Какая разница

Если бы ненависть была бомбой, от этого грёбаного города, от этой страны, от этой Вселенной давно не осталось бы ничего, кроме разрозненных атомов. Но сейчас у ЧэнМэя на ненависть не хватало воодушевления. Им овладело отупляющее равнодушие и апатия, и он не знал, хочет ли, чтобы это изменилось. А зачем? Он никогда не был ни в психушке, ни в камере смертников, но полагал, что его нынешняя тюрьма что-то среднее между ними. Он убедился — отсюда не сбежать. Полностью изолированное помещение на каком-то очень высоком этаже. Здание в центре Пекина, ЧэнМэй узнал расположение улиц и другие ориентиры. Вряд ли офис их продюсерской компании, но где-то неподалеку. Только эти сведения ему всё равно не помогут — отсюда не сбежать, он пытался много раз. Даже «сбежать», покончив с опостылевшей жизнью, невозможно. По крайней мере ЧэнМэй пока не нашёл способа. Тут нечем пораниться — все стены из мягкой резины, даже в туалете. На небьющееся окно наложено защитное заклинание. Однажды ЧэнМэю удалось его преодолеть, но грёбаное стекло лишь спружинило, когда он на него кинулся. Всё, чего он достиг — разбитый нос и новое, ещё более сильное заклинание, которое теперь держало его на расстоянии метра от окна. Нос не жалко, ЧэнМэй перестал жалеть это тело, оно не оправдало ожиданий, хотя и прослужило очень неплохо двадцать лет. Но он-то рассчитывал на сорок или пятьдесят, может быть даже больше. А вот как вышло. Он с неприязнью уставился на культю. Тонкая розовая кожа и алые рубцы выглядели отвратительно. Казалось, он всё ещё сумеет пошевелить отсутствующими пальцами, сжать ладонь в кулак. Мозг не смирился с потерей руки даже спустя… месяцы. Сколько времени прошло, ЧэнМэй не мог определить, дни сливались в один бесконечный в этой мягкой тюрьме. Он лишь через окно наблюдал, как светлая пора суток сменяется тёмной, льёт дождь или светит солнце. Ему, как изощрённое издевательство, оставили эту связь с внешним миром, чтобы он окончательно не потерялся. Иногда приходил Лю. Поначалу ЧэнМэй его ненавидел, теперь же даже ждал посещений. Они вносили разнообразие в тусклое существование. С ним можно было хотя бы поговорить, слыша в ответ не собственные мысли, а живой человеческий голос. ЧэнМэй думал, что Лю будет уговаривать его присоединиться к их ордену или принуждать делиться знаниями, но тот и не заикался об этом. На одной из первых встреч Лю показал новостной репортаж о том, что наследник «империи» Ван, Ван ХаоСюань разбился в горах Хуншань на личном легкомоторном самолёте. В результате поисково-спасательной операции были найдены обломки летательного аппарата и фрагменты тела. Ввиду сложного рельефа местности тело целиком обнаружить не удалось, и Ван ХаоСюань был признан погибшим. Во все следующие встречи они больше не касались событий внешнего мира. Как два грёбаных философа прошлого они обсуждали поэзию и трактаты древних мудрецов, попивая простецкий чай из картонных стаканчиков, словно Тайши Улун из тонких фарфоровых чашек. ЧэнМэй слушал глубокий спокойный голос Лю, разглядывал его широкие плечи и длинные пальцы и ловил себя на мысли, что не прочь завладеть этим сильным телом и положением одного из первых лиц в Юнь Мэн. Обходиться лишь левой рукой ЧэнМэй до сих пор не приспособился. Приходилось помогать себе культёй, и только лишь её вид взвинчивал раздражение, и без того никогда до конца не отпускавшее. Надо было сразу отдать в переплавку чёртов меч, дважды оставивший его без руки! Не стоило надеяться, что получится использовать столь сильное магическое оружие в своих интересах. Недооценил его мощь, переоценил себя, и всё пошло прахом. Обряд нарушился, душа даочжана так и продолжает витать драгоценными пылинками где-то в безмерных просторах за границами миров. В следующий раз… Взгляд упал на примятый ободок «безопасного» бумажного стаканчика. Да о чём он думает?! Кто даст ему переродиться, о какой следующей жизни он мечтает?! В досаде Чэнмэй стиснул кулак, расплющивая дурацкую картонку. Чай выплеснулся и брызнул во все стороны. — Тебя сегодня называть господин Син или Сюэ Ян? — спокойно поинтересовался Лю, словно бы не замечая жёлтых влажных пятнышек на своих коленях. Сколько же душ ЧэнМэй растоптал, умертвил, но, кажется, ни одна не была такой желанной, как его. Вот душу Лю он бы уничтожал долго, с особым наслаждением, жаль что не может. А ведь первым телом, сознательно захваченным ЧэнМэем, стал именно его предок. Не прямой, конечно. ЧэнМэй точно знал, что у двух Нефритов клана Лань не имелось наследников. Ведь первое тело — это и был Лань СиЧэнь. Мальчишке, в котором переродилась душа Сюэ Яна исполнилось семь, когда он вместе со странствующими даосами попал в Гусу. Стоило немалых трудов упросить их оставить его там. Даосы неплохо зарабатывали, показывая народу крохотного мальчонку, читающего сутры и умеющего красиво писать. Простые людишки, не выучившие в своей жизни ни единого иероглифа, отсыпали щедрые пожертвования для удивительного малыша. Сюэ Ян был уверен, что без него монахам стало куда голоднее жить. Его собственная жизнь в Гусу не стала легче. Кормили там впроголодь, послушников, независимо от возраста и талантов, гоняли так, что они еле доползали до кроватей, чтобы в пять утра уже вскочить и начать новый тяжёлый день. Но Сюэ Ян знал, ради чего он это делает, и был упорнее, чем все остальные вместе взятые. Вскоре, оценив его старания и умения, наставник позволил ему оставаться на час дольше в библиотеке читать книги из собрания клана Лань. После этого раздобыть ключи, чтобы попадать туда без ведома наставника, было делом техники. Несколько недель Сюэ Ян по ночам очень тщательно обследовал помещение, полка за полкой, дощечка за дощечкой, пока не нашел вход в запретную секцию. Тайное собрание книг интересовало его куда больше общедоступного. Именно там он и обнаружил трактат мастера Вень Чжэ о перемещении душ. И Сюэ Ян осознал, что вовсе не обязан прозябать долгие годы в тощем некрасивом теле деревенского мальчишки. Он словно обрёл новую надежду! Осуществить это казалось не особенно сложным. Выбранный человек и тот, кто хочет переместить свою душу в его тело, должны оказаться вместе на грани смерти. Желательно, но не обязательно, чтобы именно выбранный был сознательно или случайно повинен в гибели второго. Вот в этот момент, когда обе души висят на волоске, и открывается лазейка, через которую возможно проскользнуть в чужой «сосуд». И дальше уже противоборство — та душа, что сильнее, та и останется. А повергнутая либо уходит добровольно в Диюй, либо иссыхает и рассыпается в пыль. Было страшно, что можно умереть безвозвратно, или вообще потерять душу, будучи побеждённым. Но Сюэ Ян был уверен, что ему хватит сил на осуществление плана, и его душе на то, чтобы одолеть любую другую душу. Однако, у восьмилетнего ребёнка не так уж много возможностей подстроить чью-то смерть в мирной рутине горной обители. Ни одна попытка не приносила результатов, пока Сюэ Ян не придумал разобрать черепицу над кроватью одного из старших учеников. Во время дождя тот вымок и полез чинить крышу. А там Сюэ Ян смазал жиром черепицу и сложил её так, что удержаться на ногах у юноши не было шансов. Замирая от ужаса, он стоял внизу и ждал падения. Всё получилось, как он и рассчитал. Да только смерть слишком непредсказуемая штука — соученик с грохотом свалился на Сюэ Яна сверху, но был настолько больше его по размерам, что маленькое тело не смогло смягчить удар. Юноша размозжил голову о камень и умер. А Сюэ Ян остался калекой, сломав ногу. Лежа в лазарете и ожидая, пока срастётся кость, он обдумывал другой план. Едва выйдя из лечебницы, Сюэ Ян немедля приступил к действиям. Результат получился ещё более неудачным, чем в первый раз. После сезона дождей, наступило время жары. Солнце высушило траву и кусты, можжевельник и сосны истекали душистой смолой. Устроить пожар оказалось плохой идеей. Сюэ Ян надеялся, что огонь быстро потушат и пара-тройка человек, задохнувшихся в дыму, не будут большой жертвой. Однако пламя разгорелось пугающе стремительно и за считанные минуты охватило дом, где жили ученики, а оттуда перекинулось дальше на другие постройки. У хромого мальчишки практически не было шансов убежать. Сюэ Ян лежал на полу, закрыв голову мокрыми рукавами и молился, чтобы судьба дала ему снова переродиться. Кто-то вытащил его из горящего здания, но сам погиб в огне. Как и ещё несколько десятков людей. Огонь уничтожил больше половины обители, на месте ухоженных дорожек и побеленных домов теперь чернели редкие устоявшие балки и кучи дымящегося угля и золы. Оставаться в Гусу не было никакого смысла, но куда мог податься маленький калека? Сюэ Яну было жать тратить здесь время, однако он решил подождать несколько лет, пока подрастёт и немного окрепнет. Тогда он впервые увидел главу клана Лань. Древний старик из-за постигшего Гусу несчастья прервал своё многолетнее затворничество и вернулся. Ему было уже, наверное, больше ста, но высокий рост и прямая спина придавали ему величественный вид. Если бы не белоснежные волосы, убранные под гуань из нефрита и серебра, его с расстояния в десять шагов можно было бы принять за молодого мужчину. Вблизи, конечно, были видны глубокие морщины, оставленные возрастом, и печать усталости на благородном лице. К нему относились, как к святому, к небожителю, вдруг сошедшему с небес. Слушались не то что с полуслова — с полужеста, угадывали желания и старались услужить. И тогда Сюэ Ян решил, что хочет его тело. Пусть оно было старым и не могло продержаться долго, но уж очень соблазнительно было ощутить этот всеобщий трепет и обожание, а ещё вкусить сладость власти. Немного изворотливости, и Сюэ Ян стал прислуживать главе за столом. Подавал еду, разливал питьё — должность как раз для слабосильного хромоножки. Когда к нему привыкли и перестали следить за всеми его действиями, подсыпать в чайник яд, украденный у лекаря, не составило никакого труда. А потом: «Подождите, глава, у этого чая какой-то странный запах. Разрешите я попробую», один глоток и горло перехватило. Падение прямо на колени Лань СиЧэню произошло почти случайно, хотя именно так Сюэ Ян и планировал. Но ему было настолько плохо, что он уже не сознавал, что делает. Лишь где-то там билась мысль — «Он должен впустить мою душу, должен!» И вдруг адская боль в горле и в желудке пропала, лишь бешено колотилось сердце. И Сюэ Ян понял, что смотрит, как подёргиваются тусклой плёнкой глаза маленького уродливого мальчика на его коленях. Он брезливо спихнул тощее тельце на пол, чтобы кровавая пена, испачкавшая смуглое плоское личико, не попала на белые шёлковые одежды. — Лань СиЧэнь, глава клана Гусу Лань, — произнёс он про себя, примеряя новую личину. — Поверь, в том, чтобы быть мной, нет ничего хорошего, — отозвался другой голос. Он звучал моложе и гораздо более устало, и Сюэ Ян не сразу понял, что это душа главы. — Это я сам решу, — огрызнулся Сюэ Ян. — Тогда, мне уже можно уйти? Сюэ Ян опешил. Он думал, что душа главы будет сопротивляться, а ей самой не терпелось покинуть тело. — Куда ты так торопишься? — На встречу. Я и так ждал уже слишком долго. — Так зачем же было ждать? — Родственные души находят друг друга из поколения в поколение. Но душа самоубийцы разбивается на осколки, рассыпается в прах. Чтобы ей собраться воедино, нужны многие тысячи, десятки тысяч лет. Спешка обернётся ещё более длительным ожиданием. — А разве нельзя собрать разбитую душу? — Не знаю, я не слышал про такое. И надо ли? Если это твоя родственная душа, то сила любви притянет разбитые частицы со всех уголков вселенной, и рано или поздно, вы встретитесь. И Сюэ Ян ощутил, что остался в этом теле один. После первой удачи, обряд с каждым разом получался у него всё проще. С тех пор он сменил множество тел, уничтожил множество душ. Он помнил слова старого Ланя, но не желал просто покориться судьбе и ждать. А, может быть, не был до конца уверен, что души его и даочжана СинЧэня родственные. Наступил вечер, затем ночь. Лю давно ушёл, лужицы чая высохли, превратившись в еле заметные желтоватые пятна. Толстые стены не пропускали посторонних шумов, и все звуки, что ЧэнМэй слышал, шорохи одежды, поскрипывание резиновых поверхностей, сопение и вздохи издавал он сам. Город за окном стал похож на карту, нарисованную светящимися линиями и точками на тёмном фоне. Небо тоже не было чёрным — тяжёлые облака смога казались жёлтыми, отражая сияние городских огней. И лишь кое-где в разрывах проглядывал звёздный купол, совсем тусклый по сравнению с созвездиями фонарей внизу. ЧэнМэй лёг, чтобы город не попадал в поле зрения. Он не хотел его видеть. В нём копошились, торопились жить свои жалкие жизни миллионы людишек. Он был от них сейчас так же далёк, как и от звёзд. Но где-то там, в запредельных глубинах жёлто-серого неба, тянулись друг к другу, стремясь сложиться в целое, частички души, которая была для него всем. Той души, которая, он верил, бескорыстно любила его. Вселенная бесконечна, в её бескрайних просторах рождаются и умирают звёзды. Вечность терпелива. Время и пространство теряют свою значимость, когда судьба решает свести две души вместе, истинная связь им не подвластна. Если душам суждено встретиться, какая разница, когда и где это произойдёт? -----------------------------------------------------------------------