Стабильность бытия

      Очередная ночь без сна, просто тупой взгляд в потолок. Казалось бы, завтра снова в школу, на часах уже давно за полночь, надо бы поспать, но нет, сердце не на месте совсем. Боря совсем не замечает пролетающее мимо него время. Его не волнует то, что будет дальше. Его волнует только кучерявый, ебанутый на голову торч, который не выходил на контакт всего-то пару часов, но это ему совсем не свойственно. Вроде бы ничего такого и не случилось, снова подцепил кого-то на тусовке и шкерится где-нибудь в углу, а у Хэнка все руки ледяные, и не от окна, настежь открытого, а от переживаний, горько в сердце впивающихся. Не так что-то, Боря всем нутром чувствует. Телефон проверяет снова, вдруг объявился гвоздь программы. Не объявился.. Парень телефон откладывает, вздыхает отчаянно, набок переворачивается и уснуть пытается. Момент, и телефон ярким вспыхивает. Хэнк быстро хватает его, в экран всматривается, привыкая, видит короткое "Киса" и мгновенно на звонок отвечает. —Алё? Что-то случилось?–Хэнк на том конце трубки не слышит ничего совсем секунд 30, а потом улавливает еле-еле различимое: "Хэнк, Борь, приезжай, пожалуйста" Снова Хэнк срывается к нему по первому зову, потому что иначе не может, совесть не позволит. Киса давно сторчался бы, да вот только есть у него один спасатель, к слову, надёжный, как швейцарские часы. Боря его спасательный круг среди непроглядной тьмы, последняя надежда на светлое будущее, ведь Хэнк - настоящий супергерой в глазах Вани, он может всё, как бы по-детски это не звучало.

***

Киса явно в стельку угашенный, при чём, кажется, чем-то очень некачественным, ведь раньше Хэнк не наблюдал таких отчаянных, полностью застланных непроглядной пеленой глаз. Никогда парню не доводилось видеть Кису на пороге их клуба, в одном, насквозь мокром, свитере. Сколько он уже так стоит под дождём? 30 минут, час? Из горла вылетает совершенно другой вопрос: —Кис, ты совсем пизданулся? На улице не май месяц, куда ты так выперся?–Хэнк быстро берёт Ваню под руку и ведёт в клуб. Там, на удивление, достаточно тепло. Костёр доживает последние секунды своей жизни, но просто так его не отпускают. Боря усаживает Кису на диван и подкидывает в костёр хлама, дабы пожил ещё чуток. Разобравшись с огнём, Хэнк мечет взглядом по помещению, желая отыскать кисину куртку. Она находится где-то в углу, в компании пары разбитых бутылок пива. Пока Боря носится по клубу, разыскивая какую-нибудь запасную кофту, Ваня сидит, сжавшись в комок, пытаясь сдерживать предательские слёзы, которые так не хотелось кому-то показывать. Хэнк-то вроде и не чужой, но перед ним так не хочется слабым быть, хочется показать, что он и так справится, просто ему нужна точка опоры, в роль которой отлично вписывается лучший друг. Да, Хэнк – его лучший друг, но не более, хотя хотелось бы целовать его украдкой, тёмными ночами речи о бесконечной любви сочинять, пальцы, такие тёплые, со своими, совсем холодными, переплетать и волосы перебирать нежно-нежно, будто Боря сахарный и вот-вот растает. Наконец усевшись, не найдя ничего подходящего, Хэнк свою толстовку стянул, оставаясь в одной водолазке, и на Кису натянул, что, кстати, было тяжело, потому что Ваня совсем в себя ушёл и возвращаться отказывался. Немного подумав, Боря свою куртку на диван рядом положил, вдруг этот торч не отогреется в имеющихся вещах, а на Кису его куртку накинул. Ваня так и сидел в своих мыслях, пока Хэнк руку ему на плечо не положил и к себе не развернул, в глаза заглядывая, будто ответы там выискивая. Только вот через локоны кудрявые не видно ничего почти. Киса в ответ совершенно безэмоционально смотрит, лишь в мыслях все свои переживания удерживая. Сейчас не хочется на людей кидаться, в особенности на Борю, ведь тот столько всего делает, а Ваня даже лишний раз язык за зубами удержать не может, хотя потом думает о своих словах много, беспокоится о том, что Хэнк обиделся наверное. В моменте стыд накатывает такой волной, что, кажется, парень сейчас под землю провалится бесследно, но глаза всё так же смотрят, абсолютную незаинтересованность выражая, только теперь будто сквозь глядят. —Кис, ты чего? Что случилось?–Хэнк встряхивает Кису легонько, как бы в наш мир возвращая. А Киса в свою очередь просто размякает, голову Боре на плечо роняя. —Не знаю, Борь.. Понимаешь? Я просто не понимаю, всё хорошо было.. Всё было так хорошо, что теперь совсем невыносимо, знаешь? Я не знаю, что это такое,–Киса изо всех сил старается голос держать, чтобы не дрожжал, глаза трёт, но ничего не выходит. Голос совсем стихает, переходя в сбивчивый, еле разборчивый шёпот, и Ваня смеяться начинает. Надрывно так, отчаянно совсем, истерически. И глаза совсем не собираются сохнуть, только сильнее влагой наполняются, вот-вот слёзы польются, кажется, ручьём. Боря совсем в шоке сидит, осторожно руку Кисе на спину кладёт и поглаживает, как бы показывая, что вот он, рядом совсем, что можно на него положиться если что. Тут Ваню уже совсем прорывает. —Блять, Борь, ну что за пиздец? Почему так всё, почему, сука, ты всегда вообще рядом, всегда срываешься ко мне, при любых обстоятельствах? Неужели тебя не заёбывает вся эта хуйня? Я же столько раз просто так с тобой пиздился, просто так доёбывался, с нихуя совсем, как сука последняя,–Киса уже слёз не держит, просто носом шмыгает шумно и дышать ровно пытается. Поглубже в изгиб шеи бориной прячется, находя там защиту от всего мира и себя самого. Сейчас он Хэнку так сильно Оксану напоминает, точь в точь прямо. Она точно так же сидит с ним ночами, когда особенный пиздец происходит, и прячется от того самого пиздеца. Кажется, последний раз такое было, когда Хэнк узнал о беременности сестры. Ахуел он тогда знатно, но обещал Оксане, что всё хорошо будет и они вместе справятся. Не может Боря по другому, так же как и с Кисой, не может не помочь, потому что самые близкие они, близких бросать нельзя. —Кис, не неси чушь, сам же знаешь, что не могу я оставить тебя вот так, совсем ты захуёвишь. Мы справимся, Вань, вместе справимся,–и второй рукой в кудри Кисы зарывается, носом в них же утыкаясь, мгновенно глаза прикрывая. Совсем осторожно Хэнк волосы перебирает, продолжая по спине гладить, и шёпотом, тихонько совсем, какую-то успокаивающую речь проговаривая. Ваня пальцами впивается в водолазку Бори на спине, цепляясь, как за последнюю надежду. Сейчас неважно, что потом говорить друг другу будут. Сейчас только поближе друг к другу быть бы и дышать легче станет. Киса ещё ближе льнёт, совсем как кот, почти что на Хэнка залезает, на что тот только крепче к себе прижимает, да с такой нежностью одновременно, что вот-вот, и Ваня совсем растворится, как сахарная вата в воде. —Борь, не отпускай меня только, пожалуйста, не отпускай,–Киса совсем близко жмётся, впритык, и руками буквально обвивает, в точности, как лианами. Хэнк аккуратно лицо обхватывает, немного от себя отодвигая, и заставляет в глаза посмотреть. —Не отпущу, Вань, слышишь? Не отпущу, обещаю,–большими пальцами щёки поглаживает по кругу, совсем-совсем невесомо, будто Киса тут же развалится от любого неосторожного касания. Хэнк слёзы стирает и продолжает глаза напротив рассматривать, будто они - самое невероятное, что Боря в своей жизни видел, и вряд-ли что-то невероятнее увидит. У Кисы, в свою очередь, только сильнее глаза влагой наполняются. Не привык он к нежности такой, не может так просто принимать, как котёнок, маленький совсем, только-только глаза открывший, ластится, тепло почуяв. —Кис, слышишь? Никогда тебя не отпущу, совсем от меня не отвяжешься,–Хэнк посмеивается тихонько, и Ване так хорошо становится, по-родному, как в детстве прямо, сидишь так беззаботно и смеёшься просто. Киса совсем в глаза Боре засмотрелся, утонул почти что. А как тут не утонуть, когда на тебя такие родные глаза глядят со всей возможной нежностью и трепетностью? Вот и оно. Тут парня совсем заносит, без права выбора, без возможности выбраться, теперь только вперёд, пути назад и след простыл. Он вперёд подаётся, губами в чужие утыкаясь, осторожно, как бы почву прощупывая. Губы напротив сразу отвечают, приоткрываясь немного, неуверенно совсем, вдруг Боре кажется всё это. Сам Хэнк инициативу не проявляет мол: "всё в твоих руках, дерзай", ну а Кисе второй раз повторять не надо, он и с первого готов. Ваня языком по нижней губе проводит, от уголка к уголку, и прикусывает немного, мягко так, чтобы просто пинок дать, а не боль причинить. Хэнк, кажется, всё понял правильно. Парень сам поцелуй углубляет, душу раскрывая, показывает, что внутри у него всё это время было. Сейчас уже неважно, что они друг другу потом скажут, сейчас не важен ливень, за пределами стен барабанящий, не важен совсем костёр потухающий, абсолютно всё равно, что в любой момент может Гендос или Мел зайти. Сейчас парни полностью отдаются ощущениям, которые с головой накрывают и сознание замыливают. Увы, существует одна необходимая человеку вещь, – воздух. Киса первый недостаток этой вещи почувствовал и нехотя оторвался. Хэнк только на Ваню посмотреть решил, а тот уже раскинулся пластом и в потолок втыкает. —Пиздец,–Боря откинулся на спинку дивана и взгляд на Кису перевёл, рассматривая кудри, так красиво сейчас лежащие, припухшие губы, глаза его эти, притягивающие взор. —Полный пиздец,–Ваня кивнул, подтверждая свои слова, будто без этого движения не правдоподобно было бы. Хэнк по спинке съехал, оказавшись головой у Кисы на коленях. Тот руку в кудри светлые запустил, пытаясь максимально осторожно пряди распутать, ведь те совсем в беспорядке лежат, а парень на своём опыте знает, как это больно - волосы распутывать. Боря тихо шипит, брови к переносице сводит, с болью борется, а Ванька смеётся, видя картину эту. —Слышь, Хенкалина, ты вообще знаешь, что такое расчёска?–снова дёргает случайно прядь. Хэнк глаза на него поднимает, и рожицу жалобную корчит, мол: "За что ты так со мной?". —Знаю. И пользуюсь ею, в отличии от некоторых,–Борька улыбается с вызовом и брови вскидывает, а Киса глаза закатывает. —Подъёб засчитан,–Киса немного приподнимается, снова на спинку дивана опираясь, оказываясь в полулежащем положении. Хэнк ворочается, на живот переворачивается и приподнимается немного, на колени кисины опираясь, снова в губы любимые впивается. Парни обязательно поговорят, обсудят все вопросы, но это будет потом. Всё потом, и проблемы, и опыт совместный, и друзьям они когда-нибудь расскажут, а сейчас только поцелуи рваные и юношеский максимализм с беззаботностью.