Штокхаузен. Теория смерти.

      Пару недель назад наступила осень, и убранство деревьев сменило свою окраску на более жёлтые цвета. Для майора Нечаева такое изменение показалось ещё более резким, так как он всего несколькими сутками ранее отдыхал на тёплом и вечнозелёном юге. Нельзя было сказать, что весь отпуск, который длился больше месяца, прошёл абсолютно идеально. Воспоминания о Екатерине нередко навещали майора, заставляя его всё глубже и глубже погружаться во тьму собственного сознания в попытках отыскать где-то там обрывки голоса любимой супруги. Но теперь он вернулся назад на территорию предприятия 3826 с единственной целью—повидаться с Шефом. Желания возвращаться на службу к Волшебнику не было. Но как бы то ни было, Сеченов ему как отец. Преданность и уважение в знак благодарности за неоднократное спасение из лап смерти останутся с Нечаевым до гробовой доски.       «Челомей» с запуском «Коллектива 2.0» преобразился ещё больше. Город уже пришёл в себя после робоапокалипсиса, все, кто выжил, продолжали существовать рядом с механизмами, которые теперь исполняли любую прихоть после мысленного приказа. Каждый заполучал желаемые знания по щелчку пальца. Чем вам не счастье?       Прогулявшись по городу, Нечаев наконец дошёл до огромного здания, на последнем этаже которого его уже ждал Сеченов. После недолгой поездки на лифте майор достиг нужных дверей. Открыв их, он увидел двух уже знакомых ему балерин. В груди начало щемить. Слова Харитона о том, что где-то в голове этих кукол возможно есть частичка Кати всплыли в разуме неприятным отпечатком. Заглушив это чувство, Сергей продолжил начатый им путь. Пройдя в огромный зал, он направился к сидящему за столом академику. В десяток шагов он дошёл до Волшебника и решил заявить о своём присутствии, поздоровавшись: —Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич.—хотелось бы сказать это более весёлым тоном, как это было раньше, но доверие к собеседнику было подорвано минувшими событиями. —А, это ты, сынок. Рад тебя видеть. Как прошёл отпуск?—сказал Сеченов, встав со стула и протянов П-3 руку для приветствия. На его лице была лёгкая и едва заметная улыбка. —Вполне себе нормально.—ответил Нечаев, пожимая протянутую ему руку.—Я так, ненадолго зашёл. —Ясно.—проследовала недолгая пауза,—А я то надеялся, что вернёшься обратно ко мне на службу. Я был бы рад видеть тебя на прежнем месте, Серёж.—уголки губ говорящего приподнялись чуть выше. —Я…—остановившись и прочистив горло, он продолжил,—Я не могу, вы ж знаете. —Знаю, сынок. Что ж, настаивать не буду.       Наступила неловкая пауза, а в воздухе начало нарастать напряжение. Решив разбавить этот момент, Нечаев продолжил разговор: —В общем, я спросить хотел. Где Штока закопали? Я проведать хочу. Он же, по сути, по моей вине умер. Та ещё заноза в заднице был конечно, но, не знаю, хочется как-то по-человечески…прощения попросить что ли.—майору и вправду было стыдно перед Штокхаузеном за свою оплошность, которая привела к его смерти. Чувство вины по какой-то непонятной причине затмевало все негативные воспоминания о некоторых деяниях немца. —Твои извинения мёртвому ни к чему, сынок. Не бери его смерть на свой счёт, это было лишь стечением обстоятельств.—всё такое же непоколебимое спокойствие царило на лице учёного. —Но ведь…я бы мог его спасти, заметь я эту Филатову раньше.—тон голоса стал слегка выше, но эмоции всё ещё были под контролем.—И почему вы так спокойно говорите об этом? Он же, вроде как, товарищ, да что там, друг ваш был.—гнев потихоньку возрастал. —Я, прежде всего,—учёный, сынок. Для меня смерть человека—неизбежная норма. Когда-нибудь и ты поймёшь это.—после этих слов академик сел обратно за стол, тем самым показывая, что разговор на эту тему окончен.       Но Нечаев и не думал останавливаться. Он хотел добиться чёткого ответа от Сеченова, уж слишком часто тот увиливал. Он, стукнув по деревянной поверхности рабочего места академика, продолжил: —Какая к чёрту разница? Учёный-хуёный. Вы же человек прежде всего.—тон голоса совсем огрубел, но оставался всё таким же негромким.       Но тут Волшебник начал искать что-то в ящике стола. Через пару секунд поисков он достал оттуда «Щебетарь». Это устройство, походившее на золотые карманные часы, он протянул майору. —Вот, послушай это.—ровно сказал учёный.       Нечаев был удивлён, что вместо долгожданных объяснений получил какой-то диктофон. Но прослушав его, он понял к чему клонит академик. На записи был голос Штокхаузена. В голосовом сообщении он рассказывал, что Петров признался в клевете на Сеченова и запись данного признания он собирается продать за немалую сумму, называя даже место и время встречи с покупателем. Но услышанное майор не посчитал серьёзным аргументом. —Неужели только это и послужило такому наплевательскому отношению к его смерти? Не думал, что Вы—настолько бесчувственный сухарь, Дмитрий Сергеевич.—он небрежно бросил устройство на стол. —Не только это, сынок. Эта крыса сделала ещё немало разной грязи, о которой я и не подозревал. Он неоднократно нагло пользовался своим положением, закрывал глаза на проблемы граждан, он даже не соизволил разобраться с робо-проституцией в театре. Да, все поручения он выполнял идеально, но забыл о главном. «Коллектив» создан для людей. Людей, которые доверяют нам, а он это доверие постепенно рушил.—холодный взгляд карих глаз прожигал Нечаева,—Но и моё терпение не безгранично.       Что-то внутри майора хотело верить шефу, но обычный человеческий фактор сочувствия был сильнее. Мразь ли Штокхаузен? Определённо да. Но даже его поступки не были причиной радоваться его кончине.       Продолжать спор смысла не было, Сеченов в любом случае одержал бы безоговорочную победу. Нечаев решил закончить разговор, пока не натворил лишнего под влиянием гнева. —Я понял вас, Дмитрий Сергеевич.—он отступил от стола академика,—Но я всё же попрошу координаты его могилы. —Хорошо. Я пришлю их тебе чуть позже.—Волшебник отвернулся обратно к бумажкам, делая вид, что ему нужно продолжать работать.—До встречи, сынок. —До свидания.—выдал уходящий к выходу из зала Нечаев.       Двери захлопнулись и Сеченов остался один, если не считать его верных телохранительниц. Оторвавшись от документов, он встал с места. За пару шагов он обошёл свой стол и остановился около панорамного окна. Смотря на словно лежащий на ладони город, он обдумывал разговор с Сергеем. В очередной раз он недоговаривал, практически врал человеку, ставшему ему сыном. Но признаться в том, что фактически он и убил своего помощника, академик не мог. Это могло разрушить и без того шаткий мост между ними.       Причина такого поступка по отношению к Михаэлю до боли проста. Риск того, что Шток выдал бы какую-либо информацию о всём происходящем на предприятии постороннему, был очень велик. Он знал неописуемо много. Смерть Молотова, некоторые уловки сети «Коллектив»—всё это было ему известно. Случай с продажей признания Петрова стал фатальным, было принято решение убрать Штокхаузена при первой возможности ещё до запуска «Коллектива 2.0». По плану его должны были прикончить сразу после проведения ассимиляции головы Виктора в комплексе «Павлов», запихнув в ванну с агрессивным полимером, но ход действий перевернула Лариса, бросив гранату под ноги немца. После взрыва он остался жив, и его даже можно было спасти, но у Сеченова было другое мнение на этот счёт. Узнав об этом от близняшек, сопровождавших Михаэля, он отдал им приказ покинуть комплекс. И тут сыграл ещё один фактор—разлившийся полимер для ассимиляции. Таким образом тело немца было растворено, а его смерть удалось списать на несчастный случай.       Не сказать, что Сеченов был рад гибели помощника от собственных рук, но гарантия безопасности информации и полное устранение шанса её утечки были важнее жизни одного человека. Ради проекта всей своей жизни академик был и будет готов идти по головам, но делать это искусно и скрытно.