Теплое печенье

- Так, осторожно, хорошо… Хорошо, стоп, вот оно! Кусок сырого мяса вылетел из рук Райнера через всю комнату и отвлек приближающегося рычащего гуманоида, который, в голодном рефлексе, почти оторвал себе голову, чтобы поймать мясо ещё в полете. Его угрожающий и в то же время пустой взгляд реагирует медленным морганием в тот момент, когда его зубы промахиваются по добыче: это было почти забавно. В этом то и была проблема. Райнеру следовало перестать думать о каких-либо положительных эмоциях в этот момент, когда подкоромка этого существа означала потерю конечности. И все же - сидя на холодной керамической плитке, спиной к стене - он не мог не растянуть отчаянно-мягкую улыбку, мгновение спустя устало потирая свое лицо ладонью:он не мог убедить себя, что "это" больше не его Бертольд. Не тогда, когда он все еще мог распознавать детали, проблески действий, которые могли бы убрать тот факт, что он сейчас был поглощён мясом, вцепляясь в плоть, разрывая, вгрызаясь и жуя его, беспорядочно демонстрируя окровавленный оскал зубов. Два месяца назад в жизни Райнера в колледже произошел беспрецедентный поворот, когда вспышка неизвестного вируса унесла жизни многих студентов и профессоров. И эти же студенты и профессора забрали другие жизни по всему району, когда под воздействием вируса, голод и насилие превратились в кошмарных существ, питающихся плотью. Вся территория была помещена на карантин, и немногим удалось сбежать или спрятаться в ожидании спасения. Райнер был среди них. Но был ли он действительно готов к выживанию, готов ли он жить в этой ситуации? Все началось посреди коридора, когда он осознал, что Бертольд пытается вцепиться ему в шею, не так, как он обычно любил делать, когда никто не смотрел на них, дополняя дешёвый одеколон Райнера маленьким розоватым следом на коже. Нет, на этот раз Райнер активно боролся обеими руками, удерживая рот темноволосого подальше от того, что было далёким от намерения покусывать, отчаянно наблюдая, как его прекрасные теплые глаза трансформируются и трескаются в стекловидный узор.  - Бертольд, что на тебя нашло! Пожалуйста! П-стоп! Не ... дерьмо, это ... это не может быть правдой! - он стиснул зубы, впадая в панику в окружении такой же паники, кровью и криками, и снова посмотрел на Бертольда: он ни за что не бросит его. Не так, не без попытки что-то с этим поделать.    Ему посчастливилось признать, что у Бертольда была какая то власть над ним даже в той форме, когда каждое движущееся человеческое существо становилось жертвой ненасытного голода. Ему удалось выбраться через коридоры и добраться до входа в здание, полагаясь на эгоизм, подпитываемый одним лишь упорством, чтобы игнорировать мучительные мольбы, исходящие из каждого видимого окна. Какой же он ублюдок, какой он капитан команды, какой студент? Его мозг ломился от виноватых мыслей, и это было по правде говоря правильно, но каждый раз, когда он оглядывался, чтобы проверить, следует ли за ним Бертольд, он знал, что его сердце - бешено стучащее от бега - было еще более правильным. Тем не менее Райнеру приходилось время от времени привлекать внимание Бертольда, хотя и не называя его по имени, поскольку он, похоже, больше на это не реагировал. Он дразнил самого близкого человека, дёргая за залитую кровью одежду, иногда кричал - не без слез, наполнявших его янтарные глаза - и толкал его, набираясь смелости. Добраться до общежития было довольно легко. И с тех пор он никогда не выходил. Их комната в общежитии была просторной и хорошо меблированной. Это было тем местом, домом, который нужно было найти вдали от родителей, создать его, как они и сделали с Бертольдом.  Он был настоящим открытием каждый день: с того раза, когда научился пользоваться маленькой, но практичной кухней, уменьшая количество театральных узоров томатного соуса на плите, до того момента, когда они с Райнером издавали слишком громкие стоны занимаясь любовью, путаясь в простынях под возмущенные возгласы соседей по комнатам. Они обменивались сотней поцелуев, как будто ответы на все вопросы, на губах друг друга. Это было хорошо, так хорошо, как и осознавать, что потребность в физических прикосновениях возникла так легко вместе с общим заключением, что одними словами полностью нельзя передать их чувства. Ванная была последним порогом, который Бертольд переступил, когда Райнер закрыл за собой дверь: он снова отвлёк его, используя собственное тело в качестве живой приманки, быстро пригнувшись, как только тот подошёл ближе, и затолкнул его внутрь, повернув замок снаружи. Он жил там последние два месяца. Жизнь… На тот момент это была действительно интересная концепция. Бертольд питался кусками мяса, которые Райнер мог добывать из окрестностей, когда был вынужден покидать комнату, чтобы найти что то поесть. Он должен был быть осторожным, хотя был совершенно уверен, что большинство из них - «зомби» рассеялись по территории колледжа, но Бертольд был всего лишь Бертольдом. Он чувствовал себя дерьмом. Не то чтобы его мертвые полусъеденные сверстники могли на самом деле выразить согласие или несогласие всякий раз, когда он поднимал пальцы, расчлененные руки и тому подобное с окровавленной земли. Никто не мог, за исключением собственных сжатых кишок Райнера, которые протестовали в течение нескольких недель, прежде чем привыкнуть к резкому запаху и консистенции мякоти. Уж точно не голодный Бертольд. Именно голод и отвратительный запах тухлого мяса определяли, кем он был сейчас, и Райнер быстро приходил к согласию с единственной уверенностью в еде: она становилась все хуже и хуже. Райнер так беспокоился о том, чтобы накормить голодного Бертольда, что он даже забывал, о собственном голоде. Кладовые в незапертых комнатах были теперь почти пусты, как и все ближайшие маленькие кафетерии. Был ли Бертольд вообще голоден? Мог ли он чувствовать? Райнер делал все это потому, что не мог принять происходящее? Он на самом деле думал о том, чтобы сбежать - в конце концов, он выжил в этом ужасе - но Бертольд мог быть убит на месте, если бы последовал за ним. Именно об этом Райнер обычно думал, слушая непостоянный радиосигнал, который ему удалось настроить на одном из телевизоров в общежитии.    Райнер смотрел на пирующего Бертольда, лениво сложив запястья на колени. Его желудок разочарованно заурчал. - Может, и правда пора уходить, а может ты просто страдаешь и не знаешь, как мне об этом сказать? Ты просто ешь. Ты просто так голоден и даже не знаешь почему.  Он обхватил свое лицо ладонями и вздохнул: даже слезы казались ему сухими от неизбежности принятия твердого решения прямо здесь. Он часто упрекал Бертольда в том, что так сильно заболел, что снова стал увиливать от него.   Бертольд не виноват, что он не узнал парня, неловко попросившего о первом свидании в пекарне. Как мило и глупо.   - Они будут ужасными на вкус. - тихо сказал Райнер, глядя на убогую витрину с ингредиентами на маленькой кухонной стойке. Он бы мог проработать в своей голове, чтобы в лучшем случае воспроизвести отсутствующие ароматы и специи, и ... ну, он не мог бы работать над глазурью без навыков выпечки. Не говоря уже о том, что он использовал микроволновку. Тот факт, что каким-то образом в здании все еще было электричество, притуплял апокалиптическое ощущение выпечки как механизма выживания: мука, сахар, несколько пакетов раскрошенного шоколадного печенья, найденного в других комнатах общежития только для имитации какой-то текстуры, просроченные яйца, арахисовое масло… Апокалиптическое ощущение было в самом списке, верно. Бертольд не был сладкоежкой до первого свидания. Вероятно, именно поэтому выбор пекарни был таким забавным, поскольку Бертольд не возражал против этого. Но Райнер помнил, как тот говорил что-то еще, когда они дегустировали купленную выпечку, и хотя он не мог вспомнить точных слов, они наверняка были такими же сладкими и искренними, как и Бертольд. Даже глупо. Чтобы соответствовать более пошлому парню на свидании. - По крайней мере, вкус есть. Почему бы не откусить кусочек, - Райнер не смог удержаться от улыбки, глядя на дымящийся беспорядок, который, вероятно, отражал его собственный запущенный статус. Запах, наполнявший комнату, не был ужасным - даже близок к тому, что он ярко помнил, ароматный, знакомый и успокаивающий, как у человека, который сидел перед ним в тот день, - но нет, этого было недостаточно, чтобы убедить его откусить. Райнер застыл. В конце концов, аромат не помогал его решению. Чего он ожидал от себя, делая Бертольда беспомощным, он уже не мог помочь себе и своим вновь обретенным нарушенным инстинктам? Пытаться найти лекарство, отрезав все его конечности, чтобы он не мог наброситься на врачей, ученых или еще кого-нибудь, кто, черт возьми, позаботится о нем? Дверь в ванную сотряслась от громкого стука, от которого Райнер вздрогнул. Он повернул голову на шум: обычно Бертольд дольше оставался тихим после еды. Почему сейчас, почему сейчас… - Ты уже поел. Ты это знаешь, по крайней мере, твой желудок должен знать. Он снова был голоден? Его сильные кулаки и ладони упирались в деревянную дверь. - Пожалуйста, Бертольд, я не знаю, что с тобой делать… Он думал, что Бертольд имеет полное право злиться на него. Райнер уже не смог спасти его раньше, а теперь он был готов навсегда умыть руки? - Заткнись, Бертольд! Мне так жаль! Мне очень жаль, пожалуйста! Пожалуйста, заткнись, боже… - соленые слезы были ненужным ингредиентом. -Райнер… Пара звуков, нечеловечески низко и гортанно завибрировали по ту сторону двери. - Вкус… хорошо, если… с… тобой.