Мне нравится, что вы больны не мной

[Кухня. На кухне трое: Соня, Макс, Денис.] Стол, вокруг стола пара средней обшарпанности табуреток, на них сидят Денис и Соня. Над столом висит одинокий деревянный торшер с тусклой лампочкой, которая дает больше теней, чем света. Чуть поодаль, ближе к стене, сидит Максим. Денис лениво курит, щурится, и дым делает все происходящее потусторонним и далеким. В руках Максима гитара. Он сидит, согнувшись над ней в три погибели, и струны под его пальцами волнительно трепещут. Кольцов хмыкает, улыбается о чем-то своем, начинает играть всем знакомую мелодию.  — Мне нравится, что вы больны не мной, — в глазах искрами множится смех, предназначенный только для Дениса, — мне нравится, что болен я не вами, — он наклоняется над грифом, скрываясь за кудрями, и тени ласково обрамляют лицо. Соня протягивает руку и утягивает с табурета Дениса в мягкое объятие. — Что никогда тяжелый шар земной не уплывет под нашими ногами, — Соня в такт качается и Титов поддается, приближаясь, утыкаясь головой в плечо. — Мне нравится, что можно быть смешным — распущенным — и не играть словами, — Денис покачивается, и смотрит немигающе на Максима. Сложно понять, что его лицо выражает на самом деле, тот кудрями отгородился, причудливыми тенями, но в груди у Титова что-то волнительно замирает. — И не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами. Соня гладит Дениса по волосам, мягко так, как когда-то в далеком детстве, делала это мама. — Спасибо вам, и сердцем и рукой за то, что вы меня — не зная сами, — Максим воровато ловит взгляд Дениса, — так любите, — а Титов, кажется, перестает дышать. — За мой ночной покой, за редкость встреч, закатными часами, за наше не гулянье под луной, за солнце не у нас над головами. Максим не отводит взгляда, и, Дениса от этого потряхивает. Глаза Кольцова кажутся черными, зрачок расплывается, заполняя всю радужку, кудри белые-белые и светятся нимбом на фоне тусклой лампочки. Он лиминально прозрачный среди черных слепых окон, и дрожащий выдох рассыпается страхом еще одного бредового, но слишком реального, сна. — За то, что вы больны — увы — не мной, — Максим тихо свистяще смеется, склоняясь над гитарой, — за то, что я — увы — болен не вами. Соня поворачивается, целует Дениса в щеку на прощание, и выходит из кухни, осторожно прикрыв за собой дверь. Максим заканчивает перебор. Титов мягко забирает гитару из рук, облокачивая ее на стену. Садится к Максиму на колени, тот дышит глубоко, и Денис поднимает его голову, убирая кудри с лица, пропуская их сквозь пальцы. Кольцов смотрит побитой собакой, но Титов тонет в этом взгляде, во всем том невысказанном, больном, что плещется на дне этого омута. Лбом утыкается в лоб, носом ведет по носу, медленно уходя к скуле, смазано губами по коже, чтобы потом оставить долгий поцелуй на щеке. И снова к носу, вдыхая запах кожи Кольцова. Максим обнимает за поясницу, собой укрывая, губами к шее, к суматошно бьющейся вене, целуя все выше, подбираясь к углу челюсти и прикусывая. Руки Дениса, в выгоревших кудрях, неосознанно сжимаются, и, Максим сипло глухо выдыхает. Они синхронно впечатываются в губы друг друга, едва не сталкиваясь зубами. Кольцова ведет, он смотрит на опущенные веки, на дрожащие ресницы и тени, что пляшут по лицу. Руку прижимает к затылку, путаясь пальцами в волосах. На пробу ведет языком по верхней губе, очерчивая контур, и Денис тихо стонет, тянет на себя несдержанно, прижимаясь всем телом ближе. Денис тактильный, под руки ластится котом, на каждое прикосновение отзывается, а у Максима сердце грозится выпрыгнуть из груди, особенно, когда чувствует чужое такое же. Он целует его, снова и снова, пока губы не начинают саднить, а дыхание срываться. Прикипает лбом и пальцами обводит контур губ. Смотрит и не может наглядеться. Денис пальцы целует, в ответ смотрит и нежность топит Максима. Он обнимает Титова так сильно, как только может. А за окном занимается утро.