Внутри тебя - 3

САТИН

      

22-я неделя беременности

      — Меня зовут Кертту-Мария или просто Мари-Пчелка — с энтузиазмом начала девушка, — и я рада приветствовать вас в моем новом субботнем видеоподкасте на тему «Провокационные вопросы отцу от сына-гея и его парня». Мы находимся у меня дома, и в гостях сегодня человек, как мне кажется, который не нуждается в отдельном представлении, Сатин, лидер мегапопулярной метал-рок-группы «Храм Дракона», — тут Мари взвизгнула, и это вышло скорее мило, чем раздражающе, — я ваша преданная фанатка еще со средней школы. Сатин не только известный рок-музыкант, Сатин — би и отец замечательного мальчишки-гея.       Все вчетвером они устроились в шикарной гостиной Мари, обставленной специально для съемок видеороликов. Сатин был знаком с Мари, когда еще, лет десять назад, она начинала как социальный блогер. Девушка всегда бралась за остросоциальные темы и в последние несколько лет снимала видеорубрику встреч с ЛГБТ-людьми, нередко это были популярные личности.       Сатина не раздражала ни ее эмоциональная манера говорить и живая мимика, ни внешний вид — Мари была само очарование. Для видеоподкаста она сделала яркий макияж, акцентировав внимание на лице, гладкие каштановые волосы собрала в аккуратный низкий хвост. У Мари были огромные голубые глаза и чуть сонный и вместе с тем таинственный взгляд, что придавало ей сходства с феей или волшебницей.       Сатин просмотрел всю ее ЛГБТ-рубрику, чтобы знать, чего ожидать. С Мари и парнями они заранее обговорили сценарий, обсудили вопросы, разрешенные и запрещенные темы. Мари дала строгий наказ: чем больше раскрепощения и самовыражения, тем лучше. В ее видео можно творить любую дичь. По этому случаю Эваллё выглядел как хулиган, с мелкой щетиной, растрепанными волосами и своими рваными джинсами. Эваллё опустил лодыжку на колено, и в глаза сразу бросались его замшевые бордовые кроссовки, подаренные Маю. Маю оделся как на репетицию драмкружка: в черных хип-хоповских штанах-сетке и укороченном свитшоте, открывающем полоску кожи под ребрами, где начиналась татуировка со сколопендрой.       Они долго выбирали их рассадку и сошлись на том, что Маю прекрасно поместится между Сатином и Эваллё на угловом длинном диване, а Мари сядет в кресло напротив. Мари приготовила каждому его любимый чай и расставила кружки на журнальном столике, на мягком пушистом ковре.       — Сегодня у меня в гостях сын Сатина — Маю. Или Майре?       — Маю, — сконфуженно произнес Маю, и Мари сказала:       — Это не под запись. Маю, зайка, все под контролем. Расслабься. Мы здесь для того, чтобы получить удовольствие и помочь другим людям открыться друг другу. Здесь никто никого не осуждает и не ругает — это золотое правила моих видео. Если что-то будет не так, я все потом вырежу. Вместе пересмотрим и решим, что оставлять, а что нет. О твоем каминг-ауте теперь судачит вся твоя школа, ты же просто рок-звезда!       Мари протянула руку, и Сатин дал «пять».       — После такого крышесносного каминг-аута (на который решится далеко не каждый) это видео покажется тебе пикником на лужайке.       Сатин, сидевший рядом с Маю, приобнял сына за плечи. Он понимал, что «школьный» каминг-аут Маю состоялся только вчера, и прошло слишком мало времени, чтобы прийти в себя.       — Самое страшное уже случилось, — усмехнулся Сатин. И пояснил для Мари: — Самое страшное — это я, когда узнал о них с Эваллё.       — Этот видос увидят миллионы людей, — пробормотал Маю.       — Даже больше, — довольно ухмыльнулась девушка. — Хм… весь мир? Давай попробуем еще. Как к тебе обращаться?       — Маю, — почти пропел Маю, и Мари показала большой палец.       — И его парень, — Мари послала воздушный поцелуй Эваллё, — Эваллё. Парни, что вы за прелесть! Были бы мои будущие потенциальные дети такими красивыми! — И в этот раз улыбнулся даже Маю.       Сатин опустил ногу на ногу и, удобно устроившись на диване, забросил руку на его спинку. Он слегка развернулся в сторону Маю, словно пытался огородить его со своей стороны.       — Итак, первый вопрос, который нас всех интересует, — с придыханием произнесла Мари, — как произошло, что ты, Сатин, узнал об ориентации сына и твоя реакция?       Сатин с усмешкой опустил лицо и слегка покачал головой, будто признавая свое полное поражение.       — Эта новость меня убила, — коротко обронил он, вложив в эту фразу всю самоиронию, на которую был способен, и Мари с Эваллё улыбнулись. — Не то чтобы я был против, но я не ожидал, что мой сын окажется геем. Для меня это стало шоком. Все восемнадцать лет он ничем не выдавал себя, интересовался девчонками… Я понял свою ориентацию лет в тринадцать, и мне как-то не приходило в голову, что у Маю это может быть гораздо позже. Об ориентации Эваллё я знал давно, и его каминг-аут я воспринял как-то спокойно.       — Для наших зрителей, если кто не знал, Эваллё — пансексуал, — пояснила Мари. — А кто не знает, что это, погуглите.       Они условились, что Маю и Эваллё будут задавать ему встречные вопросы, может спрашивать кто-то один, или сразу оба, без какой-либо строгой очередности.       — Ты считал, что это твое влияние? — первым спросил Эваллё, которому явно не терпелось вступить в бой. Сатин чувствовал, что сегодня Эваллё отыграется на нем за все, и испытывал легкое волнение, но оно, скорее, было приятным.       — Я и сейчас так считаю, — признался Сатин, стараясь отвечать максимально честно. Он сам подвязался на эту авантюру, теперь отступать бессмысленно. — Но дрался ты в школе точно для того, чтобы я обратил внимание. Какое-то время я был уверен, что таким образом ты стараешься выделиться, или просто делаешь это мне назло. Но твою ориентацию я как раз воспринял спокойно. Я считал, что это не моя забота.       Эваллё покивал: вероятно, их мысли сошлись.       — Но теперь я об этом жалею, — продолжил Сатин, неожиданно для всех. — Я хочу сказать, что сейчас я не понимаю тех родителей, которые не хотят слышать ребенка, когда он всеми возможными способами пытается до них достучаться. И хоть ты не мой сын, но ты рос у меня на глазах, в моем доме, а я просто отмахнулся от тебя. Ты прошел через все этапы принятия себя — и я ничем не помог, не поддержал в нужный момент.       Слушая его, все затихли. Мари сидела, хлопая глазами, и Сатин понимал, что она сдерживает слезы.       — Что ты почувствовал, когда понял, что би? — спросил Маю, глядя на него.       — Мне было всего тринадцать. Что это? По сути, ребенок. Конечно, я испугался. Я не представлял, как вывезу все в одиночку. А признаться кому-то я просто боялся. Это был, кажется, девяносто шестой, и тогда в школе было непросто учиться с ярлыком «педика». Мой лучший друг, вы его знаете, это Валто, в итоге узнал все и меня поддержал. Мне просто повезло, не у всех есть такой друг. У Маю и Эваллё, у обоих есть поддержка друзей, подруг…       — Сатин, расскажи, как ты понял, что отличаешься от остальных ребят? — задала следующий вопрос Мари.       — Я влюбился, — с улыбкой произнес Сатин. — Так я понял, что не гетеро. Возможно, тогда я не знал, что мне могут нравиться и девушки… В тринадцать я еще никогда не целовался и не встречался ни с кем из девушек, и разумеется проверить как-то это еще не мог. Поэтому первые мои мысли были о том, что я гей. У человека, в которого я влюбился, было намного больше опыта.       — Это было взаимно? — спросил Маю, грея ладони о чашку с чаем.       — Да. И поскольку это было взаимно, я, наверное, испытывал меньше страха перед сексом.       — Как тебе кажется, это было слишком рано? — спросил Эваллё. — Влюбиться и осознать себя.       — Хороший вопрос, — подхватила Мари. — В моей рубрике часто задают вопрос, есть ли для этого какой-то идеальный возраст? Чтобы впервые попробовать анальный секс (если ты, например, парень нетрадиционной ориентации).       — Ну, я не ставлю секс и влюбленность на одну ступень, — сказал Сатин. Он сел ровнее и сцепил пальцы на колене. — Но тринадцать определенно рано. Я был бы не в восторге, если бы у Маю это случилось в таком раннем возрасте. Влюбиться можно когда угодно, но если говорить об отношениях, которые подразумевают первый секс, то, наверное, лет шестнадцать.       — Раз уж мы заговорили о возрасте, — продолжила Мари, — во сколько у тебя случился первый секс с девочкой?       — Эта девочка была моя будущая жена, — усмехнулся Сатин, и, глубоко вздохнув, опустил взгляд на свои ладони. — Кажется, лет пятнадцать, может, шестнадцать, не помню.       — И у тебя не было других женщин? — жадно спросил Маю, что вызвало у Сатина улыбку.       — Нет.       — О боже, это так мило, — проворковала Мари. — Она же первая, она же единственная. Слышал бы это мой бывший! — Эваллё и Маю засмеялись, Сатин улыбнулся.       — Мне потребовалось довольно много времени, чтобы отпустить первую любовь, своего первого партнера… тогда я осознанно не стремился ни к каким отношениям и до знакомства с Рабией боялся девушек. На самом деле сейчас я понимаю, что моя будущая жена была послана мне как спасение, чтобы я мог выкарабкаться и двигаться дальше. И до сих пор верю, что все в нашем мире закономерно.       — Ты не жалеешь, что у тебя не было других женщин? — спросил Эваллё.       — Если говорить о том, что я рок-музыкант и у нас априори должна быть куча девушек… — Сатин хохотнул. — Нет, не жалею. Нисколько. Я не сразу влюбился в Рабию, поначалу мы дружили и, кажется, впервые занялись сексом еще на этапе дружбы, больше ради эксперимента, тогда ни у кого из нас не было подобного опыта. Я имею в виду, с партнером противоположного пола. А потом мы поняли, что нам хорошо вместе, мы полностью устраиваем друг друга в постели… Эта влюбленность была более осознанной, так как зарождалась постепенно, и мы уже довольно хорошо знали друг друга.       Эваллё, видимо, засчитав его ответ, с кружкой в руке откинулся на спинку дивана.       — Итак, поговорим о сексе. Маю и Эваллё, я так понимаю, вы уже живете половой жизнью, — с хитрой улыбкой произнесла Мари, и Эваллё фыркнул, мол, «еще бы!». — Сатин, что ты можешь сказать ребятам? Есть ли какие-то советы, которые ты хотел бы дать Маю и Эваллё с высоты своего опыта?       — Мне кажется, они и сами меня могут чему-то научить, — сказал Сатин, не пытаясь скрыть улыбку, и все засмеялись. — Наверное… доверять своему партнеру. Иногда проверяться, даже если вы предохраняетесь. Не бояться самим, потому что это также может испугать вашего партнера, что в конечном итоге у него не встанет как надо, — и снова смех.       — Ну да, испугает его, как же… — буркнул Маю, глядя на Эваллё, и Мари, утирая тушь под глазами, выдохнула: — Чувствую, ребята у нас сегодня горячие собрались.       — Пассив, актив или универсал? — спросил Эваллё. Это парень умеет подбирать вопросы. Эта мысль заставила Сатина усмехнуться.       Маю еще гуще покраснел, он и так сидел весь красный. Пунцовый оттенок лица контрастировал со светлыми волосами. Он потирал колени через сетку брюк. Его искусанные губы припухли.       — Первые несколько раз я занимался сексом в пассивной роли, — ответил Сатин. — Это связано с тем, что я банально не знал, что делать. У меня не было такого информационного просвещения, какое есть у молодежи сейчас, а с родителями я не общался на тему секса. И если бы не помощь со стороны партнера, то, боюсь, у нас бы вообще ничего не вышло. Поэтому я даже рад, что поначалу был в пассивной роли. В дальнейшем я почти всегда был в активной роли. Конечно, случалось всякое, иногда просто хочется новых ощущений, но если говорить в общем, то я актив процентов на девяносто пять.       Маю промолчав, не найдя, что спросить, и Мари продолжила:       — Для тех, у кого это будет впервые, — это больно? И на что это похоже? И как это было у тебя?       — Это может быть и больно и неприятно, или что-то одно. Но среди моих знакомых есть те, кто не испытывал боли или каких-то неприятных ощущений вообще. Зависит от вашего анатомического строения, эмоциональной и психологической подготовки, того, как вы можете расслабиться, количества смазки, размера члена партнера, концентрации алкоголя в крови, в конце концов. Я не могу сказать, что это прям какая-то невыносимая разрывающая боль. Она точечная и сосредоточена на крошечном участке тела. Кроме того у всех разный болевой порог. По мне так это было вполне сносно, я не рыдал, если вы об этом, скорее, это было непривычно, и кого-то может напугать. Ты пугаешься, зажимаешься. Я этого очень хотел, мой первый секс вообще случился, можно сказать, по моей инициативе, и все прошло довольно легко. При правильном подходе можно получить удовольствие на любом этапе. Важна еще и поза. — В горле пересохло, и Сатин прервался, чтобы сделать несколько глотков чая. — На что похоже? Если говорить о пассивной роли, самым точным будет, если я скажу, что похоже на позыв сходить в туалет, надо лишь научиться принимать эти ощущения.       — Твой самый лучший секс с парнем? — спросил Маю. У Мари слегка вытянулось лицо от удивления, и, причмокнув губами, она воодушевленно закивала.       — Я в принципе люблю секс, — сказал Сатин, и Эваллё одобрительно присвистнул. — И стараюсь, чтобы каждый акт был успешным и приятным.       — Эх, девчонки и мальчишки, этот мужчина уже занят, — заявила Мари, чем вызвала очередную волну смеха.       — Отличается ли секс с парнем от секса с девушкой? — снова спросил Маю. Похоже, он совсем расслабился и вошел во вкус (это не могло ни радовать), хотя по-прежнему был красным, как рак.       — Сам процесс вставить-вынуть — нет, ты ощущаешь слизистую, то, как тебя плотно обхватывают мышцы, совершаешь те же поступательные движения. Основное различие — наше восприятие партнера и различие женского тела от мужского. Здесь я не буду расписывать, что женское тело более мягкое и нежное, и так далее, ему легче случайно причинить боль. Я думаю, это понимает каждый. А также большую роль играет психологические различия мужчин и женщин, и готовность к сексу. Исходя из всего вышеперечисленного, я могу вести себя по-разному во время секса с парнем и с девушкой. Но вот в чем прикол — с парнем тоже надо не забываться и вести себя аккуратно: можно порвать анальный проход или, если вы пассив, но принимаете активное участие в половом акте, можно травмировать член партнера.       Когда он закончил, Маю спросил:       — А как насчет подготовки?       Мари тут же перехватила инициативу:       — Многих, особенно начинающих интересует, нужно ли готовиться к половому акту, если ты пассив?       — Вы про клизму и слабительные? — усмехнулся Сатин и отпил чай, чтобы смягчить горло. — Я не буду опираться на то, что обычно говорят проктологи и в целом любые врачи. Это всегда индивидуально. Например, я ни разу не использовал клизму перед сексом в принимающей роли. И не возникало неудобных моментов. Зависит от обмена веществ, от нашей уверенности в себе и своем теле. Иногда бывает, от излишнего переживания прихватывает живот — вот таким людям я рекомендовал бы. Или тем, у кого постоянные запоры, или наоборот, кто буквально не слезает с унитаза… излишняя активность партнера может повлечь неловкую ситуацию. Поэтому это зависит от вашего организма, уверенности в себе и того, насколько вы чистоплотны. Во всяком случае, подготовка никогда не будет лишней. Если есть время и желание, почему нет.       — Но иногда времени просто нет, — хмыкнул Эваллё, и Маю слегка толкнул его колено своим.       — А теперь от секса перейдет к более животрепещущим темам. Сатин, как ты считаешь, Маю сделал правильный выбор? По-твоему, это любовь?       Эваллё коснулся руки Маю и взял ее в свои ладони.       Сатин привалился к спинке дивана и развел колени. Он смотрел на руки своих ребят, на пальцах Эваллё было полно колец и перстней, и Маю, похоже, перенял эту привычку. При взгляде на их скрепленные ладони внутри становилось так тепло и спокойно.       — Безусловно. Это лучший выбор. Горжусь Эваллё, горжусь им не только за то, каким человеком он является, каким вырос, несмотря на все, но и тем, что ему хватило мужества отстоять их отношения с Маю. И да, это любовь.       Несколько секунд они смотрели с Маю друг на друга, пока камера записывала их лица на видео. Это мгновение длилось недолго. Казалось, в тот момент они успели сказать друг другу так много одними лишь взглядами, сколько не было сказано за весь этот разговор.       — Ты видишь наши отношения через пять лет? — спросил Маю, не сводя с него глаз.       — Я не могу представить другого развития событий. Я полностью уверен в вас обоих. Я в себе так не уверен, как в вас, ребята.       — Ты счастлив? — вдруг спросил Эваллё, и Сатин буквально нутром почувствовал, как все в этой комнате замерли.       — Я счастлив, — улыбнулся Сатин и, протянув руку, опустил свою поверх сцепленных ладоней Маю и Эваллё, крепко сжал и кивнул. А потом посмотрел на Мари. На душе было так спокойно, что захотелось рассмеяться: — Я счастлив за своего сына, за его выбор. И я просто счастливый отец сына-гея.       — Самые большие твои страхи, когда твой ребенок-гей, — продолжила Мари.       — Боюсь недопонимания, — откровенно сказал Сатин. — Быть закрытым или пропустить, когда моему сыну требуется поддержка. Боюсь его недопонимания. Что ребенок решит, что я не смогу дать ему ту помощь и поддержку, которую он заслуживает. Боюсь, что мой сын не примет себя таким, какой он есть. Меня пугает слишком много вещей, — в конце концов признался Сатин. — Этот мир так устроен, что приходиться постоянно быть начеку. Как отец, я, конечно, хочу защитить своего ребенка и научить его давать отпор.       — Если говорить о нас с Маю, чье мнение для тебя важнее: свое или Маю? — спросил Эваллё. Пришлось хорошенько пораскинуть мозгами. Повисло молчание. Эваллё по-прежнему сжимал ладони Маю, а потом наклонился и прижался губами к его лбу. Мари умиленно улыбнулась.       — Отвечу так: я хочу дать Маю только самое лучшее. И если потребуется сделать выбор, я сделаю его из учета того, что будет лучше для Маю.       Маю опустил лицо, Сатину показалось, что его глаза влажно заблестели.       — Мне кажется, настал момент для объятий, — сказала Мари, вставая. Девушка подошла к их дивану и развела руки для объятий. Сатин, Маю и Эваллё последовали ее примеру. Все четверо крепко обнялись. Макушка Маю уткнулась ему в изгиб шеи; его ладонь крепко сжала горячее плечо Эваллё. Мари словно соединила их в одно целое. Во что-то прочное и нерушимое.              

* * *

      В воскресенье Аймо пригласил его в элитный банный комплекс в Хямеенлинне. Сатин много раз бывал в подобных местах, но, страшно признаться, за более чем два года проживания в Хямеенлинне толком не видел города. Аймо намеренно выбрал такое место, где их не побеспокоят, и Сатин мог не волноваться насчет конфиденциальности, но все равно захватил темные очки, на случай, если кто-нибудь из посетителей его узнает. Да, он был похож на сумасшедшего, вечером в октябре в солнцезащитных очках, и ему не было дела до чужого мнения. Аймо забронировал один из частных секторов с персональной сауной, хаммамом, душевой, комнатой отдыха и купелями. Заведение работало круглосуточно, а это означало, что они могут засидеться и до двух ночи.       Когда он складывал вещи в сумку, испытал укол совести: на сей раз он был взрослым и мог обеспечить себя сам, Аймо совсем не было нужды оплачивать чек. Он боялся вновь испытать это чувство — почувствовать себя тринадцатилетним мальчишкой, который подпал под чужое влияние… Это была дружеская встреча старых знакомых и ничего больше.       Бросив сумку с запасными плавками на заднее сиденье, без пятнадцати семь Сатин выехал из гаража.       Около семи он уже парковался на стоянке рядом с банным комплексом. Затылок слегка пульсировал: он впервые ехал в сауну с головной болью и не представлял, чем это могло закончиться. Привычка умалчивать о своем состоянии была с ним с детства, иногда он поступал как привык, даже не задумываясь.       Он испытывал странные смешанные чувства, ведь Аймо пришлось ехать сюда из Тампере. Аймо поставил его комфорт превыше своего, и он, черт возьми, не знал, как на это реагировать.       Аймо коротал время в фойе, в зоне лаунж, при виде него сразу же поднялся с дивана и пошел навстречу. Напряженное выражение мгновенно сменилось на лице Аймо непроизвольной улыбкой. Сатин невольно приспустил темные очки. Этот парень умел произвести впечатление: серая толстовка-хомут с диагональной молнией, рваные темно-серые джинсы, кеды. Подтянутый, широкоплечий, его спина осталась безупречно прямой, даже несмотря на годы сидячей работы за экраном монитора. Сатин скользнул глазами по лицу Аймо, по его губам, обрамленных щетиной и короткой бородкой, сглотнул и отвел взгляд. На удивление, Аймо оказался в очках — и Сатин почувствовал легкую дрожь в теле.       Они с хлопком соединили ладони, и Аймо указал на стойку ресепшена.       Через несколько минут сотрудница провела их в зону частных секторов. В персональной раздевалке их уже ждало все необходимое, даже гель и шампунь для волос. Девушка сообщила, что меню есть в комнате отдыха и они могут сделать заказ сразу же, как определяться, пожелала приятного вечера и удалилась.       Для начала они осмотрелись. В частном секторе оказалось вполне неплохо. Отделка была из мрамора, диваны из натуральной кожи, от сосновых досок тянуло смолой. В раздевалке стоял аппарат с питьевой водой, а в комнате отдыха на столике оказалось несколько бутылок с водой. В комнате отдыха и душевых было довольно тепло, чтобы можно было находиться без одежды. У их сектора был персональный дворик с двумя купелями под открытым небом. Рядом также располагался ресторан, где было на порядок прохладнее.       Глядя на то, как Аймо начал раздеваться, испытал головокружение. Это какой-то сюр. На груди Аймо была татуировка: это был мрачный хвойный лес и его перевернутое отражение в воде. На мгновение Сатин застыл, он не мог отвезти глаз от наколки, охватывающей левую сторону груди. Кожа заросла мелкими волосками; на животе густой клин волос устремлялся за ремень. А потом и сам принялся стягивать брюки с носками.       Они с Аймо разделись до плавок и, прихватив полотенца, отправились в душ. Душевых кабин было три и, не сговариваясь, они заняли обе крайние. Сатин полил на тело прохладной водой, и хоть он не мочил голову, боль, казалось бы, прошла. Выйдя из душа с полотенцем на бедрах и мокрых плавках, первым делом сделал несколько быстрых глотков воды из бутылки.       В понедельник вечером у него была репетиция и запись. Им осталось записать не так уж много: альбом практически был готов. И скоро должен был выйти клип, который Сатин до сих пор не видел, хотя и участвовал в съемках. Между делом он начал рассказывать об этом Аймо, который слушал его с жадностью.       Они уселись на скрипучий диван в комнате отдыха. На столике горели свечи. Аймо снял очки и аккуратно положил их на стол.       Чтобы привести мысли в порядок, нужно было выпить. Дома он не прикасался к мини-бару, поскольку был за рулем, но на обратном пути рассчитывал вызвать шофера.       — Будешь пиво или шампанское? — спросил Аймо, когда они изучали барную карту.       Сатин представил ведерко со льдом. Шампанское — это явно чересчур, и все выглядело бы так, как будто у них в самом деле свидание.       — Я бы выпил холодного пива, — признался Сатин. — За бухло я заплачу, — добавил он и перехватил взгляд Аймо. Пора тому признать, что они наравне.       — Как скажешь.       Официант принес пиво прямо в сауну.       Сатин забыл, когда в последний раз так расслаблялся. Еще с Тео, наверное. Он слегка откинулся назад и развел колени. Температура была умеренной, поначалу возникло желание слегка увеличить жар, но вскоре расхотелось двигаться вообще. Сатин сидел на сосновых досках и потягивал ледяное пиво. Аймо устроился на боковой полке. Помещение сауны оказалось огромным, здесь могла бы с комфортом поместиться вся их группа. Через тонированное стекло открывался вид на внутренний дворик с купелями и столиками, сейчас там включилась подсветка и выглядело это потрясающе. Древесное благоухание щекотало ноздри.       Он предпочитал сам регулировать температуру электрической каменки, без вызова сотрудника. Они потеряли счет времени. Мышцы расслабились, легкие качали ароматный горячий воздух. Плавки быстро высохли. После второй пинты пива захотелось их снять.       Сатин вернулся в сауну с полотенцем на бедрах, бросив плавки в раздевалке.       Тишину постепенно сменил разговор. Они делились планами на ближайшие дни: Аймо работал на удаленке, сейчас он писал программы для крупных компаний, в свободное время он бегал, ходил в зал, иногда выбирался в поход, любил возиться с интерьером или на участке. Попивая пиво, они немного обсудили установку саун, фундамент и осадку сруба. Аймо предложил свою помощь в случае надобности — Сатину было сложно представить такое: появление Аймо у них дома могло понравиться далеко не всем.       Вскоре Сатин поймал себя на том, что наслаждается каждой проведенной с Аймо минутой. У них оказалось немало общих тем, кроме того каждому было интересно узнать о жизни другого. Сатин рассказал, как поставил ограду и зимнюю беседку, пока жена с дочерью были в Японии, о моментах, которые он не учел или просто не знал, но все в итоге прошло как надо. Они много говорили о ремонте, оборудовании подвальной студии, разных сложностях, которые возникают по ходу дела, лайфхаках.       — Когда ты начал носить очки? — вдруг спросил Сатин.       — Вообще я ношу линзы. Посадил зрение этими старыми махинами, помнишь, такие раньше были огромные электронно-лучевые мониторы?       — У моего отца был такой.       Кажется, с тех пор прошла целая жизнь.       Невольно вспомнил Эваллё и порадовался, что парень не сидит целыми днями за компьютером, еще сильнее портя глаза.       Аймо расспрашивал о новом альбоме и участии Маю, а также о будущем турне, о чем Сатин мог бы рассуждать часами. Потом разговор перетек на покупку жилья, различия цен в Хельсинки и других городах, о плюсах и минусах Хямеенлинны и Тампере.       — Чем бы ты занимался, если бы не группа? — спросил Аймо.       Сатин задумался над этим вопросом, прихлебывая холодное пиво.       — Мне бы пришлось выстраивать жизнь с нуля. Помимо семьи, все, что я знаю в этой жизни, — моя работа. Но эти навыки останутся со мной. Возможно, я смог бы стать продюсером.       Он знал, что Аймо сталкивался с подобным: в какой-то момент жизни тому пришлось все начинать с нуля. Все, что было у Аймо, — его знания и диплом.       Взгляд Аймо скользил по его телу, по татуировке на спине, по волосам, и тогда Сатину начинало казаться, что он знает про шрам, но Аймо никак не мог знать про операцию, а шрам на затылке скрывали волосы.       Сатин рассказал, как набил тату в Японии, они прилетели туда на время и записали целый альбом. Тогда он творил как сумасшедший. Работал по пятнадцать-двадцать часов в сутки. Это было незабываемо. Они все выкладывались по полной. Татуировку, двух, кусающих друг друга драконов, он набил в Токио, в память о тех днях. А сейчас его дочь увлечена Японией. У Аймо не было своих детей и, как он повторял, уже, скорей всего, не будет, и ему было интересно послушать про детей Сатина. В такие моменты Сатин понимал, что хоть года и стерли возрастную грань между ними, но Аймо был уже немолод.       После сауны они приняли душ и в плавках вышли во двор, чтобы освежиться в ледяной купели. Расстояние между ними сократилось. Аймо выдержал пару минут в ледяной воде (его кожа вся покрылась мурашками), Сатин не ощутил никакой разницы между водой в купелях. Он свыкся со своим телом, но не знал, сколько это продлится, когда его организм даст сбой.       Сатин невольно бросал взгляды на Аймо: на его кольцо в ухе, татуировку, волосы на груди и мелкую посеребренную щетину на шее. До встречи с Тео ему долгое время нравился именно такой типаж мужчин. Видел, как бугрятся его темно-синие плавки. Тело помнило каждый сантиметр этой кожи.       Аймо ловил его взгляды, иногда не отводил глаз, но не всегда.       Чтобы не впасть в истерику, Сатин заказал еще пива.       Они минут десять провели во второй купели. Сатин откинул голову на деревянный край и наслаждался осенним воздухом. Он пил уже третью пинту пива, а голова как назло оставалась ясной.       Аймо рассказал, что сделал татуировку, пока жил в Швеции. Этот лес — вид из окна его старой квартиры в Хельсинки. Сатин помнил этот дом, но не обратил внимания на вид из окна. Аймо рассмеялся, вспоминая, что этот вид навсегда отпечатался в его сердце, поэтому он нанес татуировку на левую сторону груди. Хотя прожил он там совсем немного. Лицо Аймо казалось изнуренным и потерянным, какое бывает у людей, долгое время терзающимся каким-то чувством. Такое лицо было у Маю, когда он сказал, что не сможет прийти на школьный мюзикл.       Освежившись, они заказали ужин в комнату отдыха. Какое-то мясо с гарниром, еще пива, на этот раз в бутылках, Аймо уговорил его на овощи-гриль и салат. Хоть кто-то не забывал, что нужно правильно питаться, чтобы не оплыть жиром к старости.       Они чокнулись бутылками. Аймо рассказал про свой брак, вспоминая в основном светлые моменты. Сатин невольно ощутил прилив благодарности за то, что у него есть Рабия. Он не смог бы жить один. С детства он привык, что рядом кто-то есть. Рабия довольно рано вошла в его жизнь и переехала к ним, можно сказать, что он жил в гражданском браке еще со старшей школы.       Сатин ударился в воспоминания по жизни в Хельсинки, в родовом гнезде. С бабушкой и дедушкой. Аймо знал его родителей и, к сожалению, не с лучшей стороны, но почти ничего не слышал лично от него про дедушку с бабушкой, за исключением общеизвестных фактов, и сейчас с удовольствием выслушал.       Их колени коснулись друг друга под столом, но каждый сделал вид, что не замечает. От этого прикосновения у Сатина все внутри всколыхнулось. Резинка от плавок вдавилась в кожу, но он не пошевелился, чтобы пересесть удобней. К счастью, хотя бы не возникло эрекции.       После еды они слегка остыли и передохнули. За общением время пролетело незаметно.       После ужина Сатин перешел на темное пиво. В сауне он стянул плавки, боясь, что в конце концов вспреет. Перепад температур помог, и он снова вернул себе чувствительность. Жар держался около ста десяти градусов. Следя за датчиком, изредка Сатин додавал жара, регулирую электрическую каменку. Воздух становился жарче, мозги слегка плыли. Ему нравилось смотреть на камни, вдыхать сухой раскаленный воздух, ощущать, как расслабляются мышцы, как постепенно прогревается тело. Он чувствовал блуждающий по его телу взгляд Аймо. Он был абсолютно голым, от Аймо не укрылся ни один, даже крошечный, участок его тела. Когда он поворачивал голову, Аймо опускал лицо или всматривался в вид за тонированным стеклом, но Сатин видел, как движется его грудная клетка на выдохе, или то, как Аймо сдерживает вздох.       Аймо в конце концов тоже стянул плавки. На мгновение Сатин задержал дыхание, он слишком хорошо помнил, как это произошло впервые, но тогда он не испугался, он ведь этого хотел.       Они пролежали некоторое время в полной тишине, заняв противоположные полки. Сатин мог так лежать бесконечно долго, один раз, после тяжелого рабочего дня, он едва не задремал в сауне. Бабушка тогда вынесла ему все мозги.       Ему мерещилось, что жар недостаточно горяч, но цифры на датчике большую часть времени оставались неизменны. Невольно вспоминал рисунок, который нарисовал Маю. Представил, как его легкие, оплетенные тканями Оскеля, вдыхают горячий воздух; как его полный желудок, оплетенный тканями Оскеля, перерабатывает еду. Ему крышка. Сатин слабо усмехнулся, и Аймо, бросив на него взгляд, сел.       Вслед за Аймо Сатин сел и осушил треть бутылки. Пиво оказалось теплым.       Они еще пару раз выходили, чтобы искупаться в купели. Для разнообразия провели минут десять в хаммаме. Волосы на голове в момент стали влажными.       Время приблизилось к одиннадцати, когда Сатин ощутимо набрался. Он не испытывал никакого стыда перед Аймо, да за что ему испытывать стыд?       Глуша очередную бутылку пива, понял, что лжет самому себе. От этих мыслей становилось противно, и он снова прикладывался к бутылке.       Он испытывал к Аймо нежность, но вместе с тем внутри поднималась какая-то застарелая злость. Почему Аймо так просто уехал? Бросил его одного. Даже не попытался с ним встретиться и все объяснить. Как же он мучился тогда! Он ревел в подушку, как девчонка! Считал себя брошенным! Аймо испугался его родителей, их бабок, адвокатов, судов и так далее…       Не стоило больше пить.       Понимал, что приближается к той грани, перейдя которую, он легко срывался.       Он ненавидел себя жалеть, тогда проще сразу откинуться.       Но при этом по-прежнему питал к Аймо нежность. Уже не влюбленность, но что-то другое.       — Ты не должен был меня бросать, — произнес он заторможено. Он старался отвлечься на привкус пива во рту, на аромат, царивший в сауне, на вид дворика за стеклом. — Все могло бы быть по-другому.       — Меня бы посадили в тюрьму, а ты бы не стал тем, кто ты есть сейчас, у тебя не было бы твоих детей и жены. Тут ты прав: все было бы по-другому.       — Это все дерьмо собачье. В тот момент я остался…       — Нет. Я причинил тебе боль. Прости, что бросил… — Сатин не заметил, как Аймо пересел на соседнюю скамью. Аймо наклонился вперед, опустив локти на колени, и протянул к нему руку, коснулся его бедра. — Думаешь, я не жалею? Но это было лучшим исходом для нас обоих. — Голос Аймо звучал слишком ясно для нетрезвого человека. Слишком ясно и близко.       Аймо убрал руку и сцепил пальцы в замок на коленях. Он так и сидел, наклонившись корпусом вперед, и глядя на камни. Доносился приятный треск. Сатин прикрыл глаза.       — Прости, мне жаль, — повторил Аймо. — Я знаю, что тебе пришлось тяжело…       Сатин тоже наклонился вперед и облокотился на колени, после чего потер горячее лицо.       — Я мог дождаться твоего совершеннолетия, но я был бы тебе тогда уже не нужен.       — Нет, я понимаю, — пробормотал Сатин, чувствуя себя полным эгоистом. Он рос эгоистом, он всегда был эгоистом. Он не думал о том, как, должно быть, нелегко пришлось самому Аймо, с таким-то грузом за плечами. Отчасти он понимал своих родителей: случись что-то подобное с кем-то из его детей, он бы упек ублюдка за решетку.       — Я так сильно влюбился в тебя, ты бы знал, у меня никогда такого не было, — вдруг сказал Аймо, и Сатин отнял ладони от лица и поднял на него мутный взгляд. — Я так хотел увидеть, каким ты станешь. Добьешься ли поставленных целей. С кем свяжешь свою жизнь.       — Здесь есть моя вина, — слабо улыбнулся Сатин. — Я слишком хотел тебе понравиться. Я даже не всегда понимал, зачем мне это. Я не верил, что такое возможно, и что ты заинтересуешься мной.       Они смотрели друг на друга, улыбаясь.       — Прости, — снова повторил Аймо. — Я врал самому себе, что это несерьезно. Но когда ты сам приехал ко мне… Я думал, что напугал тебя тогда в классе, но я не подозревал, что ты не из пугливых.       Сатин понял, что о дальнейшем он еще не готов говорить, и поднялся со скамьи, подхватил свое полотенце, которое валялось рядом. Слишком резкое движение, и закружилась голова.       Они оба обманывали себя, что тогда, что сейчас. Аймо не пригласил бы его сюда, если бы не хотел, чтобы между ними что-то было. Они могли трахаться хоть весь вечер.       Сатин почувствовал мгновенную вспышку злости. То ли разочарование, то ли обычное раздражение. Он был пьян.       Он не мог понять, хотел ли он этого, или злился на себя за то, что позволил себе плохо думать об Аймо. Даже в тот первый раз именно он совратил Аймо, а не наоборот.       После сауны они еще раз зашли в купель, потом в хаммам.       Рядом находилась ванночка со льдом, на которую Сатин не сразу обратил внимания. От влажного жара хаммама его слегка пошатывало. Заметив, что он разглядывает лед, Аймо подошел ближе и захватил горсть льдинок. Несколько секунд он перекатывал лед на ладони.       От их тел валил жар, они оба сильно пропотели.       Когда Сатин отвернулся, Аймо коснулся его спины, к коже прижался лед, по пояснице побежали ледяные капли. Сатин прикрыл глаза от удовольствия. Аймо слегка массировал его лопатки и спину, обтирая льдом. Это длилось каких-то пару минут. Струйки тающего льда скатывались по позвоночнику на ягодицы. Аймо дотрагивался до него лишь кончиками пальцев. Сердце грохотало, пульс стучал где-то в пупке. Наконец все прекратилось. Сатин открыл глаза. Его дыхание выровнялось. Пора было ехать домой. Их обоих завтра ждет работа.       Сатин понимал, что не сможет передернуть до самого дома, но надеялся, что дома усталость возьмет над ним верх и он просто отрубится.       Сотрудница комплекса вызвала ему шофера, потому что сам он это сделать был не в состоянии. Аймо решил дождаться, пока он уедет, и только затем вызвать себе такси. И тут Сатин почувствовал прилив благодарности к этому человеку. Аймо не пытался от него поскорее отделаться.       Они провели еще какое-то время в ресторане, остывая и болтая так, словно не было этой минутной вспышки между ними.       Он хотя бы сдержал обещание перед Рабией, что эта встреча не зайдет дальше.       Когда шофер подогнал джип к входу, Сатин хлопнул Аймо по плечу, и они снова пожали друг другу руки. От Аймо пахло тем же самым шампунем и гелем для душа, что и от него. В голове снова начало звенеть, боль вернулась.       — Спасибо, что пришел, — прозвучал низкий голос у самого уха.       Аймо приобнял его и, будто телохранитель, проследил, чтобы он дошел до машины.