Внутри тебя - 3

ФРЕЯ

                   Когда она очнулась, вокруг снова смыкался бамбуковый лес. В воздухе висела зеленоватая дымка, ухудшая видимость.       Она была одна. Фрея лихорадочно огляделась, ища Моисея, невольно заметила, что лежит на толстом слое сухих бамбуковых листьев. В голове слегка прояснилось. Ощущая внезапный прилив сил, она села, и с груди соскользнуло чужое пальто. Пальто, от которого пахло ее парфюмом. Первое, что она сделала (возможно, она была все еще в бреду), принюхалась к аромату на воротнике. Как странно!       Ее одежда все еще была влажной, но не причиняла меньше дискомфорта. Фрея пошевелила ногами в ботинках: к ее удивлению, носки совсем высохли.       Сердце судорожно забилось.       Сколько я была в отключке?       Этот говнюк стрелял в нее из лука!       В кармане своего пальто нащупала телефон. Он не потерялся!       Почти полный заряд.       01:04 a.m.       Вот же черт!       Это какое-то издевательство!       Осмотрела себя: вся одежда была на месте.       Кроме прилива сил она ощущала себя… неплохо. По крайней мере, не хотелось пить и есть. Фрея снова огляделась: рядом с деревом, под которым она спала, лежал еще один рюкзак. Она тут же полезла в него. Внутри оказалось целых две больших дорожных бутылки воды, одна из которых была почти пуста, во второй оставалась еще половина. Больше ничего не успела рассмотреть: громко переломилась ветка, и Фрея подскочила на месте.       — Не приближайся! — хрипло заорала она, увидев в паре десятков шагов Моисея, идущего к ней между деревьев. Она предупреждающе выпустила вектор из ладони и с треском ударила о ближайший к японцу бамбук, вызвав целый лиственный водопад. На стволе осталась вмятина; дерево покачивалось, сверху все еще падали листья, завораживающе кружась в воздухе. Моисей замер в ареале кружащей листвы.       Голова закружилась, когда она попыталась встать. Хватаясь за ствол, Фрея приподнялась с земли и присела на колено, так, чтобы вскочить в любой момент. Завела руку с телефоном за дерево, чтобы Моисей не видел, и быстро включила диктофон.       Моисей смотрел на вмятину от ее удара. А потом медленно поднял руки, давая понять, что безоружен. Куда он дел свой лук?       Но она-то знала — он вовсе не безоружен. Он такой же мутант, как и она.       Из его рта вырвался пар, когда Моисей мягко произнес:       — Let me explain. [Позволь мне объяснить]       Попытайся, — зло подумала она.       Фрея ударила вектором по другому стволу, делая зарубку. Моисей даже не дернулся. Ах да, он же не слышит этот чудовищный треск!       — Встань туда! — велела она знаками.       Там было больше света, а ей нужно было видеть его лицо.       — Сними маску!       Держась за ствол, чтобы не упасть, она медленно поднялась на ноги. Пальто Моисея соскользнуло с нее и упало на землю.       Моисей послушно встал на указанное место в прогале между деревьями и приспустил маску — его лицо как раз осветил дневной свет.       На мгновение у нее перехватило дыхание — настолько невероятно оказалось увиденное. Его гладкое лицо испещряла сетка потемневших сосудов. Слуховой аппарат исчез. Черные волосы стали грязными, губы пересохли и потрескались от жажды, глаза налились кровью — в них сильно полопались сосуды, до кровавых сгустков. Фрея медленно осмотрела Моисея с головы до ног. На фоне черной одежде в зеленоватых лиственных сумерках бамбукового леса его кожа имела нездоровый бледный отлив. Под глазами набрякли мешки.       У нее было столько вопросов! Она не знала с чем начать.       — Сколько я была без сознания?       Не сходя с места, Моисея пожал плечами. И правда, откуда ему было знать, если здесь не ощутимо течение времени.       — Ты пытался меня убить?       Она снова зашарила взглядом в поисках спортивного лука, который никогда раньше не видела в живую.       — Нет. Я пытался тебя остановить, чтобы ты еще больше себе не навредила. Ты могла убить меня своими векторами — и лук — это все, что я придумал, чтобы остановить тебя на расстоянии.       Она задохнулась от возмущения:       — А если бы ты попал в меня стрелой?       — Я был уверен, что ты отобьешь мои стрелы. Так и произошло. Векторы будут защищать тебя даже на уровне голых инстинктов. Основной инстинкт особи — выживание.       Фрея сглотнула и снова задала вопрос знаками:       — Ты искал меня?       — Я не знаю, сколько прошло времени, но я искал тебя с того утра, как ты сбежала. Сначала я хотел ехать в аэропорт, — его голос звучал ощутимо устало, и она снова задумалась, почему он выглядит так измученно.       — Но как ты нашел меня? Не приближайся! — сделала она предупреждение, когда ей показалось, что Моисей хочет приблизиться.       — Мне нужно кое-что показать тебе.       — Что это? Покажи так, я увижу.       Моисей достал из кармана брюк, таких же грязных, как и вся ее одежда, нечто, похожее на компактный радиопульт с экраном.       Что это за хрень?!       — Между собой особи общаются с помощью сигналов — в твоей голове, должно быть, это похоже на шумы. Человеческое ухо не способно разобрать весь спектр частот и уж тем более человек не может уловить волны. Мой брат был инженером, работая с Цицероном, он изобрел прибор, который ловит частоты, говорящие о приближении особи или мутанта. Для меня он сделал копию, чтобы я мог уберечь себя. Поскольку я не слышу, прибор уведомит меня о приближении особи.       Информации было так много, что требовалось время, чтобы все переварить, а Моисей все говорил и говорил, шокируя еще больше. К счастью, он говорил по-английски, и она все легко понимала.       — К сожалению, слуховой аппарат может искажать сигнал или вызывать помехи — приходится снимать его. Твой сигнал не такой мощный, как у настоящей особи, но спустя некоторое время мне удалось засечь его, и я просто следовал по этому сигналу. Так я обнаружил тебя на поле. Но все это пространство — временной вакуум. Понятия времени и пространства здесь искажены. За пределами барьера время течет намного быстрее. Я не смог бы попасть сюда. Кто-то впустил меня.       — О чем ты говоришь? Это ловушка?       — Думаю, да. Кто-то позволил мне войти в вакуум.       — Расскажи мне про этот вакуум.       — Если хочешь пить, в моем рюкзаке еще осталась вода, — вдруг сказал Моисей, видя, как она облизывает пересохшие губы и сглатывает. — Я взял две бутылки. Я не знал, сколько времени уйдет на поиски, и решил перестраховаться. В машине есть еще, но я оставил ее у леса.       — Вакуум, — напомнила Фрея, схватив рюкзак Моисея, чтобы достать бутылку с водой.       — Я думаю, как только ты зашла в лес, кто-то сразу же наложил на тебя вакуум. Пространство внутри может быть по-настоящему бесконечным, а время здесь течет гораздо медленнее, ты его почти не ощутишь. Это все равно что пытаться ощутить температуру воздуха, находясь под водой. Ощущение времени стирается, потому что потребности организма заторможены, свет почти не меняется. Здесь своя среда. Слышишь, как тихо? Нет птиц. Природа живет по искаженным законам. При этом по другую сторону барьера невозможно определить ни его местонахождение, ни размер — ничего. Обычный человек ничего не заметит. Но, к счастью, пока ты здесь, процессы в организме замедлены: ты можешь долгое время не хотеть есть, пить, не уставать… Но время тем не менее здесь есть, поэтому рано или поздно ты ощутишь и жажду, и усталость. Это очень мощный вакуум. Его способна наложить только полноценная особь. Мутанту-полукровке такое не по силам.       — Я шла через «Чайную долину», — призналась Фрея.       — Возможно, именно там ты и попала в ловушку. Наложить вакуум можно в любом месте и на любого человека, но удобнее всего это делать в лесу. Тебе не нужно было сбегать от меня. Я говорил, что ты мне нравишься. Я не собирался тебе никак вредить. Утром я бы отвез тебя на станцию.       Утолив жажду, Фрея вернула бутылку в рюкзак и снова встала.       Судя по виду Моисея, он с ног сбился, пока искал ее. Он ведь тоже человек, и должен был испытывать жажду и голод… Выглядел он сейчас крайне изможденным. Возможно, он даже не спал.       — Где Химеко? — забеспокоилась она.       — Я отвез ее к Минако-сан, чтобы та присмотрела за ней.       Моисей рассказал, как все было. Он проснулся рано утром, чтобы отвезти ее на станцию и посадить на поезд до Саппоро, но обнаружил, что она исчезла. Он сразу понял, что она сбежала после его признания. Собирался ехать в аэропорт… хотел все объяснить.       — Твой телефон не отвечал. Я боялся, что ты все не так поняла. Но по дороге, проезжая мимо «Чайной долины», на приборе я уловил сигнал вакуума. Вакуум — это тоже волны. Раньше здесь его не было. Это удивило меня. Цицерон не стал бы просто так накладывать вакуум, а кроме него это сделать просто некому. Я еще раньше подозревал, что что-то не так. Когда отравилась твоя тетя…       — Что? Но причем здесь она?       Моисей сглотнул и продолжил:       — Когда я поехал в аэропорт за тобой, со мной в машине была Химэ-тян, я не мог оставить ее дома одну. Я развернул машину и отвез дочь к Минако-сан, а потом заехал домой, мне нужно было взять кое-что из вещей. Я подозревал, что ты могла оказаться в вакууме, но не был уверен на сто процентов. Мне нужно было убедиться, что я не прав и с тобой все в порядке. Я знал о твоих векторах, пришлось взять лук.       — Но зачем тебе это? Только потому, что твой прибор распознал вакуум?       — Я хотел найти тебя. Я боялся, что это все было спланировано и тебе угрожает опасность. Мне нужно было хотя бы проверить. Вакуум был огромной мощи.       — Откуда у тебя этот прибор?       — Мой брат сделал его для меня, чтобы уберечь меня от Атлантиды и любой другой особи. Предупредить ее приближение.       — Атлантиды?!       — Такой сигнал невозможно пропустить. Я догадывался, что ты могла попасть в западню. Но сам бы я никогда не приоткрыл вакуум, чтобы попасть за барьер. Это сделал кто-то другой. Потом я искал тебя. Я почти утратил надежду, но прибор наконец уловил твой сигнал.       — И теперь мы здесь заперты вдвоем? И ни ты, ни я не умеем снимать вакуум.       — Боюсь, это не самое худшее.       — Что может быть хуже? Хуже того, чем быть запертой вместе с убийцей.       — Убийцей? — кажется, он был потрясен до глубины души.       Фрея присела на корточки рядом со своим рюкзаком, порылась внутри и достала зип-пакет с его ужасным содержимым. Глазное яблоко уже сильно скукожилось и подгнило. Даже в вакууме оно, в конце концов, начало разлагаться.       Этот «подарочек» она швырнула Моисею.       — Я нашла это во дворе твоего дома, практически у самой двери, — бросила она со злостью. Опустила то, что глаз нашла Химеко. Незачем вдаваться в подробности.       Прочтя по губам, Моисей заторможено опустил взгляд на зип-пакет у своих ног. Его глаза расширились от изумления. А потом взгляд метнулся к ней.       — Твоя работа?       — Когда ты нашла это? — надо отдать ему должное, Моисей быстро взял себя в руки, его голос почти не звучал изумленно-рассерженным.       — Перед ужином.       — И ты считаешь, я способен на убийство человека? Таким чудовищем ты меня видишь? — он даже начал сбиваться от возмущения. — Ты также думаешь, что я отравил твою тетю, чтобы ты летела одна? Такого ты обо мне мнения? Может, и вакуум тоже наложил я?!       Она впервые видела Моисея таким рассерженным. Боковым зрением огляделась в поисках путей для побега.       — Ты нашла это глазное яблоко, решила, что я какой-то маньяк и поэтому сбежала?       Да, все так и было, хотелось выкрикнуть ей. Но она испугалась, что лишь сильнее разозлит его.       Моисей шагнул по направлению к ней, и Фрея рефлекторно выпустила вектор из ладони. Она не собиралась убивать Моисея. Удар пришелся по касательной, задел его щеку, из ранки засочилась кровь. Моисей небрежно утер ее грязной ладонью — и Фрея увидела сетку темных, почти черных, вен на тыльной стороне.       — Кто-то пытается подставить меня, — заявил он. — Кому-то нужно, чтобы ты начала подозревать меня, испугалась, сбежала и оказалась в этом лесу.       — Слишком бредово, не находишь?       — Гораздо проще поверить, что я — убийца? Я оставил дочь и рисковал своей жизнью, чтобы отыскать тебя! Я не собирался причинять вред ни тебе, ни кому-либо еще! Зачем мне оставлять улики во дворе собственного дома?!       Внутри росло сомнение. Либо Моисей был настолько убедителен, либо сейчас, когда он полностью предоставил свою версию событий, ее подозрения выглядели и в самом деле дико.       — Чтобы вся полиция Хоккайдо окружила мой дом?! Чтобы у меня отняли дочь?! Дочь, ради которой я пожертвовал собственной жизнью, связавшись с Цицероном?!       Фрея в замешательстве отступила. Она пошатнулась, будто под грузом осознания.       Моисей поднял зип-пакет.       — На нем наши с тобой отпечатки. Лучше избавиться от этого. — С этими словами он достал зажигалку и поджог пакет вместе с его содержимым, а затем отбросил на землю.       Ее потрясало его мышление, она бы даже не подумала про отпечатки пальцев.       С минуту они наблюдали, как сгорает чье-то полусгнившее глазное яблоко.       — Все, чего я хотел последние полгода, — твое доверие. Возможно, не сразу, не с первой встречи, но я ощутил влечение к тебе. Если бы ты не нашла ту визитку, или не захотела связаться со мной, не смогла… я бы нашел другой способ увидеть тебя снова. Я уже говорил, что я такой же, как ты, мутант. Я могу многому научить тебя. Я ждал бы тебя и год, и два года, и пять… Когда я заподозрил, что ты могла оказаться в вакууме, я чуть с ума не сошел! Я искал тебя здесь все время! В реальном мире, возможно, прошли дни… — Моисей осекся, его воспаленные глаза блестели от слез.       У Фреи сдавило горло как от подступающего плача.       — Ты не должна была бояться меня и убегать. В любом случае я не вернусь без тебя. Иначе я попаду под подозрение — твой отец заподозрит меня первым. Я не боюсь твоего отца, но не хочу, чтобы Химэ-тян плакала, если меня посадят в тюрьму.       Фрея всхлипнула, по щекам потекли слезы.       Они оба не хотели вредить друг другу, а все вышло совсем иначе.       Как они докатились до такого?       Моисей сделал еще шаг вперед, и Фрея на этот раз не попыталась его остановить.       — Что с твоим телом? — наконец спросила она, глотая соленые слезы — и глядя ему в глаза.       — Я взял с собой пару пробирок с кровью Атлантиды. Чтобы усилить свои способности и выносливость. А это, — указал на свое лицо, — последствия использования клеток особи.       — Твои глаза…       — Помнишь, я говорил про глазные капли? Если я этого не буду их закапывать, мои глаза становятся такими. Капли остались дома.       — Твои глаза не чернеют?       — Нет. Только то, что ты видишь.       Похоже, Моисей в гораздо большей степени был человеком, чем она сама, его глаза не чернели, и векторы не были частью тела — хотелось верить в это.       Помимо слез, потекли еще сопли от холода. Фрея утерла нос тыльной стороной ладони. Ее снова начал колотить озноб. Казалось, только сейчас она начала приходить в себя.       Моисей стоял без какой-либо верхней одежды. Наверняка он совсем замерз.       Они оба посмотрели на лежащий на земле зип-пакет.       — Зачем кому-то подставлять тебя? — спросила она вслух, но взгляд Моисея был устремлен вниз, ее слов он не слышал. — Прости, — прошептала она, но в этот момент Моисей вскинул на нее глаза и, похоже, успел заметить, как ее губы складываются в одно это слово.       — Я больше виноват перед тобой. Нужно было рассказать тебе все раньше.       — Почему же ты этого не сделал?       — Я хотел завоевать твое сердце, а только потом нагружать подробностями своей жизни. К тому же я знал, что ты переживаешь расставание со своим парнем… — Как внимательно с его стороны.       — По моей вине мы оба в ловушке.       — Кто-то задумал заманить тебя в ловушку — в этом нет твоей вины. Я только не могу понять, зачем кому-то это нужно. Атлантида — безмозглое создание, она не способна на такое.       — На такое способно только одно существо…       Моисей кивнул.       — Твой прибор сейчас не распознает никакие другие волны?       — Нет, только твои и окружающего нас барьера. — Моисей еще раз взглянул на устройство в своей руке и убрал то в карман широких черных брюк. Потом он подошел, подобрал пальто и вытащил вторую бутылку воды, которая сперва показалась пустой, но на дне еще было два глотка. Фрея поняла, что пока она была без сознания, Моисей поил ее из второй бутылки, которую, вероятно, взял для нее.       — Ты можешь пить из другой. Если ты бережешь воду для меня… не нужно. Я не хочу пить.       — Потом захочешь. Тебе нужно беречь силы. Из нас двоих только ты способна выпустить нас отсюда.       — Но я не умею. Мой брат умеет, но я могу только выпускать векторы.       — Я попробую подсказать, как это сделать. Я знаком в теории…       — Можно взглянуть на прибор? — попросила она.       Моисей подошел ближе, и она ощутила легкий запах пота. Хоть что-то живое в этом бесконечном море леса.       Его подернутые кровью глаза вблизи выглядели еще более устрашающе.       Фрея не удержалась и, застав его врасплох, пока он передавал ей прибор, коснулась его щеки. Гладкая — видимо, у него медленно росла щетина, а уж в условиях искаженного времени — и того дольше. Багровые и почти черные артерии проступили сквозь кожу, превратив лицо Моисея в ужасающую маску. Должно быть, так по всему телу.       — Через какое-то время это пройдет. Так происходит только после введения крови.       Вдруг ей вспомнился момент из полусна-полубреда: Моисей прижимает ее замерзшую к себе, пытаясь согреть. Снял с нее мокрое пальто и укутал их обоих своим. Как сушил ее носки и массировал ее онемевшие ступни. Как поил водой. Растирал руки и ноги. Жертвуя сном и отдыхом, стерег ее покой. Сколько он уже не спал и не отдыхал? Пускай Моисей и колол себе кровь мощной особи, якобы для придания выносливости, но он все равно оставался человеком с его слабостями.       На глаза вновь навернулись слезы. Моисей не понял, из-за чего она заплакала. Не из-за его же вида? Возможно, решил, что она совсем чокнулась. Выглядел он растерянным, ему явно было неловко из-за ее слез.       Пока она изучала прибор с прямоугольным экраном с подсветкой, Моисей отошел куда-то за луком и чехлом со стрелами.       Потом она попросила дать ей посмотреть и лук.       — В школе и в университете состоял в клубе по стрельбе из лука, — улыбнулся Моисей, и от его улыбки на ее душе потеплело. — Дома у меня есть фотоальбом, но я не успел его тебе показать. Даже побеждал в соревнованиях. Но в итоге занялся финансами.       Как же глубоко можно заблуждаться в человеке! Как далеко она зашла в своих подозрениях!       Моисей утер ее мокрые от слез щеки: его руки были такими же грязными, как и у нее, но сейчас это не мешало нисколько. Его пальцы были теплыми и очень осторожными. Они смотрели друг на друга: Моисей сверху вниз на нее и она снизу вверх на него. Частичка тепла и жизни в этом замершем ледяном вакууме.       Фрея сглотнула.       — Ты бы уверен, что я отобью стрелы…       — Конечно, я был в этом уверен! Если бы я сомневался, я бы не стал стрелять.       Она позволила себя обнять. Ей стало так тепло в его объятиях, дрожь постепенно прошла.       — Я не прошу меня полюбить. Но я хотел бы рассказать тебе все, что знаю я сам. Если ты еще захочешь со мной общаться… — Моисей отстранился и хмыкнул, — после всего.       Ее решение осталось прежним. Моисей определенно заслуживал доверия, но ее сердце не готово было разбиться еще раз. Она еще прошлые осколки не собрала.       — Давай сначала выберемся отсюда.       Моисей, чуть колеблясь, кивнул.       Фрея знала, что ему нужен отдых, поэтому остановила Моисея, придержав его за локоть. Японец опустил на нее взгляд.       — Хочу, чтобы ты отдохнул. А потом ты расскажешь, как я могу выпустить нас.       Поначалу Моисей сопротивлялся, но она все же уговорила его присесть. Сунула в руки бутылку с водой.       Пока они отдыхали, Моисей объяснил, как пользоваться прибором: дисплей был разделен на несколько шкал, каждая из которых — частоты улавливаемого сигнала.       Прибор не мог показать имя особи или ее намерения. Он улавливает волны, которые являются средством общения и выживания особей, но человек все равно не поймет частоты.       Благодаря устройству можно было определить интенсивность сигнала по двум шкалам: местоположение особи и ее потенциал, иначе говоря, силу. На этих двух понятиях Моисей сделал особый упор. Чем ближе и мощнее особь, тем ощутимее сигнал. Моисей рассказал, что в случае приближения к источнику сигнала, прибор может издавать небольшой треск, но он глух и не слышит треск, поэтому брат снабдил прибор вибрацией — и теперь в случае усиления сигнала Моисей ощущал вибрацию. Должно быть, Соломон любил своего брата, раз создал подобное устройство для его безопасности.       Минусом данного устройства было то, что если рядом две мощные особи — а шкала одна — то они будут отображаться одновременно. Сейчас шкала местоположения была заполнена, а вторая, указывающая на силу особи, едва набрала два деления из десяти. Прибор оценивает ее силу всего на два деления?!       Моисей сбросил данные, и обе шкалы очистились. Японец пояснил свои действия: можно перезагрузить шкалы, и тогда прибор будет улавливать только новые частоты, не реагируя на ее, Фреи, присутствие.       Для обнаружения вакуума на дисплее были еще две шкалы — точно так же: интенсивности и близости к источнику волн.       Пока Моисей объяснял, Фрея внимательно слушала, запоминая каждую мелочь.       — В чем твои способности? — спросила она знаками, когда Моисей замолчал.       — Я могу целенаправленно посылать импульсы, они точечно поражают небольшие участи и замедляют. У меня ушло немало времени, чтобы овладеть этой техникой.       — Все, что ты знаешь, ты узнал от Цицерона?       — Что-то потом от брата, что-то от Цицерона, до чего-то дошел сам. Цицерон снабжает меня кровью Атлантиды, он был вынужден рассказать мне, как эффективно ее использовать. К счастью, я не мутировал, как некоторые неудачные образцы, и не стал живым трупом.       — Мой брат сталкивался с подобным случаем…       — Мне просто повезло, — кивнув, продолжал Моисей. — Видимо, этим клеткам понравилась наша с братом генетика. Цицерон до сих пор изучает эту область. Почему на разных людей ткани особи оказывают совершенно разный эффект.       — Сколько может стоить одна пробирка с кровью Атлантиды или Цицерона? — задумчиво протянула Фрея, не надеясь, что Моисей знает.       — Пару тысяч евро точно. Только от одной толку будет немного. Человек должен годами колоть себе клетки, чтобы добиться хоть какого-то результата. Так и строится бизнес.       — Цицерон хочет захватить мир и населить его мутантами?       — Совсем нет. Его интерес больше исследовательский.       — Может, он не говорит тебе всего. Это очень опасно. Неудачный эксперимент — это, по сути, убийство.       — Люди сами идут на это. Я не оправдываю его и не очеловечиваю, просто говорю как есть. Но ради исследования он не поскупится ничьей жизнью. Разве что кроме, может, твоего брата.       Фрея опустила взгляд. Она знала слишком много секретов Маю. Как-то она приперла брата к стенке и потребовала рассказать ей все. Тогда он и выложил ей все об Артту, она также была в курсе, что Эваллё сломал Артту руку. Они оба понимали, почему нельзя, чтобы Сатин узнал всю правду.       — Мой брат считает, что Цицерону нужны деньги на постройку станции, откуда он мог бы подняться в космос.       — В этом нет необходимости. Цицерону достаточно вселиться в кого-нибудь из астронавтов, чтобы попасть в космос и вернуться назад. Он может отыскать и другие образцы. Но на это нужно время. Разумеется, я допускаю, что он посвятил меня далеко не во все свои исследования. Я просто человек.       — Почему он так дорожит моим братом? Он преследует его почти год. Как Маю вернулся из академии — ведь прошел уже год…       — Этого я не знаю. И я не понимаю, если этот вакуум — его рук дело, то зачем ему загонять в ловушку тебя?       Фрея не знала, сколько ушло у них времени на так называемый привал.       Они подобрали рюкзаки, Моисей прихватил сложенный лук и сумка-чехол со стрелами — чехол от лука остался в машине.       Моисей коснулся ее плеча, привлекая внимание:       — Помимо сигнала я отследил тебя по этому, — Моисей указал на следы ее когтей на стволе бамбукового дерева. — И по сломанным деревьям. Довольно заметно. — Мужчина улыбнулся потрескавшимися губами.       Возможно, в глубине души она надеялась, что кто-то найдет ее… она была в отчаянии. Но не думала, что этим кто-то окажется Моисей. Царапина, которую оставил на его щеке вектор, покрылась коркой запекшейся крови.       Если все время, проведенное здесь, можно засчитать за сутки, то за последние двадцать четыре часа произошло слишком многое — и не все подавалось здравому смыслу.       Если бы не Моисей, она околела бы здесь до смерти.       Вскоре Моисей повел ее куда-то. Мышцы в теле запротестовали, но Фрея упрямо шла вперед.       — Прозвучит все намного проще, но с первого раза может не получиться, — предупредил Моисей. — Вероятно, у твоего брата это выходит само по себе, но тебе нужно кое-что знать: временной барьер — это что-то вроде блокировки времени и пространства. Для особи — время и пространство — материя. Есть два способа снять барьер: первый — снять его полностью, второй — отыскать слабое место, где сигнал слабее всего, и попытаться приоткрыть его там — это создаст брешь.       — Но как отыскать слабое место?       — С помощью этого, — Моисей приподнял руку с зажатым в ней устройством. — Ты можешь воздействовать волновым импульсом на… — Вдруг он нахмурился и опустил взгляд на прибор. Фрея обратила внимание, что шкала потенциала резко увеличилась. Буквально на глазах она выросла до девяти делений. — Мы не одни, — наконец озвучил Моисей то, в чем они оба боялись признаться.       Моисей поднял взгляд на нее. Всего на миг ей захотелось поверить, что это отец пришел за ней.       — В вакууме кроме нас еще сильная особь? Цицерон?       — Сомневаюсь. Он практически всегда блокирует сигнал, и по шкале у него десять. Девять делений… думаю, это Атлантида.       Фрея всмотрелась во вторую шкалу, указывающую приближение твари. Шкала неумолимо заполнялась.       Фрея оцепенела от ужаса. Они были заперты с Моисеем в ловушке наедине с монстром.       — Как снять вакуум?! — задыхаясь от паники, заорала Фрея.       Моисей буквально впихнул ей в руки прибор, схватил с земли лук, и они бросились бежать.       — Я не успею объяснить, нужно оторваться!       Замелькали деревья. Под ногами шуршала листва, то и дело ломались ветки. Тяжелый рюкзак колотился о спину. Измученные мышцы ныли от боли, и Фрея едва ли не спотыкалась на бегу. Моисей крепко держал ее за руку, не давая упасть.       Тварь преследовала их.       — Она уловила твой сигнал!       — Как его заглушить?! — выкрикнула на бегу Фрея, но Моисей не слышал ее.       — Ее также может привлечь кровь! Ты порезалась!       Да она была с ног до головы покрыта ссадинами и царапинами! И щека Моисея!.. Вот же черт!       Японец увлекал ее за собой все дальше в лес. Вокруг все тонуло в зеленоватой дымке. Рюкзак ударялся о его спину, бутылки бились друг о друга; на втором плече болталась сумка-чехол со стрелами. Моисей крепко сжимал ее ладонь, буквально таща за собой.       — Она жрет все, что видит! — тяжело дыша, выкрикнул Моисей. — Мы в ловушке, рано или поздно она бы нас выследила! Те духи, что я подарил… ты взяла их с собой?!       Что? Духи? Разве сейчас время думать об этом?!       — Фрея! — Моисей обернулся на нее, они замедлились на несколько секунд.       — Не знаю. Это важно?!       — Проверь рюкзак! БЫСТРО!       Фрея сбросила рюкзак на землю и принялась рыться в нем. Она собиралась в спешке. Готовясь к побегу, она меньше всего думала о духах! Вернувшись домой, она бы выбросила все подарки Моисея!       Со слезами на глазах, задыхаясь от страха, она перерыла весь рюкзак. Шкала приближения заполнилась на пять делений.       — Она в паре километров! — пояснил Моисей, увидев ее ошалелый взгляд.       — Это ведь он?! Он запустил в вакуум эту тварь?! — закричала в отчаянии Фрея. — Зачем?! Разве он не доверяет тебе?!       — Не я его цель! — Моисей был так в этом уверен, что мог бы убедить и ее. Если бы не обстоятельства.       Фрея перевернула все вверх дном в рюкзаке. Ее колотила дрожь, руки не слушались. Казалось, Атлантида настигнет их в любой момент. И еще пара секунд ей понадобится на то, чтобы разорвать их на части.       — Я не могу найти! Наверное, остались в одной из сумок! Помнила, как вытряхивала дорожный органайзер в рюкзак. Да какая сейчас разница?!       Чувствуя, как заходится сердце, она торопливо перебирала содержимое рюкзака.       — Я сам создал эти духи! Они отпугивают особь!       Что?..       Это известие потрясло ее настолько, что на мгновение она остановилась.       Уму непостижимо.       К такому она была не готова.       — Нет времени объяснять! Я дал тебе эти духи, чтобы защитить тебя от Атлантиды и Цицерона! Вспомни, твой отец упал в обморок на дне рождении, он весь день вдыхал этот аромат!       Да как так?!       Она лихорадочно обшаривала все карманы рюкзака.       — Этот запах не причинит вреда особи, но способен отпугнуть! Я не хотел навредить твоему отцу, но знал, что запах может спровоцировать у него головную боль, тошноту или даже обморок, если вдыхать запах долгое время! Я знал, что ты будешь пользоваться этими духами! Для мутантов они совершенно безвредны! Я дал их тебе для защиты!       И теперь она все поняла. В день ее рождения Рабия тоже использовала ее духи. Сатин весь день находился рядом с женой… И потом, в другие дни, он жаловался на плохое самочувствие… Она использовала эти духи каждый день. Они ведь жили под одной крышей, они пересекались много раз в день.       О, господи…       Шкала заполнилась на семь делений.       Наконец, в одном из больших отделений, на самом дне рюкзака, она нашла атомайзер, который брала с собой в дорогу.       Моисей перешел на язык жестов, и тут до Фреи дошло, что тварь может слышать ее вопли.       — Меньше километра!       Моисей выхватил у нее флакон, открутил дозатор и облил ее духами. В воздухе повис насыщенный сладковато-цветочный аромат. На глазах выступили слезы, в носу защекотало.       — А ты?!       Моисей вытряс себе на пальто остатки со дна.       Вскоре они сорвались с места. Сердце выскакивало из груди, изо рта вырывалось шумное дыхание. Под ногами хрустели листва и мелкие ветки.       Они не могли обмениваться жестами на бегу, но Фрея поняла, что Моисей хочет увести их как можно дальше от особи.       Она уже начала задыхаться. В правом боку кололо. У нее ушло слишком много энергии на то, чтобы выбраться отсюда, а потом на то, чтобы отбить стрелы Моисея, и сейчас у нее совсем не осталось сил.       Удерживая ее ладонь свободной рукой, Моисей волок ее за собой через лес. Они перешли на быстрый шаг. Фрея крепко сжимала прибор в ладони, следя за приближением твари.       В какой-то момент она поняла, что если снимет барьер, тварь сразу же вырвется на свободу. Кто бы ей ни управлял, она окажется среди людей.       Цицерон наверняка это предусмотрел.       Фрея вырвала руку из хватки Моисей и резко остановилась. Согнулась пополам и уперлась ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Немного придя в себя, принялась жестикулировать:       — Я не могу открыть вакуум сейчас!       — Я отведу нас туда, где волны слабее всего, там легче…       — Нет! Я не стану его открывать!       Моисей непонимающе уставился на нее.       — Тогда она выберется, и погибнут люди! Она начнет убивать всех без разбора!       — Фрея…       — Я знаю! — От дыхания клубился пар; виски давило. Она сглотнула. Она отчаянно жестикулировала: — Мы заперты здесь с монстром! Но нужно попробовать уничтожить его! Я не выпущу эту тварь! Она уничтожит твой поселок! Может, Цицерон этого и добивается!       — Это бессмысленно…       — Я тоже не знаю, зачем ему это! Но я убью ее сама!       — Фрея, она превосходит тебя в…       — Твою мать, да знаю я! Но он может в любой момент натравить ее на мою семью, на Химеко, на кого угодно! Я убью ее!       — Она пережила падение корабля на Землю! Там было полно образцов, но они все сгорели еще при входе в атмосферу! Ты не можешь представить себе ее живучесть! Она способна выжить в открытом космосе, чего не могу сказать о тебе!       — Если все это план Цицерона, то он не остановится! Для него это все равно что игра!       Моисей покачал головой, говоря «нет». Ей было плевать. Пока она будет открывать барьер, тварь настигнет их — и вырвется в мир людей…       «Ученые стремились сделать из особей совершенное оружие… одна особь способна разрушить целое поселение за несколько часов, и крупный город — за сутки».       Цицерон либо натравит особь на нее, чтобы убить, либо позволит Атлантиде уничтожить все живое вокруг… Почему все так?! Почему Цицерон хочет ее убить?! Что она ему сделала?!       Фрея поняла, что плачет. Когда она только оказалась здесь, она была обречена. План Цицерона всегда срабатывал безотказно.       Бежать дальше бесполезно.       Девять делений.       Игнорируя Моисея, она развернулась и пошла в обратном направлении. Надеялась, что, если ей не удастся убить особь и если все закончится плохо, Цицерон отпустит Моисея.       — НЕТ! Ты погибнешь! — Моисей попытался схватить ее за руку, и тогда она побежала.       Слезы лились ручьем.       Лучше она одна, чем сотни людей!       Находясь в вакууме, она уже десять раз попрощалась со своей жизнью и свободой, так какая разница теперь, как сдохнуть?!       Шкала потенциала — девять.       Шкала местоположения — десять.       Прибор в руке затрещал и завибрировал.       Фрея слышала ее импульсы, это была совершенно одичавшая особь. В ней не было ни грамма разума. Лишь голые инстинкты. Цицерон морил ее голодом, чтобы сделать злее?       Сверху!       Фрея вскинула голову.       Тварь передвигалась поверху.       Тварь приближалась с оглушительным треском, ломая верхние ветви бамбука. Она оказалась прямо над их головами! Под ее весом деревья гнулись.       Комок склизкой плоти с множеством вен и артерий. Длинные векторы, покрытые щетинками, цеплялись за стволы, оставляя на них вмятины. Тело особи облепляли листья и мокрая труха.       Фрею парализовало. Она не могла отвести взгляд от Атлантиды.       Векторы потянулись к земле.       Моисей грубо схватил за локоть и оттащил назад. Фрея врезалась спиной в его грудь. Они оба тяжело дышали.       Как ею управлять?! Должно быть, Цицерон посылает ей волны-сигналы к действию?       Тварь снижалась, используя для этого стволы бамбука. Они гнулись под ее тяжестью, едва ли не ломаясь. Ее тело должно было весить не меньше пары сотен килограмм. Кисло-сладковатый запах канализации и гниения усиливался.       Прочная оболочка-панцирь, сверхчувствительные щетинки, обеспечивающие ориентацию в пространстве, мозговой центр — в самом сердце этого монстра, и огромная пасть с несколькими рядами клыков размером с палец каждый. Все тело этого монстра вибрировало. От удовольствия? От жажды?       По ногам потекла моча. Фрея не могла пошевелиться.       Моисей отбросил лук — здесь он бесполезен. Как укус комара — слону. Их рюкзаки и чехол со стрелами валялись рядом.       Нужно бороться!       Прибор выпал из руки. Не успела тварь плюхнуться на землю, Фрея выпустила векторы, которые за секунды нашинковали в капусту ее нижние щупальца.       Особь завизжала от боли. Однако крови не было, лишь сосуды почернели в местах среза.       У Фреи округлились глаза, когда на месте обрубков начали расти новые векторы.       Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!       Срубленные конечности мгновенно съеживались, чернели и разлагались, становясь землей.       Из ладоней вновь вырвались векторы и метнулись к твари. Фрея рубила снова и снова, а на месте обрубков росли все новые щупальца. Перед глазами замелькали яркие точки. От силы ударов ее вело назад.       Ее силы бесполезны!       Она не поверила своим глазам, когда Моисей повторил ее маневр, выбросив вперед руку. Фрея ощутила вибрацию его импульса, идущего от ладони. Моисей ударил в пасть твари, и та завизжала еще громче.       Их с особью разделяло метров десять-пятнадцать. Фрея шинковала бешено растущие векторы твари, Моисей шибал импульсами в мозговой центр и разверзнутую пасть. Тварь корчилась и визжала, стволы, в которые она вжималась, трещали.       Моисей одной рукой ухватил Фрею за предплечье и оттащил подальше. От особи шла мощная вибрация.       Они оба выбились из сил, а тварь лишь разъярилась. Слезы застилали глаза, в горле пересохло. В висках стучало. Из носа потекла кровь.       Фрея плакала, мокрые брюки липли к ногам, сердце разрывалось от отчаяния.       Они лишь дразнят ее!       В местах, куда ударял импульсами Моисей, почернели вены. Как будто в них нарушился кровоток. Атлантида замедлилась, но стала еще злее! Слишком толстая оболочка, поэтому Моисей никак не мог ее ранить.       Фрея пыталась проткнуть ее мозговой центр, но он был защищен еще сильнее. Она просунула векторы в пасть — и в следующий миг особь откусила их. Фрея вскрикнула и вырвала обрубки. Ощущения не из приятных! Как будто молотком по пальцу со всей силы!       Она видела пару черных глаз в мозговом центре — но как добраться до него?!       Глаза двоились. Не может быть! Их несколько! И все они безотрывно следили за жертвами.       Нужно что-то придумать!       Центр защищен оболочкой, но ведь пасть открыта!       Вырвать ей клыки! Это ее ослабит! Фрея не видела языка, лишь огромный зев. Нужно попытаться!       Особь находилась в непрерывном движении, каждая частичка ее бронированного тела сопротивлялась атаке. Удары векторов и импульсов никак не могли порвать панцирь. Тварь непрерывно визжала — от этого звука закладывало уши, а вибрация отдавалась в грудной клетке, как от динамиков на танцполе.       Показать бы это тем ученым на корабле! Нужно быть полными психами, решив, что этого монстра можно приручить!       Возможно, запах духов не давал приблизиться вплотную, но тварь норовила достать их с Моисеем своими векторами. Приходилось их постоянно обрубать.       Вдруг Фрея упала на колени и ее вырвало. Из ушей и носа текла кровь. Взгляд застилала мутная пелена. Еще немного и она отключится. Шум прибора, треск деревьев, тяжелое дыхание, визг твари — все это смешалось. В ушах звенело. Кровь пульсировала в голове.       На нее упала тень, и Фрея вскинула лицо. Продолжая бить импульсами, Моисей вышел вперед. Фрея сфокусировала взгляд на его фигуре. Чтобы увидеть, как на землю падает его правая рука и все вокруг орошает кровь.              

* * *

САТИН

      Сначала он заметил Фрею, сидящую на коленях, а в десятке метров особь, зависшую между деревьями. При виде нового участника событий ее пасть начала стремительно раскрываться.       Он был уверен, что это Атлантида. Ее сигнал он слышал впервые или, возможно, позабыл, в то время как сигнал Цицерона был ему хорошо знаком.       От душераздирающего крика дочери перехватило дыхание.       Сатин выпустил вектор, обхватил Фрею за талию и оттащил назад. Девушка с криком повалилась на землю. И тут Сатин увидел Моисея. Японец взвыл от мучительной боли и повалился на колени. Его окровавленная правая рука, оторванная вместе с рукавом пальто, валялась рядом. Правая часть тела Моисея была забрызгана кровью.       Что бы здесь ни произошло, но такого он явно не ожидал.       — Уводи ее! — заорал Сатин, оглядываясь назад, ища глазами Валто. — Я сниму барьер!       — Нет! — завизжала Фрея, бросившись вперед, но Валто схватил ее. И только тут она поняла, кто пришел за ней. При виде Валто она замешкалась, будто не веря своим глазам. Она обмякла в его руках и разрыдалась.       — Валто, уводи ее! — еще громче заорал он. Тварь переключила все внимание на него — как на самого сильного противника.       — Он меня спас! — рыдала Фрея. — Он ни в чем не виноват! Не трогайте его!       Из обрубка хлестала кровь. Моисей мычал от боли и горбился, обхватывая правое плечо.       Сатин метнул вектор к твари и за секунды, ведя им по кругу, срубил все ее щупальца. Порубленные останки на глазах скукожились и рассыпались чем-то, похожим на землю или перегной. На их месте тут же начинали расти новые векторы, покрытые щетинками. Эти щетинки улавливали малейшие вибрации, делая их всех легкими мишенями. Скорость регенерации этой твари ужасала.       — Это бесполезно! Я пыталась! Они отрастают снова! — задыхалась Фрея.       — Я сказал, уведи Фрею! — зарычал Сатин сквозь стиснутые зубы. — Я убью эту тварь!       Обернулся на друга. Валто изумленно глядел на открывшуюся картину, удерживая Фрею обеими руками. Девушка сопротивлялась и рвалась вперед.       — Нет! Я хочу помочь!       Голова шла кругом.       Сатин зарычал от злости.       Он удерживал тварь на расстоянии от себя. Атлантида визжала, все ее тело корчилось в агонии, но векторы продолжали отрастать с завидной скоростью.       — Я хочу помочь ее убить! — Фрея вырвалась из рук Валто, тот бросился за девушкой, что-то крича ей, но из-за оглушительного воя твари Сатин почти ничего не слышал.       Лужа крови вокруг Моисея росла. Сатин слышал его сдавленные стоны и вой твари, от этих тело будто цепенело.       От рыданий дочери внутри все переворачивалось. Она кричала, что Моисей спас ей, что-то про ловушку, про Цицерона.       Сатин следил за особью, непрерывно срубая ее конечности.       Думать было некогда. Разберется потом, что здесь произошло и кто кого спас.       Направил вектор к Моисею, обвил вокруг обрубка руки и затянул на подобии жгута. Моисей от боли даже не сопротивлялся. Его лицо стало мертвенно-бледным, градом струился пот, обнажив зубы и стиснув челюсти, Моисей запрокинул голову.       Сатин еще сильнее затянул импровизированный «жгут».       — Отрежь! — скомандовал Фрее.       Ее протест потонул в реве Атлантиды.       — РЕЖЬ!       Девушка выпустила вектор и срезала импровизированный жгут. Сатин сжал зубы. Боль мучительной вспышкой пронзила тело; его обрубленный вектор тут же начал расти вновь.       — Нужно вырвать ей зубы! — закричала Фрея, и Сатин метнул взгляд на особь.       Это могло сработать. Сила в его векторах превышала в сотни раз человеческую. Следует попытаться. Вряд ли ее зубы восстановятся так же, как векторы.       — Срубай конечности! — скомандовал Сатин, а сам направил вектор вверх, отвлекая внимание твари на себя. По скорости он не уступал Атлантиде. Он блокировал ее удары своими векторами, отбивал летящие на них с Фреей щупальца.       Дочь приблизилась к нему, и Сатин, схватив ее рукой за плечо, толкнул назад и в сторону, так, чтобы Фрея оставалась позади, но при этом была рядом. Запах духов усилился, Сатин едва не отшатнулся. В глазах все расплывалось.       — Нужно отойти, мне нужно место для маневра!       Валто подхватил Моисея под здоровую руку и помог убраться прочь с его пути.       — Но я не дотянусь! — закричала Фрея. — Мои векторы слишком короткие!       Векторы Атлантиды, которые Фрея не успевала срубать, неслись к Сатину с молниеносной скоростью. Парируя их, Сатин пытался сконцентрироваться и наложить вакуум на Моисея, чтобы тот не истек кровью. При этом он боковым зрением следил, чтобы векторы не дотянулись до Фреи.       — Хорошо, тогда не двигайся! Следи, чтобы ее векторы не добрались до нас! — заорал Сатин и направил вектор в пасть особи, потом еще один, и еще. Все они хаотично метались перед ее головоногой мордой. Собираясь их откусить, она обнажила зубы. Ее пасть стремительно росла.       Попытался сосредоточиться на теле Моисея. Он знал, что может спасти японцу жизнь.       Он дразнил особь, размахивая векторами прямо перед ее разинутой пастью. От его рук тянулось уже больше десятка векторов. И каждый из них напоминал смертельно-острое копье. Тянущие ощущения в области рук отдавались ноющей болью во всем теле. Больше всего это походило на слишком быструю, но чересчур болезненную растяжку, когда не хватает гибкости.       Наконец ему удалось наложить на тело Моисея временной вакуум, это остановит кровотечение.       Сатин с трудом сохранял самообладание. Но если он потеряет его, то они все обречены.       Приходилось следить еще и за тем, чтобы особь не дотянулась до Валто с Моисеем.       Если бы не помощь Фреи, он не смог бы добраться до пасти Атлантиды. Фрея помогала отвлекать особь. Тварь теряла концентрацию, но продолжала оставаться смертельно опасной.       Сатин нырнул вектором в глотку особи, но она тут же перекусила тот, и Сатин зажмурился от вспышки боли. Тут же метнул следующий вектор. Только особь раззявила пасть — уцепился за парочку клыков и дернул. От пронзительного визга твари заложило уши, и Сатин на мгновение утратил ориентацию в пространстве.        Неожиданно Сатин ощутил импульс, поразивший особь в точку над пастью, та еще шире распахнула ее, и Сатин вновь зацепился за парочку клыков, тут же он метнул другой вектор — и вот уже несколько клыков с ошметками плоти разлетелись в разные стороны.       Сатин резко обернулся. Импульсы посылал Моисей — Сатин ощутил их через собственный вектор, которым затянул обрубок руки. Сатин изумленно уставился на японца. Хотя сейчас тот мало походил на себя прежнего. Его покрытое испариной лицо искажала гримаса боли, но Моисей все еще держался на ногах. Обрубок его правой руки был крепко затянут «жгутом» из вектора. Сатин заметил, что тот не скукожился и не сгнил, как оторванные конечности у Атлантиды. Точно так же, как обрубок вектора Цицерона, который он снял с запястья Маю — тот даже после отмирания сохранил свою прежнюю форму. Несомненно, над ними с Цицероном ученые поработали как следует.       Неожиданная поддержка оказалась кстати. Сатин бросил вперед с десяток векторов, они обвились вокруг клыков и вырвали те вместе с кусками плоти. Половину тварь успела перекусить, и Сатин заорал от боли. Отшатнулся и чудом устоял на ногах. Повторил попытку. В новый заход тварь заглотила обрубки его векторов вместе с собственными вырванными клыками. Дыхание перешибло. Перед глазами замелькали черные точки.       И тут тварь перешла в наступление. Приведенная в бешенство она бросилась к нему. Сатина окатило мощной волной вибрации. Волосы на теле встали дыбом.       Он оттолкнул Фрею и заступил твари дорогу.       — БЕГИ!       — А ты?!       Срубил вектор особи, метящий ему в голову.       — Я справлюсь! Уходи!       — Моисей! Ему нужно в больницу! Он истечет кровью!       — Я наложил на него вакуум, он выживет! Валто, уводи ее! Фрея, уходи! — отбил новый удар и обернулся к Валто с мольбой: — НЕМЕДЛЕННО! УХОДИТЕ!       Сбросив оцепенение, Валто схватил девушку за руку, и они побежали.       На бегу Фрея срубала деревья, забрасывая ими особь. Тварь визжала и ломала стволы, пытаясь выбраться.       Силы дочери иссякали.       Спасибо, родная, но дальше я сам.       — Моисей! — услышал Сатин крик дочери и машинально обернулся.       Японец застыл на месте. У него явно не хватит сил убежать от особи. Выбросил в его стороны несколько векторов, обмотал часть его тела, имитируя броню. Ткани уплотнились и затвердели. Моисей был в вакууме и в безопасности под защитой его векторов.       Остаток энергии направил на себя. Собственное тело за считанные силы покрылось сверхпрочной оболочкой.       Стоило ему это сделать, как из носа и ушей потекла кровь. Броня отнимала слишком много энергии. Покрытая оболочкой, кожа побелела, ногти задубели и удлинились. Его глаза наверняка почернели.       Он уже почти достиг предела.       Его силы были на исходе. Нужно поскорее покончить с этой тварью!       Моисей разнес импульсами срубленные деревья. Стволы разлетелись в щепки, обдавая орущую тварь древесным градом.       Сатин срубил дерево и, обхватив вектором, зашвырнул в раскрытую пасть с остатками клыков.       Атлантида тут же заглотила ствол. Это ее почти обездвижило.       Есть!       Это еще не все, на что он способен.       Балансируя на грани, Сатин ощутил, как клыки рвут его десны, вырастая прямо за зубами. Из носа струилась кровь. Уши заложило.       Чтобы лучше видеть в зеленоватых сумерках бамбукового леса, открыл ночное зрение. В глазах тут же прояснилось. Он мог видеть намного дальше, и лиственный туман теперь не был помехой.       Кровь пульсировала в голове.       Все в его теле сопротивлялось такой бешеной нагрузке.       Сердце работало на пределе.       Это было опасная грань между жизнью и смертью.       Моисей единственной рукой посылал в тварь импульсы. От их отдачи воздух вибрировал. Тварь ежилась и ревела, разбрасывая обломки бамбука. Сатин защищал их с Моисеем от летящих в их стороны стволов, отбивая их векторами.       Взгляд застлал багровый туман.       Моисей отвлекал тварь, Сатин продолжал рвать ей пасть. Ошметки плоти вместе с клыками летели во все стороны. Особь резала его векторы. При этом она пыталась переварить ствол дерева, почти обездвиженная им.       Сатин снял вакуум с леса.       Сигнал дочери быстро удалялся. От этой мысли на глаза наворачивались слезы счастья. Она спасена, она будет в безопасности. Валто уводил ее из леса.       Он бы никогда не обнаружил дочь в этом огромном коконе, если бы не мощнейший сигнал Атлантиды, который он ощутил за несколько километров отсюда.       Моисей едва стоял, его шатало. Он почти потерял сознание, но еще как-то держался на ногах. Его начало клонить в сторону. Сатин придержал его вектором, не дав рухнуть на землю.       Из рук и плеч Сатина вырвалось уже несколько десятков векторов — острых, как лезвие. Щупальца твари тянулись к нему. Сатин бросил все силы на атаку. Подхватил ствол дерева, метнул ей прямо в пасть. Следом еще один. Особь заглотила и его. И еще. Теперь она не могла сдвинуться с места. Остатки клыков кромсали бамбук, торчащий из пасти, — Сатин цеплялся за них и рвал. Рвал, рвал. Векторы Атлантиды пытались проткнуть его броню, но не тут-то было. Ткань продолжала нарастать, образуя толстый кокон на всем теле, включая голову.       На миг Сатин прервался. Его вырвало кровью.       Осталось совсем немного, и он прикончит эту тварь!       Сатин ударил особь в глотку десятком векторов-игл, рванул кусок плоти.       Ухватившись векторами за края рваной пасти, дернул в разные стороны, четвертуя.       Пошел вперед.       Тварь слабо отбивалась.       Моисей повалился на землю.       Сосредоточился, сейчас нельзя отвлекаться.       Через глотку векторы прорвались под толстую оболочку.       Рвал и рвал плоть, пока не добрался до мозгового центра. Удалось вырвать несколько кусков мяса. В следующее мгновение векторы вернулись к Сатину, зажимая добычу. Сатин проглотил несколько мелких кусков, в более крупные впился клыками. Он все рвал и рвал мозговой центр Атлантиды, векторы метались от его рта к особи. Глотал склизкую плоть. В какой-то момент она показалась даже приятной на вкус. Что-то среднее между улитками и кальмарами. Если бы не тошнотворный запах гниения.       Тварь медленно погибала. Без мозгового центра она не выживет.       Желудок быстро наполнился, но Сатин продолжал свою казнь. Рвал, жевал, глотал. Нужно уничтожить весь центр.       Его снова вырвало.       Продолжал жевать и глотать.       Наконец особь затихла. Сразу повисла невероятная тишина, лишь бамбук скрипел. В ушах звенело. Кровь гудела в голове.       Желудок снова скрутило.       Броня понемногу сходила. Оболочка из белой стала полупрозрачной. Вернулось человеческое зрение — на мгновение показалось, что он ослеп, настолько впечатляюще была разница.       Сатин прочистил часть желудка. Остальное переварится.       Останки не восстановятся.       Огляделся. Повсюду, насколько он мог разглядеть, валялись обломки бамбука, листья и срубленные ветки покрывал слой земли — перегноя клеток Атлантиды. Сатин не хотел даже думать, что сейчас творится в его желудке. Однако тошнота отступила.       Сатин подобрался к Моисею, тот еще был в сознании. Мертвенно-серую кожу испещряли черно-коричневые вены и артерии, белки глаз покрывали сгустки крови. Вакуум не исчез. До тех пор, пока он не снимет кокон, жизни японца ничто не угрожает. От ядреной смеси запахов крови, духов и перегноя тянуло блевать.       Атлантида стремительно таяла. Прямо на глазах. Ее оболочка скукоживалась, чернела…       Сердце все не унималось. Было тяжело дышать. Сатин коснулся грудной клетки.       Пульс зашкаливал.       Он ощутил Атлантиду, только попав в вакуум. Сейчас он не чувствовал ничего. Одна из трех самых сильных особей погибла.       Рука тряслась, когда он стирал кровь со своего лица и шеи. Все его тело дрожало от колоссальной нагрузки. Он усталости колени стали ватными.       — Я снял вакуум с этого места, — сказал он Моисею по-английски. Как только они будут рядом со «скорой», он уберет «жгут», а пока пускай остается. — Совсем недалеко поселок. Валто вызовет «скорую». Все будет хорошо, — бормотал он. Глаза закрывались от усталости, он готов был рухнуть лицом в землю. Клыки втягивались в десны. Челюсти горели огнем, до слез. По телу будто проехался поезд. Кости ломило, мышцы ныли, голова кружилась.       Шатаясь, поднялся на ноги.       Осталось изобрести очередную ложь для медиков.       Все будет хорошо.       Неожиданно где-то в стороне хрустнула ветка. Сатин вскинул взгляд.       В зеленоватой дымке показалась фигура.       Всего на мгновение, но он ощутил знакомый сигнал.       Цицерон.       Сатин едва не рассмеялся вслух.       Все чуднее и чуднее…       Цицерон поприветствовал его сигналом и тут же блокировал тот.       — Ты заманил мою дочь в вакуум, — догадался Сатин. Он еле шевелил губами. Улыбался.       Должно быть, его улыбка была совершенно безумна. Но он так устал. Ему было плевать, что за эмоции отражаются на его лице.       Цицерон в теле Артту Салминена вышел вперед, чтобы человеческие глаза Сатина его хорошенько рассмотрели.       Моисей дернулся на земле, но Сатин остановил его жестом.       Ему не терпелось послушать, что же скажет Цицерон.       После того, как он уничтожил его любимую игрушку.       Его самую ценную фигуру.       Артту-Цицерон огляделся, изучая масштаб разрушения. От Атлантиды осталась лишь горстка перегноя и клыков. Останки векторов Оскеля сгинули в ее желудке и стали частью удобрения. Как удобно, никаких улик. Стволы, которые были внутри нее, валялись среди обломков бамбука.       — Я покончу с тобой, — скалясь, произнес Сатин.       Артту склонил голову на бок, с интересом разглядывая его.       — Сейчас у тебя явно не хватит на это сил, ты едва жив. Не вынуждай меня убивать тебя. Майре сильно расстроится. Не вынуждай, — повторил Артту хорошо поставленным голосом.       Наконец Сатин мог его рассмотреть. Эта тварь уже полгода была у него под носом. Если бы он чуть больше интересовался школьной жизнью своего сына…       Кость в его руке уже срослась.       Артту перевел взгляд на Моисея.       — Рука за руку, — произнес он.       Что? Рука за руку? Что он имеет в виду?       Моисей в изумлении уставился на Цицерона.       Почему у него ощущение, что эти двое знакомы?       — Я вернул долг. Каждый проступок подлежит наказанию. Спроси у своего сына, что я имею в виду, — бросил ему Артту. — Да, я заманил твою дочь в ловушку. Я вселился в тело официанта в ресторане гостиницы, и добавил к рису с морепродуктами немного деликатеса. Твоя дочь даже не поняла разницы, а вот обычному желудку такая пища может показаться… несколько жесткой и непривычной. Я сделал так, чтобы Фрея отправилась на Хоккайдо без своей тети. Я подбросил во двор дома Моисея глазное яблоко. Я даже не помню, кто это был. Какой-то несчастный. Остатки от трапезы Атлантиды. Твоя глупая дочь испугалась и сбежала. Прямиком в мою ловушку. А дальше я дождался, пока Моисей придет за ней, и запер их обоих в вакууме. Следом запустил Атлантиду.       — Ты пытался убить мою дочь. — Зубы скрипнули, так крепко он стиснул челюсти.       — Убить? Пускай так. Мне все равно, выжила бы она или погибла. Любой проступок должен быть наказан, — повторил Артту. — Ее мучения послужили бы прекрасным уроком. Рука за руку. Передай своему сыну и его парню от меня привет. Они навсегда усвоят этот урок.       — Я убью тебя! — заорал Сатин.       — Тогда ты умрешь сам. Я не нападу на тебя первым. Я обещал твоему сыну и я верен своему слову. Ты можешь превосходить меня по силе, но у твоего тела есть предел, а у меня его нет.       Артту окинул Моисея небрежным взглядом.       — Ты не виноват, что оказался у меня на пути, — сказал Артту по-японски. — Я знал, что ты ринешься ее спасать. Мне пришлось разменять хорошую фигуру…       И Атлантида, и Моисей — они оба были ценными фигурами, пущенными в расход в угоду прихоти этой твари.       Атлантида погибла, Моисей потерял руку.       Вскоре их взгляды встретились. В глазницах Цицерона расползлась чернота, заволакивая радужки и белки.       — Прощай, Оскель. Было приятно повидаться со старым знакомым, — на красивом лице Артту заиграла кривая ухмылка.       Сатин рванулся за ним, но Цицерон обрушил перед его лицом несколько стволов. Пока Сатин отмахивался от обломков бамбука и листьев, Цицерон скрылся из вида. Сатин бросился в погоню. Он бежал и бежал. Вокруг мелькали стволы. Начал задыхаться. Резко остановился. Все тело пронзала боль. Сатин завертелся на месте, пытаясь понять направление. Цицерон блокировал свой сигнал. По лицу струился пот. Кровь под носом и на шее запеклась и стягивала кожу. Мышцы горели. Сатин тяжело дышал. Глаза слезились.       Проклятье!       Он пробежал еще немного. Остановился, ловя ртом воздух. В глазах потемнело. Оперся ладонью о ствол.       Блять!..       Он не ощущал Цицерона.       А-А-А-А-А!!!       Ублюдок скрылся.       — Я знаю, где ты прячешься! — отрывисто проорал Сатин. — Я приду за тобой! А-А-А-А-А-А!!!       Ты ответишь за все, что сделал с моими детьми!       На глаза навернулись слезы.       Как же люто он ненавидел эту тварь!       Если бы он знал… если бы Оскель внутри него знал… он бы никогда не позволил Цицерону направить корабль на Землю.       Потребовалось время, чтобы восстановить дыхание. В ушах словно пробки. Перед глазами все то расплывалось, то двоилось.       Когда он вернулся назад, Моисей лежал без сознания. Пока бродил здесь в поисках отрезанной руки, под завалом бамбуковых обломков и листьев обнаружил рюкзак Фреи. Осторожно снял с плеча Моисея «жгут» и сунул его в рюкзак (если оставить так, потом вопросов не оберешься). Кровотечение не возобновилось — действовал вакуум. Пришлось постараться, но он все же отыскал отрубленную руку Моисея. Минут через пять их нашли санитары. И только тогда Сатин снял вакуум с его тела. Моисея следовало незамедлительно доставить в больницу, задаст все вопросы потом.       До поселка было десять минут пешком.       Все это время его дочь была так близко…       Он искал ее неделю, а она была совсем близко.       Увидев его, Фрея вылезла из фургона «скорой» и бросилась к нему. Сатин крепко обнял дочь, зарываясь пальцами в ее волосы, превратившиеся в спутанный комок. Вместо грязного пальто на ней была теплая куртка Валто. Когда он увидел дочь там, в лесу, замерзшую и измученную, он едва не лишился рассудка.       От ее духов у него мигом началась мигрень. Фрее велели вернуться в «скорую», Валто помог ей забраться в фургон и улечься на кушетку. Возможно, Фрея тоже пострадала.       Моисея погрузили в другой фургон. Тина тоже была здесь. Поскольку места внутри было мало, ей пришлось ехать с Моисеем. Тина прихватило грязное пальто Фреи и забралась в фургон. После чего, взвыв сиреной, он тронулся с места.       Сатин оглянулся на бамбуковый лес. В голове была пустота. Он забрался в «скорую» последним, и за ним захлопнули двери.              

* * *

07.04.21

             Фрею и Моисея доставили в ближайшую больницу.       Из-за сильного истощения Фрея провела в общей палате всю ночь. Наутро ее выписали. После введенных лекарств ей стало лучше. Валто пришлось выпить успокоительное, чтобы привести нервы в порядок. Он всю ночь не отходил от постели Фреи, в конце концов заснув на стуле подле нее.       В больнице она приняла душ и переоделась в чистое. Как-то, заглянув в палату, Сатин обнаружил, что Валто, сидя рядом на стуле, обнимает Фрею. Он не смог им помешать и тихо удалился.       Сатин ощущал, как в горле растет ком душащих его эмоций. Слишком многое скопилось внутри. На глаза наворачивались слезы, когда он смотрел на Фрею. Она едва не погибла по прихоти Цицерона.       В этот же день у них был самолет, который для них заказал Алекс — из больницы они сразу стартуют в сторону аэродрома. Все их вещи уже были здесь, в том числе чемодан Фреи. Пока их с Валто не было, Тина позаботилась об арендованной машине и о других формальностях.       От дочери узнал правду о личности Моисея и его роли в ее спасении. Оказывается, в ее телефоне все время был включен диктофон, дочь обнаружила это только в «скорой». Диктофон записал ее разговор с Моисеем и последующие звуки борьбы с Атлантидой. Сатин несколько раз переслушал запись, пока пережидал ночь в больнице. Тина и Валто не отходили от палаты Фреи ни на шаг.       Им всем пришлось пообщаться с полицией. Сатин скрыл большую часть правды, сказав лишь, что его дочь заблудилась в бамбуковом лесу, а Моисей еще в первый день отправился на ее поиски. Все, что найдет случайный путник — горстка зубов неизвестного зверя.       Как только полиция обнаружила машину Моисея у леса, они начали прочесывать тот, но безрезультатно. Целый день ушел на поиски, но полиция так ничего и не обнаружила в лесу. Сатин тогда чуть не свихнулся. Его дочь пропала пять дней назад, он уже почти утратил надежду найти ее.       Если бы не волны вакуума — он бы не нашел ее.       Он без затруднений преодолел барьер, взяв с собой Валто.       Через какое-то время он уловил мощный сигнал, не похожий на сигнал Цицерона, и пошел по следу.       Пока они с Валто находились внутри вакуума, пока искал дочь, пока боролся с Атлантидой, прошло еще много времени в реальном мире.       В вакууме для Фреи время остановилось. В реальном мире минула неделя.       Ночью, пока Фрея спала, Сатин позвонил домой. Наконец он мог взглянуть Рабии в глаза. Он нашел их дочь. Его жена расплакалась, а вместе с ней и Доминика. Сатин чудом сдержался, чтобы не показать собственных слез. Это была одна из самых тяжелых недель в его жизни. Ему казалось, он сбросил несколько килограмм от одного лишь стресса.       Пришлось уйти подальше, чтобы никто не услышал. По телефону он рассказал о произошедшем в общих чертах. Когда упомянул, что Моисею отрезало правую руку, Маю, который, оказывается, все время был рядом с Рабией, но не показывался на глаза, выхватил телефон и потребовал рассказать подробнее.       Рука за руку, — так он сказал.       Похоже, Маю было что-то об этом известно. Сатин решил, что разберется с этим дома.       Моисей пришел в сознание лишь утром. Он лежал в палате для тяжелораненых. Помимо него здесь было всего двое пациентов.       Медсестра разгородила ширму вокруг постели и разрешила подойти к пострадавшему. Его культю перебинтовали. Скорей всего, сейчас Моисей был под действием лекарств. Чудовищная сетка почерневших вен и артерий почти сошла с его тела, глаза все еще были красными от лопнувших сосудов. К левой руке с катером тянулся шнур капельницы.       Вчетвером они окружили его постель.       Прежде чем навестить Моисея, они обсудили, как можно ему помочь. Он лишился руки и теперь ему еще сложнее станет заботиться о приемной дочери.       Он не мог простить Моисею, как тот обошелся с его дочерью, и хоть японец сам пострадал от руки Цицерона, он навлек на Фрею большую опасность. Не мог простить, что тот скрывал правду о своей личности и своей связи с Цицероном — это едва не погубило его дочь. Но вместе с этим был благодарен за помощь в ее спасении. Сатин верил в то, что Моисей не знал ничего о плане Цицерона. Правда была в том, что Цицерону было плевать на человеческую жизнь, как бы он ни доверял Моисею — тот оставался для Цицерона всего лишь человеком, чья жизнь ничего не стоила.       Как отец Сатин его прекрасно понимал. Желая уберечь Химеко, Моисей был вынужден согласиться на условия Цицерона. Моисей обрек себя на мутацию, колол себе кровь Атлантиды и Цицерона, чтобы стать сильнее ради дочери.       Чтобы защитить семью, Маю и Эваллё пошли на убийство.       Чтобы защитить своих детей, он собирался прикончить Цицерона.       Стремление защитить близкого человека иногда толкает на отчаянные поступки.       Сатин прекрасно понимал Моисея. Возможно, по этой причине он ощущал какую-то сопричастность к его боли и страхам.       Химеко оставалась с госпожой Минако, которую уже известила полиция.       Стоя рядом с кроватью Моисея, Сатин иногда ловил на себе его взгляды. После рассказа Фреи он знал, что японцу известно об Оскеле и что после общения с Цицероном Моисей видит в нем лишь инопланетную тварь, способную погубить множество людей. Он хотел, чтобы Моисей разглядел в нем еще и человека. Отца, который готов на все ради безопасности своей дочери.       Кажется, Моисей прочел в его глазах упрямую решимость и едва заметно покачал головой. Сатин сделал вид, что не заметил. Как странно, что его мысли понял человек, настолько непохожий на него, живущий в другой стране…       Поскольку тот был глух, Фрея переводила все их слова с помощью языка глухонемых.       Валто не мог долго находиться с Моисеем в одном помещении, он все еще горел желанием засадить его в тюрьму за укрывательство убийцы (хоть у них и не было никаких улик для полиции в отношении Цицерона). Поэтому при первой же возможности Валто взял Фрею за руку и увел из палаты. Застыв в коридоре, дочь обернулась на Моисея.       Сатин протянул ладонь и сжал здоровую руку Моисея, выражая благодарность за спасение дочери. В конце концов, Моисей ничего не знал о плане Цицерона и его желании отомстить. Моисей оказался средством достижения цели, и ничего больше.       Решили, что Тина пока заберет девочку к себе в Нагасаки. И первое время будет помогать Моисею, чем сможет.       Его руку доставили в больницу, но сумеют ли ее пришить к телу так, чтобы вернуть хоть десятую долю функционала — это был уже вопрос.       Когда Тина ушла вслед за Валто и Фреей, Моисей рассказал ему про состав парфюма, который изобрел для отпугивания особей. Теперь Сатин понял причину, по которой ему было так плохо на дне рождении дочери: этот запах был на Рабии, которая все время находилась рядом, а он вдыхал его, сам того не зная. Вероятно, из-за его тела запах вызывал у него типичное человеческое недомогание — слабость и головокружение, — в отличие от Атлантиды, которую способен был удержать на расстоянии.       В состав духов вошел секрет поджелудочной железы животного, в данном случае — поросенка. За ярким сладковато-цветочным ароматом он был совершенно незаметен. Животному мясу особи предпочитали человечину, возможно, в этом было все дело — в телах животных для них содержалось что-то вроде яда. По словам Моисея, особь могла разорвать собаку или лошадь на части, но не стала бы пожирать.       К сожалению, Сатин не мог использовать этот парфюм против Цицерона без опасения ослабить самого себя.       Моисей так же рассказал про еще один вакуум, который Цицерон наложил на свою лабораторию. После смены тела тот перенес лабораторию в другое место. Ее местоположение Моисею было неизвестно, но он знал, что она находилась не так далеко от его нынешнего дома. Цицерон называл свою лабораторию «фермой», там же зачастую он и уничтожал следы неудавшихся экспериментов. Вероятней всего, где-то на «ферме» Цицерон и держал Атлантиду. Обычно он транспортировал ее в огромной холодильнике на частном самолете. Это все, что было известно Моисею.       

* * *

      Полуденное солнце заливало взлетно-посадочную площадку.       Время в Хельсинки отставало на семь часов, а это означало, что они прилетят еще днем.       На площадке уже ждал частный самолет. Их встретили Алекс, Диана и Тайсто. Узнав о состоянии Фреи, Алекс настоял на том, чтобы на борту был врач, за что Сатин был ему благодарен.       Валто с Фреей первыми направились к трапу самолета. Следом Сатин и провожающая их Тина в широкополой шляпе и плаще. У трапа женщина со слезами на глазах по очереди обняла каждого и долго не могла выпустить из рук Фрею.       На борту Тайсто еще раз осмотрел девушку, Сатин с Валто отказались, все же они не так много времени провели в вакууме. Дочь была покрыта синяками и ссадинами и еще не до конца оправилась, одежда висела на ней мешком. В роскошном салоне она заняла место рядом с Сатином, обхватила его за руку и опустила голову на плечо. Сатин улыбнулся. Кажется, она до сих пор не верила, что они с Валто прилетели за ней в Японию.       Между ней и Валто ощущалась некоторая неловкость. Но глядя на них и зная, что его дочь рядом с Валто будет в полной безопасности, Сатин испытывал лишь успокоение и радость. Валто точно так же, как они все, рисковал жизнью. Не побоялся пойти на риск ради его дочери. Одно это наполняло сердце благодарностью. Объяснить Валто существование особей и неудавшийся эксперимент ученых оказалось не так-то просто. Однако, после того как Валто видел все собственными глазами, выбора не оставалось, кроме как все ему рассказать.       Не будь в его жизни таких все принимающих людей, как Рабия и Валто, он бы давно свихнулся.       Фрея заметила, что он молчаливее, чем обычно. Сатин поцеловал ее в лоб.       С собой из Японии она прихватила прибор Соломона.       Похоже, они с дочерью дали этому устройству название.       Фрея рассказала, как им пользоваться.       Мутанты не могли ощущать волны так, как особи. Дома усиление давала Доминика, но в разлуке с ней этот прибор мог оказаться полезным для Маю или Фреи.       Сатин искренне надеялся, что тот им никогда не понадобится.       — Смотри, — Фрея подхватила какой-то волосок на его голове и вырвала тот. — У тебя седой волос.       Правда? Он даже не заметил.       Она осмотрела его голову и нашла еще один.       — Я отправляла тебе сообщение, — вспомнила она. — Про то, что собираюсь в Токио.       Сатин проверил мессенджер. Он прочел его, но, видимо, голова была настолько поглощена концертом, что он не придал значения. Сейчас он уже не помнил. Не придал значения, или пропустил.       — У тебя еще остались духи Моисея? — спросил он.       — Да, еще много. Думаешь, Цицерон может напасть?       Сатин сглотнул и отвернулся к иллюминатору.       — Просто носи с собой хотя бы маленький флакон. — А потом добавил с усмешкой: — Только не используй без надобности при мне. Это редкостная дрянь.       Фрея фыркнула.       — Именно поэтому я попросила Тину забрать пальто, чтобы тебе не пришлось дышать этим запахом по дороге в больницу.       Потом дочь перебралась к Валто, им принесли напитки, и, перехватив перед носом Валто маленькую бутылку коньяка, опрокинула в себя. Остаток пути они о чем-то тихо переговаривались. Сатин лишь изредка бросал на них взгляды и улыбался своим мыслям. Эти двое точно сумеют помириться.       Бортпроводница принесла ему ледяной джин с тоником.       Сатин откинулся затылком на спинку удобного кресла и прикрыл глаза.       От Рабии он узнал марку машины Артту, от Маю — название района. И что бы Маю и Эваллё не умалчивали, это уже не имеет значения.       Их с Цицероном разделяло меньше, чем двадцать четыре часа.