И смеётся.

Розария холодная, стоит на неё взглянуть. Кожа её совсем бледная. Кисти тонкие и худые, пальцы, кажется, почти острые от выпирающих костей. Выше то, что напрочь отличается от столь женственных кистей — мышцы виднеются сквозь фарфоровую кожу, украшенную узором вен. И почти все — под перчатками и рукавами. Лишь плечи с торчащими ключицами — и те вскоре скрываются под сестринской формой. Розария холодная, стоит взглянуть ей в глаза. Взгляд её бордовых глаз тоже холоден. Она смотрит этими самыми глазами куда-то в сторону, и Кэйа видит, что озорного огонька как у любого жителя Мондштадта в этом взгляде попросту нет; словно мертва она. Потягивает вино из большой кружки, что в ладонях её из-за размеров неуместно смотрится. Розария всегда выслушивает Кэйу, сколько раз пили они вместе, сколько раз оказывались наедине случайно — нет ничего интимного, лишь мысли капитана и спокойное угуканье сестры. Розарии холодная, стоит увидеть, как она уходит. Спина ровная, шаги изящные, клобук, на голове сидящий достаточно прочно, ритмично покачивается, стук каблуков затихает. И Кэйа, кажется, остаётся один. Таверна полна посетителей, но чувство одиночества вновь и вновь грызёт пьяную голову, заставляя уложить чело на барную стойку. — Ты платить будешь? Мы закрываемся уже через час. Кэйа поднимает взгляд на Чарльза, роется в кармане и кидает монетки на стол. — Мне ещё один. Тут с его учётом. — В другом кармане порылся, нашёл ещё несколько монет. — И чаевые. — Неряшливо бросил на стол. Чарльз молча наливает ему вина, убирая бутылку обратно под стойку. Все размывается. Но, кажется, рядом все ещё сидит сестра церкви фавония, готовая выслушать. И Кэйа говорит. Тихо очень, шёпотом. Розария до сих пор холодная — и в бою такая же. Под стать своему элементу. Разрубает хиличурлов неудобным древковым оружием словно режет овощи, справляется с ним лучше, кажется, чем Кэйа мечом. Так со стороны он видит. Это не двуручный меч. Но все равно выглядит тяжело. На тонких каблуках двигается грациозно и легко, словно босиком по траве скачет. Останавливается у горы трупов, вонзив копье в снег. — Я тебя слышу, выходи. Кэйа выходит с поднятыми руками, улыбается привычно и наблюдает, как девушка легко вынимает и растворяет оружие в воздухе, сомкнув глаза и сведя брови до морщинок. Вновь раскрыла тяжёлые веки, сонно взглянула в чужие глаза. — В таверну? — В таверну. И Кэйа вновь улыбается, идя рядом с ней. Ни о чем не говорят — молча следуют к привычному месту встречи. Розария холодная… И холодом разбивает сердца. Наверное. Кэйа рад такому другу, который выслушает через стакан, другой хорошего вина. Советы иногда даёт. И рад был бы, будь этот друг капельку ближе. Но вновь он видит стройную спину, ритмичные веяния клобука и слышит стук каблуков; скрип двери. И снова капитан один. Розария холодная. И льдом владеет холодным. Лёд этот разбивает другой лёд слишком легко. Даже если лёд этот когда-то был чьим-то сердцем.