dandelion

Ты меня ловишь руками, как солнечного зайчика, А я скольжу по твоим губам. Ты выдыхаешь на меня пух одуванчика, Чтобы я тебя не поцеловал Поле. До безумия яркое солнце слепит, прожигает чувствительные глаза, демонстрирует свой божественный свет. Озорная травка тянется к коже, ласково щекочет, играется с ней. Перистые облака расслабленно плывут по небу, ни о чём не думая и не беспокоясь о том, где окажутся на следующий день. Ива заботливо прячет их от жары, создавая тень своими изящными длинными ветками. Босых ног приятно касается мягкий плед, заботливо расстеленный под деревом, а душу греет не палящее солнце, а счастье. Счастье в людском обличии. В блестящих глазах он видит лишь искренность и невинность, из-за которых сердце бьётся так сильно, что перехватывает дух. Он действительно пытается вслушаться в слова, быстро и так по-детски вылетающие из его рта, действительно пытается поддержать незамысловатый разговор своими нелепыми кивками, но глупая, слишком глупая улыбка выдаёт нахождение в каком-то другом мире. Он влюблён. Окончательно и бесповоротно. Так, что один взгляд заставляет уйму бабочек порхать в голове, затмевая все навязчивые мысли своими расписными крыльями. Сумасшедшее чувство.  -Ты вообще слушаешь меня? Приём, Хёнджин, земля вызывает! На него с укором смотрели полные возмущения глаза, неохотно возвращая обратно под плакучую иву. -Конечно, слушаю,-запоздало отвечает Хван, пытаясь подавить смешок при виде совершенно серьёзно сложившего на груди руки парня. -Ну и о чём я сейчас говорил?-словно специально, словно знает, что тот сейчас замнётся, пытаясь вспомнить, в какой момент начал засматриваться на поцелованное солнцем лицо. Пока, к сожалению, только солнцем. -Феликс, ты...-он лишь вздохнул, пряча улыбку в больших ладонях,-Ладно, да, я немного потерялся в твоих рассказах. Но, зато, я могу сказать тебе, сколько на твоём лице веснушек. Ли раздражённо закатил глаза, облизывая сухие губы и придавая им приятный блеск. Хёнджин засмеялся: задорно, искренне и со всей нежностью, которую можно было вложить в обычный хохот. -Ну и что смешного в том, что ты меня не слушаешь?-попытался выразить недовольство парень, громко цокая и неодобрительно мотая головой. -А я смеюсь не над этим, а над тобой,-Хван лёг на бок, подпирая голову ладонью и с ухмылкой оглядывая парня,-Ты слишком милый, чтобы злиться. Феликс в который раз закатил глаза, укладываясь рядом на локти. Он не мог долго злиться. Характер не позволял. -Знаешь, мне безумно нравится находиться с тобой. А особенно - смотреть на тебя. Видеть, как быстро меняются эмоции на твоём лице, видеть твою улыбку, твои светящиеся глаза. Я растворяюсь в твоей красоте. Тону, понимаешь? Это слишком завораживает, прости, если забываюсь и порой не слушаю. Я, кажется, по уши влюблён. -Тебе не кажется. Я чувствую то же самое. Феликс одарил парня самой искренней и запоминающейся улыбкой, на которую невзначай упал пробившийся сквозь листву лучик яркого света, украшая и без того светлое личико. Хёнджин таял от любви к нему. В который раз. Парень быстро оказался на Ли, под хохот валя того на землю и усаживаясь на бёдра. Остальной мир перестал существовать: осталась только плакучая ива, клетчатый плед и щекотка, стремительно разливающаяся по всему телу. Пальцы проворно пробирались к оголённым участкам кожи, заставляя Феликса содрогаться от смеха и упорно пытаться спихнуть с себя старшего. В ушах раздавался звонкий, такой родной хохот, благодаря которому невыносимая жара уже не волновала. Улыбка расцвела на лице Хёнджина при виде тщетных попыток парня вырваться. Это детская наивность давала силы жить, заставляла хрупкое сердце трепетать от счастья, пришедшего в этот серый мир в виде искреннего смеха. Тягучая сладость стремительно разливается по венам при виде губ, и он не отказывает себе в желании приблизиться еще ближе, опаляя их горячим дыханием. Щекотка прекращается, Феликс замирает, вжимая голову в мягкий плед и с удивлением хлопая длинными ресницами. Уголки его губ нервно дёргаются, глаза расширяются, а щёки покрываются лёгким румянцем. Растерянность и непонимание озаряют светлое лицо, что заставляет лишь ласково улыбнуться, поглаживая ладонью горящие щёки. -Твоя улыбка такая... Солнечная, знаешь об этом?-Хёнджин убирает с чужого лица прядку блондинистых волос, заправляя ее за ухо,-Очень хочется поцеловать тебя. Просто не представляешь, насколько сильно хочется... Сердце забилось сильнее, когда Хван наклонился, касаясь своим носом чужого, словно ласковый кот. Все его движения заставляли бабочек в животе неустанно порхать, наворачивать круги и чувствовать... Чувствовать. Он вновь с нежностью всмотрелся в невинные глаза напротив, дыша ровно и глубоко, так, что тело быстро покрывается сладостными мурашками. Он прикрыл веки, собираясь вкусить мягкость губ, предаться минутному порыву накрывающей с головой страсти. Ему не хотелось открывать глаза, потому что он точно знал – этот момент должен запечатлеться в памяти быстрым, почти бешеным биением сердца, расслабляющим шелестом веток ивы и судорожным дыханием, окончательно сводящим с ума. Не требовалось видеть – звуки делали происходящее особенным, нереальным. Солнце уже не слепило – оно затаённо следило за происходящим, боясь помешать развернувшейся под ивой идиллии. Хван втянул носом жаркий воздух, отбрасывая все свои мысли и почти касаясь чужих губ. Почти, потому что в лицо резко и без предупреждения полетели уйма пушистых семечек озорного одуванчика. От неожиданности он отпрянул, падая обратно на мягкий плед и жмурясь. В уши спешно проникал яркий, солнечный хохот, а бедра почувствовали чужой вес, заставляя нервно выдохнуть и открыть глаза. Над Хёнджином склонилось полное нежности и доброты личико, разглядывая его трепетно и с настоящим интересом. Хван, поняв произошедшее, приподнял уголки губ. Кажется, поменялись. -К такому я готов не был, признаю,-шёпотом произнёс он, сцепляя их руки в замки,-Твоя взяла, солнце. Но только сейчас... -Это мы еще посмотрим,-Феликс хихикнул, наклоняясь и ласково проводя носом по острой скуле,-В твоём положении я бы не возникал - можно и не получить то, что ты так хочешь. -Я всегда получаю то, что хочу, ты об этом прекрасно знаешь,-Хван попытался поднять руки от пледа и положить их на чужую талию, но, почувствовав сопротивление, хмыкнул, вопросительно поднимая одну бровь,-Солнце решило поиграть со мной? Феликс лишь невинно поморгал длинными ресницами, наклоняясь еще ближе и вдыхая запах такой родной яблочной гигиенической помады. Он прикрыл глаза, всё еще удерживая чужие руки, которые особо и не сопротивлялись, и приник к мягким губам, целуя сладостно и ласково. Хван плавился, плавился не от солнца, которое незаметно притаилось на небе, а от солнца, которое сейчас приятно сминало его губы и неловко прижимало его разгорячённое тело к пледу. От егосолнца. Хёнджин был уверен: рай находился отнюдь не на небе, а здесь, под колышущимися ветками ивы. Словно светлый ангел ради него преодолел все ступени райской лестницы и сейчас лукаво улыбался, пленяя своей детской наивностью и искренностью. Жара больше не волновала, она искрами пылала в душе, зажигая множество ярких фонариков, которые разливали по телу счастье. Феликс расцепил пальцы, сразу же утопая в непослушной копне волос, пока чужие руки плавно перешли на талию, с удовольствием сминая большую белую футболку. Нижнюю губу осторожно прикусили, заставляя Хёнджина слабо простонать в поцелуй и выгнуться навстречу чужому разгоряченному торсу. Это, кажется, стало точкой кипения, поэтому они, буквально задыхаясь от любви, последний раз столкнулись губами, кое-как отрываясь друг от друга. Феликс открыл глаза: Хван с довольным лицом лежал на помятом пледе, отрывисто глотая такой нужный сейчас воздух, блондинистые волосы совсем растрепались, а ресницы нервно подрагивали. Он выглядел, словно невинный одуванчик, пушинки которого совсем недавно атаковали его своей озорной гурьбой. Это заставило широко улыбнуться, большим пальцем поглаживая румяную щёку. Они оба молчали, слова попросту не требовались. Каждый и так понимал, что в памяти навсегда останется живая картинка: жаркое солнце, плакучая ива и сладкие губы, от которых невозможно оторваться.