A Real Girl

Когда она была маленькой и хотела научиться ладить с другими детьми, Широганэ посоветовали просто быть собой. Девочка склонила голову набок, отчего синие волосы полосами легли на заурядное лицо. Неужели она вся такая — заурядная? Когда она была маленькой, Цумуги завязывала волосы в хвостики, чтобы бегать, резвиться и притворяться такой же, как другие дети. Она подняла руку, чтобы зачесать их назад; зеркало в точности отражало каждое её движение. Ах, так вот, кто она такая. Подражатель. Когда её жизнь подошла к концу, она развязала свои хвостики.

***

Рантаро Амами суицидально милый. Он уже в четвёртый раз проходит игру, играя роль старшего брата для всей группы, после чего неосознанно приносит себя в жертву ради надежды. Два его соперника машут ему на прощание, и ради них от притворяется, будто его не удручает то, что они оставили его умирать. Широганэ назначили записывать его постигровое интервью, прежде чем его снимут с эксплуатации и заберут все воспоминания. Он только что побил рекорд по выживанию в убийственных играх, но не знает об этом, а ей в свою очередь запрещено ему говорить. В комнате ожидания Амами облокотился на кресло и смерил её взглядом полуприкрытых глаз. — Мы знакомы? — спросил он, пока Цумуги деловито записывала информацию о нём себе на доску-планшет. Не было похоже, будто он злится на ситуацию или на ту роль, которую, как он должен знать, она в ней играла. Вместо этого он был прямо-таки исполнен безмятежности. Широганэ подняла глаза от писанины, и Рантаро заглянул в них без тени возмущения. Он просто… смотрел на неё. Та помотала головой. — Нет. — Точно? — спросил он. — Такое ощущение, будто я тебя где-то видел. Цумуги махнула рукой и вернулась к записям. — У меня просто такая внешность. — Ещё она зачем-то добавила: — Заурядные люди все на одно лицо. — Я бы не сказал, что ты заурядная, — ответил Амами тем же спокойным, ровным голосом. Затем его помрачневшее лицо исказила жуткая улыбка. — Заурядные люди не станут работать на такую больную организацию. Та пожала плечами. — Ну, тут ты не прав. — Она заправила волосы за ухо. — Потому что я заурядная и при этом работаю здесь. А теперь не подскажешь, сколько тебе лет? Он неоправданно долго молчал, и Широганэ было трудно сказать, роется он в воспоминаниях или думает, как лучше ответить. — Сколько мне реально лет или на сколько я себя ощущаю? Цумуги щёлкнула ручкой. — Что кажется правдоподобнее. Амами испустил слабый, невесёлый смешок. — Да уж, вопрос с подвохом. Ладно, пускай будет… — Он поднёс руку к подбородку. — Как насчёт восемнадцать?.. Ей не следует говорить ему своё имя. В этом нет никакого смысла. Она всё равно собственными глазами увидит, как из его мозга высосут всю информацию, даже если ему удастся не забыть её имя сразу после того, как она его произнесёт. — Широганэ. Тот кивнул. — Мне восемнадцать, Широганэ-сан. — Он улыбнулся. — Наверное.

***

Телевидение — это прекрасно. Телевидение полно людей и историй, которые намного превосходят всё, что её окружает. Там все до единого выдающиеся и значительные, а ещё у них такие сильные, ошеломляющие и безграничные эмоции, что казалось, будто они способны поглотить целый мир. Всё это выдумка, но те чувства, которые она испытывает, расцвет абсолютной надежды и пучина абсолютного отчаняния — всё это несомненная реальность, даже если каждое их слово — ложь. Когда она была маленькой, Цумуги гордо заявила, что хочет быть телевидением, когда вырастет. Никто не понял, что она имеет в виду, но на игровой площадке, мотая своими хвостиками, она предложила мальчику с длинными ресницами вместе с ней написать историю.

***

— Широганэ-сан? — позвал он, пока она записывала его последний ответ. — Можно тебя спросить? Та не подняла глаз. — Можно, но ответ не гарантирую. Амами рассмеялся. — Справедливо. В какой раз я уже в этом участвую? Шкрябание ручки о бумагу ещё долго царило в комнате. Когда он уже потерял надежду на ответ, Цумуги сказала: — Мне нельзя говорить. — Но ведь не в первый? — настоял он. — Раз думаешь, что не в первый, — она щёлкнула ручкой, — значит не в первый. — Но если я ошибаюсь, — медленно протянул он, — выходит, это неправда. — Даже если это неправда, — ответила она, — кто тебя поправит? Рантаро приподнял брови, но промолчал. — Ложь, которую никто не опровергает, — продолжила она, — в конце концов становится правдой. Амами поджал губы, прежде чем спросить: — Ты действительно в это веришь, Широганэ-сан? — Да. А теперь, — переключилась она, — расскажи мне про свой талант и как он помог тебе в игре.

***

Когда-то Цумуги видела шоу, где людям снова и снова стирали память и каждый раз внедряли новую личность на потеху сумасшедшим подонкам, которым хватало денег на аренду живого человека. Осознавая весь тот потенциал — потенциал создавать всё, что душе угодно, — Широганэ не могла не испытывать разочарование от того, что каждый из них выбирал очевидный путь и просил себе человеческую секс-куклу. Она постоянно меняла себя — отбрасывала тот чистый лист, который занимала Цумуги Широганэ, — и с головой ныряла в чужую жизнь. Это так странно, легко и одурманивающе — влезать в чужую кожу. Она даже подозревала, что у неё к этому талант. Но у неё никогда не было подобной власти над другим человеком. Что, будь у неё возможность стереть всю правду о человеке и вписать в его разум такую историю, какую она захочет?

***

— Широганэ-сан, — заговорил Амами. — Ещё один вопрос, если ты не возражаешь. — Давай. — Я могу подать просьбу касаемо следующей игры? Чтобы ты либо тот, кто умеет это делать, кое-что осуществил? Это не самая странная просьба, так что она пожала плечами. — Зависит от самой просьбы. Тот воспринял это как согласие. — Мне кажется… я не против умереть. Конечно, я бы предпочёл выжить, но… — Он завёл руку в волосы. — Не позволяй мне снова проходить через это. Цумуги уставилась на него. — Хочешь, чтобы я попросила кого-то убить тебя? Рантаро помотал головой. — Нет, просто… если я доживу до конца, не позволяйте мне жертвовать собой. Пускай Монокума, или мастермайнд, или кто ещё скажет, что такой возможности у меня нет. Сделайте, э, правило «кроме Рантаро Амами». — Он посмотрел на неё с улыбкой. — Кстати, это имя вообще настоящее? Та холодно кивнула. — Да. Хочешь поменять его для следующей игры? — Я могу дать самому себе имя? Цумуги перевернула лист на доске-планшете. — Если хочешь. Мы позволяем всем участникам предлагать идеи для своих новых личностей. — Она нахмурилась. — Мы внедряем далеко не всё, очевидно, но всё же даём им право голоса. — Право голоса, о котором они даже не вспомнят. Ай, к чёрту. Почему нет? Кем бы мне хотелось быть, когда забуду, кто я такой?

***

Она играла в видеоигру, где люди могут видеть теневую версию себя. Их вторичное, истинное «я», состоящее из всех тех чувств и желаний, которые они в себе подавляли. Оно было у всех, но, конечно, только главный герой в конце концов получил возможность должным образом столкнуться с собственным «я» лицом к лицу. Персонажи много говорили про поиски правды, принятие своего истинного «я» и отказ от всего, что не являлось самой что ни на есть правдивой правдой, какая только бывает взаправду. Цумуги Широганэ смотрела в зеркало и думала, что у неё нет истинного «я». Она смотрела в зеркало и убеждалась в том, что она — и есть отражение.

***

— Было приятно познакомиться, Широганэ-сан, — сказал Амами, когда она объявила конец интервью. Он до сих пор не забыл её имя, но, опять же, она была уверена, что он специально снова и снова повторял его вслух. — Нечасто я встречаю людей, похожих на меня. Это застало её врасплох. — В смысле? Тот, перебирая кольца, хмыкнул, являя собой саму беззаботность. — Чистый лист. Человек, который представляет из себя только то, что хотят видеть другие. — Он поднял полуприкрытые глаза; та странная жуткая улыбка исказила его черты. — Только вот в моём случае у меня нет выбора. Цумуги крепче вцепилась в доску-планшет. — Так и есть. — Широганэ-сан, ты назвала себя заурядной, но я так не считаю. — Он подался головой вперёд. — Если человек заурядный, значит в нём нет ничего особенного. Но в тебе… ну, нет даже того, что можно назвать заурядным, понимаешь? В тебе нет тебя. Та встала. — До свидания, Амами-кун. Он помахал ей рукой, пока та шла по направлению к двери. — До свидания, Широганэ-сан. Приятно было поболтать. Надеюсь, мы ещё увидимся. Может, в другой жизни. Цумуги закрыла дверь, и он исчез из виду. Нет, она передумала. Рантаро Амами просто суицидальный.

***

Ей выпала возможность быть мастермайндом. Она сможет тянуть за все ниточки, прописать все истории и окружить себя персонажами, которые принадлежали только ей, ей, ей одной. Она сможет пожить, умереть и «стать телевидением». Вначале Широганэ решила, что им надо быть драматичнее, трагичнее, героичнее. Её каст будет умнее, сильнее, лучше, чем все предыдущие. Кто сказал, что писателю нужна оригинальность, измученная душа и вообще хоть что-то, кроме собственной одержимости? Персонаж, которого она приготовила для самой себя, имел личность сырой мочалки, но тут уж ничего не поделаешь. Ничего не поделаешь: когда её спросили, какие воспоминания вернуть их оставшемуся выжившему, она ответила: «никакие», — и увидела, как его мозг опустошают настолько, насколько это возможно. Цумуги отобрала шестнадцать до ужаса нормальных людей и с любовью создала четырнадцать прекрасных персонажей, а также два пустых сосуда, слишком заурядных, чтобы быть правдой.

***

Из вентиляции упал шар, и Амами уставился на неудавшееся орудие убийства, только что пролетевшее у него перед носом. Вдруг он услышал бег у себя за спиной и резко обернулся. — Широганэ-сан? И та разбила ему голову.