Расхититель грез

– Проблема с нукенином не была решена должным образом, – весомо припечатывает Джио, один из Советников Песка.       Хакуно низкорослый, худой и жилистый, его кожа на лице, не скрытая повязкой, сухая и безжизненная, будто бы за долгие годы службы Суне Пустыня вытянула из него все соки. Гаара пристально смотрит, гадая, будет ли в его годы выглядеть также - подобно иссушенному солнцем и ветрами дереву. Другие советники согласно кивают. – Нам не удалось выяснить ни целей, ни сообщников, при всем уважении Кадзакаге-сама, – звонко говорит Хакуно, – вашему брату были даны четкие инструкции, которыми он пренебрег.       Гаара сомневается, что в этом человеке найдется хоть капля уважения к нему и его семье. – Канкуро сделал все для того, чтобы нукенин остался в живых. К сожалению, как вы знаете, битвы бывают непредсказуемыми. Противник предпочел умереть, нежели выйти из боя и предстать перед нами. Инструкций погибнуть в попытках захватить смертника я своему брату не давал.       Джио громко фыркает на эти его слова, но никто из Старейшин не смеет возразить. Повисает тишина, нарушаемая лишь треском масла в светильниках и нервным постукиванием пальцев по столу. – Хорошо, Кадзакаге-сама, – цедит наконец Джио, – мы поняли все насчет вашего брата, – он намеренно выделяет интонациями их родство и продолжает, – что насчёт той девчонки из Листа? Она тоже не получала инструкций? Или возможно, ее инструкции от Хокаге были... диаметрально противоположны нашим? Гаара сохраняет ледяное спокойствие, поднимая взгляд на говорящего: – Советник Джио, вы осознаете, что обвинения в предательстве союзника из Дружественной деревни – это крайне серьезный шаг? Хакуно делает пренебрежительный жест рукой и продолжает: – Я лишь строю вполне логичные предположения, оперируя имеющимися фактами, – он складывает ладони и его костлявые пальцы смыкаются, – господин Канкуро отправляется на миссию с дипломатом из Листа, и при этом гибнет важный свидетель. Выводы напрашиваются сами. Джио обводит взглядом всех собравшихся и продолжает пониженным тоном: – Не говоря уж о ее связи с печально известным последним из рода Учиха. – Который оправдан по всем выдвигаемым против него обвинениям, – спокойно парирует Кадзакаге. – Все ваши подозрения беспочвенны, уверяю вас. – Мы бы хотели убедиться в этом лично.       Сабаку но Гаара сложно удивить или вывести из равновесия, но Советнику удаётся это. – Вы предлагаете допрос дипломатического шиноби? Это неприемлемо, стоит об этом узнать Шестому Хокаге – сюда прибудут отряды Анбу, – ему едва удаётся держать отстраненный тон. – К чему такая категоричность, господин Кадзакаге? Мы всего лишь предлагаем разобраться в рамках, скажем, беседы, – Джио выдаёт елейную улыбку и пристально смотрит на сжимающиеся руки Гаары.       На один безумный миг ему просто хочется резко ответить «Нет» и покинуть собрание. Он даже отчетливо видит, как вихрем проносится к ее покоям и говорит ей покидать деревню как можно скорее...       Но запретить им «разговор» с Сакурой – значит, идти на открытую конфронтацию с Советом, на которую Кадзакаге не готов. Пока не готов. Даже ради... дипломатического посланника из Листа. В повисшем молчании он хмурится, недовольно поводит головой и говорит: – Я сам побеседую с ней. – Не стоит утруждать себя, – мерзко тянет Джио, – ваша занятость слишком велика, чтобы взваливать на вас ещё и это. Совет сам проведёт этот разговор. Плюс, зная о вашей крепкой дружбе с джинчуурики, вы кажетесь немного предвзятым...- он беспомощно разводит руками. Гаара вскидывает на него свой тяжелый взгляд, его голос сочится ледяным намеком на угрозу: – Советник, Вы забываетесь. Песок, ведомый его бессознательной воле, чуть слышно шумит в тыкве, оставленной при входе в зал советов.       Хакуно едва заметно вздрагивает и примирительно произносит: – Если компетентность совета ставится вами под сомнение, – он кидает взгляд на хмурые лица других Старейшин, – вы, разумеется, можете присутствовать. Сабаку но Гаара не нравится чувствовать себя загнанным в ловушку. В юности он мечтал пожертвовать своей жизнью во благо Суны. Спустя много лет Гаара все чаще приходит к мысли, что политикам приходится жертвовать совсем не этим. – В таком случае мы обо всем договорились, – он поднимается и покидает зал заседаний. Черт побери, разговор пошел совсем не так, как он ожидал. И теперь ему придётся столкнуться с последствиями. В тишине своего кабинета он садится в кресло и прикрывает глаза рукой.

***

      Чернильная темнота пустынной ночи все ещё залегает в углах кабинета Кадзакаге, когда она тревожной, помятой тенью появляется на его пороге.       Гаара лишь сдержанно кивает ей и указывает рукой на кресло для посетителей. Ее цепкий взгляд скользит вдоль карминовых стен его темного кабинета. Сакуре всегда было не по себе в резиденции Каге Сунакагуре. Негостеприимный, мрачный, под стать своему хозяину, кабинет. «Как часто к тебе ходят посетители по ночам?» – думает Харуно, осторожно опускаясь на жесткое сидение. –«Как часто ты выдёргиваешь сонных, сбитых с толку людей из их постелей? Как часто ты не можешь уснуть, будто все ещё одержим Шукаку?»       Харуно хмурится, удивляясь таким мыслям. Их источником, наверняка, является прерванный сон и изматывающее преследование нукенина. Она сдвигает брови ещё сильнее, вспоминая своё внезапное пробуждение.       Остатки сна слетают с неё мгновенно, едва она ощущает легкие, почти интимные касания песочных струй к ее рукам.       Ее начинает трясти от негодования и иррационального ужаса – так одуряюще невыносимо чувствовать себя настолько слабой, уязвимой во владениях Гаары. Она с отвращением стряхивает с себя абсолютно каждую песчинку, пока собирается на ночную аудиенцию. Черт бы его побрал. Песок и Гаара в этом ее проклятии едины. – Простите, что разбудил вас, Сакура-сан, – его привычно четкая и отстраненная манера речи сейчас кажется ей почти неуместной. Ей, окруженной длинными сизыми тенями в охровых всполохах огня, мерцающего в фонаре, кажется, что Гаара - всего лишь продолжение ее тяжкого ночного кошмара. Он сосредоточено вглядывается в свиток, лежащий перед ним, будто намеренно избегая возможность смотреть на замершую перед ним девушку. – Я бы предпочла более традиционные методы доставки сообщений, – холодно цедит Сакура, игнорируя его извинения. – Определенно предпочли бы, – его неестественные нефритовые глаза, лишенные зрачков, резко поднимаются к ее замершей в кресле фигуре. – Но я был заинтересован в некой приватности нашей беседы, – еле уловимым движением он разминает пальцы и продолжает, – хоть вопрос и безотлагателен, но являться к вам в покои в столь поздний час лично я счёл неуместным.       Сакура на секунду задыхается от возмутительного подтекста этой его фразы, но моментально берет себя в руки и бросает: – Раз это столь безотлагательно, то я вынуждена подчиниться, – ее изумрудные глаза горят, в них нет ни намёка на подчинение. Гаара замирает, всего на несколько мгновений скользя своим взглядом по ее лицу. Ее нетерпение, злость, она будто живое воплощение огня. Самого яростного пламени, сравнимого своей безжалостной красотой со смертоносным зноем пустыни. Он моргает, избавляясь от неуместных мыслей, и отвечает: – Совет Песка хочет допросить вас в связи со сложившейся ситуацией.       Сакура шокировано моргает. Вот так. Без реверансов и прелюдий – он сообщает ей об утрате лояльности совета Кадзакаге. И этот факт заставляет ее напряжённо наклониться вперёд и отрывисто произнести: – Дипломатическая неприкосновенность в Суне уже ни во что не ставится? – она захлебывается словами, сбиваясь, однако продолжает, – это полный бред. Они не имеют права допрашивать меня, моя миссия была официально запрошена от Суны! Запрошена лично вами! И... – она обрывает себя на полуслове и уже почти шипит, – допрос возможен только в том случае, если запрос от совета был одобрен вами, господин Кадзакаге, – ее глаза яростно мерцают от злых непролитых слез. – Значит, лично вам кажется, что смерть этого нукенина на моей, – Харуно сглатывает вязкую слюну и волевым усилием продолжает, – или Хокаге совести. Думаете Какаши-сенсей отдал мне приказ устранить ученика вашего брата? И как бы я это сделала, господин Кадзакаге, – Сакура выплевывает его звание, будто отравленный сенбон. – Я не вступала в бой, Канкуро подтвердил это в докладе. Я не касалась тела нукенина даже при вскрытии - всю работу сделали шиноби, обученные мной. Моя миссия...– судорожно сведенное в рыданиях горло не дает ей продолжить. На секунду Гаара прикрывает свои уставшие глаза и тихо отвечает ей: – Я советую тебе незамедлительно связаться с Шестым Хокаге и запросить защиту.       Харуно отшатывается от него, будто он ударяет ее – настолько она шокирована его словами и полузадушенно шепчет: – Это будет означать открытое противостояние, вы понимаете это? – Сакура не в силах произнести его имя.       Гаара лишь кивает, пристально глядя ей в глаза: – Как правитель деревни, я не могу гарантировать твою безопасность, поэтому прошу тебя незамедлительно отправить послание Хатаке.       Сакура подавляет рвущийся из груди стон. Она напугана и измучена, но разве это когда-нибудь ее останавливало, разве имело это когда-нибудь хоть какое-то значение? – Нет, – в ее голосе ни тени колебаний, хотя сжатые в кулаки руки заметно дрожат. Гаара пораженно застывает, избегая смотреть на стоящую перед ним куноичи. Сакура медлит всего мгновенье, а затем твёрдо продолжает: – Деревня не должна быть втянута в это. Если совет считает меня ответственной за провал миссии, значит, и отвечать за это буду только я. – Сакура, – глухо произносит Гаара, – если совет признает тебя виновной в предательстве интересов Суны - тебя казнят. Казнят, как нукенина, лишенного поддержки деревни. И даже мое вмешательство не поможет отменить приговор.       Ее рот искривляется в горькой усмешке.       Сакура молчит.       За окном в бескрайней пустыне зарождается серый рассвет.