Алюминиевые звёзды

      Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук…

      Первое что-то, что пробилось в моё сознание глухо и ритмично стучало. Прорезаясь сквозь пелену и остатки разбитого разума пришло понимание, что это не только сердце, бьющееся у меня в груди, но и нечто постороннее, скребущееся в моей голове. Мои нейроны буквально что-то связывало и разрывало, кроило на свой вкус.       Неизвестное количество времени пробытого в забытьи, в полубредовых наблюдениях за неведомым портным, и вот мои чувства впервые расширились. Сначала кровь, до этого забытая мной, начала вырисовывать узоры сосудов, органов и кожи. Затем холодные кости стали проглядываться в сплетениях, вытягивая за собой окружающие ткани, постепенно заполняющие весь обзор. Не было видно никаких дефектов. Лишь полная и идеальная симметрия. Лишь в моей голове то и дело сновали какие-то пятна, которые было невозможно разглядеть.       С внезапным приступом боли, тело содрогнулось, и затем подчинилось. Первый полный вдох отдался болью.       Слезящиеся глаза широко распахнулись, руки подались к груди, расплёскивая питательный гидрогель, который из твердого наконец стал жидким, а подтянутые ноги упёрлись в крышку стеклянного гроба. Всё новое поле зрения заполнила таблица.

ОБНАРУЖЕНА ВНЕШНЯЯ ЭНЕРГОСЕТЬ

ПОДКЛЮЧЁН НОВЫЙ ИСТОЧНИК ПИТАНИЯ

ПЕРЕЗАГРУЗКА

АНАЛИЗ ПОВРЕЖДЕНИЙ…

АНАЛИЗ ЗАВЕРШЁН

УРОН: ЗНАЧИТЕЛЬНАЯ ДЕГРАДАЦИЯ ТКАНЕЙ _30%_

ИНИЦИИРУЮ: ПРОТОКОЛ РЕКОНСТРУКЦИИ.

ОШИБКА: ОБНАРУЖЕНЫ НЕЗАРЕГЕСТРИРОВАННЫЕ ОТКЛОНЕНИЯ.

ПРОТОКОЛ РЕКОНСТРУКЦИИ: ЧАСТИЧНЫЙ УСПЕХ.

ИНИЦИИРУЮ: ПРОТОКОЛ РЕАНИМАЦИИ.

ПРОТОКОЛ РЕАНИМАЦИИ: УСПЕХ.

**ЗАГРУЗКА**

| Attention | ERROR | 3681R |

|: XXXX: |: XXXX: |: XXXX: |

| ЭНЕРГОСЕТЬ: ONLINE | БАТАРЕЯ РАЗРЯЖЕНА | #"¢¥π√% | #@@@@# |

| Core | SP0³ | OK |

| ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ | @#@*¢$€ | Caduceus ³ | ДОПУСК ПРОСРОЧЕН |

РАСШИРЕННЫЙ ФУНКЦИОНАЛ ЗАБЛОКИРОВАН.

Ваш допуск был отозван в связи с истечением срока давности. Пожалуйста, свяжитесь с вашим администратором.

Процедура извлечения произойдёт автоматически, ожидайте: 5 минут 42 секунды.

      Строки смутно знакомых знаков на время ввели меня в ступор. Через несколько секунд до меня начал доходить их смысл.       И попутно приходило осознание того, кто я, и где моё несчастное сознание оказалось.       Тело резервного работника мед отсека жилого корпуса лаборатории К45, замаринованное в медицинской камере, вернулось к жизни. Всё-таки моё время пришло? Это радовало. Однако вчитавшись в показания капсулы, я со скрипом, но поняла, что что-то явно пошло не так. Неужели обо мне забыли настолько давно, что я как банка консервов, успела испортится и вздуться? Мысли мои пока были похожи на то же желе, в котором я хранилась всё это время. Я даже не заметила, как капсула уже успела откачать весь гидрогель, и моё слегка исхудавшее тело висело на подвесах. Таблица свернулась, давая мне оглядеть комнату, в стене которой находился мой хрустальный гроб. Равномерный голубой свет, идущий от капсулы едва рассеивал полумрак грязного заброшенного помещения, но этого было достаточно, чтобы понять всю глубину наших глубин.       Пыль равномерным слоем покрывала столы и койки. Ровные ряды вросших в пол стеллажей, заполненных давно окаменевшими растворами печально взирали на единственное разумное существо в этом забытом всеми богами месте. Иначе и быть не может. Здесь не ступала нога человека уже как минимум полвека!       Я зашлась в жутком кашле.       Последние капли гидрогеля покинули мои лёгкие. Крышка медленно поднялась, захваты бесшумно отпустили моё тело и я неловко выползла на свет. Воздух душил сыростью и казалось был тяжелее воды. Было грязно.       Хорошо что я была одета в термобелье. Через пару секунд, с затянутого паутиной потолка пробился свет аварийного освещения.       Я ужаснулась.       «Как же долго я спала?» — мой слабый голос едва не утонул в душной пыли и коврах паутины.       Ответом мне было дрожание ламп, лишь чудом сохранившихся до сегодняшнего дня, да карантин воды в дальнем темном углу.       Я потеряно осматривалась. В голове всплыла детская страшилка, в которой если ты надолго останешься в темноте, то злобное нечто заменит тебя на дубля, а тебя самого бессовестно сожрёт.       Видимо людям недостаточно просто боятся темноты. Им нужен более осязаемый, хотя бы на йоту, враг.       Мне было холодно. По крайней мере меня трясло. Это нормально после выхода из стазиса. Я не знаю сколько прошло времени, перед тем как я начала шевелиться. Не меньше 5 минут. Я никогда не любила быть частью коллектива, но сейчас я поняла, что была нечестна с собой. Пронизывающее меня чувство одиночества было столь сильно, что на мгновение ко мне вернулись детские страхи. Я снова начала с замиранием сердца вглядываться в тёмный угол комнаты, замирая под взором несуществующих глаз.       Дав себе оплеуху и вытерев уже начавшие катиться по щекам слёзы, я стала усиленно думать. Просто чтобы не упасть в кататонию от полной безысходности.       Что имеем?       Помещение мед отсека, где находится моя капсула выглядит давно заброшенным. Оборудования почти нет, будто его вывезли. Ни одного электронного устройства, электронные замки и те вырваны. Про медицинских роботов и речи не идёт. Даже ржавых остовов нет. Шкафы и кушетки зато на месте. Или то что от некоторых из них осталось. По куче растительности, укрывшей неравномерным ковром пол, понятно, что прошли не год и не два. Сообщение капсулы намекает, что свет восстановился недавно, а до этого капсула некоторое время работала в пассивном режиме, на батарейках. Интересно, почему электричества раньше не было, а сейчас оно появилось? Неважно.       Куда все делись — вот это вопрос.       Я пролежала здесь десятки, может быть сотни лет. Никого в живых не должно было остаться. Ни одного из тех, с кем я росла, училась, работала. Никого, кого я знала. Никого, кто бы отдавал мне приказы. Последнее, это ведь плюс? Хэй, всё не так уж плохо!       Как всё так обернулось?       У меня есть только два варианта: Вариант первый. Всем было очень сильно не до меня. Авария. Эвакуация. Может очень даже быть, что лабораторию захватила и ограбила враждебная нам корпорация. Вариант второй. Меня забыли. Просто взяли и забыли. Капсула-то вмурована в стену, и за фальшпанелями её не видно. Вот во время штатного переезда кто-то не удосужился проверить списки персонала. Или и того хуже. Я просто затерялась в веках, потому что мою «консервированную» должность заполнили мной, а затем упразднили. Вместе со мной же.       Я по-дурацки улыбнулась. До самых ушей. Да, это по-нашему. Это в духе того, что мы постоянно делаем.       Этот комплекс предназначен… Был предназначен для выращивания клонов. Весь персонал жил и работал в системе подземных помещений, которые находились на неимоверной глубине под поверхностью планеты. Нам рассказывали, что эта планета не наш «родной дом», а всего лишь далёкая ресурсная колония. На поверхности бушуют бури, жёсткие космические лучи полируют черный песок, а людишки населяют и грызут недра.       Размножаться естественным путем людишкам как-то не сподручно, вот они и решили умножаться при помощи клонирования. Вот и отношение к человеческой жизни немного… Девальвировало, скажем так. Это мне рассказывал один знакомый старик из отдела «уборки». Кавычки в слове «уборка» стоят не просто так. Все эти тонкие намеки можно заменить одной меткой фразой. Audi vidi sili. Слушай, смотри и молчи.        Я — тоже клон. Клон-специалист. Мы не так уж и далеки от обычных людей. Даже немного лучше. У нас тоже есть функция воспроизводства, мы тоже дышим, мыслим, мечтаем. Но у нас гораздо сильнее выражены склонности. Мы буквально зависимы от работы. Я, к примеру — врач. Правда бракованный. Скажем так, мне слишком сильно нравится резать. Меньше чем шить. Наверное поэтому меня сделали «консервированным врачом». Эта странная практика подразумевает, что на случай, если дело совершенно не выгорит, и лечить будет некому, кроме машин, то из стеклянной банки вылезет заранее припасённый доктор и по крайней мере возьмёт на себя всю ответственность. За какие заслуги мне доверили такую должность я вспоминать не хочу. Я жива, они, скорее всего, давно нет. Больше ничего личного.        Долго сидеть на коленях я не могла, поэтому волевым усилием поднявшись, я на плохо гнущихся ногах обошла помещение.       Всё что могло испортится — испортилось. Всё что могло сгнить — сгнило. Даже стекло местами растеклось, словно вода, под грузом времени… Не хочется считать, за сколько лет стекло может так деформироваться. Я просто не хочу этого знать. Прошерстив шкафы мне всё-таки удалось разыскать чудом сохранившиеся несколько комплектов синтетических вещей. Халаты, робы, мешки для трупов, фильтры. Чувствую, надо выгребать всё подчистую, ничего лишнего сейчас нет. Некоторые шкафчики не поддавались. О, это легко поправимо. Повертев головой я зафиксировала угол, в котором по моим воспоминаниям было кое-что полезное. Я подошла к, как оказалось пожарному щиту, где я с радостью обнаружила любимое орудие дровосеков и белых воротничков — топор. Лёг в руки он как родной, давая уверенность в завтрашнем дне. Размяв плечи, я приступила к вандализму. Вначале я решила надругаться над капсулой. После пары минут я поняла, что это бесполезно. Топор её практически не брал, а все крышки были намертво приварены. Тогда я обратила свой взор на шкафчики.       Несколько ударов, и меня приветствуют наборы первой помощи, хирургические инструменты, склянки, канистры. Больше половины не пригодно или проржавело, но порывшись чуть подольше мне удалось насобирать хотя бы три десятка архаичных скальпелей, зажимов и полимерных повязок. Нашлись и разные склянки. Пузырьков было немеренно, половина была в засохших химикатах. Я всё равно вытащила все.        Удалось также найти канистру каких-то нефтепродуктов, по крайней мере по запаху это были они. Когда же я добралась до последнего ящика я была очень рада. Там были нитки, причём очень прочные, и медицинские иглы. Нитки мне чертовски пригодились. Спустя час я уже была одета с иголочки (идиотский каламбур). Перешитый халат с парочкой новых карманов стал слегка утеплённее. Парочка пластиковых крышек от каких-то контейнеров превратились в сандалии. Я затёрла их об шершавый пол, чтобы они меньше скользили. На моём лице красовалась маска с фильтром. За спиной висел небольшой импровизированный рюкзак. Всё было готово к моему великому походу.       Пора было выбираться отсюда. Тем более что еды у меня не было, а слизывать воду со стен мне не хотелось. Консоль на выходе не работала. Дверь была раздвижная, и что самое главное — заклинившая, и истлела настолько, что после нескольких ударов топора стала откидной.       Коридор встретил меня равномерным потоком пыли, который несло сквозняком куда-то к выходу из комплекса. «По пути» -, подумала я, и переступив через поваленную дверь направилась к выходу.       Веками заброшенный комплекс оживал. Повсюду были слышны скрипы и искрения. Что же вдохнуло жизнь в эти мертвые коридоры спустя столько лет забвения?       Мне бы хотелось это узнать, но я решила что лучше бы мне выбраться отсюда, а потом думать. Потому что идти ради такого эфемерного знания в реакторную… Прямо скажем — дурная затея. Умереть от облучения можно как-нибудь потом, в отдаленном будущем. Пока это не в приоритете. Я мало знаю о жизни вне комплекса, Но я хотя бы знаю где выход из него. Мед блок находился недалеко от комнат персонала, в шаге от столовой. Неплохо бы туда заскочить. Я всё-таки не железный дровосек. Кушать хотелось. И хотелось сильно.       Кухня была в отвратительном состоянии. Пыль, плесень, сталактиты, сталагмиты, и странные мелкие жучки, то тут то там бросавшиеся в рассыпную из-под ног. Зал был полон истлевших столов и стульев. Воздух был чуть более свежий. Свет тоже к моему удивлению присутствовал. Вот что значит «на века делали»!       Аккуратно обходя кучки костей каких-то мелких грызунов и, к моему неудовольствию куч испражнений, я добралась до внутренних помещений. Запустение. Здесь было практически первозданно пусто. Мне удалось найти пару консерв без этикетки, внутри которых все ещё что-то плескалось. Так даже хуже… Открою их в черный день. Ещё мне посчастливилось вытащить из кучи мусора пустую колбу с крышкой.       Хорошенько обвязав её узлами из бинтов, я закинула её в мешок. Будет вместо фляги.       После непродуктивного визита на кухню меня ещё больше расстроило состояние проходного пункта. От него ничего не осталось. Все лестницы, лифты, даже грузовые, да даже прилегающие коридоры были разрушены. Я было пошла к пожарному выходу, но там меня тоже ждало разочарование. Выходит, пока выбраться отсюда не представляется возможным.       Не стоит паниковать. Сейчас я нахожусь фактически в предбаннике достаточно большого комплекса, где находятся помещения персонала. Сами лаборатории и ясли в которых и происходит выращивание, отделены от них гермоворотами, к которым я и направилась.       Я думала, что меня больше ничто не расстроит сильнее. Я ошибалась. Ворота были раскурочены изнутри. Судя по следам, не так уж и давно. Я тихо, насколько это было возможно, вернулась в мед блок.       Сев на остатки больничной койки я стала думать, а что мне собственно говоря делать дальше.        Выхода нет, еды нет, что-то, ломающее толстенные двери бродит рядом.       Долго думать не получилось. Я заснула. Как бы глупо это не звучало, слишком много стресса. Мне снились змеи. Это такие холоднокровные животные, у которых есть чешуя и нет конечностей. И они передвигаются ползком. Я читала про них пару раз. На картинках они выглядели довольно нелепо. Во сне тоже. Заполнив всё зримое пространство они свободно летали по воздуху, сплетаясь в клубки и банты. Они были самых разных цветов. От красного до жёлтого. И до того это было странно, что меня охватило негодование. И когда негодование начало перерастать в гнев, я проснулась.       Проснувшись, я обнаружила перед своим лицом здоровенную крысу. Назвать её крысой я могла с большой натяжкой. Больно уж она здоровая для крысы. Не вставая, я со всей силы влупила по её наглой морде. С противным писком животное пролетело до стены, шмякнувшись о которую неловко перебирая лапками попыталось сбежать. Вскочив, и подняв первый попавшийся мне под руку камень, я метнула его в бедное животное. С характерным хрустом, череп грызуна превратился в кашу. «Есть ещё порох в пороховницах!» — подумала я, проверяя на твердость бицепс. Чтож, еда есть. Осталось её приготовить. Взяв с собой тушку, я пошла обходить оставшиеся необследованными помещения. В первую очередь я направилась к спальням.       В этом крыле мне не удалось найти ничего путного, кроме куч мусора и завалов. Всё было вычищено до меня. Зато этого мусора было достаточно, чтобы развести костер. Одного мха, отодранного со стен мне бы не хватило для розжига, к тому же он был сыроват. Но выручил меня дорогущий бильярдный стол, (из ДЕРЕВА! Интересно, как он ещё цел? Хороший лак?) который стал хорошей основой для костра. Разожгла я его в кухне, неподалеку от вытяжки. Пришлось немного напрячься, тягая всякую фигню туда-сюда, но я расчистила себе неплохую площадку для лагеря. Огонь удалось добыть закоротив проводку удачно торчащую из ближайшей стены. Мне действительно интересно, как здесь до сих пор есть электричество, но моё нутро мне отчётливо советует довольствоваться догадками. Догадки ещё никого не убили. А любопытство, между прочим, сгубило как минимум кошку! Наконец дело дошло до разделки моего первого ужина. С нетерпением, я достала пустой мешок, чтобы подстелить его на пол, и самый чистый скальпель, который до сих пор не затронула ржавчина. Он будто бы сам прыгнул мне в руки. Холодная инструментальная сталь обжигала кожу, но грела мне сердце. Я немного задумалась, глядя на своё отражение в этом инструменте. На меня глядела уставшая осунувшаяся девушка, с прямым горшком немытых русых волос. На тонкой шее болталась так и не пригодившаяся мне маска. Она оставила на лице забавный след, снизу светлая кожа, сверху, сероватая, вся в пыли. Серо-голубые глаза, в которых танцевали отблески пламени, были как два кристалла на фоне пыльного, железного цвета лица. Я всё ещё неотразима, словно вяленая колбаса. Я рассмеялась. Вглядываясь в собственные черты, я всё-таки с огорчением отмечала, что себя я не узнаю, и это не очень хороший знак. Повреждения мозга никогда не бывают полезны. Напротив, зачастую последствия кошмарны. Моя ситуация в принципе кошмарна, если задуматься. Я в полном одиночестве. Возможно что я заперта в этой обезлюдевшей помойке навечно, и то, что я очнулась лишь позволит мне умереть в мучениях, а не в блаженном неведении. От голода, жажды, болезней или этого самого пресловутого одиночества. Я не питаю иллюзий по поводу моего долгого выживания. То, что моих знаний и воли хватило, чтобы не обезуметь от осознания того, где и когда я очутилась, и прожить целых два дня, это уже достижение. Ха-ха, я ведь даже не могу узнать, день сейчас, или ночь. Я снова хрипло рассмеялась. Звук собственного смеха заставил меня поёжиться. Перехватив скальпель по-удобнее, я приступила к " разделке». Крыса была здоровенная килограмма под два. Наши, лабораторные, не были такими здоровыми. Такую и сожрать не зазорно. Раньше я не видела подобных крыс, поэтому я с патологической методичностью разделала доставшийся мне экземпляр, отмечая любые несоответствия с тем, что я знала об этих удивительных социальных животных. Наибольший интерес представляла голова, но её уже не вернуть, так что работала я с тем, что имела. Кожа с жесткой щетиной больше была похожа на свиную. Хвост был короче и толще. Печень занимала сравнительно много места в брюшной полости. Оно и не удивительно, учитывая чем они могли питаться в этой помойке. В пищеварительном тракте ничего примечательного. Сердце — ничего примечательного. Лёгкие — были довольны хорошо развиты. Мочеполовая система — ничего примечательного. Нервы и кровеносные сосуды выглядели несколько гипертрофированно. В мышечных тканях Я не обнаружила никаких опухолей и паразитов. Идеально здоровая особь. Когда же я собственно и перешла к подготовке мяса к приготовлению, мне в глаза бросилось, насколько мясо красное. Эти крысы выглядят как хорошая говядина! Я даже в лучшие времена не могла достать больше кусочка в год. Под землёй его выращивать мягко говоря сложновато. Поэтому цена соответствует. А тут такой праздник. Интересно, на чём она так отожралась? Мне бы тоже хотелось бы так продуктивно питаться. Посетовав, что совсем нет соли, я начала жарить мясо. Наделав из бывшего стола щепок, я насадила мелкие кусочки и потроха и закрепила их над костром, пока они не пропеклись. На вкус крысятина оказалась неплохой. Гораздо лучше пресных стандартных пайков, которыми я перебивалась пол жизни, когда я не могла себе позволить ничего другого. Поев, я принялась кипятить в колбе набранную мной заранее капающую с потолка воду. Вода отдавала железом. И была наверное самой вкусной водой что я пила в жизни. Меня немного разморило и я вольготно разделась около костра. Расслабиться как вчера не получилось. По комплексу пронесся вой. Будто кто-то задул в сотни свистков разом, этот кошмарный звук заставил все волосы на моём теле встать дыбом. За звуком, будто бы издалека, раздался шелест, который стал неумолимо приближаться. Мысли роем носились в моей голове. Победили несколько из них. «Всё живое боится огня» и «Если ещё не боится, то после того как я оболью его из той канистры с какой-то нефтяной дрянью, что я нашла, и подожгу, точно начнёт!». Мгновенно собрав все свои вещи, я схватила из костра горящую с одного конца ножку от стола, параллельно свинчивания крышку с канистры. «Залить проход, только бы успеть, только бы успеть…» Уже в процессе у меня на краю сознания возникло скребущее чувство, что я что-то делаю не так. И когда я наконец израсходовала всю канистру и подожгла лужу, я поняла — бежать-то некуда! Ну что же, будем импровизировать. Перехватив горящую ножку стола левой, а топор правой рукой, я отошла от прохода глубже в столовую и стала ждать, когда наконец появится то, что звучало столь жутко. И через минуту, казавшуюся вечностью, тварь появилась. И не одна. Сотню, нет — тысячу раз не одна. По ту сторону прохода застыла огромная стая крыс. Они сделали это синхронно. Вот из полумрака вываливается огромный серый вал плоти, и уже через секунду он ровной стеной стоит перед огнем, и смотрит на тебя тысячей пар глаз. Это было жутко. Но дальше… Они начали говорить. Будто бы многоголосый хор детских голосов начал кричать, петь, смеяться, шептать и грязно ругаться одновременно. Противоестественно. Ненужно. Неправильно. И знаете что? Я засмеялась. Не потому что мне было смешно, нет напротив. Это даже не показалось мне ироничным. Крысы могут съесть меня, после того как я съела крысу, пф. Смешно не было совершено. Было страшно. Мне было настолько страшно, настолько первобытный ужас вырвал мою душу из тела, что последняя связная мысль которую я помню была: «Мусоропровод. На кухне должен быть мусоропровод». Затем мыслей уже фактически не было. То что мусоропровод ведёт в какие-то старые катакомбы, о которых ходили самые жуткие слухи мне было плевать. Я не помню, как похватав вещи я буквально нырнула в черный зев в задней части кухни. Не знаю почему я не заметила его раньше, но это абсолютно не важно. Скатившись по скользкому бетону я оказалась в длинном коридоре, который уходил в бесконечную тьму. И я побежала туда. Возможно крысы не преследовали меня. Мозг отдал приказ ногам и приказал долго жить. Покинул меня на долгие часы. Очнулась я по ощущениям через день, если не два. Вокруг — темнота. В животе — пустота. Тихонько нащупав стену и сползя по ней на замшелый пол я свернулась калачиком и горько заплакала. «Я жива. Всё ещё жива.» С этой мыслью я снова забылась мертвым сном. Мне снились крысы. Утро сегодня наступит поздно.