Blind rabbit, but strong./Слепой Кролик, но он сильный.

      Нил ничего не видел.       Да, конечно, он был не знаток в эмоциях, флирте, нормальных для людей вещах, но…       Он правда ничего не видел. Буквально. Для него не существовало красок, потому что он не знал, как они выглядят.       Он не знал, как выглядит его изуродованная шрамами кожа, потому что он не мог подойти к зеркалу и посмотреть на себя.       Он мог только дотронуться до них пальцами, ощупать их, он мог знать каждый рубец, каждый поворот, самый мелкий шрам на теле, но он никогда не сможет их увидеть.

***

— Натаниэль, ты обязан уметь стрелять. Иначе нас могут просто поймать, ты понимаешь?! Либо ты учишься, либо ты умираешь! Если ты будешь вести себя так, я не стану бежать за тобой, чтобы спасти. Когда я сбегала с тобой, я думала, что ты будешь лучше.       Холодный, ледяной тон матери, который звучал в три раза громче обычного, навсегда засел в его голове. Ей было всё равно, что он просто не мог видеть. Ей было всё равно, что это из-за неё, из-за его отца он не мог видеть. Им обоим просто нужно было, чтобы он выполнял их команды.

***

— Натаниэль, ты такой глупенький. Каждый раз одно и тоже. Почему ты просто не можешь попасть в цель? — Раздаётся над ним смех Лолы, правой руки отца. И не только ею она была. Нат, к своему великому сожалению, слышал, чем они занимаются.       Ей смешно, потому что он лежит в своей крови.       Ей всё равно, потому что он не мог попасть в цель.       Ему никогда не смешно.       Ему не смешно, потому что он слышит, как цель двигалась.       Ему не смешно, потому что он слышал, как цель двигалась, но всё равно не смог попасть.       Ему не смешно, потому что его отец опять его избил и изрезал всего. Ему не смешно, потому что он даже не мог увидеть раны, чтобы их обработать.       Ему не смешно. Ему больно.

***

      Он ненавидел свою жизнь. У него много причин для этого. Отец-психопат, который обожает медленно убирать своих жертв. Мать, которая его ненавидела за то, что он родился с изъяном. Лола, которая была только рада помучать парня, который не мог дать ей отпор, а если и давал отпор, пытался давать отпор, падал не в ту сторону.       Но у него есть одна радость в жизни, которая у него получается, благодаря тому, как он жил всю жизнь. Он учился жить так, чтобы его недостаток не мешал ему.       Он слышал чуть лучше, чем другие. Он чуял запахи лучше, чем другие. Его инстинкты работали в разы лучше, чем у других.       Да. Он не мог видеть.       Он вообще много чего не мог делать.       Но он мог играть в экси. И делал это.       После смерти матери его уже ничего не держало. Ему было чуточку всё равно, если отец придёт. А в какой-то момент он подумал, что это даже хорошо. Что спустя столько лет он наконец умрёт, наконец не будет чувствовать эту пустоту, что раньше была болью.       Экси было тем, что правда заставляло его чувствовать радость. В него никто не верил. А он радовался каждый чёртов раз, ведь мог уходить от ударов других игроков, их подножек. Он радовался, потому что каждый чёртов раз он закидывал мяч прямо туда, куда нужно, — в ворота. Вратарь сопротивлялся, пытался поймать мяч, но Натаниэлю это не мешало.       Никто не верил, что какой-то слепой неудачник мог играть в экси. Тем более так хорошо играть в экси. Но он же существует. Он же играет. Он же здесь, на этом поле…

***

      Именно поэтому он принял предложение Ваймака вступить в команду Лисов в Пальметто. Именно поэтому ему было всё равно на отца, на Рико, на Эндрю с его ножами.       Он просто жил от тренировки к тренировке. Он был всё ещё собой — высказывал грубости в лицо Рико; не слушал Кевина, который вначале сомневался в нём, а потом, когда увидел в живую, как тот играет, пытался заставить лучше, больше тренироваться; доверял Эндрю, не боялся его, не считал Монстром, потому что слышал его голос, слышал каждое изменение в его голове, слышал, что тот чувствует; не боялся отца, ждал с ним встречу. Ждал. С нетерпением ждал, потому что устал бояться его, потому что хотел с этим покончить уже.

***

      Он выжил. Он был шокирован этому. Настолько сильно, что первые три дня просто молчал. Он никому ни слова не сказал. Он просто их не замечал, не слышал. Просто сидел, весь изрезанный, в гостиной. Сидел неподвижно, даже не вздрагивая от того, что его касались. Он не спал, он не ел.       Но когда он очнулся, то сразу почувствовал, что находится не один.       Эндрю.       Тот сидел в кресле, точа свои ножи, но Нилу нужно было просто выпить воды. Он встал, но пошатнулся и упал обратно, слегка задрожав. — Сиди спокойно, Наркоман. Сейчас принесу воды. У нас будет очень длинный разговор впереди.       И Нил Джостен. Нил Абрам Джостен был счастлив. Он никого не боялся до случившегося, но ему стало как-то легче на душе.       Эндрю всё ещё был рядом с ним, и, кажется, будет дальше рядом. Тот не отвернулся, не оттолкнул, не сказал, что ему противно. Просто ушёл ему за водой.       Поэтому Нил правда счастлив.