Выдуманный

Он точно знал: ему не привиделось. Он помнил, всё помнил — это не могло быть плодом воспаленного сознания. Не могло. Он не сумасшедший. Тот альфа существует. Или существовал в ту самую неделю. С таких слов повесть не начинают, но именно это явилось, в итоге, концом. А вот началось всё три месяца назад. Ему, довольно известному ученому, предложили вести проект. И не просто проект, а целую сенсацию. Новая разработка была нацелена на поиск истинной пары, и действительно поражала своим научным подходом к такой несколько… ненаучной вещи как «истинность». Само понятие «истинных» не то чтобы не существовало… Нет, вообще-то наука подтверждала их существование. Но таких пар было ничтожное количество, поэтому и альфы, и омеги ни на что не надеялись изначально. Истинные пары являлись чем-то сродни ядра земли: они, вроде, и есть, но увидеть их можно только в книжках, и то на гипотетических рисунках. Наверное, лишь поэтому такой многообещающий и громкий проект заинтересовал выдающегося учёного настолько, что он согласился его курировать. До этого омега был занят изучением феромонов и их реакцией при слиянии и занят был основательно, а оттого все предложения о работе отклонялись автоматом, несмотря на оклад, известность научного центра и социальные плюшки. Ну, сложно его было отвлечь, когда его интересовала какая-то тема, а тут появилось новое и намного более интересное. Пришлось согласиться. И, пожалуй, именно это решение стало началом конца. Разработка застыла почти у финала. Основные принципы уже были заложены, оставалось всего чуть-чуть, чтобы прибор заработал, однако возиться с ним всё равно и после пришлось бы долго. Работать-то будет, но останутся тысячи мелочей, которые надлежит исправлять и бесконечно проводить эксперименты. Создатель сего чуда не так давно почил, поэтому и стали искать того, кто смог бы завершить установку. А Сэм, несмотря на свою омежью сущность, подходил лучше всего: перспективный, успешный гений, занимающийся в основном именно природой альф и омег. Сначала было тяжело: приходилось подстраивать всё под себя, разбираться в чужих записях и куча прочей ерунды, чтобы просто понять, что они делали, из чего они это делали и самое главное как. Зато, освоившись, систему парень доработал быстро, всего лишь за какие-то пару недель. Конечно, завершил только до состояния «работает как надо», но это стало первой ступенью к совершенству. И инновацию срочно надо было опробовать. Эксперимент организовали быстро и относительно легко. Аппарат не мог нанести никакого вреда организму человека, поэтому испытуемый ничем не рисковал. Только если неоправданными надеждами, ибо первый эксперимент, как показывала практика, далеко не всегда удачен. И, естественно, Сэм тоже решил поучаствовать. Так было проще: он бы сам понял, какие части ещё несовершенны, и смог всё исправить. А после его жизнь самый буквальным образом перевернулась с ног на голову. Он встретил его. Встретил истинного, действительного, настоящего, никак не сказочного. Хотя насчет последнего и не был уверен, ибо жизнь превратилась в самую что ни на есть сказку. Он помнил, как увидел его и сердце сделало кульбит добрые пару раз, прежде чем омега выдавил из себя какой-то невнятный звук. Помнил, как альфа мягко улыбнулся ему, такой большой и сильный, с широкими тёплыми ладонями и искренней улыбкой. Помнил, как его обняли впервые. Помнил, насколько приятно это было. Помнил, как рыдал от нахлынувших чувств, как его успокаивали, нежно целуя в макушку. Многое помнил. Тёплые уютные вечера в до боли родных объятьях, тот самый нужный ему запах, те тысячи нежных, честных слов и просто бесконечное количество комплиментов. Помнил, как альфа едва ли не приобщил его к божеству, принявшись натурально поклоняться. И, нет, это совсем не казалось дуростью. Это было до боли приятно. Он и сам готов был молиться, лишь бы этот человек не исчезал. Они просто поняли друг друга. Просто вместе было не то что хорошо, а именно так, как надо. Как будто всё, что было «до», вмиг стерлось. Будто и не жил раньше, а так, существовал. Казалось, что они знакомы всю жизнь. Казалось, что не было тех безумно долгих лет без друг друга. Казалось, что всё это сон, что стоит лишь ущипнуть себя побольнее, и всё пропадет, канет в лету… Правда, неприятные мысли довольно быстро пропадали под его влиянием. Его, чей самый приятный на свете голос так проникновенно нашептывал обратное. Были, конечно, и у него, у альфы, свои тараканы, без них никуда. Идеала не существует — Сэм уяснил это давно. Однако идеал ему и не был нужен. Сэм любил его скорее за недостатки, за индивидуальные привычки, незначительные мелочи, за всё. За всё, что из себя представлял этот необычайно нужный ему человек. Альфа курил сигареты с ментолом, любил мятный ликёр, мятные карамельки, пил кофе с мятным сиропом, чай с мятой, даже на подоконнике в квартире у него рос кустик мяты, и это было, пожалуй… смущающе. Потому что его омежьи феромоны, которые вечно обсирали все, кому не лень, за их непривлекательность, пахли именно морозной мятой. Альфа любил пригубить пивка на выходных под совсем не нравящийся ему, омеге, футбол. Да и пиво, как и любой другой алкоголь, Сэм тоже не любил. Более того, не любил пьяных, в особенности запах перегара, но, когда он целовал его с этим мерзким перегаром и привкусом пива на губах, всё это забывалось. Сэм любил литературу как научную, так и художественную (хотя, будем честными, предпочтение всё-таки отдавал первой), любил оперу и театр, любил музеи… А его бравый альфа беззастенчиво ржал, когда величайший, так любимый им и всем миром Лучано Паваротти исполнял не менее великое «Ave Maria». Он любил, наверное, всё, где можно было «размять косточки» и выместить природную альфью агрессию, то есть любой активный вид спорта заходил на ура. Любил киношки (в частности боевички) и тяжёлый металл вкупе с хард роком, в общем, любое «музло», где что-то кричало, визжало, а под конец сего безобразия не менее визжащая гитара уходила в соло на три минуты, если, конечно, сумасшедший барабанщик в приступе эпилепсии не надумает сделать это раньше. Сэм кривился и закрывал уши. Сэм предпочитал чай и лёгкую пищу в виде салатиков, а его избранник жрал исключительно истекающее жиром мясо и запивал всё это, если не излюбленным пивком, то крепким чёрным кофе с неизменным мятным сиропом или, чего хуже, настолько пропитанной сахаром, что даже хрустело на зубах, колой. Сэм был чистоплотен до мозга костей. Альфа разбрасывал носки по всем углам и далеко не каждый день мылся: устал же после работы, чё бы не забить на это. А ещё альфа был до ужаса похотлив. И не сказать, что омеге это не нравилось. Секс с этим самцом был отдельным видом безумия, которое слишком сладко манило. Ему не нужны были разрешения — он просто валил и трахал, доводя до исступления своим членом. А ещё, несмотря на всё, Сэму нравился запах пота, спермы, даже несвежего дыхания изо рта этого человека. Это… возбуждало, в чем он бы никогда не признался. И особенно нравилось вылизывать совсем не пахнущий альпийскими лугами, толстый член. Мыл, как говорится, своим ртом и чуть ли не мурчал от удовольствия. Ну, чуток извращенцем он оказался, было такое. Но это же действовало только в сторону одного-единственного! И альфа был хамоват, бесцеремонен, больше походил на гопника, ей-богу, но иногда такое выдавал, что у Сэма мозги кипели. О работе они никогда не говорили, поэтому, когда он залепетал научными терминами, которые даже ему, Сэму, были незнакомы, парень выпал. Как так-то? Ну, как так-то? Тогда и дошло, что истинный его совсем не хамоватый гопник, а настоящий альфа-самец с домом советов в голове. В чем ещё его обманывали, он так и не узнал, ибо не сильно-то интересно было. Почему-то Сэм был уверен, что эта ложь единственная. Его купали в любви и ласках. Они ходили на тысячу свиданий, смеялись вместе, дурачились, нежились в объятиях друг друга, целовались до болезненно сжимающихся лёгких и всё никак не могли насытиться друг другом. Они быстро съехались и быстро разделили постель. Сэм утопал в этих чувствах с головой. Он был так счастлив… Этот альфа был его. Определённо его. Этот альфа и стал всей его жизнью. И Сэм, всегда отличавшийся флегматичностью характера, железобетонно уверился, что, если кто и захочет отобрать у него этого гопаря, вцепится зубами и когтями, порвёт всех ушлых омег нахрен, ибо его. Его альфа, ничей больше… Прискорбным стало то, что всё хорошее имеет свойство кончаться. Эксперимент завершился ровно через неделю. Поначалу, проснувшись, Сэм не мог понять, где он. Звал своего альфу как брошенный под дождём котёнок маму, а после даже не мог вспомнить, как того зовут. Из головы вылетело всё: имя, возраст, внешность, голос. Всё. Кроме бешеных чувств. Воспоминания тоже остались, но были какими-то смутными, размытыми… Сэм приходил в себя ещё около двух дней, пока наконец не вспомнил, что это был всего лишь эксперимент… И Сэм умер. Внутри, конечно, пока только внутри. Как выяснилось позже, все испытуемые твердили одно: ничего они не видели, просто спали. И Сэм не стал рассказывать о том, что с ним произошло. Сэм понял, что сработало. Первые две недели омега упорно стоял на своём: искал, искал, искал своего альфу. Все друзья, знакомые и родственники сначала с интересом слушали его, а после лишь качали головами. «Забудь, Сэмми, это всего лишь глупый сон», — отмахивался каждый. Но Сэм-то знал: они просто не понимали, насколько это было значимо. Если бы… Если бы они хоть на секундочку ощутили сотую долю того, что чувствовал тогда он, то точно всё поняли бы, а пока… Пока что Сэм оставался дурачком. Сначала дурачок, потом придурок, после помешанный, сумасшедший, псих. Как-то так все «друзья» и отвернулись. Из родственничков остались только родители и младший брат. Первые ему всё так же не верили, но надеялись, что всё вдруг магическим образом наладится, а брат… брат был единственным, кто понял. Может, это было в силу возраста. Маленький омега, начитавшись любовных романов, охотно подтверждал всё, что он говорил. Поддерживал его, порывался помочь. Но как ему мог помочь пятнадцатилетний подросток? Разве что только морально, за что он уже был очень благодарен. Однако дни шли, Сэм угасал и поиски в один момент прекратились. Это и правда было глупо. Продолжал работать над устройством, доделывал, в общем, убивал свое горе в работе. Дни потянулись бесконечно медленно. Сэм не следил за временем, за днями недели, за погодой и даже за собой. Светлые платиновые волосы, вечно затянутые в тугой хвост, растерпанно стекали до самого копчика. Квадратные очки, что омега носил, чтобы не сломать зрение за работой, заляпались. Серые глаза потухли в конец, мутнея, будто у трупа. Кожа, и до этого разве что не белоснежная, побледнела до такой степени, что стала сливаться с кастрюльно-белыми приборами. Одежда, всегда строгая и деловая, превратилась в домашние тапочки, футболку, спортивки и совсем уж не белый рабочий халат. Синяки под глазами разбавляли белизну ярко-фиолетовым. Губы просто сливались с кожей. Мать начала беспокойно хлопотать, что долго он не проживёт… И Сэм знал, что она права. Науке было известно: если разлучить истинных, оба вскоре погибают. Только у Сэма истинного никогда не было. Он его вы-ду-мал. Выдумал этого хамоватого гопника с таким мозгом, что оставалось только догадываться, сколько всего знает этот человек. Выдумал эту нежность, эти дебильные шутки, эту нечистоплотность, этот бешеный секс, эти горящие глаза, этот огромный член и даже пиво выдумал, ей-богу! Больше он в этом не сомневался. Припадки «безумия», когда он рассказывал произошедшее за ту неделю в мельчайших подробностях, прекратились. Сэм просто смирился со скорым соседством в сырой земле с почившим пару лет назад дедом-омегой. И это казалось вполне привлекательной судьбой. Жить в мире, где нет его, оказалось невозможно. Иногда он просыпался посреди ночи от резкой боли в груди. Иногда ему казалось, будто он слышит чей-то хриплый, низкий и такой родной голос, зовущий его по имени. Иногда звал своего альфу сам. Правда, и голос альфы, и его имя опять забывались. Это было проклятием. Его мозг издевался над ним. Сэм пил таблетки. Транквилизаторы и снотворное. Первые — днем, последнее — перед сном. А потом медленно перешёл на медицинскую наркоту. Не то чтобы он подсел… Нет, Сэм сам изготавливал необходимые препараты и пил ровно в той дозировке, которая нужна была. Однако даже это вскоре перестало помогать. Сэм понял, что до собственной смерти осталось меньше месяца. Проект оставался в шаге от завершения. Мать рыдала. Младший братик-омега шмыгал носом, но продолжал ласково шептать о прекрасном принце, которого он обязательно найдёт. А Сэм не мог просто улыбнуться. Не мог даже через силу. Тело, казалось, вообще отказалось совершать лишние движения. Говорить он тоже почти перестал. Ему давно стало глубоко плевать на всё и всех. Питался в основном таблетками и виски. Дорогим крепчайшим виски, которым пах его альфа. В забытье нажирался в дрова с четверти бутылки и рыдал, завывая от одиночества, пока не начинало тянуть проблеваться. И так каждый вечер. С унитазом он проводил добрые полчаса, выхаркивая желчь с кровью, так как сам виски выходил за считанные минуты. Потом горсть снотворного и баиньки. И, проснувшись в один прекрасный день, Сэм понял, что подняться с постели станет героическим подвигом. Тело окончательно сдалось. Хотелось уже забить на всё и вся, но звоночек от подчинённых, что непосредственно его, куратора этого проекта, вызывает к себе начальник НИИ, побудил подняться. Сэм не смог не появиться. Планировал заодно и рассказать о своём уходе. Лучше раньше, чем позже. У них хотя бы будет время на то, чтобы найти ему замену. И в данный момент Сэм сидел в дорогом кабинете, на одном из стульев, расставленных вдоль длиннющего стола. Секретарша извинилась и попросила чуток подождать, чем он и занимался уже минут двадцать. Впрочем, сидеть в тишине и покое ему заочно нравилось куда больше, чем общаться с начальством, которое он ни разу и в глаза-то не видел. Поэтому, когда дверь негромко открылась и послышались тяжёлые шаркающие шаги, Сэм даже не обернулся. Было настолько плевать, что… Начальник сел напротив, устало откинулся на спинку стула и хрипло выдохнул. «Со здоровьем у него явно не всё хорошо», — пронеслось в голове само собой. Боковое зрение улавливало крупную фигуры альфы в деловом костюме. Альфа не пах, как не пах и он сам: все в научном центре пили специальные таблетки, блокирующие феромоны, чтобы не отвлекаться на противоположный пол и точно распознавать другие запахи. — Мистер… Вы?.. — наконец подал голос альфа, явно даже не запарываясь запомнить его имя перед тем, как вызывать. — Сэмюэль, — безразлично бросил он. — Просто Сэмюэль. — Хорошо, Сэмюэль, — короткий смешок, показавшийся болезненным, резанул по нервам. — Начну с главного. Вам нужно подписать кое-какие документы, чтобы по завершению проекта Вам выплатили обусловленную сумму. — Разве мы не заключали контракт? — Это для Вашего же блага. Скоро мой пост займёт преемник, поэтому нет никаких гарантий, что он Вас не кинет. — Как благородно, — фыркнул Сэм и сам с себя поразился: это была первая эмоция за последнее время. — Можете засунуть свой контракт себе… Ну, куда-нибудь засуньте, уж будьте добры. На том свете деньги мне нужны не будут. — Рановато Вы что-то туда собрались. — Поздно, — выдохнул омега, прикрывая глаза. — Вашему преемнику придётся искать мне замену. — Что ж с Вами случилось? — Какая Вам разница? Ещё что-то хотите узнать или я могу идти? — Задержитесь, пожалуйста, — уж слишком отчаянно попросил альфа, и Сэм уловил, что тот на него тоже не смотрел: они оба так и пялили в окно. Вырвалась тихая усмешка. Этому мужику, кажись, было не лучше, чем ему. — Вы… уверены, что первый эксперимент оказался провальным? — Уверен… — Губы сжались в тонкую полоску, а к глазам подступили слезы. — Что-то не так? — Как думаете, аппарат мог вызвать галлюцинации? — Не мог… — Тогда… назовёте ли Вы меня психом, если я скажу, что видел его, когда принимал участие в эксперименте? — Кого его? — Истинного. Я видел истинного. Какова вероятность, что мой мозг просто придумал всё это в деталях? — альфа совсем не весело рассмеялся, закрывая рот ладонью. — Вот только, прошу Вас, давайте без этих «сходи к психиатру». Сэм так и застыл. Он не один. Он не один такой. Он не псих. Мутные серые глаза из-под очков уставились на альфу. Тот, почувствовав на себе взгляд, обернулся в ответ. — Я тоже… — Одна тихая фраза заставила обоих замереть ещё надолго. Так и сидели, смотря друг другу в глаза. Первым открыл рот альфа: — И… как он Вам? — Хам, — тут же отозвался завороженный омега. — А мой — зануда. — Не такой уж я и зануда, — пробурчал парень и сам не понял, к чему это было. — А я вовсе и не хам. — Ну, конечно. И пиво я ненавижу, а ещё ненавижу альф, воняющих потняком, а от футбола меня уже тошнит. — Ага, бля, это ж я вылизывал грязный член с таким выражением на лице, будто сам щас обкончаюсь. — Знаешь, что?! Я ненавижу мат! — Ну-ну, и грязные словечки тебя совсем не заводят. Я верю-верю, пизди дальше. — Да ты!.. Ты!.. Ты меня бросил! — Сэм с молниеносной скоростью подскочил с насиженного места. — Да если бы я мог вспомнить хоть одну твою примету, то тут же нашёл бы! — взорвался альфа, подскакивая следом. — Нихуя ж про себя не рассказывал! — А ты мне врал! — Я не врал, а просто не говорил! Что, уже и нельзя расслабиться, хоть немного отдохнув от работы?! — А ты и не спрашивал у меня ничего, ясно?! Просто валил и трахал! — Я тебя щас прям здесь оттрахаю, Сэмюэль! — рыкнул альфа, резко дернув его за ворот халата. — Запоминай: сделаешь от меня хоть шаг — на цепь посажу! — Оттрахает он! Ну, конечно! Да ты выглядишь как ходячий труп! — На себя бы посмотрел! И, уж поверь, сил у меня хватит! — Не нравится — не смотри! — Нравится! Я обожаю тебя, Сэмми, обожаю! Ты же… Ты же мой маленький боженька, Сэм. Сэм затих, зажмурился до звёздочек перед глазами. Глянул на альфу, запоминая лицо и этот бешеный взгляд, а после коротко усмехнулся. Тело подвело окончательно: сознание улетело почти мгновенно. **** — И, значит, поехали мы к ним на экспедицию. А там, прикинь, омеги-то все замотанные с ног до головы ходят. Страшные, жуть! Я, чесслово, обосрался, когда увидал их. Думал, они типа гусениц. Ну, знаешь, в кокон сначала заматывают, а потом нормальная омега появляется. Короче, у них как-то это не прокатывало. Не, ну, я потом одну жахнул, конечно, в сракотан, но… — Когда ж ты уже заткнешься, а? — устало прохрипел омега, закатив глаза. — А я знал, что ты не спишь. — А я знал, что ты полоумный. — Минуточку, мистер, Вы хоть знаете, с кем разговариваете? — Главный гопарь НИИ имени Рейнольдса? — Кристофер Рейнольдс собственной персоной, молодой человек. Только так и никак иначе. Совсем уже оборзели омеги: неучи, да и только, — наигранно хмыкнул альфа, чтобы тут же картинно возздать руки к небу. — И как жить в этом мире сплошных хамов? Ой, ужас какой, ужас! — Будешь так кривляться — ляжешь на соседнюю койку. Кто вообще разрешил тебе вставать? Тебе, как и мне, нужен постельный режим. — А я бы с удовольствием лёг. К тебе, малыш, — альфа беззастенчиво оскалился в похабной ухмылочке. — Ты же не против, правда? Тут же, не дождавшись ответа, омегу значительно потеснили на больничной койке. Вместе они там не поместились: один Крис занял её всю. Но альфа и не думал особо по этому поводу — просто уложил его на себя, крепко сжав в объятиях. — Полегче, полегче, я ж сломаюсь, — прохрипел Сэм, не прекращая ерзать. — А что поделаешь? Не могу не касаться тебя. — И откуда в тебе столько сил? А Крис и правда творил чудеса. Они оба теперь лежали в больничке на капельницах и строгом постельном режиме. Ну, Сэм и подняться-то не мог, а вот его пассия вполне себе свободно гуляла туда-сюда по палате. — Знаешь, как я жрать хочу? Только и дают, что кашу. Хочу мясо. Мясо! — Рано ещё. — Бред, блять. Это вы, омеги, как листик на ветру, а вот мы, альфы, покрепче будем. Я уже здоров! — Ага, здоров он. Не забыл, что только вчера заливал мне, что собираешься отчалить на тот свет? — А ты, я смотрю, нахватался-таки от меня фразочек, Сэмми. Как мило слышать такое от тебя. — Крис… Я не хочу так. Нет, в смысле, хочу, очень хочу, но не сейчас. Скажи, что всё будет хорошо, и поцелуй меня, и погладь, пожалуйста, и… — Я тебя понял, малыш, — мягко улыбнулся альфа, зарываясь ладонью в платиновый шелк. — Я люблю тебя, Сэм, больше пива и работы, и даже больше футбола, и вообще всего этого мира со всеми его прелестями вместе взятыми. Ты мой, Сэмми, только мой. Никогда. Ты больше никогда от меня не уйдёшь. Не отпущу. Крис нежно поглаживал слабое тельце по голове, расцеловывал бледное личико, не в силах оторвать взгляд. И сердце отбивало чечетку при виде его мятного мальчика. — А я верил, что найду тебя. Знаешь, и правда ведь молился. И ты услышал, ты вернулся. Как, скажи мне, после этого можно не верить, что ты и есть моё личное божество? — слишком искренне прошептал альфа, чтобы можно было принять это за шутку. — Я тебя откормлю, обязательно откормлю. Будешь у меня здоровый и счастливый. И попку твою в обиде не оставлю, на неё у меня уже грандиозные планы, но это чуть попозже, когда ты перестанешь сливаться с больничными стенами. И детей хочу, очень хочу, от тебя, сладкий мой, чтобы были у меня такие же маленькие мятные конфетки, как ты. А знаешь, куда поедем после выписки? Я уже придумал. Поедем в санаторий как настоящие старички. Там водичка странная на вкус и много осуждающих бабушек, но это ничего, хоть какое-то разнообразие. Будем над ними прикалываться. У меня в арсенале уже есть парочка отпадных шутеек, тебе понравится. А шутки я вообще на ходу придумываю, поэтому бабки там все от инфаркта подохнут. Ну, если и не все, то парочка точно. Уже легче, правда? Знаешь, что только что придумал? Надо обязательно потрахаться в грязевой ванне. Такой опыт я точно не забуду. Будем чёрными, а потом я буду долго и нежно вымывать всю грязь у тебя изнутри. Тебе понравится, солнце, обещаю. А ещё… Кристофер продолжал негромко рассказывать всякие глупости, нежно вплетая пальцы в спутанные пряди, и иногда прерывался, чтобы оставить короткий целомудренный поцелуй на носу, на лбу, на ушке или шее, на макушке, на щеках и на тонких аккуратных пальцах. А Сэмюэль медленно засыпал, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете. **** — Нет, Крис, я же уже сказал. Шутка затянулась, — ничего не подозревая, отмахнулся омега. — Пойдем лучше в комнату. Я устал, хочу полежать и… — Просто полежать? Так, мне в душ идти или нет? — выразительно поиграл бровями альфа. — До обеда осталось… полтора часа. Успеем. — Не иди, хочу… так, — смущённо прошептал Сэм, зацепившись пальцами за рукав его халата. — Ох, ты мой маленький извращенец. Тогда пойдём. Омегу на ходу подхватили на руки, заставляя ахнуть от неожиданности, и куда-то понесли. Это не напрягало, ровно до тех пока они не прошли свою комнату. Халатик, единственную вещь на нем, бесстыдно распахнули в районе гениталий, прижав к себе так, чтобы наготу ни с какой ракурса не было видно посторонним. А, в принципе, Сэму было как-то плевать. Из посторонних здесь были только бабульки с дедульками да обслуживающий персонал, но ни те, ни другие пару не смущали. Более того, их даже упрекнуть ни в чем не могли, ибо деньги воистину творили чудеса. Сэм не думал, что его альфа серьёзен. Думал, что это шутка такая. Санаторий? Ха-ха, пошутили. Он даже представить себе не мог, насколько забавным окажется своеобразный отпуск. А Крис просто взял и сделал. Крис никогда не отказывался от своих слов и всегда сдерживал данные обещания. На этом моменте до омеги кое-что дошло… И он испуганно дернулся, чтобы тут же зашипеть, когда на члене до боли сильно сжалась чужая ладонь. — Тише-тише, малыш. Тут нечего бояться. Я же обещал: тебе понравится, — возбужденно прошептал альфа в маленькое ушко, толкнув ногой белую дверь, и быстренько закрыл её на замок изнутри. — Когда ещё у нас будет такая возможность? — Какая, нахер, возможность, Кристофер? Поебаться в грязи? — недовольно пробурчал сдавшийся омега. — Это… Это мерзко! — Да ладно тебе, Сэмми. Халаты с обоих полетели в ебеня, и альфа с довольной улыбочкой уже хотел опустить возлюбленного в неглубокий бассейн с целебный грязью, но не тут-то было. Сэм завизжал и вцепился в него словно кот, обвивая всеми конечностями и вполне ощутимо впиваясь аккуратными ухоженными ноготочками прямо в его спину. — Ты такой милый. Кристоферу веселился — Сэм это видел. Крис, не запарываясь отодрать его от себя, спокойно залез внутрь, естественно, вместе с ним на руках. Сэм снова завизжал, ощутив первое соприкосновение грязи с кожей. Крис, скотина, заржал. — Волосы! — вдруг вскинулся Сэмюэль и обречённо застонал. — Как я теперь волосы отмывать буду?! Альфа лишь пожал плечами. Отмоются как-нибудь. Хотя шикарная платиновая шевелюра почти до самой задницы и правда поражала. И Крис обожал перебирать эти прядки, наслаждаясь нежной близостью, обожал наматывать их на кулак и дергать на себя уже во время другой, не менее приятной близости, да и просто смотреть на них было прикольно. Красивые, безумно притягательные и приятные на ощупь. — Ну, и что ты на меня так смотришь? Что мне с волосами-то делать? Отрезать? Спасибо, Кристофер, всегда мечт… — больше Сэм не говорил, просто потому что не мог, просто потому что его с головой утопили в грязи. — Уёбок! — отплевывался омега и размазывал грязь по лицу, тщетно пытаясь убрать. — Ай, бля, какой ты смешной. На нигера похож, — ржал альфа, но ржал недолго, ибо его самого тут же утопили. — Сэмми, блять! — Я не блядь, я просто люблю члены, — всё ещё отплевываясь от грязи, пробурчал Сэм. — Чё ты там про члены спизданул? — Сказал, что кое-кто скоро останется без него. Альфа удивлённо смотрел на него какие-то пару секунд, а после вновь залился искренним хохотом. — Ну ты смешной, Сэмми, я не могу. Такие милые угрозы. Значит, мне пора начинать молить о пощаде? — Можешь начать с того, что отнесешь меня в душ, — недовольно хмыкнул омега, придирчиво осматривая любовника, всего коричнего от грязи. И кто бы ему сказал, почему такая, казалось бы, нелицеприятная картина по-странному возбуждала… — Сэмми, иди ко мне, — Крис тепло улыбнулся, протянул к нему руки и вскоре пересадил к себе на колени. — Помнишь, что я тебе обещал? Я обязательно вымою каждую клеточку твоего тела, даже там, внутри, всё-всё вымою, но только после того, как ты перестанешь ломаться, окей? — Да пошёл ты!.. Гневно речь омеги прервали поцелуем. Во рту чувствовался слишком явный привкус грязи с чужих и своих губ. Это ощущалось странно, это ощущалось мерзко. Или, по крайней мере, должно было так ощущаться. Сэм жадно отвечал на поцелуй, пока не оборвал себя громким всхлипом, когда пальцы альфы нашли его эрекцию. Опомниться ему не дали: прижали ближе почти до ломоты в теле, и, освободив губы, перешли к шее, мягко посасывая чувствительную, но такую грязную кожу. О собственной чистоте думалось всё меньше, о чистоте возлюбленного — и того меньше. С уст срывались полные удовольствия всхлипы и стоны, а разум застилало пеленой возбуждения. Да, чутка извращенцем он оказался. Да, был момент. Но не он же один, ей-богу!