Внутри тебя - 3

ЭВАЛЛЁ

      — Обалдеть! Тот самый скейт с концерта! — воскликнул Маю, указывая на белоснежную доску с морозными узорами. — Он что, все это время хранился у нас в гараже?       После того как Эваллё переехал на съемную квартиру, он оставил скейт здесь, а потом руки не дошли забрать. Еще злился на отца Маю, не хотел, чтобы скейт был на виду и лишний раз напоминал о Сатине.       — Ты выступал на нем в кимоно, это было охренительно. Я даже не знал, что ты умеешь так двигаться.       — Это была идея твоего отца, — отмахнулся Эваллё.       — Да пофиг, чья эта была идея. Мог хотя бы сторис или рилс почаще снимать, как ты катаешься. — Маю пришел в гараж, когда он грузил вещи Тины в машину, и теперь всячески отвлекал его. Хотя Эваллё был совсем не против. — Я бы поехал с вами, но мне нужно в школу, — продолжал тараторить Маю, перескакивая с темы на тему. Эваллё не мог ни улыбаться. — Зачем запаривался, я бы помог тебе с чемоданом…       — Ты так сладко спал, не хотел тебя будить, пряня, — хихикнул Эваллё и, захлопнул багажник теперь уже своего автомобиля, обошел тот и собственнически обхватил Маю рукой за шею.       — Не понимаю, зачем ты вчера мыл тачку, когда можно было отвезти ее в автомойку.       Эваллё фыркнул. Маю, привыкший, что машина становится чистой по волшебству, изрядно его повеселил.       — Надо понемногу наращивать нагрузку. Я уже и так сдал, хочу уже прийти в норму. И потом мне было в кайф возиться с тачкой. — Маю развернулся к нему лицом, и Эваллё провел губами по «штанге» в правой брови, коснулся поцелуем и слегка пощекотал пирсинг кончиком языка. Маю блаженно прикрыл глаза.       — У меня тут возникла идея… — интригующе начал Маю. Эваллё понял, что они говорят уже о чем-то другом. — А что если вместо парных колец, ну таких, для парочек, нам сделать парные проколы.       — Чего? Ахах! Чужая глупость заразительна? — засмеялся он, и Маю в его руках мелко затрясся, а потом закатил глаза.       — Вообще-то, после пирсинга Валто я окончательно решил, что они нам нужны. Парные проколы. Это надежнее, чем кольца. — Маю игрался с его серьгой-булавкой в левом ухе. — И намного круче… подумай, мы даже ощущения разделим на двоих.       — И что же ты собрался прокалывать? — Эваллё не дал парню ответить, захватив его рот поцелуем. Нагло вторгся, поигрался с шариком в языке. Маю испустил тихий полувздох-полустон.       Эваллё ощущал его частое теплое дыхание на своем лице. Маю прикрыл глаза, Эваллё обхватил его лицо ладонями, погладил большими пальцами нежную кожу на щеках. Веснушки за лето выгорели и благодаря загару были почти незаметны.       Они начали целоваться всерьез, жадно цепляясь друг за друга. Маю зарылся пальцами в его лохматые вихры, привстал на носочки, прижался пахом к его бедрам. На миг они отстранились друг от друга. Зрачки Маю были расширены, парень смотрел на него горящими глазами. Эваллё притиснул Маю к дверце «ауди» и начал жадно шарить по его телу. Пальцы забрались под свитшот, легли на затвердевшие соски поверх рубашки. Маю жарко выдохнул ему в шею и запрокинул лицо. Каждый поцелуй все равно что укол адреналина. Как личный маленький взрыв.       Эваллё принялся выдергивать рубашку Маю из его брюк и хаотично расстегивать пуговицы. Пока он возился, Маю исхитрился стянуть вниз его домашние штаны вместе с трусами. Все это время они страстно целовались, сминали губы друг друга, вырывали стоны. Привкус Маю во рту отдавал зубной пастой, его искусанные губы были такими мягкими и податливыми.       Обвив его за шею, Маю подался бедрами вперед. Эваллё изголодался по настоящему сексу, он вжимался затвердевшим членом, терся о Маю. Одной рукой шарил по гладкой груди Маю, другой — мял его ягодицы через брюки. Маю поедет в школу с мятой задницей на штанах. В ответ парень так и льнул к нему. Внутри все млело от желания, в груди закручивался спиралью настоящий вихрь, лавина ощущений.       Эваллё подтолкнул Маю к капоту, в следующую секунду тот прижался локтями к металлу и выпятил зад. Эваллё распахнул переднюю дверцу и сунулся в салон, за презервативом и смазкой в бардачке. Теперь их можно было хранить в машине, не боясь, что кто-то обнаружит. Пока Маю стаскивал с себя брюки, раскатал презерватив и обильно нанес смазку. Пристроился, начал аккуратно и, не встретив сопротивления, вошел еще глубже. Маю опустил голову и прогнулся в спине. Эваллё дал несколько секунд привыкнуть и ускорился. Ствол окутало обжигающее тепло.       — Черт побери, это охуенно! — выдохнул Эваллё.       Эваллё держался за талию Маю и размашисто скользил внутри него. Спустя несколько долгих мгновений его длинный член погружался уже до основания. В моменты глубокого проникновения Маю шумно дышал; его пальцы скрипели по металлу, ногти царапали капот. Эваллё стонал все громче. Эйфория накатывала как приливная волна. По телу пробежала сладкая дрожь. Маю прогнулся еще сильнее. Ладонь Эваллё накрыла его мошонку, пальцы защекотали волоски. Эваллё ужасно заводила небритость Маю, у него уже давно не было таких половых партнеров.       Если бы кто-нибудь вошел в гараж в этот момент, то застал бы их за горячим в самый разгар. Но Эваллё уже не мог остановиться. Маю так увлеченно стонал под ним, не хотелось сдерживаться, с каждым толчком Эваллё все больше распалялся. Он уже забыл, зачем вообще пришел в гараж.       Кончил он в презерватив — и это было мощно, — следом без всякой помощи рук кончил Маю, сдавив его внутри, и Эваллё едва не кончил во второй раз.       Маю тоже следовало надеть презерватив, но об этом они подумали уже после, когда на темных брюках оказались приметные капли. Маю взвыл, а потом, взглянув на его лицо, рассмеялся и пихнул в плечо. По похожей причине он сам использовал резинку — чтобы Маю не пришлось ходить с задницей, полной спермы, но его попа и так была вся измазана смазкой.       — Мне… придется переодеваться, — выдохнул Маю под его смех.       Эваллё снова залез в салон, за влажными салфетками, помог вытереться.       Родители Маю все же заставили их обоих сдать анализы на всевозможные половые инфекции — можно сказать, этим официально подтвердили их связь. Маю едва не поругался с Сатином из-за этого. Однако теперь можно было не использовать защиту. Эваллё, всегда очень внимательный к подобным вещам, как и Маю, оказался полностью чист.       Стоило им закончить приводить друг друга в порядок, как в гараж зашла Тина.       — Не стала вам мешать, — заявила она с порога бодрым тоном. Эваллё покосился на Маю. Его так и распирал смех при взгляде на пунцовое лицо Маю.       — Вы не опоздаете в аэропорт? — невинно поинтересовался его сексуальный гигант, и рассмеялись уже они с Тиной вдвоем.       Эваллё взглянул на часы на руке: до начала регистрации было еще полно времени.       Тут он заметил, что губы матери будто вздулись.       — Ты что, закачала губы? — прыснул он.       Похоже, отек еще не спал, губы стали больше раза в два.       — Вот решила себя побаловать. Ну как? Что скажите?       Сохранить серьезное выражение лица было крайне сложно. Маю не выдержал первым. Они покатились со смеха, как два ненормальных.       — Что смешного? — удивилась Тина. — По-моему, мне идет.       — Может, нам обменяться парными губами? — уже в полный голос хохотал Эваллё, так, что даже пресс в местах швов заболел. — Будем как две утки! — Маю выпятил губы и изобразил поцелуй.       — Да будет вам. Смешно им…       Стараясь прикрыть испачканное место на брюках, Маю просочился к выходу из гаража. Не удержался и показал фак за спиной Тины, а потом продемонстрировал пробитый язык. В эту секунду его мать обернулась к Маю. Эваллё, воспользовавшись моментом, задвигал бедрами, показывая, как трахает его. Заалев, парень тут же скрылся из вида, а Тина, махнув рукой, мол, мальчишки не смыслят ничего в губах, подошла к своей бывшей, старушке «ауди». Мама так ничего и не заметила, а Эваллё все еще переполняло веселье. Он перехватил у Тины сумочку и отправил на переднее сиденье.       — Я слышала вас, но решила не прерывать, — забавляясь, продолжила она.       А он и не сомневался, что у него лучшая мать в мире.       На Тине была кожаная дутая жилетка поверх белоснежной толстовки с капюшоном и легкие брюки с белыми кроссами. Длинные светлые волосы были собраны в гладкий хвост на затылке.       Сегодня она возвращалась в Японию. Они условились, что она позвонит сразу по прилету.       — Я готов, мы можем ехать, — доложил Эваллё.       — Мой сын отвезет меня в аэропорт, сам. Это так мило с твоей стороны.       — Рад услужить вам, мэм.       Она чмокнула его в щеку и забралась в салон.       — Рабия не поедет? — на всякий случай спросил он.       — Незачем ей лишний раз мотаться. Пускай побережется.       По дороге в аэропорт мама расспрашивала о его состоянии. Эваллё старательно заверял, что уже полностью оправился, швы рассосались сами, для убедительности он показал шрамик на шее, опустив воротник-хомут своей толстовки. О перенесенной операции напоминала лишь небольшая осиплость голоса, к которой уже все привыкли, и малозаметные рубцы на теле. Все же повезло, что он попал в хорошую больницу.       Эваллё включил любимый плейлист: хип-хоп, рэп, альтернатива, панк-рок. Не мог долго выносить тишину.       — Я там тебе наготовила на несколько дней. Вся едва в контейнерах в холодильнике, — инструктировала Тина. — А еще мы убрались с Маю у тебя в квартире и купили продукты. Я купила протеиновое печенье, которое ты любишь, и овощей. Режь себе салаты каждый день и пей побольше воды. Не знаю, когда ты вернешься туда, но имей в виду, еда долго лежать не будет.       Он знал, как нужно питаться, но не стал развивать эту тему.       — Спасибо. — Эваллё взглянул на рядом сидящую Тину и, увидев ее надутые губы, снова зафыркал от смеха. — Тебе и так было хорошо. Не нужно было ничего увеличивать, мам.       — Иногда нужно себя баловать. Ты ведь знаешь, что Сатин закачивает гиалуронку в изломы на лбу. Он — мужчина, а даже он понимает, как важно следить за собой.       Эваллё еще больше развеселился.       — Нет, я к тому, что ты и так сногсшибательно выглядишь.       Незаметно разговор перетек на японца, с которым Фрея с его матерью познакомились на Хоккайдо. Эваллё было интересно расспросить о Моисее кого-то, не очарованного его харизмой.       — Закрытый, как и многие японцы. Мне показалось, что он ищет себе жену, — начала рассуждать Тина. — К тому же у него есть маленький ребенок, и ему нужно участие женщины в воспитании дочери. Я могу ошибаться. Фрее хочется развлекаться, она не готова еще к такому. Вообще говоря, я не вижу рядом с таким человеком блогера. Ему нужна более приземленная женщина, более хозяйственная. И постарше Фреи. А в целом он мне понравился. Не договаривает, как и все японцы, но это не делает его плохим. На меня он произвел впечатление. Есть в нем что-то удивительное. Не пойму только, куда делась мать ребенка.       Эваллё решил, что не станет рассказывать про Момидзигари и предложение японца. Если нужно будет, Фрея поделиться всем сама. Кроме того, они с Маю узнали об этом случайно, прочитали чужую переписку.       — Ну и что он, большая шишка? — спросил Эваллё после небольшой паузы.       — Моисей у нас глава финансового подразделения совсем небольшой компании. — Эваллё оторвался взгляд от дороги. Тина добавила: — Я уже все выяснила. У фирмы есть филиал в Токио. Ничего особенного, занимаются озеленением маленьких парков, частных территорий, корпораций — вроде тех, знаешь, что на крышах многоэтажных офисов.       — Я не сомневался, что ты сразу прочекаешь, — усмехнулся Эваллё, возвращая взгляд на дорогу.       — А ты как думал. Должна же я знать, что за мужик подбивает клинья к моей племяшке. Может позволить себе няню и клининг… и у него семиместный Хавейл. — Следующие несколько минут Тина увлеченно расписывала его автомобиль.       — Китаец? Мне казалось, японец предпочел бы японские марки машин. И как-то странно… зачем ему, живущему вдвоем с ребенком, семиместный автомобиль? А что с родителями?       — Я так поняла, что часть его семьи живет на Хоккайдо, часть — в Токио. Могу представить, как они мечтают поскорее увидеть его с женщиной. В Японии мало кто из мужчин воспитывает дочь в одиночку. Если его родители — консервативные люди, им будет непросто принять в семью иностранку, если, конечно, до этого дойдет. Но всякое бывает в жизни. Если хочешь узнать мое мнение, вот честно, не думаю, что он подходит нашей оторве. Не знаю, что из этого получится. Но если ей захочется с ним увидеться, пускай свяжется со мной, мы что-нибудь придумаем.       Вероятно, деньги у этого господина Икигомисске все же водились, раз он мог позволить себе семиместный кроссовер, няню, обслуживающий персонал, а также дом в традиционном стиле на горячем источнике. Эваллё не смыслил в уровне дохода японских сарариманов, но что-то он точно пропустил в этой жизни. Либо все это было сказано Тиной, чтобы пробудить в нем интерес к работе и жизни в Японии. Хотя, возможно, раз этот японец имеет доступ к деньгам, то наверняка знает, как их зарабатывать. Одно верно — с ним Фрея не будет голодать, будет объедаться сушами. Но зачем семиместный?!       В аэропорту они были, когда у Маю уже давно начались пары. Эваллё помог с чемоданом. Потом они еще долго стояли у последнего пункта, куда пускали провожающих. Тина сжимала в руке чехол с билетом и документами. Повесив сумочку на локоть, она обняла его за плечи, обдав ароматом своих цветочных духов — прям-таки чем-то весенним.       — Обязательно правильно питайся и не перегружай себя.       — Ты тоже береги себя.       — Чтобы звонил мне. Приглядывай там за моей сестрой и племянниками, не давай ей работать допоздна. Если что — сразу звони, в любое время.       — Да, мам, все будет зашибись.       — Поменьше конфликтуй с Сатином. Ты тоже не всегда бываешь прав.       — Я знаю.       — Не хочешь вернуться к ним в дом?       — Нет, — мгновенно отозвался Эваллё. — Не вижу в этом смысла. Чтобы все вернулось, как было?       Тина чуть помедлила перед ответом.       — О’кей. Ты уже взрослый парень, делай, как считаешь нужным.       Эваллё понимал, что вот сейчас они с мамой расстанутся, а в следующий раз увидятся очень нескоро. Он привык, что Тина всегда рядом, максимум — в тридцати минутах езды. Они были неразлучны с тех пор, как она вышла замуж за его отца. А те, более ранние годы, до ее появления, он и не помнил вовсе.       Всегда считал, что когда придет время стать независимым, он легко справится с этой задачей, но на деле все оказалось куда сложнее. Сейчас его переполняло столько эмоций. Одно дело — съехать от родных, и совсем другое — жить с единственным родным человеком в разных странах. Но несмотря на бушующую внутри гамму чувств, он заставил себя улыбнуться и выглядеть как ни в чем не бывало, чтобы у Тины даже мысли не закралось, что он переживает. А он, конечно же, переживал их разлуку.       Она протянула ладонь и он дал «пять». Они крепко обнялись. Тина погладила его по плечу. Возможно, против воли ее взгляд упал на шрамик на шее. Даже если бы захотела, она не смогла поджать губы, и Эваллё это рассмешило.       — Люблю тебя, — ее голубые глаза увлажнились. Тина коснулась его торса. — Очень прошу, будь аккуратней.       Напоследок еще раз крепко обнялись, и мама смачно чмокнула его своими новыми губами, измазав щеку блеском и заставив хихикать.       На обратном пути Эваллё заскочил в пункт выдачи забрать заказ — большого плюшевого Пряничного человечка, как подарок к новому учебному году. Игрушку положил Маю на кровать, так, чтобы тот сразу ее заметил. Оставил записку: «Будет кого тискать ночью в одиночестве :P».              В выходные обещали дождь, поэтому в четверг, выходной Эваллё и пока у Маю не было драмкружка, они решили покататься на машине. Эваллё заехал за Маю в школу и дожидался его за воротами.       Эваллё наблюдал за выходящими из здания, и когда наконец появился Маю, издал смешок. Маю нес подушку-обнимашку, гигантского гуся, при виде которого Эваллё чуть не лопнул от смеха и сразу же вспомнил о новых губах Тины. Заметив издали «ауди», Маю изобразил несколько движений из хип-хопа, с этим гусем в обнимку. Школьники, которые волею судьбы оказались поблизости, заулюлюкали и засвистели.       Маю распахнул переднюю дверцу и невозмутимо пропихнул в салон гуся.       — Будет с кем пообжиматься долгими темными ночами, — вернул его же слова Маю.       Похоже, Маю купил игрушку в отместку за плюшевого Пряню.       — Только зачем было тащить его в школу? — хохотал Эваллё, забирая гигантского гуся.       — Поедет с нами. А потом ты заберешь его к себе домой.       — Ты не ответил на вопрос.       — Снимали тиктоки в классе драмкружка. Я его там и оставил. Там все наши оставляют свои вещи.       Маю потянулся к нему за поцелуем. Похоже, ему было плевать, что они еще до сих пор рядом со школой и кто-нибудь из знакомых их может увидеть. А ему самому уже тем более было плевать, он давно хотел сделать их отношения открытыми. Эваллё всегда был «за» любой движ и кипиш, но прислушивался к своему партнеру и его желаниям.       Маю дернул за молнию на его любимой бейсбольной куртке, после чего раздалось восторженное «вау!» — это Маю про топ-сетку, обтянувший его грудные мышцы и пресс. Маю тут же прижал ладони к его груди — от этого прикосновения все внутри обдало огнем, а в паху потяжелело.       — Ты такой развратный, так и хочется тебя раздеть, — прошептали мягкие губы у самого уха, и член в штанах нетерпеливо дернулся. Эваллё невольно поерзал на сиденье, устраиваясь удобнее.       Они катались до самого вечера, сначала по Хямеенлинне, объехали набережную, потом поехали дальше. Эваллё рассказывал о своем тренере по рукопашке Паули Каурисмяки и о том, что они возобновили тренировки. О своих друзьях из футбольной команды, неформальной тусовки и компании скейтеров. Решали, кто какой хочет пирсинг. Маю быстро определился, а вот Эваллё все не мог решить.       Несколько раз выходили из машины, погулять, полюбоваться видами, сделать фотки, пообниматься. Один раз даже забыли, где оставили машину.       Маю практически не выпускал из рук электронной сигареты, то айкос, то еще что-то. Иногда Эваллё ужасался, сколько всякой дряни Маю начал курить под влиянием одноклассников, и явно не собирался с этим завязывать. Спорить с ним было все равно что со стенкой.       Стоя на причале в окружении чаек и голубей, они сняли несколько селфи. Маю пытался кормить птиц кусочками лимонных вафель, которых умял целую пачку. Потом Маю поднял руки и запустил пальцы ему в волосы, нежно обхватил его затылок. Солнце отражалось от воды и слепило глаза. Эваллё щурился, с его губ не сходила ухмылка. Он кайфовал, наслаждался моментом, каждой минутой, проведенной с Маю. Им было плевать, они целовались на глазах у прохожих, держались за руки, обнимались. Останавливались через каждые десять шагов, чтобы поцеловать друг друга. Кормили друг друга мороженым. Маю дурачился на камеру для тиктока. Эваллё пожалел, что не взял доску: они проезжали тысячи мест, где можно было круто покататься. С другой стороны, тогда бы он не смог все время держать Маю за руку. Это были прекрасные мгновения, Эваллё хотелось жить ради таких мелочей, ради того, чтобы делать Маю счастливым и подзаряжаться самому.       По приколу Маю переименовал его в списке контактов и записал как Мой Секси Муж и разобиделся на его скромную «Пряню», но Эваллё наоборот казалось, что этот вариант идеально подходит Маю.       — У твоих родителей будет куча вопросов, если они увидят Моего Секси Мужа у тебя в контактах, — угорал Эваллё.       — А это вообще нормально, что Сатин знает, что ты зовешь меня Пряней?       — Да все вокруг знают! — радостно заявил Эваллё. — Смешно же!       — Да тебе палец покажи — уже лопнешь от смеха.       Эваллё прыснул, но развеселили его не слова Маю, а то, с каким серьезным видом он это произнес.       — Хватит быть душнилой. — Эваллё взял Маю в захват за шею. Несколько минут они дурашливо боролись.       Эваллё припарковал машину и они отправились гулять. Как самая настоящая парочка облюбовали большие качели в одном из парков. Эваллё отталкивался подошвой от земли, и качели слегка покачивались. Они болтали о всякой чепухе, целовались. В какой-то момент начали валять дурака: Маю со смехом вырывался из его рук, а Эваллё хватал его за полы одежды и усаживал то на качели, то себе на колени. Проходящие мимо смотрели на них как на полных придурков.       Маю делился впечатлениями от записи песни. Он целыми днями говорил о музыкантах из «Храма Дракона» и студии звукозаписи. При этом так мало говорил про школьную постановку — это было совсем на него непохоже. Маю был зациклен на том, чтобы получить главную мужскую роль в мюзикле. «Да я и танцевал, и пел, и как только не изгалялся, чтобы до остальных дошло, что эта роль — моя». Эваллё даже не выдержал и подкол:       — И что это за мюзикл? Про Фредди Крюгера? — и тут же получил ощутимый тычок в бок.       Конечно, он знал, что за постановка, но выражение лица Маю того стоило. Парень почти не упоминал про сами занятия, преподавателей или остальных участников драмкружка.       Когда они проходили мимо детской площадки, такой навороченной, с кучей мест для лазания, Эваллё против воли затих, восхищенно оглядываясь. Целые громадные веревочные пирамиды. Он даже немного завидовал современным детям.       — У Рабии уже двадцатая неделя, — вспомнил Маю, буквально в тот момент, как и он сам об этом подумал. — Просто не верится, что время так быстро летит.       Слова вырвались сами:       — Малыши прикольные. Всегда хотел, чтобы у меня была младшая сестра.       — Ты что ли будешь с ней возиться?       — Могу и я. Почему бы и нет?       Когда стемнело, нашли красиво оформленный парк с россыпью гирлянд, в парке даже было колесо обозрения. Они колесили много часов и оба уже давно проголодались. По правде сказать, уже осточертело искать парковочные места, и Эваллё надеялся, что это будет последняя остановка. Вечером уже сильно похолодало: осень давала о себе знать. Маю позвонил Сатин, он остался в машине, а Эваллё решил по-быстрому забежать в кофейню. Маю велел захватить ему капучино на безлактозном. Пока Маю разговаривал по телефону, сидя в машине, Эваллё купил воды в дорогу и набрал целый пакет всякой всячины из местной кофейни. Когда он вернулся, Маю с телефоном в руках все так же сидел на пассажирском сиденье, он снял обувь и закинул ноги на торпеду, как постоянно делала Рабия. Протянул Маю горячий стаканчик с кофе. Вместо капучино взял какао с огромным количеством безлактозного молока, а парень, погруженный в свои мысли, даже не заметил разницы.       Не в состоянии промолчать, Эваллё кивком указал на коров на его носках:       — Безлактозные, наверное.       Маю закатил глаза, и улыбка Эваллё стала еще шире.       Когда Маю наконец заметил подмену, Эваллё пришлось напомнить про влияние кофеина и бессонницу Маю.       — Ты смотрел «Звонок»?       — Смотрел обе версии: американскую и японскую. И к чему все это?       — Там тоже была девочка, которая не спала. В ее комнате установили камеру, и, короче, она вообще не спала. И тоже сводила людей с ума. Ее мать слетела с катушек, даже убила собственную дочь, потому что видела жуткие образы в голове. Ничего не напоминает? — Маю проговорил все это монотонным мрачным голосом, без каких-либо пауз. Вдруг на улице где-то что-то бахнуло, заплакал ребенок, и залаяла собака. Эваллё вздрогнул от неожиданности.       Тишина, которая повисла после сказанного, совсем не понравилась Эваллё, и он попытался исправить положение.       — Это просто старый ужастик, обычная киношка.       — Это один из культовых ужастиков, — поправил Маю. — И это особенность моего мозга. И чем сильнее мои способности, тем больше мне нужно приложить усилий, чтобы заснуть. Видимо, взамен блокируется какой-либо центр, отвечающий за засыпание, или выработка мелатонина, или еще какие-то процессы. Последний раз, когда мы общались на эту тему с Тайсто, он высказал мысль, что я засыпаю на несколько секунд или минут, могу даже этого не заметить, и мне достаточно. Я и мерзну постоянно, потому что клеткам особи в моем теле недостаточно человеческого теплообмена. Но у меня это на постоянной основе. У Сатина, например, иногда вообще пропадает ощущение холода или тепла, но только иногда, в этот момент, видимо, что-то нарушается, и все это началось после того, как он получил сотрясение мозга — и это все изменило к чертовой матери.       Внутренности пробрал холодок. Эваллё внимательно наблюдал за Маю: тот выглядел слишком возбужденным. Накрыл его ладонь своей, чтобы проверить, не мерещится ли ему. Маю застыл от напряжения, но быстро расслабился.       — Короче. Запри меня в колодце, и я вылезу оттуда через семь дней. Точнее, не вылезу, потому что сломаю себе все ногти, но я не засну и не утону.       Эваллё передернуло от этих слов, ему и так было не по себе и хотелось поскорее прекратить этот разговор.       Сначала Маю сравнивал себя со всякими тварями из фантастических фильмов ужасов, теперь — с умершей девочкой из киношного ужастика. Откуда эта ерунда вообще берется в его голове?       — Ты умрешь от обморожения в холодной воде, — заключил Эваллё. А этот ублюдок, Стенвалль выжил бы. Сбросил тело, как змея — кожу, и свил бы себе гнездышко прямо в воде, или вышиб крышку колодца своими щупальцами.       Маю нечего было на это ответить. Эваллё решил сменить тему и предложил посмотреть Ютуб.       Слушали про абьюз в отношениях. Маю теребил кольца на его пальцах, пил какао, жевал и сыпал комментариями. Слово за слово, прикосновение за прикосновением — и вот ладонь Эваллё уже скользит по бедру Маю.       Кажется, он первым начал домогаться Маю, не мог дождаться, пока тот допьет свой приторный какао. Маю пришлось снять ноги с приборной панели. Эваллё тут же запустил ладонь ему под свитшот, под которым оказался лонгслив. Ласкал его грудь, часто вздымающийся живот, покрытый мягким пушком. Маю раскрыл губы, и язык Эваллё ворвался внутрь его сладкого ротика. Они наслаждались поцелуем, смакуя вкус друг друга. Дразнящие движения языка Маю сводили с ума, шарик пирсинга заставлял мозг взрываться фейерверками. Левое колено Маю оказалось где-то подмышкой; Эваллё поглаживал его правое бедро, то и дело задевая стояк. Маю тихо постанывал; Эваллё чувствовал его жадные пальцы у себя на пояснице, Маю начал вытягивать майку-сетку из-за пояса штанов. Они целовались и не могли остановиться. Закинув одну ногу ему на плечо, Маю улегся на сиденье, Эваллё уже потянулся к своей ширинке, и в этот момент кто-то засвистел, проходя мимо машины. Эваллё мгновенно опомнился. Он припарковался на довольно открытом месте, и поблизости то и дело проходили люди.       Это оказались какие-то малолетки.       — Черт… — вырвалось у Эваллё. Еще этот гусь на заднем сиденье…       Они приняли более приличное положение. Эваллё прошелся пятерней по взлохмаченным волосам. Маю тяжело дышал и посмеивался.       Ребята из компании свистели, сыпали остротами, перешептывались и показывали на гуся. Маю снова закинул ноги на торпеду, скрестил лодыжки и показал пацанам фак с перстнем с Муми Троллем. А потом пропел на английском не хуже оригинала:       Я — паразит!       Черт, я чувствую это,       Мое тело всего лишь оболочка,       Я не контролирую себя!       Дай мне разорвать твое тело…       Сначала парни оторопели, а потом уважительно покосились на Маю.       — Чувак, крутая песня! — бросил один из них.       — Поехали уже, — скомандовал Маю.              Дома они разделили обязанности: пока он разбирался с остатками продуктов и распихивал их по полкам в холодильнике, Маю должен был застелить диван. После душа оба были с мокрыми головами и раскрасневшимися телами. Эваллё привычно ходил полураздетым, в одних хлопковых штанах в клетку. В квартире был установлен климат-контроль, что сразу подкупило Эваллё во время поиска жилья, к тому же он выбирал с расчетом мерзлявого Маю.       Когда вернулся в комнату, застал Маю с ярко-голубым шприцом в руке и прыснул.       — Это вообще что? — недоумевал парень. — Чего ржешь? Что это за хреновина? Для кондитерского крема? Но почему такой тонкий? А почему она так странно выглядит? — наивно поинтересовался Маю. Хохоча, Эваллё согнулся пополам. Дал еще потомиться, пускай, сперва пораскинет мозгами. Он нарочно оставил упаковку со шприцом на видном месте. — Почему он похож на член?       Без линз лицо Маю даже при ярком освещении расплывалось, но можно было представить себе его выражение.       — Это шприц для лубриканта, — сквозь смех объяснил Эваллё. — Чтобы твоей попке больше не было больно. Смазка вводится глубоко. Кстати, это хорошая защита от микроразрывов.       Маю порывисто схватил пластиковую упаковку и запустил в него. Проделав дугу, упаковка сиротливо приземлилась на мягкий коврик.       — Видишь, до чего дошли современные технологии! — продолжал глумиться над парнем Эваллё. — Опробуем как-нибудь.       — Мне и так не больно!       — А будет еще лучше! Давай попробуем, а?       Маю попытался его ударить в грудь, но Эваллё оказался проворнее, увернулся и уложил парня на лопатки. Член мгновенно уловил близость такого желанного тела.       — Боишься, что я засуну в тебя эту маленькую штучку? — хрипло зашептал Эваллё.       Маю протестующе заворочался под ним, стараясь сместить его тяжелое тело.       — Ладно-ладно, о’кей!       Эваллё мигом смотался на кухню, где промыл шприц горячей кипяченой водой с мылом и вернулся к Маю, голышом лежащему на животе посреди дивана. Не удержался и шлепнул парня по аппетитному заду, где помаленьку откладывались все сладости, что с регулярной частотой поглощал Маю. Эваллё всегда нравились парни с круглым задом, который так приятно щипать и тискать.       Маю обернулся через плечо и заметил, как он разглядывает задницу, поднес средний палец ко рту, высунул язык и изобразил неприличный жест. Сигнал понятен.       Пока его не было, Маю погасил верхний свет и зажег свечи на столе; по комнате плыл аромат бергамота. Эваллё наполнил шприц смазкой, затем надавил на поршень и выдавил немного лубриканта себе на ладонь. Погладив мягкую поросль в промежности Маю, развел ягодицы и медленно ввел теплый наконечник как можно глубже. Маю даже не шелохнулся, податливо оттопырив зад. Убрав шприц, нанес смазку себе на ладони и смазал свой изнывающий стояк.       Член легко проник внутрь и заскользил, растягивая натренированные мышцы. Внутренности опалило огнем. Дыхание перехватило. Эваллё прикрыл глаза от удовольствия, а с его губ сорвалось что-то бессвязное.       — Ах, вот дерьмо! — застонал Маю. — Вот же черт! Не останавливайся! Я убью тебя, если остановишься!       Стоило понять, как все это работает, как крышу окончательно сорвало. Он азартно задвигал бедрами, вбиваясь в зад Маю с влажными шлепками.       Маю комкал простыню, стонал, матерился, подмахивал. Эваллё крепко держал его за бедра. Блестящая от смазки плоть то и дело мелькала между его разведенных ягодиц. Стоны Маю превратились в единый сплошной рев. Эваллё уже охрип, в горле пересохло. В диване чуть слышно стонали пружины.       В какой-то момент, не доставая члена, Эваллё перевернул Маю на бок и снова задвигался. Маю то запрокидывал голову и кусал губы, то сжимал волосы на голове и грязно ругался. Внушительная эрекция тяжело покачивалась в такт толчкам.       Между лопаток Эваллё струился пот, голова шла кругом. Мысленно он видел каждую пору на теле Маю, каждый мягкий волос, каждую божественную родинку. Вживую он не видел почти ни черта.       Маю спустил первым. Эваллё задвигался быстрее; мышцы ног приятно ныли, яйца потяжелели, каждую вену наполнял жаркий поток. Уже ощущал приближение оргазма.       Маю уткнулся лбом в сгиб своего локтя и протяжно замычал. Его дыхание сбилось, грудная клетка резко вздымалась и опускалась, шевелюра стояла торчком.       Пульс барабанил в ушах и отдавался в голове. Прежде чем Эваллё смог что-либо понять, из его конца хлынула сперма. Не заметил, как вцепился Маю в руку. Их потные пальцы крепко переплелись.       Маю перевернулся на спину, подминая под собой смятую простынь. Ладонь Эваллё уже шарила в паху Маю, липкому от пота и смазки. Они оба запыхались и устали, но, несмотря на это, Маю обвил его за шею и жарко выдохнул на ухо:       — Давай повторим на спине.              Маю решил прогуляться с ним, проводить до спортивного комплекса. В выходные дождь лил как из ведра, но даже это не подавило боевой азарт команды футболистов, бегающих по полю под дождем. Теперь каждое воскресенье Эваллё уделял несколько часов футболу и уже составил график тренировок на ближайшие несколько недель. Он постепенно возвращался к прежним нагрузкам, понимал, что сейчас это было необходимо как никогда. Чтобы собраться, привести мысли в порядок — физическая нагрузка в этом ему всегда здорово помогала. Он успешно просрал место капитана команды: из-за того, что не смог сразу вернуться к тренировкам и пропустил почти месяц. Он также пропустил последний матч, в котором их команда продула в товарищеском матче университетской сборной Тампере со счетом 2:3. Из-за отъезда капитана боевой дух команды был подорван и парни не выложились даже наполовину. Эваллё видел прямую трансляцию, которую Рабия сняла специально для него. Само собой капитаном сделали другого парня, Вилхо — неплохой малый, выбрали общим голосованием, пока Эваллё лежал на больничной койке. Но ведь никто и не обещал, что это место гарантированно достанется ему. В конце концов, еще не вечер. Он расценивал выбор команды не как собственное поражение, а как способ стать сильнее.       — Жалеешь? — спрашивал Маю каждый раз, замечая его задумчивое состояние. — О том, что из-за меня не стал капитаном. Если бы не мои проблемы… тебя бы никто не ранил, и ты бы не попал в больницу. Стенвалль был моей проблемой, а не твоей. — Потом Маю ожидаемо хмыкал и повторял: — Мне следовало остаться в академии, доучиться последний год. Мы не начали бы встречаться, и ты стал бы капитаном команды.       — Нет, тогда бы я улетел с матерью в Японию. Я не могу жалеть о том, чего не знаю. Я всегда выбираю то, что считаю правильным. А то, что ты есть в моей жизни — это мое самое правильное решение. Я ни о чем не жалею, Маю. Даже о том, что произошло в Японии. В конечном итоге мы вместе, я играю в футбол, занимаюсь кофейней и мне это по кайфу, катаюсь на скейте, все мои друзья здесь и мне не нужно сидеть на скучных парах с кучей японцев и студентов по обмену. Но самое главное, что мы просто можем быть вместе, — Эваллё поднял их сцепленные ладони.       Он всегда был искренен в своих словах, говорил как есть, и сейчас был честен сам с собой и с Маю. Он был слишком простым парнем, который предпочитал правду, какой бы странной она ни была. Даже отклонения Маю он расценивал как нечто, дарованное свыше, как сверхсилы супергероев. Ему нравилось считать, что его парень особенный. Он был счастлив, что Маю достался именно ему.       О том, что случилось в Японии, он старался не думать. Из его жизни украли две недели, а он даже ничего не почувствовал. Он боялся только одного — что Маю причинят вред. И уж, пускай, ранили его, зато Маю не пострадал. Собственная физическая боль не играла никакой роли. Раны затянулись, а душевная боль давным-давно стихла. Однако Эваллё пугало, что мог Стенвалль сотворить с мозгами Маю за эти две недели — первые несколько дней после прилета домой Эваллё не мог нормально спать, зная, какой тяжелый период переживает Маю, а он даже не может ему ничем помочь.       Эваллё не верил в правильный и неправильный выбор, он верил в «здесь и сейчас». Да, возможно, он отказался от карьеры бизнесмена, не стал капитаном футбольной команды — но сейчас у него в жизни все хорошо. Кроме того, он не знает, как все сложилось бы, избери он другой путь. Этого никто не знает. Может быть, он не умеет мыслить масштабно и не имеет далеко идущих планов, но он открыт миру и любые трудности принимает как очередную ступеньку на пути к тому, чтобы стать лучше и сильнее. Пускай, он не такой талантливый, как Маю или Сатин, но его устраивает его простая и понятная жизнь.       У него даже как будто есть большая семья, в которой скоро будет прибавление.       Звонил Тине каждый день, как и обещал. Бывало, они болтали по часу. У той все было прекрасно, и никто из них ни разу не заикнулся про учебу в Японии.       Когда он все это рассказал Маю, тот долго молчал, а потом заявил, что недостоин быть его парнем. Пришлось выгонять эту дурь из головы Маю поцелуями.       Свои проблемы отошли на задний план. Эваллё понемногу возвращался к нормальной жизни, начал посещать тренировки, даже ходил в тренажерный зал, а в мансарде занимался на беговой дорожке. Конечно, еще не полностью восстановился и вернул прежнюю массу, занимался по сокращенной схеме: отжимания, планка, подтягивание, приседание и бег. Работал в кофейне четыре-пять дней в неделю, в последнее время Рабия просила помочь со съемкой, поиском контента, ведением блога, съемкой сторис, оформлением витрин, украшением зала и тому подобным — эта часть нравилась Эваллё так же сильно, как и приготовление кофе и общение с посетителями. Его увлекало все, что было связано с кофейней Рабии, он всегда легко соглашался на любое задание и охотно помогал даже в выходные дни. И его нисколько не смущало, что его работодатель — мама его парня. Эта была именно та самая работа по душе, где он не проработал ни единого дня. К тому же Рабия — эта была муза его жизни, он поражался, насколько Сатину повезло заполучить эту женщину. Рабия была тем человеком, кто в детстве заклеивал его коленки, если Тины не было рядом, кто всегда слушал его и гордился его успехами. Если бы не она, у него сейчас могло и вовсе не быть никакой работы. В конце концов, если бы не она, в их семье никогда не было бы мира.       Жалел только о том, что Стенвалль остался жив, а, значит, по-прежнему представляет угрозу для Маю. Пытался сделать для Маю каждый день счастливым и незабываемым, изгнать все мрачное из его головы, так, чтобы ему не захотелось заглушать боль и страх алкоголем или таблетками. Хотя Маю клялся, что строго придерживается рецепта доктора Хакола, Эваллё иногда замечал странность в его поведении: Маю казался либо излишне возбужденным, либо чересчур заторможенным. Ему было страшно осознавать, что, возможно, Маю требуется квалифицированная помощь, но доктор Хакола неизменно его успокаивал и заверял, что все дело в побочных эффектах, кроме того Маю сам по себе отличался нестабильным эмоциональным фоном. Эваллё не смыслил в этих вопросах, но вместо того чтобы отмахнуться, начал активно скупать книги по психологии и наркологии. Как-то сказал Сатину, что у Маю Стокгольмский синдром, и после того как они попытались уничтожить куратора Маю в академии, тот так и не прошел. Он ожидал, что Сатин не станет его слушать, но отец Маю его, надо сказать, удивил. Он правда ожидал, что отцу Маю будет плевать — особенно после всего, что наговорил Маю.       Эваллё пришел к Сатину в подвальную студию, когда тот был дома. Он застал отца Маю, напевающего текст какой-то новой песни, слова явно были незнакомыми. Сатин сидел на кожаном диване, облокотившись о колени, с записной книжкой в руках. Рядом на столике был включен его рабочий ноутбук; на диване лежала гитара.       — Я думаю, здесь сможет помочь только специалист, — начал Эваллё, боясь той реакции, которая последует за его словами.       Однако Сатин не стал убеждать его в обратном, как человек, который предпочитал закрыть глаза на проблему. Мужчина отложил записную книжку на столик и провел по волосам, собираясь с мыслями, а потом убрал гитару и предложил ему сесть рядом. Сатин слегка ссутулился.       — Я просто должен убить эту тварь. Не знаю как, но должен.       — То есть ты не отрицаешь, что эта тварь существует на самом деле?       — Нет, а разве я могу? — Сатин потер лицо. — Я слышу голос этого существа в своей голове, это похоже на механический шум. Такой же слышит Маю. — Ему потребовалось время, чтобы продолжить: — Знаю, что испортил твой день рождения. На какой-то миг я утратил контроль над собой… наш менеджер, она… это сделал я. Я захотел причинить ей боль, а я даже не помню, о чем думал в тот момент, я сумел воздействовать на нее…       — Я понимаю, — осторожно произнес Эваллё.       — Все еще злишься на меня за то, что я иногда… — Сатин провел по волосам.       — …слетаешь с катушек? Иногда… — злюсь, мысленно закончил Эваллё.       — Когда я поехал за вами с Маю, я вел себя как урод.       — Тогда я тебе чуть шею не сломал, — заметил Эваллё, и это разрядило обстановку. Сатин опустил лицо, прикрыл глаза и усмехнулся.       Они оба понимали, что уничтожить тварь парой обычных рук невозможно. У Сатина было только его человеческое тело, в отличие от того, с чем столкнулись они с Маю. В отличие от Стенвалля, он не мог выбраться из своей оболочки и стать неуязвимым.       Эваллё покачал головой. Он не хотел, чтобы Сатин противостоял этой твари. Это могло стоить ему жизни. Сатин, уловив это колебание на его лице, поджал губы, а после кивнул, и у Эваллё что-то дрогнуло внутри.       — Насчет Доминики, — решился вдруг Эваллё. Сатин тут же перехватил его взгляд. — Могу помочь с младенцем. Мне просто нравится все это… возня с маленькими детьми. Ну, я привык приглядывать за Маю и Фреей, когда был мелким. Моя пара рук не будет лишней. — Сатин молча похлопал его по колену, но Эваллё заметил, как дрогнула его ладонь. Понимал, что Сатин сильно волнуется, ему не помешала бы любая поддержка.       Они помолчали, и это не было чем-то неловким.       Сатин бросил короткий взгляд на его торс, обтянутый мятой графитовой футболкой с панк-рок-группой.       — Как швы?       — Порядок. Уже все нитки, или что там, рассосались. — Рот растянулся в улыбке. Эваллё в шутку ляпнул: — По-моему, я стал секси с этими шрамами. Да я, в общем-то, всегда был ничего. — Уголки губ Сатина дрогнули, у него вырвался смешок.       — Хочешь выпить? — спросил Сатин, вставая.       Эваллё покачал головой.       — Ты правда начал посещать психотерапевта?       Сатин ответил не сразу, он изучал свои руки, уже открывающие дверцу мини-бара, будто только сейчас осознал, что намерен сделать.       — Онлайн-сессии по часу два раза в неделю. — Неожиданно Сатин фыркнул. — Стыдно признаться, один раз мы общались, когда я был за рулем. — Помолчав, Сатин кивнул: — Я поговорю с Маю насчет терапии.       — Я уже пытался. Он отказался, потому что не хочет рассказывать чужому человеку про монстров.       Сатин достал из мини-бара новую бутылку — похоже, виски — распечатал и плеснул себе немного.       — Я рад, что вы записали песню. — На что Сатин слегка улыбнулся. Эваллё знал, что отец Маю любил обсуждать музыку и свою работу — это всегда поднимало ему настроение.       — У вас с Маю все в порядке? — спросил Сатин и вернулся со стаканом виски, присел рядом.       Эваллё улыбнулся.       Поглядев на него, Сатин кивнул.       Эваллё открыл было рот, но Сатин поднял ладонь, останавливая его:       — Тебе не требуется мое благословение и тому подобная херня, чтобы встречаться с моим сыном. Объективно ты самый лучший выбор для него.       Удивительное дело, они могли общаться почти без слов. Они так часто ссорились, но это никак не влияло на их немногословные диалоги.       — Но это было глупо — лезть на рожон, — Сатин окинул его торс быстрым взглядом, и Эваллё понял, что мужчина говорит об инциденте в Японии. Даже стало стыдно, им ведь так легко удалось убедить родителей Маю в том, что на них напали гомофобы.       — Я ни о чем не жалею, — сказал чистую правду.       Сатин потрепал его по волосам, а потом положил ладонь ему на спину. Сквозь тонкий хлопок футболки Эваллё ощущал ее тепло. Сатин опрокинул в себя виски — или что он там пил — не поморщившись. Убрал ладонь с его спины и со стуком отставил стакан на столик.       Эваллё взглянул на Сатина. Всегда гладко выбритый, с пронзительным взглядом и безупречной, безукоризненной улыбкой на загорелом лице. Миллионы людей просто мечтали оказаться вот так близко, на расстоянии вытянутой руки. Сатин задумчиво потирал золотое обручальное кольцо.       — Я видел ваши с Маю откровенные фотки в инсте, те с татуировкой. Я знаю, что он не боится выставлять это напоказ. Я гораздо тяжелее переживал свой каминг-аут, рядом не было правильных людей, кто бы ответил на мои вопросы… — Сатин оперся локтями на колени и поднес сложенные конусом ладони к губам.       А дальше он сказал такое, от чего у Эваллё пропал дар речи.       — Я толком не говорил с ним о его ориентации, и мне тут пришла мысль… У меня есть один знакомый блогер. Мы втроем можем поучаствовать в гей-подкасте и сняться в видео по типу «неудобные вопросы отцу, каминг-аут сына». И я хочу, чтобы ты тоже принял участие. Я предлагаю это не ради собственного пиара — этого дерьма и так хватает в моей жизни. Хочу, чтобы мы втроем сблизились в этом вопросе. Мы сможем совершенно свободно обсудить ваши отношения, вы зададите мне любые вопросы. Я не собираюсь утаивать от вас что-либо. Я бисексуал и прошел через принятие себя. В свое время я не получил поддержку, поэтому мне важно, чтобы в этой семье вы не стеснялись себя и не боялись высказывать свое мнение.       Эваллё несколько долгих секунд пребывал в состоянии шока. В предложение Сатина было так же сложно поверить, как в существование инопланетян.       Сердце гулко стучало в груди. Эваллё облизал пересохшие губы.       — Ты говоришь о видео для Ютуба? С тобой? — В полном замешательстве.       — Черт возьми, да. Учитывая, кем я являюсь, у видео будут миллионы просмотров. Опять же, повторюсь, я делаю это ради вас с Маю, а не из-за привлечения внимания к себе. Я хочу, чтобы мы свободно поговорили на эту тему, и чтобы между нами не осталось никакой недосказанности. Блогер — моя хорошая знакомая, я полностью ей доверяю, она снимает видео с ЛГБТ-людьми, у нее много видео с родителями и детьми. Это поможем нам получше узнать друг друга. Нам троим. Ты — парень моего сына и часть нашей семьи, само собой меня интересует твое мнение. Рабию не будем вовлекать в это, но мысль ей понравилась. — Эваллё знал, что всеми идеями Сатин делится в первую очередь с женой, интересуясь ее мнением. — У меня довольно плотный график, но время мы найдем. Ну как, ты готов к такому эксперименту?       Похоже, три сеанса психотерапии сотворили чудо. Но вслух Эваллё сказал лишь потрясенное:       — Серьезно спрашиваешь? — Интервью с всемирно известным лидером «Храма Дракона»… это будет чертовски весело! Мама, ты должна будешь это увидеть! — Конечно, я «за»! Я вообще не хотел скрывать наши отношения и мне безумно интересно обсудить эту тему с тобой.       Лицо Сатин мгновенно просветлело, он выставил ладонь, и Эваллё с хлопком крепко сжал ее.       Здесь, сегодня прозвучало что-то важное, но Эваллё не мог распознать, что. Как будто, если бы он понял это раньше, все было бы иначе, он обязательно бы что-то изменил. Если бы он только умел читать между строк.              

* * *

             Это произошло в понедельник, когда Эваллё занимался контентом для фудблога, а в кофейне еще находились две девушки-баристы, от нечего делать украшавшие витрину аппетитными муляжами. Фрея тусовалась с подругами, Рабия уехала на прием к очередному врачу, а Сатин был дома. Маю доделывал школьные проекты у себя в комнате.       Эваллё обожал возиться с наполнением блога, он уселся за один из дальних столиков с рабочим ноутбуком Рабии, редактировал сегодняшние фото и писал посты к ним. Еще поставил свой любимый плейлист, и знакомые ритмы наполняли зал. В вечернем мраке по всему залу, помимо подсветки, горели десятки светодиодных огоньков. Иногда они с Рабией и другими сотрудниками по часу могли обсуждать такие мелочи, как освещение или музыку для кофейни.       Зазвучал перелив колокольчика. Они еще не закрыли кофейню, двери были не заперты, и Эваллё удивился, что кому-то пришло в голову позвонить.       Эваллё не затруднило встать и пойти встретить нового посетителя. Хотя вместо формы сотрудника на нем были бейсбольная куртка и штаны, сейчас, в отсутствие Рабии, он ощущал себя хозяином кофейни.       К ним пожаловала худощавая дама глубоко за пятьдесят, со старательно закрашенной сединой и распущенными ниже плеч прямыми светло-русыми волосами, в стеганном утепленном плаще-пальто на поясе и в свободных голубых джинсах. Волосы аккуратно удерживали темные очки. Высокая, сразу бросилось в глаза. А еще у нее были карие глаза и жесткие складки у тонких губ — полная противоположность его матери. Руки она прятала в карманах.       У Эваллё возникло ощущение, будто ее лицо знакомо.       Женщина огляделась по сторонам. Выглядела она при этом воровато.       На автомате Эваллё собрался предложить ей выбрать столик и сделать заказ, но она направилась назад на выход. Как вдруг внезапно остановилась.       — Здесь живет Сатин? — спросила она тихим голосом, но этого было достаточно, чтобы расслышать каждое слово.       Эваллё мгновенно напрягся. На поклонницу группы она походила меньше всего, а вот на сумасшедшую…       Девушки за стойкой притихли, наблюдая за странной гостьей. Эваллё решил взять посетительницу на себя.       — Если я могу вам чем-то помочь…       — Он выжил, — констатировала она. — Я видела по телевизору.       Эваллё всматривался в лицо незнакомки и не мог никак понять, где уже видел его.       Она вдруг затрясла головой из стороны в сторону. Эваллё нахмурился. Пора выставить ее за дверь, она пугает его коллег, да и мало ли кто она. В Хельсинки к ним и сумасшедшие ломились в дом. Наконец она вытащила руки из карманов плаща, Эваллё приготовился увидеть заряженный ствол и тут же броситься на пол, но против ожидания ее ладони оказались пусты.       — Мэм, я предлагаю вам уйти. Иначе я вызову полицию, — предупредил Эваллё, стараясь говорить с максимальной вежливостью. Девушки испуганно переглянулись, он махнул им рукой, мол, все в порядке.       — А ты не очень-то вежлив, — насупилась тетка. Эваллё вмиг ощетинился.       Неожиданно в дверях кофейни возник Маю и сразу же направился к ним.       — Что вам нужно? — бросил он на ходу. В этот момент Эваллё разглядел обручальное кольцо на костлявом безымянном пальце и снова перевел взгляд на лицо незнакомки.       — Я никогда раньше не была в этом доме, — невпопад произнесла женщина, и Маю сразу оживился и зашептал ему:       — Черт, это она! Она звонила! Я не спутаю этот голос… — Незнакомка сразу вытаращилась на Маю, будто увидела привидение. — Та странная, еще говорила шепотом и хотела услышать Сатина!       Точно! Это не он ее видел раньше, а ее лицо — оно было копией лица Сатина: те же высокие скулы, тот же хмурый разлет бровей, в точности такой же нос, небольшой рот. И, надо сказать, Маю тоже был на нее сильно похож, за исключением юношеской округлости щек.       Эваллё не успел и рта раскрыть, а Маю уже бросился за отцом. Внутри, однако, все замерло от нехорошего предчувствия.       Господи, это что, мать Сатина?! Та, которая чуть не задушила его подушкой?!       По спине пробежал холодок, Эваллё поежился.       Эта та, которую из-за биполярки отправили в клинику?! Гвен?       Эваллё не хотел, чтобы девушки были в курсе того, кто эта женщина, и знаком велел им покинуть помещение. Сотрудницы поспешили в подсобное помещение, что рядом со служебной кухней, и плотно закрыли дверь.       Тетка продолжала оглядываться. От нее мороз был по коже. Эваллё впервые видел мать Сатина. Она никогда не навещала своего сына, не звонила и не интересовалась его жизнью, даже отец принимал больше участия, в далеком детстве Эваллё и пару раз в подростковом возрасте.       — Вы — госпожа Холовора? — спросил Эваллё, чувствуя, как колотится сердце. — Вы хотите увидеть Сатина?       На этот раз Гвен взглянула на него как на надоедливую букашку. И уселась за ближайший столик. Все так же воровато озираясь.       Эваллё уже продумывал стратегию общения, как в кофейню вышел Сатин, за которым следовал Маю. При виде матери лицо Сатина застыло.       — Как ты узнала мой адрес? — сразу поинтересовался он.       Гвен смотрела то на сына, то на внука. Это была просто немая сцена. Эваллё вдруг почувствовал себя лишним, но что-то не давало ему сдвинуться с места. Он обещал Рабии, что, пока ее нет, не возникнет никаких проблем.       — Я тебя спрашиваю, как ты узнала этот чертов адрес?! — повысил голос Сатин, меняясь в лице прямо на глазах.       — Вот как ты рад меня видеть? — на контрасте тихо произнесла Гвен, и Эваллё пришлось напрячь слух.       — Зачем ты здесь? — Сатин очевидно терял терпение.       — Я беспокоилась о тебе. Ты мне запретишь беспокоиться о тебе?       — С каких пор тебя интересует моя жизнь? И вообще жив ли я, — ледяным тоном произнес Сатин. Желваки на его скулах проступили четче. Челюсть была напряжена, даже краска спала с лица.       Гвен, казалось, сменила тон:       — Не говори так, я же твоя мать. Рожала тебя двадцать часов, ты даже не представляешь эту боль.       — Бабушка? — пробормотал Маю.       — Да, это твоя бабушка, — отрывисто бросил Сатин, не глядя на свою мать. Гвен же, наоборот, не сводила взгляда с них двоих. Она совсем забыла про существование Эваллё.       — Мне не нужно такая бабушка, я вижу ее впервые, — грубо выпалил Маю, копируя манеру отца. — Советую вам убраться из этого дома.       — Прекрасно ты воспитал ребенка, — осклабилась Гвен. — Другого я от тебя и не ожидала.       — Нет, Майре прав, тебе здесь не место, — процедил Сатин, мрачнее еще больше. Эваллё знал, что еще немного и Сатин сорвется. Он наблюдал это десятки раз. Когда до взрыва оставались считанные мгновения. — Продолжай думать, что я умер в том самолете.       Эваллё стало жаль Сатина, и он не выдержал:       — Мэм, вам все же лучше уйти.       — А ты еще кто?       — Он мне все равно что сын, — произнес Сатин, и Эваллё застыл не веря своим ушам. — А вот ты недостойна даже мизинца моих детей.       — Они быстро в тебе разочаруются, — решила позлить сына Гвен. — Потому что ты — чудовище.       — Какое вы имеете права врываться сюда и оскорблять его? — вмешался Эваллё. — Вам всю жизнь было плевать, и вы не получили права оскорблять его, только номинально зовясь его матерью!       Притихший Маю взглянул на него с благодарностью.       — Эваллё, — остерег его Сатин, но Эваллё уже не мог остановиться. Эта женщина вывела его из себя.       — Вы находитесь там, где вам не рады. Я предлагаю вам покинуть этот дом, — с нажимом повторил Эваллё.       — Сопляк, твое мнение меня вообще не колышет. Я пришла увидеться с сыном.       — Как вам хватает наглости требовать что-то от Сатина? Вы здесь никто!       — Эваллё, — строго одернул Сатин. Мышцы на его шее натянулись.       Гвен встала из-за стола. Она явно собиралась приблизиться к Сатину, но Эваллё не дал ей, преградив дорогу.       — Если вы его хоть пальцем тронете, вы глубоко пожалеете, — холодно предупредил он. Должно быть, такую интонацию от него слышали нечасто, даже у Маю изумленно распахнулись глаза.       — Тебя это блять не касается, щенок! — вскричала Гвен. Черты лица заострились, она выглядела как чокнутая.       Сатин не сможет ударить собственную мать, но ему-то она никто. Эваллё выступил вперед. Он ощущал, как взгляд Сатина жжет его между лопаток.       — Это вы — чудовище! Убирайтесь вон из этого дома!       — Это я чудовище? — изумленно прошептала она. — Я?       Гвен замахнулась, готовая влепить ему пощечину, Эваллё играючи перехватил ее за запястье и крепко сжал рукав.       — А это уже угроза нападения в частном доме. Вы точно хотите, чтобы я вызвал полицию.       Гвен вырвала руку и зло вылупилась на него. Вот от кого Фрея унаследовала свои карие глаза.       — Эваллё, не нужно, — услышал он сдавленный голос Сатина у себя за спиной. — Оставь ее. Она не может дождаться, когда я уже сдохну, — от этих слов все сжалось внутри, и Эваллё еще больше разозлился. Сатин до сих пор боялся своей матери. Это нечестно, что одни люди могут ломать и мучить других. Сатин не заслужил подобного.       Глаза Гвен прожигали лицо Сатина.       — Мразь, — она буквально задыхалась от злости. Из ее рта вылетели капельки слюны, когда она заорала: — В следующий раз тебе так не повезет! Ты сдохнешь и твоя смерть будет ужасной! Нужно было избавиться от тебя еще в детстве!       — Если вы еще раз переступите порог этого дома, — заявил Эваллё, — следующая встреча состоится в суде. — Он блефовал: нет закона, запрещающего Гвен видеться с сыном. Но его угроза сработала: Гвен была вне себя от гнева. Она разве что ядом не плевалась.       Она снова попыталась пробиться к Сатину, но Эваллё встал у нее на пути всей своей натренированной широкоплечей фигурой.       В следующую секунду он схватил Гвен за плечо. Проигнорировал поток брани в свой адрес и выволок ее за дверь. Дверь запер. Он не мог дышать одним воздухом с этой ведьмой, не представлял, как Сатин прожил с ней целых тринадцать лет. Он бы давно сбежал из дома. В глубине души он понял, каким слабым внутри был Сатин, ему хотелось защитить этого человека во что бы то ни стало, как сильный защищает слабого. Как его учил собственный отец, земля его пухом. Сатин растерялся, это было заметно, он не мог дать ей отпор, он будто вновь стал ребенком, ожидающим, что мама его снова накажет. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове. Горло сжалось. Эваллё обернулся на Сатина, стоявшего с пустым лицом. Только спустя долгое мгновение тот будто очнулся.       Это несправедливо. Жизнь Сатина была бы намного счастливее, если бы не Гвен.       Какой человек вообще в здравом уме будет желать своему ребенку сдохнуть?! По ней точно плачет психушка! Эваллё аж передернуло.       Что бы ни было между ними с Сатином в прошлом. По-настоящему взрослый человек способен меняться и прощать недостатки других. И сейчас у него словно глаза открылись. Сатин нуждался в защите, и он не мог спокойно слышать, как она сыплет оскорблениями в адрес этого человека. И чудовищем здесь была только сама Гвен.       — Спасибо, — проронил Сатин, взглянул на него и отвел взгляд.       — Ну и мегера! — высказался Маю. — Я, конечно, представлял… но не до такой степени! Пиздец! Может, она под наркотой? (А вот этому Эваллё не удивился бы.) — Маю выглядел одновременно потрясенным его поступком и возмущенным поведением бабушки. — Пап, ты как?       Эваллё подошел к ним с Маю. Сатин протянул руку и сжал его плечо. Крепкая хватка была красноречивее любых слов. Эваллё мысленно вздохнул с облегчением.       — Спасибо, — повторил Сатин. — Я в порядке.       В его глазах блеснули слезы, но Эваллё сделал вид, что не заметил. Уголки губ чуть дернулись, обозначая еле заметные носогубные складки. Наконец черты лица Сатина разгладились, и он еще раз благодарно кивнул, как бы говоря: Я не смог бы без тебя.