Ice cream

Температура за окном стремительно падала с каждым днём. Воздух тронул первый морозный поцелуй. Небо переливалось всеми оттенками серого, серость проникала в души, но не в мою. Я полюбил это время года, хотя бы потому что мог носить бежевый шарф, что подарила мне Йо. Каждый раз надевая его, я представлял, что она где-то рядом, а бежевая ткань вокруг моей шеи — её руки. Каждая разлука давалась мне очень тяжело хоть я и тщательно скрывал это, чего не скажешь про Йо. Каждый раз на её ресницы опускалась вуаль печали, что заставляло моё сердце сжиматься, а в последнее время разлук стало слишком много. Я старался приезжать домой как только появлялась возможность, но этих возможностей становилось всё меньше. Глядя на мой график, который представлял собой кучу маленьких цветных окошек, я с трудом находил время на то, чтобы просто передохнуть, сесть и подумать, не говоря уже о том, чтобы уехать из общежития. Но приближались Рождественские каникулы и я с нетерпением ждал их. На этот раз отдых обещал продлиться не пару недель, а целый месяц. Я составлял планы на этот месяц и в каждом пункте моего плана была Йонсо. Я ловил себя на мысли, что стоит мне оказаться рядом с ней и я чувствовал себя живее всех живых. Я никогда бы не подумал, что пара глаз сможет возрождать меня из пепла, открывать второе дыхание, но, кажется, моё сердце решило за меня. Я сидел на диване в гримёрной. Откинув голову на спинку кожаного дивана, я попытался собраться с мыслями перед выступлением, но как бы сильно я не старался всё было тщетно. В голове то и дело крутилась незнакомая мне мелодия. Я попытался развить её дальше и записал то, что получилось на диктофон телефона. Дверь открылась, и с кейсом для макияжа в руках вошла Джэйн. Проработав у Itzy пару месяцев, менеджеры решили, что её стиль работы не подойдёт для их группы и её перевели к нам. — Время макияжа! — она с шумом поставила кейс на туалетный столик и, похлопывая рукой по мягкому креслу, позвала меня. — И тебе привет, Джэйн, — сказал я, подтягиваясь. — Ты чего такой кислый? Всё нормально? — Ага, не бери в голову. Усаживаясь в кресло, я встретился со своим отражением. О боже, неужели это я? Синяки под глазами, губы потрескались… — Хёнджин, вам дают хоть пару часов на сон? — за спиной сказала Джэйн. — Выглядишь как мумия. Она заколола мои волосы и принялась распределять продукты по лицу. На душе было не спокойно: частично из-за загруженного графика, а частично из-за тех самых глаз. — Как она? — не выдержав, сказал я. — Хорошо, — Джэйн набирала на кисть основу. Думаю, мы оба поняли про кого я спросил. — Экзамены в самом разгаре. Готовится. Закрой глаза. — А настроение нормальное? Ну, то есть… она не грустит? — Нет. Она сняла небольшую квартирку не далеко от мамы. Так что, думаю, у неё нет времени грустить. Я улыбнулся про себя, представляя Йонсо маленькой хозяйкой. Честно, я ни раз представлял наш с ней дом, тихий и спокойный. Представлял как потягиваю чёрный кофе с утра, нежные руки обнимают меня, а бархатистый голос шепчет на ухо «доброе утро». — Хёнджин? — позвала Джэйн. — А? Прости. Ты что-то сказала? Она закатила глаза и ватной палочкой прошлась по моему нижнему веку. — Знаешь, если бы ты не витал в облаках, всё получилось бы ровно. Хотя, как тут не витать в облаках? Мы ведь о Йонсо говорим. Я посмотрел наверх как сказала Джэйн. Иногда мне было страшно дышать, когда она меня красила, ведь одно лишнее движение сбивало её и тогда она гневно тянулась за ватными палочками. — Ты приедешь на праздники? — Джэйн отошла от меня на шаг и внимательно посмотрела на меня, как бы проверяя всё ли в порядке. — Да. Может, в двадцатых числах. — Тут моё лицо просияло и я одарил Джэйн самой лучезарной улыбкой. — Дашь мне её адрес? — Хочешь Рождественский сюрприз устроить? — Джэйн взяла маленькую кисть и поводила ею по моим векам. — Что-то типа. — Госпожа Ким, вы готовы? — в гримёрную заглянул менеджер. — Да, одну минуту. Она сняла заколки, удерживающие мою чёлку, сбрызнула её лаком для волос и одобряюще похлопала по плечу. — Всё! Иди и разорви всех! — Джэйн, — сказал я, усмехнувшись. — Да, именно так, — она приблизилась ко мне и шёпотом сказала: — Она тоже смотрит. Я знаю. Я вышел из гримёрной и меня вывели к остальным. Парни разминались, как обычно делали перед выступлением. Я присоединился к ним. — А вот и он! — просиял Феликс. — Хён, ты выглядишь как… — Принц! — закончил Чан. — Ага, точно. — Всё, кончайте болтать, — я жутко переживал и мой голос прозвучал резче чем ожидалось. Но дрожь в коленях и холод, разливающийся по всему телу прошли стоило только выйти на сцену. Я никогда не признавался, но перед началом каждого выступления я всегда жутко волновался. Подбадривала мысль, что я не один. На сцене со мной семь ребят, готовые постоять друг за друга, за сценой — команда staff, которая словно кирпичик за кирпичиком выстраивала надёжный фундамент, а за этим фундаментом — она. Чёрт, я бы так хотел, чтобы она была рядом и, наверняка, была бы если б не та идиотская история с фотографиями (в чём я бесконечное число раз винил себя). Но одна мысль, что Йо смотрит премию зажигала во мне огонь и теперь вместо холода по телу разлился адреналин. Я сделал глубокий вдох, с закрытыми глазами досчитал до десяти и вышел на сцену. *** — Это было что-то! — Чанбин пищал он восторга. — Ребят, идите сюда, — Чан позвал всех в круг. Мы взяли друг друга за плечи и крепко обняли. Мы всё ещё были в своих костюмах — костюмах самураев. Я распустил волосы и теперь они падали на лицо, прилипали к нему. Ох, видела бы сейчас Джэйн мой макияж! — Вы все отлично постарались! Это выступление станет легендой, точно вам говорю! Лёжа ночью в постели я долго не мог уснуть. В голове всё смешалось, давило на виски. Я переворачивался с бока на бок до трёх часов ночи, после бросил эту идею и встал с кровати. Медленно, чтобы никого не разбудить, прошёл на кухню, но, идя по коридору, я заметил, что свет в кухне горит. — Чан? — спросил я, когда увидел парня, сидящего за столом с чашкой в руках. — Ты чего не спишь? — Не могу уснуть, — на его губах показалась улыбка. — А ты? — Тоже. Я налил воды в стакан и залпом опустошил его. Уже знакомая мне мелодия вновь возродилась в моём сознании. Именно она не давала мне уснуть, прокручиваясь на пластинке моего мозга снова и снова. — Слушай, Чан, — начал я, — ты говорил, что музыка рождается у тебя в сознании и не прекращается пока ты не напишешь песню. Чан кивнул и вопросительно посмотрел на меня. От него практически ничего нельзя скрыть, каким-то чудом этот парень читал нас насквозь, что значительно облегчало задачу — не нужно было проговаривать то, что трудно сказать. — Ты хочешь сказать, что… у тебя сейчас так же, да? — тихо сказал Чан. Я кивнул. — Не знаю, что может из этого выйти и выйдет ли, но… если выйдет, ты поможешь мне? — я посмотрел на него как ребёнок смотрит на взрослого когда хочет попросить об очередной игрушке. Но музыка не была игрушкой. Я чувствовал, что хочу сказать музыкой то, что не могу сказать словами. Внезапная правда выбила из меня малейший намёк на сомнения. Да! Я хочу сказать Йонсо о своих чувствах. Сказать то, что хранил в себе с седьмого класса. То, что зажглось во мне в тот момент когда я впервые увидел её. Да, я определённо много говорил, но мне всегда казалось, что это не то. Казалось, что слова не в полной мере открывают ей то, что хранится в моём сердце, а я так хочу, чтобы она знала. И вдруг слова бегущей строкой зажглись в моей голове. Куча слащавых выражений, что можно сказать девушке и она непременно растает, но эта девушка не такая. Я хотел рассказать ей историю, чтобы эта история была только нашей. Я представлял какой должна быть эта «история»: нежной, лиричной, но не лишённой динамики. А вкус? Чан говорил, что у каждой песни должен быть свой вкус. В воздухе повисла атмосфера того, что я хочу увидеть в итоге, но я не мог дать ей точное определение. Тепло? Близость? Нежность? Или, может, любовь? Но всё было слишком расплывчато и объединялось в то-самое-что-я-и-хотел-сказать, но не описывало это в полном объёме. *** Я сел на заднее сиденье тонированной машины и водитель повёз меня домой. Сеул будто посыпали сахарной пудрой, снега было мало, но это не мешало воздуху хранить морозную свежесть. На чёрных окнах машины слабо виднелась ледяная паутинка. Я смотрел на этот рисунок несколько минут. Романтик внутри меня говорил: «Это может пригодиться», а реалист: «Брось, Хван, это обычный лёд». Но разве лёд — не самое загадочное и красивое явление на свете? Водитель высадил меня около модной многоэтажки. Казалось, этот дом тянется к небу бесконечной вереницей крохотных окошек, но моя цель — восьмой этаж. На моё удивление, дверь подъезда была открыта. Поднялся по лестнице, вызвал лифт, нажал кнопку с цифрой 8 и медленно поднялся на этаж. На площадке было четыре квартиры, но я позвонил в дверной звонок квартиры с номером 803. Принялся ждать. Как бы я не хотел это признавать, но сердце билось так, будто вот-вот выпрыгнет. Я вспомнил ту встречу после моего первого отъезда. Я стоял так же, вслушиваясь в каждых шорох за дверью, но из-за грохота сердца это было немного сложно, а когда дверной замок провернулся, моё сердце и вовсе остановилось. Но лишь на секунду. Оно забилось с новой силой когда я увидел её. Дверь никто не открывал и я решил было уйти как вдруг замок резко повернулся и мои глаза встретились с её. Её волосы были мокрыми. Мой взгляд скользнул по элегантному изгибу бледной шеи, ключицам, по округлостям груди под объёмной футболкой. — Хёнджин? — сказала она. — Но как ты… — Ш-ш-ш, — я приложил палец к губам и подошёл к ней. Осторожно взял её лицо в свои руки и большими пальцами погладил нежную кожу. Её щёки были холодными, а дыхание горячим. Вот оно! Я либо чокнулся, либо нашёл то, что хочу сказать ей. Её полуоткрытые губы манили меня. Йонсо повела меня в квартиру. Пока она расправлялась с замком, я стоял за её спиной и внимательно изучал. Она замерла, будто почувствовала мой взгляд, медленно повернулась. Она ничего не говорила, но глаза кричали, они просили растопить её лёд. В три шага я сократил расстояние между нами. Из-под воротника футболки блестела серебряная цепочка. Поддев украшение, я достал подвеску-сердечко и покрутил её в пальцах. Я широко улыбнулся. Несмотря на то, что это было так давно, Йонсо продолжала носить моё скромное подношение (хотя, чего уж там. Я сам почти два года ношу один и тот же шарф). Запустив пальцы в чёрный бархат её волос, я поцеловал её. Мне стоило всех сил, чтобы поцелуй был нежным. Но её губы приоткрылись и язык проник в мой рот. Я почувствовал её вкус — такой сладкий, её язык, обволакивающий мой, таял будто крем. Её мягкая рука коснулась моей щеки, провела линию по подбородку и упала на мой шарф. Губы Йо тронула улыбка. — Милый шарфик. — Мой любимый, — откинув чёлку с её глаз, сказал я. Она развязала шарф и аккуратно опустила его на пол. Я поспешил снять куртку. Кончиками пальцев Йонсо провела линии по моей груди, спускаясь ниже. От этого прикосновения в штанах становилось тесно, а сердце с грохотом ударялось о рёбра. Я подхватил её на руки и понёс в спальню. Это была небольшая светлая комнатка, несколько горшков с цветами стояли на окне, небольшие стопки книг в углу комнаты. Я положил Йонсо на кровать. Она, закусив губу, следила за тем как я стягиваю с себя свитер, а затем и её домашние брюки. Я часто думал, можно ли сойти с ума от одного лишь взгляда на что-то, так вот мой ответ: да! Именно это со мной и произошло когда я посмотрел на бёдра Йо, сжимающиеся и извивающиеся, под моим телом. Мои руки блуждали по её талии, по груди, и каждое моё прикосновение сопровождалось тяжёлым выдохом Йонсо. Я медленно запустил руки под её футболку, провёл ими по нежной коже, покрывшейся мурашками. Мои губы оставляли влажную дорожку, поднимаясь выше к груди, пока наконец футболка не оказалась в стороне. Мой взгляд упал на извивающиеся буквы под её сердцем: "Маленький цветок лотоса". Я нежно поцеловал эту надпись. Её сердце тяжело стучало, она хотела большего, а мне всего лишь хотелось целовать каждый миллиметр её кожи. Нащупав резинку трусиков, я стянул их с неё, провёл руками по бёдрам, таким мягким, как шёлк. С губ Йо сорвался стон, когда моя ладонь легла на влажную плоть между её ног. Я чувствовал как она вся горит, как пульсирует подо мной. - Пожалуйста, - взмолилась она, её голова откинулась назад, она жадно хватала воздух. - Что такое, малышка? - прошептал я, склонившись над ней. Её бёдра двигались навстречу моим пальцам. - Я хочу... хочу... - Чего? Я надавил сильнее, и по её телу прошёл разряд. - Боже, - еле слышно сказала Йонсо. Я остановился и встретился с ней взглядом. Её глаза широко распахнулись, на щеках расцвёл румянец. - Скажи мне, - я нежно коснулся её щеки. - Чего ты хочешь? - Тебя, - она облизала пересохшие губы. - Чтобы ты... чтобы ты трахнул меня. Я поцеловал её быстро и страстно. В ту же секунду избавился от ненужной одежды. Я смотрел на неё когда вошёл впервые, не полностью, давая привыкнуть. Зрачки Йонсо расширились, и тогда я толкнулся сильнее, выбивая весь воздух из её лёгких. Её руки впились в простынь так, что костяшки побелели. Я вновь и вновь прижимался к ней бёдрами, заставляя подниматься и опускаться на кровати. Шлепки кожи, тяжёлые вздохи и стоны Йо заполнили комнату. Я покусывал кожу её шеи и мочку уха, что делало её голос на октаву выше. Она почти хныкала, когда моя рука снова скользнула между её ног. Мои движения стали более резкими. С губ Йо срывались ругательства и я уже не мог остановиться. Её стоны над моим ухом сводили меня с ума. — Боже, — прохрипела она. Я почти сбавил темп, уткнулся в её шею и несколько секунд просто дышал ей. Она пыталась перевести дыхание, но я не дал этого сделать. Я толкнулся сильнее и теперь, уже не замедляясь ни на секунду, почувствовал как мы близки. Йонсо задрожала и прогнулась в спине. Из груди вырвался последний и самый глубокий стон. Тяжело дыша, я лёг рядом с ней. Пытаясь отдышаться, Йонсо свернулась калачиком на моей груди. Я гладил её по волосам, пропускал чёрные пряди сквозь пальцы. После взрыва, произошедшего между нами, я вспомнил о той надписи под грудью Йонсо. Она ничего не говорила о том, что собирается сделать тату. Я думал правильный ли это момент, но, не сдержавшись всё таки спросил. - Йонсо? - М-м-м? - сонно промычала она. - "Маленький цветок лотоса"? Она помолчала секунду, а потом подняла на меня взгляд. Два чёрных озера унесли меня на глубину и я потерял голову. Не знаю как это работало, но у меня всегда перехватывало дыхание когда она смотрела на меня так. - Папа так называл меня, - тихо сказала она. - Я хочу, чтобы он всегда был рядом, - она положила руку на сердце, - в моём сердце. Я крепко обнял её. Она была такой хрупкой на вид, но внутри была сила, но сколько же ей пришлось вынести, чтобы обрести эту силу... Месяц рядом с ней. Месяц на то, чтобы собрать мои образы о ней воедино. Но это были лишь образы, ничего конкретного, что можно было сложить в слова в моей голове не рождалось. Когда я был готов возвращаться к работе, мне написали, что мне нужно взять перерыв из-за слухов о школьном буллинге. Руки опустились. "Перерыв" мог означать отстранение от группы на какое-то время либо же навсегда. И второго варианта я боялся больше всего. Но всё обошлось временным перерывом и я просто ждал, а всё это время рядом была Йо. Я ждал когда она вернётся с учёбы и мы шли гулять по вечерним улочкам Сеула. Мы сидели в нашем кафе, в котором любили зависать в детстве. Йонсо заказывала шоколадное, а я ванильное мороженое (наше неизменное комбо). В моём сознании рождалась эта картина: мы выходим из кафе, небо затянуто тучами, я взял её за руку и мы пошли к дому. С каждым нашим шагом дождь набирал обороты, маленькие капли сменились тяжёлыми, и в одну секунду на дорогах поплыли моря. Мы забежали под навес какого-то магазина, чтобы переждать. Йонсо прерывисто дышала, на ней был топ с V-образным вырезом, и капли дождя медленно стекали по её груди. Я поцеловал её. Медленно перебирая её губы, я ощущал вкус шоколада, тот самый вкус, что я хотел передать. Наша история должна иметь вкус мороженого. В конце мая мы поехали в Польшу. По дороге Йонсо учила меня нескольким польским словам, поэтому когда я увидел бабушку Йо, смог сказать "чешть" на ломанном польском. Мы пробыли там около трёх недель, ну, то есть я пробыл там три недели, а Йонсо осталась на всё лето. Йонсо проводила мне экскурсии по Кракову, показала кафе, в котором работала. Я был готов слушать всё, что она говорит. Я был зачарован её чёрными глазами, розовыми губами, веснушками на лице, короткой чёлкой, которая делала её ещё милее. Рука JYP вырвала меня из моего незапланированного отпуска в конце июня. Я купил билет на самолёт и покинул Краков. Дальше всё как обычно: репетиции, записи песен, выступления. Однажды Чан позвал меня в свою студию. - Слушай, Хёнджин, не знаю понравится или нет, но я накидал пару дэмок для твоей песни. Он включал мелодию одну за другой. Удивительно, что на основе маленькой мелодии, которая родилась в моей голове, Чан создал несколько полноценных вариантов музыки. - Вот эта мне нравится, - сказал я. - Значит можно её оставить. Кстати, а что у тебя с текстом? Есть наброски? - Ну-у-у... - Если из-за рифмы волнуешься, то не волнуйся, я помогу с этим. Да, но дело в том, что у меня не было даже набросков, только пару коротких слов и всё. Но Чан был рядом и я верил в то, что справлюсь. В конце концов, я всегда справлялся.