Мой раб Люциус

Можно было лишить раба подпитки, можно было надолго запереть и бросить одного, но сейчас Гарри казалось, что он сможет проучить Люциуса более простым и приятным (для себя) способом. Он почти волоком протащил его через всю библиотеку, за шиворот, заставляя хрипеть и извиваться. — Просунь руки через каминную решетку. Вот так, — и Гарри защелкнул на них наручники. — Я мог бы просто высечь тебя, но ты же просто кончишь подо мной, и все, верно? Лежи. И не смей брыкаться. Гарри стащил с него брюки, обнажая задницу, сорочку попросту убрал уничтожающим заклинанием, обнажая белую мраморную кожу. Такая нежная — жаль будет испортить ее. Но кто виноват, что негодный раб снова своевольничал. — Ты проверяешь меня на прочность, но пострадаешь от этого сам. Как неумно, Люциус. Он не собирался позволять ему кончить, а потому довершающим картину штрихом стало узкое кольцо, надетое на основание члена, не дающее кончить. Потом пришел черед плети. Она секла мягко, не рассекая кожу до крови, но хлестко, и звук, с которым она рассекал воздух, походил на шипение змеи, злой и угрожающий. Гарри размахнулся. Поперек спины горели наливающиеся красным цветом полосы. После первых взмахов не раздалось ни звука. — Что с тобой? Прикусил язык? Что нужно сказать? — подошел к нему Гарри, намотав светлую гриву волос на руку и принуждая запрокинуть голову. — Мне, может быть, продолжить? Ещё раз пройдясь по его коже, Гарри услышал подавляемый всхлип и судорожные вздохи, указавшие на то, что лорд Малфой еле держится. Стоны и вовсе отозвались музыкой. Один удар за другим. Гарри проникал при этом в его разум, чувствуя все его закоулки, всю гордость и ненависть к себе, что заставляло усмехаться. "Ты, наверное, уже готов кончить, да? Покажи мне себя, Люциус", — приказал он. Рывком поднял к себе его бедра, раздвигая их коленом, с удовлетворением оглядел перехваченный кольцом член, уже налившийся желанием — он явно причинял Люциусу массу неудобств, учитывая, как тот стремился потереться об его руку, чтобы кончить. Вместо этого Гарри довольно чувствительно сжал его мошонку. — Уже готов, — заметил он. — Течешь весь, — и он размазал капли смазки по головке члена, покрасневшей и очень чувствительной. — Что же мне с тобой сделать, Люциус? Он окончил экзекуцию, отцепил Люциусу руки. — Вставать я не разрешал. Следуй за мной так. На четвереньках, — и Гарри пошел бок о бок с ним, точно выгуливая породистого пса. Устроился в удобное кресло, приказывая сесть рядом. Наблюдая за тем, как Малфой устраивается подле него, низко опуская глаза, усмехнулся. Останавливаться он не собирался. Более того, хотел поиздеваться, заставляя Люциуса вытягиваться в струну, как только плеть коснулась кожи, обжигая и кусая, пока он опускал голову ниже, роняя тяжелые слезы. Видимо, зря он признал свои ошибки. И больше не допустит подобного. Если Поттер хочет бездушную игрушку, он ее получит. Именно поэтому он закусил губу, когда за волосы потянули. Поттер ждал извинений, но получил вместо них стальной взгляд, полный злобы и выплюнутое: — Пошел к черту, Поттер. И шел бы. Катился колбаской. Пусть тело его предает, но это всего лишь действие заклятья. В настоящей жизни, у него бы не встало на этого мальчишку. Никогда. Ни за что. Он кусал губы до крови. И чувствовал, как аврор проникает в разум. Грубо, даже не скрываясь, посмеиваясь на его попытки выбросить его к чертовой матери. И уж конечно, стоны были. Вот только от болезненных ли они ощущений, или от того, что член снова стоял как каменный? Отвечать даже себе на эти вопросы Люциус не стал. Только голову опустил ниже, тяжело дыша, и ожидая нового удара плети. Или же у Лорда хватит фантазии еще на что-то? Хватило. "Просто соберись. Не показывай эмоций. Вспомни собрания Пожирателей и сделай вид, будто ты на одном из них," — Малфой уговаривал сам себя, дыша медленно и вдумчиво, чувствуя, как горят спина и бедра. Ничего, это, как и самолюбие, заживет. Медленно передвигая коленями и руками, они дошли и до кресла. И снова Люциус сел, сложив руки на коленях и глядя в пол, или в сторону, будто бы Поттера тут не существовало вовсе. Ни малейшего интереса, даром что член стоит в проклятой игрушке, сейчас прижатой ладонью к коленям, пока Люциус тяжело выдыхает и готовится к следующему шагу — мало ли что еще Поттер придумал в желании наказать за такую мелочь? Или просто выпускает пар после стычки с Уизли? Ну да, конечно... Кто подойдет для этого лучше, нежели личный раб. Юноша сглотнул и негромко выдохнул. — Не изображай страдальца, — заметил Гарри. Тон его был вроде бы даже участливый, но на самом деле довольно холодный. — Ты прекрасно знаешь, где провинился. И это не мелочь. Как он не понимает, что ему важны их вечера, учитывая, что он, Поттер, большую часть времени слишком занят и не может валяться с ним на постели целыми днями? Гарри потянул Люциуса к себе, уложив белокурой головой себе на колени. Погладил, заводя длинные пряди за уши. Провел ладонью по спине, снимая часть боли и жжения. Опустил взгляд вниз и усмехнулся. — Кажется, ты все еще желаешь меня, хоть и проклинаешь на чем свет стоит? Значит, хозяин я не такой уж плохой... Да? Или нет? Потом он, взяв его за волосы на затылке, без лишних слов уткнул себе в пах. Расстегнул ширинку, высвободил собственный давно стоявший член, недвусмысленно уткнул в него снова — а Люциус еще и закрутил головой. — Как это не хочешь? — фальшиво изумился Гарри. Рука сама потянулась за плетью. Её древко он ткнул ему в рот, явно угрожая. — Если тебе выбить зубы, сосать ты, наверное, станешь только лучше и успешнее. Поэтому не зли и не надейся оттянуть момент. Малфой покорно раскрыл рот, в этот раз заглатывая все, даже давясь и кашляя, и Гарри методично насиловал его горло, упираясь в его гортань, проезжаясь по влажному языку. — Посмотри на меня, Люциус. Подними глаза, — обратился он. — Неужели ты и впрямь меня ненавидишь? Хозяина надо любить, Люциус. Я люблю тебя, несмотря на то, что ты огорчил меня сегодня два раза — когда сбежал без спроса и когда ужинал без меня. Терпение — вот добродетель раба. Запомни. Или ты забыл про контракт? Затем он еще несколько раз принудил насадиться ртом на себя и обильно кончил, забрызгивая красивое обиженное личико. Когда чувство блаженства после долгожданной разрядки прошло, Гарри опустил взгляд на Люциуса: у того член так и рвался из клетки. Гарри коротко сообщил, что прощает его, а следом уложил к себе на колени, довольно бережно. Ладонь его прошлась по груди, вдоль живота, к паху, после чего Гарри высвободил его из кольца, поглаживая. — Можно, Люциус. Тот, всхлипывая, тоже излился, и Гарри некоторое время держал его на руках. Снова собрал его семя пальцами, прикладывая к губам. — Покажи мне еще раз, как красиво умеешь вылизывать, — попросил он. Люциус, надо признать, выглядел после наказания не лучшим образом, и Гарри подхватил его на руки, после чего понес к своим покоям и сам уложил в ванную с теплой водой. Вода и несколько заклинаний убрали наиболее заметные отметины и утихомирили боль. — Тебе стоит поупражняться с палочкой. А ещё я бы очень хотел вывести тебя в свет, но после побега при виде Уизли уже не уверен. Конечно, мне бы хотелось похвастаться столь прекрасным спутником, но, Люциус, сбегать каждый раз — не выход. Неужели ты испугался Уизли? Раньше, помнится, ты ставил их на место парой хлестких фраз — и все. Несмотря на предложение, Люциус все ещё дулся — на ласки не ответил и принял вид оскорбленный и скучающий. Гарри, несмотря на это, столь же бережно поднял его из ванны и помог добраться до постели, после чего лег за его спиной, приобнимая. Малфой досадливо дергал плечом, и Гарри медленно поглаживал его то по плечу, то вдоль талии. — Раньше — я был человеком. Так Малфой и ответил. Коротко и хлестко, отворачивая голову в сторону и мягко покачиваясь в воде. Надо бы было помыться, но чертов Поттер даже тут не желал оставлять его в покое, поэтому пришлось буквально вытаскивать себя, заставляя брать в руки мочалку и остервенело смывать с тела хоть какие-нибудь остатки спермы и запах Поттера в принципе, предпочитая пахнуть противными травяными и химическими ароматами. И как магглам могло такое нравиться, черт подери? Вонь же жуткая? Хозяин вытащил из воды сам. Вытер и даже понес в кровать, но и там его в покое не оставили, как бы он сам на это не надеялся. — Продолжим этот разговор позже, раз уж сегодня ты не настроен на разговор, — милостиво предложил он. "Лучше бы я в тот момент отказался. Или умер", — мысли проносились в голове, будто сошедшие с ума совы. Люциус полностью погрузился в свои раздумья и, пожалуй, не хотел и не желал ничего замечать. Даже минет, если это можно было так назвать, делал чисто машинально — ничего общего с вечером, когда он изображал Леди и сам соблазнял и ласкал его. Во рту стоял привкус спермы, в том числе своей, и кажется, он кончил, избавившись от этого тянущего ощущения внизу живота, после чего Люциус только облегчённо вздохнул. Правда, Люциус не был бы Люциусом, если бы не дождался, пока Поттер не уснет и не отодвинулся от него на край кровати, предварительно все подушки выстроив в виде баррикады между ним и этим телом. Медленно, осторожно, чтобы не спугнуть Поттера с его чертовым чутким сном. Вот только самому уже спать не хотелось от слова совсем. Пережитая порка болезненно напоминала о себе и не столько физически, сколько морально. Плеть, лежащая на кресле, была поднята с чувством разгорающейся ярости... и выброшена гореть в камин к чертовой матери. Ложиться не хотелось и он, подхватив покрывало с кресла, залез на широкий подоконник, закрывая вечно мерзнущие ноги в подобие искусственной шерсти и приваливаясь к высокому окну боком. Он любил так в детстве сидеть, в коконе, глядя на открывающийся вид. Жаль только устроился слишком удобно и вряд ли сможет открыть окно — оно или зачаровано, или разбудит ещё этого изверга. Дверь наверняка под запретом, как самое высокое окно — Поттер всё ещё следил, чтобы он снова не покончил с собой, и признаться, мрачные мысли снова начали возвращаться в его платиновую головушку. Пальцы осторожно очертили на окне непонятные символы. Ему был виден кусочек леса, опушка, луг, какие-то загоны. Цисса говорила, когда только родилась, их отец увлекся разведением каких-то магических животных, правда, ненадолго. Увлечение прошло, а постройки остались. В постель он так и не вернулся. Сначала смотрел на живущий за окном мир и очень много думал. И о себе, и о Поттере и о том, что разум-то остался в прежнем теле, как и память. Что он помнит слишком много, чтобы вот так сдаться или стать послушным просто потому, что лорду Поттеру захотелось его мягкой задницы. Женился бы уже, и дело с концом. Он же наследник двух или трёх родов, чего ждёт? Да и любая бы под него легла, лишь бы получить признания и денег. И инструмент манипуляций, чего уж скрывать, это Люциус понимал как никто. Цисса же добилась, чтобы они с лордом разошлись. Чтобы Драко пошел в Хогвартс вместо Дурмстранга. Чтобы они аннулировали брачный договор. Скорее всего, у нее кто-то был и она готовилась к побегу. Может даже празднует сейчас победу в другой стране с кем-то, с кем она более счастлива, чем была с ним. Люциус прикрыл глаза — дремота наваливалась неумолимо, несмотря на то, что он ощутимо мерз, и плед его не спасал. Видимо, снова магические выбросы или что-то ещё... С чем он разберётся утром. Так его и утащил Морфей в свои сети, под раздумья и сны, больше похожие на кошмары, ведь зелья Малфой больше не принимал, и пусть тело уже исцелилось, а вот душа не очень. После этого эксцесса отношения между ними установились ровные, но скорее холодные, да и Гарри чаще был занят — даже до постели добирался усталым и обнимал стройное тело под боком машинально, наслаждаясь его теплом и мягкостью. Он тоже успел понять, что приручение бывшего пожирателя — не такое уж быстрое дело, но и баловать не хотел. Иначе Малфой быстро обнаглеет и это уже Гарри придется приносить ему тапочки в зубах и спать на коврике возле постели, боясь потревожить сиятельного лорда. Не то что бы они совсем не разговаривали следующие несколько недель. Нет, Поттер регулярно пытался Люциуса растормошить, но вытаскивать в театр или галерею не выходило — очень уж тот был мрачен, да и моря вопросов после не оберешься. Потому что Гарри и впрямь оставался самым завидным женихом магической Британии. А журналистов и их расспросы он ненавидел еще со времен Хогвартса. Люциус казался грустным, хотя клетка его больше не мучила, и Гарри закрыл глаза даже на то, что тот избавился от плети. Ломать его и избивать регулярно он вовсе не хотел, потому что... и правда, до безумия любил? Люциус был ему дорог даже таким заносчивым и своенравным. От объятий Гарри он отказывался, а если соглашался, видно было, что давались они ему через силу. — Меня без конца нет, и связь ослабла. Мне нужно побольше времени проводить рядом. Люциус и ухом не повел. Гарри присел рядом, обнял, но позволил уютно завернуться в мягкий плед. Гладил через него. —- Помнишь нашу первую встречу? Наверное, ты подумал тогда "Что за наглый мальчишка!" — А может, я таким для тебя и остался. Но ты мне нужен. Люциус не особенно отвечал на эти речи, и не собирался отвечать нежностями. Вечера они проводили вместе, временами Гарри уделял время, чтобы поднять его по утрам и накормить завтраком — и Малфой неохотно принимал угощение. Но все-таки доверие между господином и рабом значило многое, и понемногу связь восстанавливалась. — Я, видишь ли, не хотел тебя наказывать так уж сурово, но ты в уязвимом положении. И твой побег мог привести к тому, что тебя бы заметили — аврорат ведь считает, что я держу тебя под замком и в ежовых рукавицах. Но скоро они не посмеют мне перечить. И тогда я смогу показать тебя им. Люциус не отвечал. Иногда Гарри злился и приказывал бросить этот вечно мрачный вид, грозя Азкабаном. — Кажется, будто дементоры посещают тебя каждый день и без него. Люциус, — тихо проговорил он, нагнувшись к его уху. Усадил к себе на колени, обнял. — Ты обижаешься, но злость разрушает нас двоих. Хорошо, я ужасный хозяин, и ты меня ненавидишь. У нас у обоих была не слишком гладкая жизнь. Но я не хочу видеть рядом никого, кроме тебя. Гарри нагнулся. Это было правдой, стоило только вдохнуть один сладкий запах, как желание просыпалось.