Все любят Юрочку

      — Просыпайся, котëнок. — шепчет Виктор в розовое ушко. Осторожно отводит рукой спутанные волосы и целует в шею сзади.       — Ммм… сейчас. — Юра улыбается, не открывая глаз.       — Мне к Якову «на ковëр». Тебя отвести домой или поспишь ещё?       — Наверное, лучше домой. Уберусь пока и стирку закину. — Юра разворачивается лицом к Виктору и обвивает руками шею мужчины.       — Ты снишься мне? — шепчет, улыбаясь.       Виктор рукой ныряет в мягкие волосы, слегка массируя кожу головы. Большим пальцем поглаживает нежно щеку. Юрочка такой тëплый со сна, расслабленный и домашний.       — А ты мне? — отвечает — Я ж до сих пор поверить до конца не могу…       Приподнимает голову Юры, поддерживая под затылок и невесомо касается губами приоткрытых губ.       Юрочка пытается притянуть его ближе, чтобы урвать более весомый поцелуй.       — Юр, мы так никуда не уйдëм. Там Яков и так в ярости. Я обещал…       — Ладно, иди. — тянет Юра, улыбаясь, размыкая кольцо объятий.       — Одевайся давай. Я пока с собакой погуляю. Завтракать будешь?       — Не, пить хочу.       — Пей. — Виктор кивает головой на минералку на тумбочке и встаëт с кровати.       Виктор уже заворачивает в Юрин двор, плавно выкручивая руль одной рукой. Юра залипает на эту картину. Он почти всю дорогу не сводил глаз с Никифорова. Но его терзает один вопрос.       Виктор паркуется и поворачивает голову. Смотрит внимательно.       — Юр, ты чего такой задумчивый? Из-за Якова переживаешь?       — Нет, тут другое. — явно нервничает Плисецкий. — Вить, я думаю, мне надо поговорить с Джей-Джеем. Ты же не против?       — Почему я должен быть против? — отвечает Виктор, но Юра улавливает мимолëтное движение мимики и понимает, что мужчина не особо рад.       — Ты же не ревнуешь? — спрашивает Юра, прищурив глаза.       — Ты не представляешь, как сильно. Но я доверяю тебе. И считаю, что ты прав. Расставаться нужно цивилизованно. Вам надо поговорить. — отвечает Виктор, делая акцент на слове «надо».       — Ну ты чего? Я же с тобой. — Юра поворачивается и тянет руки, обнять Виктора.       — Юр, мы в твоëм дворе. Увидит кто-нибудь.       — Да, плевать. — Юра, отстегнув ремень, приподнимается на сидении, притягивает Виктора к себе и смазано целует в щеку.       — Ну я пошëл? Позвони, как там всë пройдет с Яковом.       — Конечно позвоню. Иди. И не волнуйся — всë уладим. Парень кивает и выходит из автомобиля.

***

      Плисецкий решил заняться пока домашними делами. Звонить Жан-Жаку было рано из-за разницы во времени. Юра нервничал. Его терзало смутное чувство вины. И он пытался собраться с мыслями перед сложным разговором. И хотя он понимал, что Джей-Джей частично в курсе событий, он не знал, как начать этот разговор.       — Ладно, как будет, так будет. — сказал сам себе Юра и пошëл готовить завтрак.       Никифоров позвонил часа через три.       — Ну, как всë прошло? Яша зверствует? — волнуется Юра.       — Яков сменил гнев на милость. Конечно, мне он высказал всë, что обо мне думает. В выражениях не стеснялся. — смеëтся Виктор — Но нет худа без добра. Ему позвонили из нескольких журналов. И ещё с Первого канала и НТВ — приглашают на ток-шоу. Нас с тобой хотят все. При встрече расскажу. Во сколько за тобой заехать?       — Вить, я прекрасно могу сам добраться. Что я маленький что ли?       — Юр, да разве в этом дело? Я сам хочу быть рядом, заботиться о тебе. Я и так многое упустил. Позволь мне и не спорь.       — Ладно. — тянет Юра — тогда часиков в пять. Дождусь, чтобы хотя бы восемь утра было в Канаде. Не звонить же среди ночи.       — Хорошо, понял.       — Ты же останешься у меня? — говорит Виктор после небольшой паузы— Возьми всë, что тебе нужно. И сегодня мы пить не будем.       Юра понимает подтекст и растерянно молчит.       — Юр?       — Д-да. Останусь. — запнувшись, отвечает Плисецкий.       — Хорошо. До вечера.

***

      Юра кое-как дождался трёх часов дня, чтобы позвонить Джей-Джею. Он сидит перед ноутбуком, нервно притопывая ногой и ждëт ответа на вызов. Леруа появляется на экране заспанный, с шухером на голове.       — Привет, Юра. — говорит он, улыбаясь и приглаживая рукой волосы.       — Уже не принцесса? — улыбается в ответ Плисецкий.       — Принцесса, да только не моя. — говорит Жан-Жак грустно.       — Ты злишься на меня?       — Да с чего мне злиться, Юрочка? Я же сам подтолкнул тебя к этому решению.       — И всë-таки? Я чувствую себя виноватым перед тобой.       — Юра, послушай меня внимательно. Я же знал, что ты влюблëн в Виктора. Ты не первый раз звал его во сне. Когда ты был у меня, он тоже снился тебе. Но тогда я думал, что это безответное чувство и у меня есть шанс добиться твоей любви, спустя время. А когда он появился и стал настойчиво искать встречи с тобой, я понял, что не имею права вам мешать. Вы должны разобраться между собой — быть вместе или поставить окончательную точку.       Юра слушает, виновато улыбаясь, и не знает, что ответить.       — Я хочу, чтобы ты был счастлив, Феечка. Единственное, что я прошу — чтобы мы не прекращали наше общение. Если ты сочтëшь это возможным.       — Да с чего нам прекращать? Ты не сделал мне ничего плохого, скорее наоборот. Уж если на то пошло, я думал, это ты не захочешь со мной общаться…       — Так и ты мне ничего плохого не сделал. Ты ведь ничего мне не обещал и в любви не признавался, в отличии от меня.       — Но я благодарен тебе. И ты мне дорог. И я не хочу обидеть тебя.       — Не переживай, Юра. Я не обижен и всë понимаю. И я хочу, чтобы всë у тебя было хорошо. — Джей-Джей улыбается так по-доброму. Но вдруг выражение его лица меняется — он хитро усмехается, лукавым взглядом глядя на Юру и продолжает — Но у меня есть слабая надежда. Вдруг Никифоров облажается и тогда ты будешь свободен, а у меня появится шанс.       — Джей-Джей, ты неисправим. — смеëтся Плисецкий.       После разговора с Джей-Джеем Юре стало легче. Тяжесть, лежащая камнем на душе, отпустила. Напряжение ушло. Он вдруг поймал себя на том, что напевает дурацкую песенку, собирая в рюкзак сменную одежду для ночёвки у Никифорова. Но чуть позже на смену тянущему чувству тревоги пришло переживание другого рода. Юра волновался, как всë будет вечером. Одно дело, когда всë происходит как бы само собой и другое, когда ты знаешь, что должно произойти. Всë смешивалось в шипучий коктейль: волнение, предвкушение и легкое чувство страха, когда не знаешь, чего ожидать. Во рту пересыхало и в груди щекотал неприятный холодок. Как будто в животе разлилось холодное шампанское и пузырьки лопаются и щекотят внутри, поднимаясь к солнечному сплетению.

***

      — Ну рассказывай! — Юра удобно устроился на диване, поджав под себя ноги.       — Даже не знаю с чего начать. — улыбается Виктор.       — С начала? — предлагает Юрочка.       — Сначала мне пришлось выслушать, какой я нехороший человек. — смеется Виктор — Педофил и растлитель, совратил ребенка и совести у меня ни грамма.       — Я не ребенок. И кто ещё кого совратил. — смеется в ответ Плисецкий.       — Я сказал, что это наше дело и только нам решать. Подождал, когда Яков проорëтся и немного успокоится, чтобы получился конструктивный диалог. Короче стратегия такая: Ты вырос на моих глазах и мы испытываем друг к другу братские чувства. Никаких провоцирующих действий. Никаких поцелуев на людях и в машине в том числе. Ничего выходящего за рамки дружеского общения. Я обещал, что мы прислушаемся и будем осторожны. Ну, и это разумно на мой взгляд.       — Ладно. Согласен. — вздыхает Плисецкий — А что там с журналами и ТВ? Как они так быстро среагировали?       — Как я понял, на каком-то интернет-портале вышла статья в стиле желтых газетëнок. Там, где про звëзд пишут всякую ересь и никто уже особо не верит. И там фотографии Милкины и ещё несколько левых. Всë-таки кто-то нас успел заснять: в торговом центре, на прогулке и в летнем кафе. Но там ничего такого. Просто понятно, что мы проводим много времени вместе. И там такой заголовок, что-то типа: «Никифоров и Плисецкий. Друзья или больше?» Эта статья получила большой отклик. Там комментов какое-то неприлично большое количество. И между читателями такой жаркий спор. Кто-то хейтит, другие защищают… Вот редакции и зашевелились. Тираж надо поднять, успеть воспользоваться волной хайпа.       — И что в итоге?       — Яков склоняется к тому, чтобы выбрать между Esquire и GQ. Они предлагают обложку, фотосессию и интервью, наше с тобой совместное. Конечно, ни намека на отношения не будет. Концепция такая: «Фавориты русской сборной по ФК. Непримиримые соперники или друзья?» Что-то в этом роде.       Даже женский глянец предлагает нам интервью и фотосессию. От Elle и Vogue поступили предложения. Я не говорю уже про «Домашний очаг» и подобные. Там концепция немного другая. Типа «Самые завидные холостяки российского спорта» или вроде того. Яков предлагает обсудить вместе и выбрать.       — Ого, круто! А что насчет телевидения? — интересуется Юра.       — Яков ещё думает. Но вроде на одно ток-шоу он сам сходит, расскажет о своих учениках, а на второе мы пойдëм. Он боится подвоха и каверзных вопросов. Но тут главное придерживаться своей версии и всë. Свечку никто не держал и доказательств нашего романа ни у кого нет. Но Яша доволен. Пиар перед началом сезона не помешает.

***

      Юра уже высушил волосы и сидел на диване в белом махровом халате, с чашкой чая в руке. Виктор вышел из душа в одних серых спортивных штанах, низко держащихся на тазовых косточках. Просушил волосы полотенцем и повесил его на шею. Юра скользнул взглядом по обнаженной коже покрытой капельками воды. Задержал взгляд на напряженных от прохладного воздуха сосках, на кубиках пресса и прошёл на кухню помыть чашку.       Не успел отойти от раковины, поставив чашку на сушилку, как почувствовал руки на своей талии. Никифоров подошел сзади и прижался всем телом, притягивая парня к себе. Потом потянул воротник халата, обнажая плечо и повёл носом по плечу и шее к уху, вдыхая любимый запах чистой кожи.       — Юра, Юрочка мой. — зашептал в ухо, посылая мурашки по коже.       — Ммм… — промычал Юра, отклоняя голову и давая больше доступа. Почувствовал на шее теплые, нежные губы и простонал тихо, не в силах сдержаться.       Никифоров вдруг разворачивает парня лицом к себе. Гладит нежно ладонью щеку. Проводит подушечкой большого пальца по нижней губе, приоткрывая губы. Смотрит в помутневшие глаза и целует так трепетно. Юра стонет ему в рот и чувствует, что ноги не держат. И Никифоров, похоже, это понимает. Подхватывает парня на руки и несëт в спальню. Опускает аккуратно на кровать, скидывает быстро штаны и падает рядом. Развязывает дрожащими руками пояс халата и помогает освободиться от него. Халат на пол летит. И они остаются обнажёнными совсем. Потому, что белья ни тот ни другой не надел. И Виктор думает: «Как бы не рехнуться?» Смотрит на Плисецкого голодным взглядом. Юрочка красивый такой. Эти губы манящие, слегка припухшие от поцелуев, шея длинная, тонкие ключицы, розовые соски и изящные запястья с просвечивающими венками. Гладко выбритый лобок и член такой красивый, прижимается к плоскому животу. И головка члена тоже розовая, истекает смазкой. Глаза зелëные смотрят уверенно, хотя румянец уже залил щеки, и взглядом таким же жадным пожирают Виктора. Юра рукой отводит упавшую на глаза пепельную челку и смотрит в голубые глаза. И Виктор ни грамма сомнения не видит в этом взгляде.       Он склоняется и целует медленно, тягуче, смакуя эти желанные губы, и хочет, чтобы время остановилось. Юра обнимает его, гладит ладонями спину и притягивает к себе ближе.       И Виктора выносит просто. Он столько мечтал об этом, что теперь поверить не может, что всë это на самом деле происходит.       Он жадно, торопливо целует шею, ключицы, грудь. Обводит языком сосок и посасывает нежно. Сначала один, потом второй. И руки блуждают по телу, оглаживая плечи, грудь, бедра. А Юрочка рот ладонью прикрывает, сдерживая стоны и думает, что это ни с каким сном не сравнится.       — Не надо, Юра. — просит Виктор севшим голосом и убирает ладонь с губ — Хочу слышать тебя.       И Юра стонет громко и протяжно, когда Виктор ниже спускается. Покрывает поцелуями живот и языком скользит по члену от основания вверх. Трогает языком бархатную головку, слизывая солоноватые капли естественной смазки. И просто едет крышей от этого вкуса и запаха Плисецкого.       Виктор никогда не был нежным любовником. Скорее, он любил пожëстче. Всегда был эгоистом в постели. И заботился больше о своём удовольствии. Но, справедливости ради, стоит сказать, никто и не жаловался. Почему этот, конкретный парень вызывает такой трепет и дикое желание одновременно? Никого и никогда он так не хотел. Его захлестывает волной вожделения. Хочется утопить Юрочку в нежности. Поцелуями покрыть каждый сантиметр этой бледной кожи. Заставить стонать громко и выгибаться навстречу рукам и губам. Чтобы с ума сходил. Чтобы не вспоминал больше о Леруа и ни о ком другом не думал, кроме Виктора. В голове набатом стучит: «Мой, мой. Никому не отдам!»

***

      Виктор потянулся к тумбочке, достал флакон лубриканта, презервативы и бросил на кровать. Он не знает, как давно у Юрочки был секс, но спрашивать не хочет. Но меньше всего ему хочется, чтобы Юрочке было больно. И он решает отвлечь его во время растяжки оральными ласками.       Юра коси́т на него взгляд и вдруг спрашивает, краснея:       — Больно будет?       И Виктор замирает в ступоре. Смотрит внимательно и молчит.       — Ты хочешь сказать… — спрашивает спустя несколько секунд.       — Да. — отвечает Юра и краснеет ещё больше.       — А как же…       — У нас до этого не дошло… — не дожидаясь окончания вопроса, говорит парень.       Виктор выдыхает длинно, упирается лбом в Юркино плечо и вдруг говорит:       — Юр, мне надо немного остыть. — встаëт с кровати, подхватывает с пола спортивные штаны и выходит из комнаты.       Юра лежит на кровати, ничего не понимая.       — И кто тебя за язык тянул, Плисецкий? — говорит он сам себе. Продолжает лежать, глядя в потолок и злится. Сам не знает на кого больше: на себя или на Виктора. Никифоров не торопится возвращается.       — Никогда не думал, что так сложно лишиться девственности. — зло выдыхает парень и встаёт с кровати. Накидывает халат и идёт искать хозяина квартиры. Никифоров сидит на балконе в одних спортивках и курит тонкую сигарету.       — Милка забыла. — говорит он выходящему к нему парню, кивая на пачку сигарет.       Юра молчит, глаза прищурены, губы сжаты в тонкую полоску. Достаëт сигарету и закуривает. Зелëные глаза метают молнии.       — И что теперь? Ничего не будет, да? Я так понимаю, мы будем теперь ждать до восемнадцати? Ответственности боишься или что вообще происходит? Может мне трахнуться с кем-нибудь, чтобы ты не переживал так сильно? Леруа позвонить. Он примчится и решит проблему. — Юра зол и не выбирает выражения.       — Узнаю своего дерзкого тигренка. — Виктор улыбается как-то виновато.       — Да пошел ты! — Юра курит нервно и смотрит на Виктора злым взглядом — А с этим мне что делать? — Юра кивает головой вниз, где явно топорщится ткань халата — Подрочить на тебя по старинке?       — И часто ты? — улыбается Виктор.       — Да миллион раз. Как будто ты на меня не… — бормочет Плисецкий.       —Юр, успокойся. Не перекручивай. Ты опять не так всë понимаешь. Я просто хочу тебя давно и очень сильно. И сейчас перевозбуждëн так, что боюсь не смогу себя контролировать. А для первого раза это такое себе сочетание.       Виктор лукавит. Он говорит только половину правды, умалчивая о том, что новое знание выбило его из колеи. У Виктора земля из-под ног уходит. Он ведь убеждал себя, что не имеет значения, что Юра встречался с Джей-Джеем. Ведь и сам он далеко не монах. Но сейчас чувствует какую-то щемящую радость. Сердце трепещет в груди и его потряхивает от переполняющих чувств. Он сам не ожидал от себя такой реакции. Выходит, что он не опоздал. Мальчик его любимый стоит рядом и он только его. И Виктор не собирается повторять свои ошибки. И никому его больше не отдаст.       Он понимает, что это неправильно. Но в голове крутится вопрос и срывается с губ.       — Почему с Леруа…       — Наверное, я был не готов, а Джей-Джей не настаивал. — не даëт ему договорить Юра — Всё-таки мне дохуя правильные и благородные мужики попадаются. Я думал, мы сделаем это перед отъездом. Но тут ты, как чëрт из табакерки.       — Всë-таки, я везучий сукин сын, выходит. — хмыкает Виктор.       — Даже не знаю, везение ли это. Тогда ведь Джей меня заставил ответить на твой звонок. И ещё он сказал, что я звал тебя во сне после встречи. И в Канаде тоже. Может поэтому он и не торопился. Ну… ты понимаешь…       Плисецкий курит, отвернувшись от Виктора. Как будто боится посмотреть в глаза.       — Юр, посмотри на меня. — зовёт Виктор.       И Юра поворачивает голову, тушит сигарету и смотрит с немым вопросом в глазах.       — Обойдёмся без помощников. Я никому тебя больше не отдам. Да ты уже мой. Куда я денусь от тебя? Ты ж у меня здесь, — Никифоров хлопает себя ладонью по лбу, — И здесь, — ладонь перемещается на грудь, в область сердца — Ты в венах и артериях моих течëшь. Наркота голимая. Дурь заморская. Запрещëнка! Вызываешь привыкание и требуешь постоянного увеличения дозы. Я же допинг-контроль не пройду. Скажут — у вас в крови переизбыток Плисецкого.       — Что-то я не припомню Плисецкого в списке запрещенных препаратов. — фыркает Юра уже беззлобно — И почему это, заморская? Я местная дурь, наша, отечественная.       Виктор улыбается и наклоняется вперëд. Тянет парня на себя, ухватив за тонкое запястье.       — Иди ко мне, дурь ты моя, местная. Юра не сопротивляется, позволяет усадить себя на одно колено.       — Глупый, глупый мой Юрочка. — шепчет Виктор, пряча лицо в изгиб шеи Плисецкого — Я же люблю тебя.       — Так дай мне это почувствовать. Что я — твой. Совсем твой… — еле-слышно говорит Юра.       — В спальню пошли. — отвечает Виктор.