следующее утро пришли ответы от Не Минцзюэ и Цзинь Гуаншаня. В первом ответном письме не было ничего особенного: Минцзюэ-сюн справился об усердие своего подопечного Мэн Яо, о созданных им условиях, и сообщил о том, что Вэни продолжали бесчинствовать на территориях Гусу и Юнмэна, но границы других Орденов ещё не пересекали. Также он уверил в том, что Цзинь Гуаншань просил об аудиенции с ним, что будет назначена уже на следующий день. Обсудят они на ней лишь основные моменты, оставив прочие подробности до возвращения Цзэу-цзюня. Лань Сичэнь позволил себе выдохнуть, понимая, что до его возвращения в свет осталось не более недели. Тогда псы Вэни ослабят хватку, решив, что он давно сгинул. С такими-то ранениями!       Письмо Цзинь Гуаншаня объёмом деталей не красовалось:       «Рад знать, что вы находитесь в целости и сохранности. Буду рад сотрудничать с вами и главой Ордена Не.»       Лань Сичэнь раздражённо — что для него было несвойственно — отметил нежелание Цзинь Гуаншаня обращаться к нему как к главе Ордена или хотя бы по титулу, а по-другому с его-то положением в его сторону обращаться и нельзя было. Старый извращенец выбрал тактику, характеризующуюся обращениями исключительно во втором лице, чтобы — не дай Бог! — не поставить юного Лань Сичэня в один с ним ранг. Пф-ф, сколько бескультурия в этом старикашке.       Только Лань Сичэнь закончил дочитывать письма, как в комнату вошёл Мэн Яо, готовый подать обед. С улыбкой на лице Лань Сичэнь обратил внимание, насколько юноша не похож на своего дряхлого отца. Оно неудивительно, ведь тот не участвовал в воспитании сына, приложив к его появлению лишь… Лань Сичэнь встряхнул головой, не желая додумывать, что же и куда приложил Цзинь Гуаншань. Молча расставив посуду на столике, Мэн Яо присел рядом и лёгким кивком головы пригласил начать трапезу.       — Вы выглядите радостно. Хорошие новости? — бросив взгляд на раскрытые конверты, поинтересовался Мэн Яо.       — Очень хорошие новости! Глава Ордена Цзинь согласился участвовать в нашем союзе.       — Не мне судить, — произнёс извиняющимся тоном. — Но думается, что у него не оставалось иного выбора.       — Ты абсолютно прав, но эта мысль греет мне душу.       Они поговорили ещё о чём-то незначительном, пока не покончили с обедом. Мэн Яо глубоко поклонился и уже почти вышел за пределы комнаты, когда Лань Сичэнь окликнул его:       — Не понимаю, отчего ты продолжаешь поддерживать этот официоз в наших отношениях. Ты не мой слуга, а я не твой господин.       — И всё же Цзэу-цзюнь куда могущественне меня.       — Пусть так, но это не значит, что кто-то из нас хуже, а кто-то — лучше.       — Я не больше мелкой сошки в рядах заклинателей.       — Если бы это было так, думаешь, оказался бы ты здесь? Минцзюэ-сюн ни в коем случае не позволил бы какой-то мелкой сошке обеспечивать мою безопасность. К тому же мне довелось слышать, что он считает тебя своим главным помощником, чуть ли не правой рукой. Разве мелкая сошка способна достичь уважения и доверия от самого Чифэн-цзюня? А ты смог!       — Вы преувеличиваете, Цзэу-цзюнь. — его веки слабо дрогнули, а щёки покрылись плотным румянцем.       — Вовсе нет. Более того, я уверен, что мы с тобой стоим на равных в социальной лестнице.       — Здесь вы точно перегибаете! — воскликнул Мэн Яо, стараясь как можно яснее изложить свою точку зрения на эту ситуацию. — Мои способности даже близко не стоят со способностями Цзэу-цзюня! Да и я совсем не начитанный…       — Тем не менее ты довольно умён. И не пытайся это оспорить. — Лань Сичэнь подошёл к нему чуть ближе. — А что насчёт твоих способностей, то мне ни разу не посчастливилось видеть тебя в бою, чтобы судить об этом. — внезапно в его голову пришла прекрасная идея, отчего глаза заблестели нескрываемым интересом. — Знаешь, мы бы могли устроить дружеский поединок, а я бы заодно оценил твои боевые умения.       — Вы будете поддаваться, иначе я останусь в проигравших уже на первых секундах. А это нечестно…       — Не буду, доверься мне.       — Что ж, раз вы настаиваете, — на щеках вновь заиграли привлекательные ямочки. — То я с превеликим удовольствием окажу вам честь дружеским поединком.       Задний двор как никогда удачно подходил для тренировок на мечах. В момент Шоюэ материализовался в руке Лань Сичэня, Хэньшен Мэн Яо последовал тому же примеру. Лань Сичэнь не любил нападать первым, Мэн Яо, судя по всему, тоже предпочитал парировать атаки, нежели наносить их. В первое время они ходили кругами, выискивая лучший угол для внезапного тычка остриём меча в противника, пока Хэньшен с завидной уверенностью и скоростью не направился в сторону плеча Лань Сичэня. Тот мигом отбил удар, отведя меч оппонента в сторону, и оказался за его спиной. В такой позиции с лёгкостью можно было пронзить противника в спину, даруя ему быструю смерть, но Мэн Яо с ловкостью кошки отскочил в сторону, перекрывая Шоюэ всякие подходы к спине.       Поворот за поворотом, блокировка очередного удара за блокировкой прошло уже вполне долгое время. Их атаки были отточенными до идеала, а увороты настолько уверенными, что противнику не оставалось и шанса, чтобы попасть в бесконечно двигающееся в боевом танце тело. Изначально Лань Сичэнь полагал, что несомненно одержит победу довольно скоро, но в действительности у Мэн Яо были все возможности на то, чтобы одолеть великого Цзэу-цзюня.       Замешкавшись всего на секунду, Мэн Яо потерял Лань Сичэня из виду. Тот скрылся за одним из стволов деревьев, но за каким именно — вопрос удивительно хороший. Мэн Яо поднял Хэньшен в оборонительном жесте, прислушиваясь к любому, даже мимолётному шороху.       — Цзэу-цзюнь, вы решили убедиться, что я невероятно хорош в прятках?       В этот момент Лань Сичэнь совершенно бесшумно вновь оказался за его спиной. Оставаясь не в поле зрения оппонента, он подошёл достаточно близко, чтобы нанести сокрушительный удар в голову. Раз — поднял руку с зажатым в ней Шоюэ. Два — направил кончик аккурат в область виска Мэн Яо. Три — расслабил руку, позволяя мечу двинуться в установленном направлении. Но не тут-то было! Мэн Яо, нутром почувствовав ауру смертоносной опасности, резко развернулся, слабо ударив Хэньшенем по запястью Лань Сичэня. Шоюэ рисковал выпасть из руки своего хозяина, но тот до боли сильно сжал пальцы на его рукоятке.       — Это бесчестный поступок, Цзэу-цзюнь. — с толикой смеха в голосе констатировал Мэн Яо.       — Это так, но я всего лишь хотел проверить твою реакцию.       — Или же вы просто хотели позабавиться?       — Не буду этого отрицать. — рассмеялся Лань Сичэнь.       Они оба были отвлечены разговором. Ну, почти оба. Мэн Яо незаметно для глаз Лань Сичэня поднял Хэньшен и коснулся его кончиком живота отвлечённого противника.       — Вы убиты, Цзэу-цзюнь.       Лань Сичэнь неверующе уткнулся взглядом на меч, пронзающий ткань ханьфу, и удивлённо моргнул.       — Вот что значит бесчестный поступок, а не то, что сделал я, Мэн-сюн!       — Нижайше прошу прощения перед вами, Цзэу-цзюнь, но когда понимаешь, что противник намного сильнее вас, волей-неволей в ход вступают всякие хитрости.       Мысленно рассудив, что тактика Мэн Яо имеет место быть, раз он сумел его одолеть, Лань Сичэнь склонил перед ним голову и признал своё поражение. Ведь дерись они обоюдно честным образом, Мэн Яо вскоре бы выдохся, а победа, конечно же, досталась бы Лань Сичэню.       — Итак, — сидя уже вечером за чаем и засахаренной хурмой, Лань Сичэнь решил поставить точку в разговоре, начатом ещё днём. — Мы убедились, что ты способен победить меня, а это говорит о том, что ты достаточно сильный заклинатель, чтобы удалить из нашего общения лишнюю формальность.       — Цзэу-цзюнь, вы…       — Мне будет гораздо комфортнее, если начнёшь обращаться ко мне хотя бы на ты.       Мэн Яо задумчиво вздохнул, делая крупный глоток травяного чая.       — Так уж и быть. Думаю, в скором времени я смогу к этому привыкнуть.       Лань Сичэнь радостно улыбнулся, словно спустя годы добился своего.       Следующие несколько дней прошли в полном спокойствии, пока не пришло новое сообщение от Не Минцзюэ. Лань Сичэнь открывал его дрожащими пальцами, боясь прочитать в нём печальную весть. Мэн Яо сидел рядом в роли молчаливой поддержки, хотя сам и не осознавал этого.       «Первый этап переговоров прошёл успешно. Мы с Цзинь Гуаншанем пришли к совместному выводу, что нам нужен свой человек в Безночном Городе, чтобы тот подобрался как можно ближе к Вэнь Жоханю и передавал всю информацию нам. Выбрать человека на эту роль было несложно. В Безночный Город пойдёт Мэн Яо.»       Сердце Лань Сичэня невольно сжалось. Почему же в нём так нарастало волнение за Мэн-сюна? Ведь тот, будучи способным заклинателем, мозговитым интриганом и хитрецом и совершенно неприметным юношей, прекрасно подходил на эту роль. Если его и раскроют, что, вероятно, никогда не произойдёт, то шансы выбраться живым у него всё равно будут. Но Лань Сичэню отчего-то не хотелось позволять Мэн Яо столь сильно рисковать собственной жизнью.       «С внедрением этим нужно начинать как можно раньше. Пусть Мэн Яо направляется туда сразу после того, как ты отправишься в Нечистую Юдоль. Все указания я сообщу ему лично чуть позже. Второй молодой господин Лань передаёт тебе, что с ним всё в порядке и чтобы ты не волновался о нём. Жду твоего скорейшего возвращения, Сичэнь.»       Тепло, вызванное последними двумя строками, не смогло заглушить горечи от осознания, что с Мэн Яо придётся проститься в скором времени. Возможно, даже навсегда… Ну уж нет! С Мэн Яо точно всё будет хорошо, он способен выбраться из любой помойной ямы.       — Цзэу-цзюнь, вы… ты чем-то обеспокоен. — Лань Сичэнь протянул ему письмо. Мэн Яо быстро-быстро пробежался глазами по иероглифам. — Если ты беспокоишься обо мне, то оставь это: такая задача вполне мне по силам.       — Я верю в тебя, но мне бы не хотелось, чтобы ты так рисковал.       — Всё в порядке, Цзэу-цзюнь, приказ есть приказ.       Спорить не было смысла. Да и хотелось ли этого?       Весь день Лань Сичэнь медитировал и отказывался от еды, поедая лишь купленные в городе сочные мандарины. На этот раз пришла очередь Мэн Яо волноваться, но убедившись в том, что Лань Сичэнь не торопился высказывать свои душевные переживания вслух, прекратил попытки выудить из него хоть что-то. Уснуть, к великому удивлению, удалось довольно быстро, но сон этот спокойным не выдался. Вновь Лань Сичэня посетил удручающий кошмар.       На этот раз участниками сна был Мэн Яо и он сам. Ничего кровавого или смертельного, как это было в прошлый раз, просто Лань Сичэнь смотрел в спину добровольно уходящему прямиком в мясистые лапы Яньвана Мэн Яо. Всё происходило в бесформенном пространстве без пола, стен и потолка. В дальнем углу красовались Врата Диюя, в сторону которых и двигался Мэн Яо. Лань Сичэнь пытался его догнать, схватить за плечи и притянуть к себе, чтобы тот не шагнул прямо в цепкие объятия преисподней. Но всё безуспешно — руки Лань Сичэня проскальзывали мимо, словно Мэн Яо состоял из призрачного газа, да и на слова и просьбы тот не реагировал ровно так же, как и на молитвы. Лань Сичэнь не помнил, что говорил во сне, но последняя фраза перед тем, как Мэн Яо скрылся в просторах Диюя, запомнилась ему надолго:       — Молю, не оставляй меня, — со слезами на глазах умолял он. — Я без тебя не справлюсь, уж точно не справлюсь…       Мир сновидения схлопнулся за секунду, вместо него перед глазами возникла уже родная комната. Тлеющая свечка в руке стоящего в дверях Мэн Яо тут же бросилась в глаза. Лань Сичэнь тут же позабыл о застывших в уголках глаз слезах и холоде, покрывшем всё тело.       — А-Яо?.. — его голос дрожал, он и сам не понял, почему позвал Мэн Яо столь ласковой вариацией имени, но удержаться от соблазна к этому не смог. — Что ты здесь делаешь?       Мэн Яо, не обративший внимания на новое обращение, поведал:       — Я вышел выпить воды и услышал шум из твоей комнаты. Ты говорил во сне.       — Что ты слышал? — испуганно спросил Лань Сичэнь. Он уже не надеялся отделаться простым «не волнуйся обо мне, со мной всё хорошо», на этот раз пришлось бы всё рассказать.       — Ничего такого, Цзэу-цзюнь, твой голос звучал слишком неразборчиво, чтобы что-то понять. — он поставил свечку на столешницу и опустился на колени прямо перед постелью Лань Сичэня. Какая радость, ведь он снова был с распущенными волосами и в ночном халате! Почему-то захотелось провести ладонью по каштановым волосам, на которых играли блики от приглушённого света свечи. — Цзэу-цзюнь, — Мэн Яо обеими руками сжал ладонь Лань Сичэня в крепкой хватке, не желая отпускать её более никогда в жизни. Голос его звучал чрезвычайно серьёзно и даже по-взрослому, словно он прожил на свете несколько столетий и познал за это время все трудности бытия. — Ты должен рассказать мне, что тебе снилось и что тебя тревожит изо дня в день. Все мои мысли о тебе, не хочу, чтобы ты переживал всё это один.       Лань Сичэнь моргнул, прогоняя послесонный морок, но после этого по щеке скатилась скупая слеза. До сих пор не отойдя от событий сна, он ответно сжал одну из рук Мэн Яо, заглянув в его глубокие тёмные глаза. О как же он красив! Но красота эта не должна вызывать в нём столь бурную реакцию, что аж сердце начинало колотиться с неистовой силой, не должна. Свободной рукой Лань Сичэнь смахнул слезу и тихо-тихо произнёс:       — Мне снился ты. Ты уходил в Диюй. Навсегда. Оставил меня одного, а я ничего не мог поделать. Совсем ничего. — он не заметил, как на щёку капнула сначала вторая, потом третья слеза.       — Ты же знаешь, — успокаивающим тоном начал Мэн Яо. — Знаешь, что я никогда не оставлю тебя. Я обязательно вернусь из Безночного Города живым и здоровым и заодно помогу кампании против Вэней достичь успеха. Я сделаю всё возможное, чтобы вернуться к тебе. Обещаю.       Лань Сичэнь, конечно же, не сомневался в нём и его обещаниям доверял. Мэн Яо никогда ещё его не подводил.       — А однажды мне снилась смерть моего брата. — слова эти звучали, словно удар под дых, отрезая связь с реальностью.       Мэн Яо шумно вобрал воздух носом и красноречиво улыбнулся:       — До твоего возвращения осталось совсем немного, ты обязательно позаботишься о нём, а пока он способен сделать это и сам.       Лань Сичэнь нелепо закивал, веря каждому услышанному слову. Мэн Яо превосходно умел врать, когда ситуация того требовала, но сейчас он без сомнений говорил чистую правду.       — Если хочешь отвлечься от плохих мыслей, — Мэн Яо чуть отстранился, освобождая свои руки из ладони Лань Сичэня. — Мы могли бы сыграть на гуцине.       Лань Сичэнь мигом согласился. Непринуждённый взмах руки — и перед ним возник красивейший музыкальный инструмент. Мэн Яо сел рядом: играть ему не хотелось, зато внимательно следил за движением пальцев Лань Сичэня и наслаждался профессиональной мелодией, выглядел при этом он крайне сонным, но раз уж он решил поддержать Лань Сичэня в трудную минуту, то будет вместе с ним до последнего. Его веки слипались, а голова опрокидывалась набок, но он даже не обращал на это должного внимание.       Покончив с первой композицией, Лань Сичэнь протянул:       — А-Яо, — он на пробу произнёс это обращение снова. Звучало куда приятнее и правильнее, нежели нейтральное «Мэн-сюн». — Иди спать. Я же вижу: ты устал.       — Что ты! Я ещё полон энергии. — он сидел так близко, что его отчего-то сбитое дыхание коснулось открытого надплечья. По телу Лань Сичэня пробежался табун мурашек.       — Раз так, расскажи и про себя что-нибудь. Ведь и тебя гложат разные мысли.       — Это так заметно?       — Мгм.       Мэн Яо опустил плечи, вновь притянув к себе ладонь Лань Сичэня:       — Я думаю совершенно о других вещах, они не стоят и капельки твоего внимания. — его дыхание продолжало щекотать кожу. Только сейчас Лань Сичэнь заметил, как сильно тот покраснел: от кончиков ушей до самой шеи! Да и сам он наверняка сидел красный, словно новогодняя игрушка.       — Расскажи мне.       Мэн Яо отрицательно покачал головой.       — Тебе это не понравится.       — Ты мне нравишься, — сказал Лань Сичэнь, в то время понимая смысл этих слов далеко не полностью. Мэн Яо же понимал всё прекрасно, оттого вздрогнул и отпустил зажатую в руках ладонь. — Отчего же мне не понравятся твои мысли?       — Цзэу-цзюнь, — строго-престрого произнёс Мэн Яо. — Не разбрасывайся такими словами.       — А-Яо?.. — непонимающе вскинул брови.       Мэн Яо будто скучающе дёрнул несколько струн и резко развернулся, приблизившись невероятно близко. Лань Сичэнь успел моргнуть всего раз, как его щеки почти невесомо коснулись тёплые губы. Мэн Яо тут же отскочил от него, встав на ноги, и громко и твёрдо заявил:       — Ты мне нравишься, Цзэу-цзюнь. — и оставил Лань Сичэня в одиночестве четырёх стен.       Ошарашенный Лань Сичэнь так и остался сидеть на полу, глупо касаясь поцелованной щеки. В груди заклокотало ранее незнакомое щемящее чувство, от которого хотелось кричать в подушку или обнимать кого-то до хруста в спине. Или… получить очередной поцелуй?       Лань Сичэнь отточенным годами жестом убрал гуцинь и залез под одеяло. Он множество раз слышал от старейшин и от дяди лично слова о том, что мужчина не должен вызывать в мужчине подобные эмоции, а Лань Сичэню вообще стоило поскорее обзавестись красавицей да умницей невестой. Лань Сичэнь, конечно, всегда кивал на такие замечания, но на деле не замечал ничего странного, если два мужчины вступали на совместный путь самосовершенствования, и о женитьбе не задумывался, полагая, что ещё слишком молод, чтобы чувствовать хоть что-то к женщине. В итоге его переполняли чувства к мужчине, как же иронично!       Он поглубже зарылся в одеяло, представляя грозное лицо дяди, узнай он о мыслях своего непутёвого племянника. Хотелось игнорировать тепло от поцелуя на щеке, фантомное ощущение прикосновения Мэн Яо к его ладони и это глупое признание. Что он хотел сказать этим «ты мне нравишься»? Это… это значит, что он при возможности ещё раз поцеловал бы его? Или это было сказано по-дружески, мол, Мэн Яо ценит их общение? Тогда какой же смысл в свои слова возложил сам Лань Сичэнь? Что он хотел этим сказать? Что… что любит его? Что не хочет отпускать из своей жизни? Ну что за чушь! Почему он продолжал думать о том, как славно было бы подержать Мэн Яо за руку снова? Хотелось вновь увидеть его ямочки и прикоснуться к ним, дотронуться до его мягких волос, заглянуть в большие чистые глаза…       Лань Сичэнь сам не заметил, как погрузился в сон без сновидений, а наутро проснулся от шумящего под ухом звона посуды: Мэн Яо принёс завтрак. Ничего более, он даже есть с ним не остался. Поставил миску с пиалой на стол и удалился из комнаты, словно неприкаянный призрак. Лань Сичэнь даже не успел его окликнуть и поинтересоваться, в чём дело. На обед и ужин всё произошло в точности до деталей, а Лань Сичэнь всё никак не решался заговорить с Мэн Яо: боялся, что сболтнёт чего-то лишнего и словами своими оскорбит благородного юношу. Вдруг он всё-таки понял всё неправильно?       Так они жили два дня подряд, через день Лань Сичэню предстояло выдвинуться в Нечистую Юдоль под покровом ночи, чтобы обезопасить себя от чужих взглядов. Мэн Яо, по обыкновению, поставил посуду на столик и сдержанно кивнул, но что-то в его облике изменилось. Только спустя несколько долгих секунд пристального рассматривания его лица Лань Сичэнь заметил, что глаза Мэн Яо, ранее чёткие за счёт чисто-белых белков, сейчас сильно покраснели, будто тот провёл в слезах целую ночь. Сердце Лань Сичэня больно сжалось и пропустило несколько твёрдых ударов.       — А-Яо, — позвал он. — Поговори со мной.       Лань Сичэнь вовсе не ожидал послушания со стороны юноши, но тот на удивление покладисто сел напротив и, избегая взгляда светлых глаз, уткнулся на свои колени.       — Прости меня, я веду себя, как ребёнок.       — И я не лучше.       — Тебя можно понять, я ведь подпортил твою честь.       Палочками стянув с куриной ножки масляную кожицу, Лань Сичэнь серьёзно задумался. Неужели Мэн Яо действительно считал, что порочен здесь он один? «Да посмотри же ты на меня! Мы с тобой оба грех совершаем!» — вслух мысли по понятным причинам озвучены не были. Вместо этого он оторвал кусок от «очищенной» курицы и палочками поднёс к губам Мэн Яо. Жест до невозможности неприличный, но в тот момент забота о Мэн Яо показалась куда важнее соблюдения культурных норм за столом.       — Съешь. Я давно не видел, чтобы ты нормально питался.       — Цзэу-цзюнь, ты… — но курица, затыкая его, прямо-таки ткнулась ему в губы. Ничего не оставалось, кроме как съесть её. Правда, после первого куска в его рот полез второй, третий… и так до тех пор, пока Лань Сичэнь не скормил ему всю ножку. — Цзэу-цзюнь, что ты делаешь?       — Кормлю тебя. В твоём возрасте важно много и правильно питаться, ведь вот-вот случится резкий скачок роста. — пошутил Лань Сичэнь, готовый начать запихивать в рот Мэн Яо остатки риса из своей миски.       — Это плохая шутка, Цзэу-цзюнь, я давным-давно перерос пубертат. — в противовес словам, на его лице расцвела довольная ухмылка.       — Прости, я просто хотел разбавить обстановку. Ты излишне напряжён.       — Это из-за тебя.       Лань Сичэнь опешил от такой прямолинейности, несмело уточнив, почему же он напрягается в его присутствии.       — Потому что ты смотришь на меня так, будто взглядом раздеваешь. — Лань Сичэнь опешил ещё сильнее, но его шок прервал смущённый выкрик Мэн Яо: — Прости-прости, это неудачное сравнение! Я имел в виду, что твой взгляд слишком пристальный. И… и я без понятия, что ты думаешь обо мне после… после того поцелуя. Я совсем не хотел портить твою непорочность, просто так получилось… так получилось, что мне не удалось сдержать свои чувства при себе. Ты был так красив тогда! И так близок ко мне! Я… я не удержался. — речь его было сбивчивой, но говорил на одном дыхании, словно боялся передумать о своих словах в самый последний момент. — Я пойму, если Цзэу-цзюнь решит оборвать наши отношения на этом моменте.       Лань Сичэнь не знал, что правильно говорить в таких обстоятельствах. Что делать, когда тебе косвенно признаются в любви, а ты едва ли это осознаешь? Следующие слова сами по себе сорвались с губ:       — Ты обещал, что вернёшься ко мне. Разве твоё обещание будет исполнено, если нашим отношениям конец?       Мэн Яо приоткрыл рот, не находя правильного ответа, но в конце концов, встретившись взглядом с Лань Сичэнем, сказал:       — Не думаю.       — Вот тебе и мой ответ: я хочу, чтобы ты исполнил обещание, хочу, чтобы ты спас всех от тирании Цишань Вэнь, и хочу, чтобы я продолжал учить тебя игре на гуцине. Хочу… хочу, чтобы ты всегда был рядом.       Ресницы Мэн Яо дрогнули, и он опять прикоснулся к тыльной стороне ладони Лань Сичэня. На этот раз кончиками пальцев, совсем невинно. Но Лань Сичэнь ловко перехватил его руку, переплетая их пальцы. В жизни он делал бесчисленное множество великих вещей, спасал сотни деревень от нечести и решал тысячи с нею связанных проблем, но именно это для кого-то повседневное и безобидное действие показалось ему самым смелым, на которое он только был способен. Опустив глаза на замок их пальцев, Мэн Яо неверующе прошептал:       — Это всё взаимные желания.       — А-Яо, — он тоже смотрел на переплетение их ладоней со смесью страха и удивительного удовлетворения. Мэн Яо хотелось касаться постоянно. — Больше никогда не молчи рядом со мной. Это тяжело переносить.       — Не буду. — произнёс так честно, что скажи он, что солнце встаёт на западе, а заходит на востоке, то Лань Сичэнь с превеликим удовольствием поверил бы в эту околесицу. Да и не только в эту — с каждым его словом согласился бы.       На следующий день пришлось прощаться. Лань Сичэню всегда было сложно надолго прощаться с близкими людьми, что касалось матушки с отцом, брата с дядей, что касалось и его А-Яо, самого светлого и радушного человека в его жизни, окрасившейся серыми красками. Но в бесцветной картине его жизни так удачно появилось яркое солнечно-жёлтое пятнышко, подарившее ему море счастливых воспоминаний.       На дворе стояла морозная ночь. Хлопья снега медленно падали с неба, наполняя земное покрывало и делая его всё более плотным. Падающий снег завораживал и привлекал своим волшебством, переливающимся блеском в свете луны. Мэн Яо укутался в неприметную серую накидку, а Лань Сичэнь накрылся выходным тёмно-синим халатом с капюшоном, перекрывающим узнаваемое даже среди крестьян лицо. Они стояли на крыльце и крепко держали друг друга за руки, сполна пользуясь последней возможностью насладиться прикосновениями любимого человека за последующие долгие месяцы. В какой-то момент этого им не хватило, и Мэн Яо зарылся носом под капюшон тёмно-синего халата, позволяя Лань Сичэню сжать руки на своей талии.       — Ну вот, — прошептал он прямо на ухо. — Я уже скучаю по тебе.       — Погоди с этим, мы ведь даже не успели расстаться.       — Но я уже чувствую, как тяжело мне будет без тебя. — Мэн Яо тяжело вздохнул, обдавая жаром ухо и шею Лань Сичэня. — Во всяком случае, я буду писать тебе.       — Я буду ждать каждого твоего письма, как праздничную дату. — поддержал его Лань Сичэнь.       Кажется, они простояли так достаточно долго, пока в последнем соседском окне не потушили свет. Мэн Яо, мягко отстранившись назад, сказал:       — Я пойду первым. — в тёмных глазах его блеснула влага, а по лицу скатилась череда некрупных слезинок.       Лань Сичэню захотелось притянуть его обратно к себе, но понимая абсурдность этого действия, он прижался ладонью к щеке Мэн Яо, стирая с его лица непрошенные слёзы. Мэн Яо не улыбался, но возле губ всё равно появились очертания ямочек. Зардевшийся Лань Сичэнь словил себя на мысли, что хочет не просто прикасаться к ним пальцами, но и желает запечатлеть на них поцелуй.       — Можно тебя поцеловать? — смущённо понизив голос, спросил он.       Мэн Яо едва заметно кивнул, позволяя чужим губам оставить смазанный поцелуй аккурат в области ямочки. Лань Сичэнь неуверенно поджал губы, преследуемый мыслью, что не хочет останавливаться на этом — вместо этого его одолевало желание поцеловать Мэн Яо прямо в губы. Хотя бы слегка чмокнуть… Пусть это будет ценнейший момент в их жизнях. Повинуясь мимолётному порыву, пока не стало слишком поздно, Лань Сичэнь чуть подался вперёд, обхватывая чужие губы собственными. Неумело, так, как подсказывало нутро. Он никогда прежде не целовался, да и Мэн Яо, похоже, тоже, потому что их первый поцелуй прервался буквально через мгновение: Мэн Яо не удержался столько времени стоять на носочках (оказывается, он встал на них ещё тогда, когда залез носом под капюшон халата) и ухнул вниз, уходя от губ удивлённого Лань Сичэня.       — П-прости. — с запинкой произнёс Мэн Яо. Сам он раскраснелся, словно побывал в бане со старшими: те любили топить баню от всей души. Впрочем, Лань Сичэнь выглядел ничуть не лучше.       — Не извиняйся, я тоже виноват, не предупредил тебя. Да и не учёл, что ты…       — Не надо говорить про мой рост, Цзэу-цзюнь.       — Я вовсе не собирался. — соврал, конечно, ещё как собирался! Мэн Яо тут же всё понял и несильно ущипнул Лань Сичэня за тыльную сторону ладони. С секунду подумав, он сменил тему: — Тебе стоит перестать называть меня по титулу. Обращайся так, как только пожелаешь, но не нужно выставлять меня столь высоким чином. По крайней мере, тебе уж точно не нужно.       — Я подумаю над этим. Благо на службе у Вэнь Жоханя у меня будет достаточно времени.       Лань Сичэнь согласно кивнул и душевно погладил Мэн Яо по спине, накрытой несколькими слоями плотной ткани.       Хотелось остаться в этом моменте навсегда, но идти всё-таки надо было. Подводить всех остальных ни в коем случае не хотелось. Обнявшись напоследок и наказав друг другу непременно писать письма, они разошлись в разные стороны: Лань Сичэнь — в Нечистую Юдоль, к своей семье, друзьям и соратникам, туда, где его ценили и всегда поддерживали; Мэн Яо — в Безночный Город, в стан врага, в обитель мерзкого диктатора и ужасающего тирана. Каждый — в свою стихию, в которой обязательно выложится на полную. И война эта несомненно обернётся победой воистину достойных.

***

      В тот год была самая холодная за последнюю сотню лет зима. В тот год сердце Лань Сичэня пронзило пламя юношеской любви.