После тебя

«Всё напоминает о тебе, а ты — нигде. Остался мир, который вместе видел нас В последний раз»

      Дождь забарабанил по крыше, косой стеной врезался в окна, бессмысленно разбиваясь о них. Машинально Микаса начала расставлять кастрюли, но, вздохнув, вновь собрала их. Крышу недавно перекрыли, поэтому течей уже не могло быть. Жители Парадиза, как никогда раньше, сплотились, отстраивая новую жизнь. Жизнь на костях, как с горечью подмечали некоторые.       Вернувшись к обычным бытовым мелочам, как помыть посуду и расставить ее в небольшом шкафчике, Аккерман устало опустилась на стул уже в самом начале. В памяти всплыли образы, когда она выливала воду из кувшина на тарелки, которые намывала Карла, а после передавала Эрену. У него всегда неплохо получалось вытирать досуха каждую и аккуратно складывать в стопку. Это было удивительно, учитывая, насколько он быстро выходил из себя и как часто что-то мог случайно уронить. Но это занятие, казалось, наоборот помогало ему сосредоточиться и даже успокоиться.       «Ничего. Вытереть и потом можно. Не страшно».       Собравшись, составив мокрую посуду в небольшую стопку, Микаса решила направить кровать, только чтобы поскорее переключиться от воспоминаний, окрасившихся в серо-голубой печальный цвет.       Эрен всякий раз нервничал, когда дело доходило до перестилания кровати, путался в пододеяльнике, ворчал и в итоге получал от Карлы за несобранность. Микаса частенько, пока Эрен не видел, перестилала все сама, а после на все его вопросы только неопределенно пожимала плечами.       Простыня морщилась, никак не хотела заправляться под матрас, и Аккерман обреченно плюхнулась на кровать, окончательно все сбивая. Нет. Так тоже нельзя было успокоиться.       А как было можно? Чем бы Микаса ни занималась, во всем видела присутствие Эрена. Заготовка дров, рыбалка, развешивание белья… Все и всегда сводило ее мысли только к одному человеку, и от этого можно было бы сойти с ума. Но Микаса держалась. Она научилась видеть в этом и что-то светлое, убедив себя, что пока она хранила в своей памяти эти осколки, то Эрен Йегер оставался с ней.

«Время пройдёт, и ты забудешь всё, что было С тобой у нас, с тобой у нас»

      Слишком хорошо она знала Эрена, чтобы не понять, что он не хотел бы, чтобы его забывали. И эти его слова о необходимости жить дальше, постараться забыть его… Он произнес их с одной целью — дать шанс Микасе на новую жизнь. Хотя она и чувствовала, что внутри него кипело совсем другое, совсем иные мысли занимали его голову. Но он так и не решился озвучить их. Да и для чего? Разве, скажи он о своих чувствах, он смог бы выполнить то, что ломало его все это время, что, не спрашивая, возложила на него Имир?       Только Микаса не собиралась забывать. Не собиралась отпускать. Она сделала свой выбор уже давно. Как и Эрен свой. Они никогда не озвучивали своих чувств друг другу, но всегда внутри понимали, что все намного глубже, сильнее.       Нет. Нельзя забыть просто так часть своей жизни, приказать себе вырвать ее из памяти, из сердца.

«Нет, я не жду тебя, но знай, что я любила В последний раз, в последний раз»

      Время всегда идет, не обращая внимания ни на что. Но Микаса знала, что время не способно лечить. Разве что могло обмотать бинтом, который постоянно цеплялся, спадал и обнажал больное место. Ровно до тех пор, пока не приходило осознание, что вернуть ничего нельзя, что необходимо жить дальше. Что голос Эрена больше никогда не удастся услышать, что он никогда не войдет в дверь…       Внутри остался только уродливый шрам. А вот сгладится он или нет, зависело от многих факторов. Но время тут ничем не могло помочь. Только лишь тянулось безжалостно долго. Настолько было его теперь много, что Аккерман иногда злилась. Зачем ей оно? Зачем ей мир, если рядом не было его?       С сердца Микасы постепенно спадал бинт. С каждым прожитым годом. Шрам постепенно затягивался, благодаря собственным силам, благодаря друзьям и их поддержке.       Раны затягивались, вокруг все менялось. Но не менялись и не исчезали чувства. Они вросли в кости, сплелись с венами, впитались в кровь. Даже одни мысли, что можно полюбить кого-то еще приносили боль. Одной было проще. Одной было легче. Возможно, кто-то и назвал бы это страхом перед новыми отношениями, возможностью очередной потери, но Микаса просто знала, что настолько сильно уже не способна была любить. Выгорела. Полностью. В ней совсем не осталось даже малейшей свободной искры, которую она могла бы разжечь хоть в маленький костерок. Ведь она любила только однажды, пусть и не ждет больше его возвращения.

«Дни пройдут, не знаю, сколько зим и сколько лет. Быть может, я смогу быть счастлива с другим, А может, нет. Пусть ничто не вечно под луной, Но ни на час, Я не забуду дня, когда ты был со мной В последний раз»

      Микаса допускала, что могла бы встретить человека, с которым смогла бы прожить вместе отмеренное время, но… Она никогда бы не стала его обманывать, говоря громкие слова. Разве есть те, которые способны довольствоваться меньшим, чем могли бы иметь?       Эрен всегда хотел иметь семью, Микаса помнила это. Как и то, что он хотел бы для нее этого. Или… Скорее… Хотел бы стать именно тем, с кем она могла бы создать эту самую настоящую семью. В небольшом домике где-нибудь на окраине. Их маленький собственный рай.       Только даже такие скромные, казалось бы, желания не вечны. И не всему в жизни суждено сбыться.       Найти себе другого человека, завести с ним семью… Микаса долго думала над этим, но так и не смогла найти верное решение. Да и было ли оно? Ее семьей был Эрен. Он был ее миром. Он был тем самым единственным, о котором помнят до конца. Единственная любовь, которая умирает вместе с любящим сердцем. Сердце Микасы все еще билось, а это значило, что и ее любовь была жива.