Расхититель грез

— Вы все явно слишком перевозбудились, — голос Орочимару шелестящим эхом разносится по прозекторской. – Кровь, внутренности, труп, тонны песка, безумный Кадзакаге и одна доведённая до комы девушка – это все, по-твоему, несущественно, я понимаю, – Какаши еле сдерживает яростное рычание в ответ на колкости змеиного саннина.        Глаза Орочимару вспыхивают, а острый пронзительный взгляд прошивает Хокаге, будто тот видит его насквозь. – Девушка, говоришь, – его губы кривит мерзкая ухмылка, – вот оно как, Хокаге-сама.  Гнев Шестого схлопывается в шокированное молчание.  – Я не… – голос Какаши хриплый, сдавленный, — несущественно.  Он вновь начинает злиться.  – Хината сказала, что ты поможешь ей с большей вероятностью, чем она. Хьюга… – Избавь меня от лекций об их улучшенном геноме, Какаши, – Орочимару скучающе закатывает глаза и ловко берет кровь у лежащей перед ним девушки. – Что они скажут тебе о ее состоянии, чего не скажу я? Хатаке молчит, ожидая от Орочимару хоть какой-то информации.  Но змеиный саннин не был бы собой, если бы дал Хокаге сразу все, чего тот бы ни пожелал.  – Политические браки крайне утомительны, не считаешь? – Орочимару стирает с лица Сакуры корку крови, с торжествующей улыбкой наблюдая, как вместе с ней смывается и фальшивый бьякуго.  – Совсем иное дело ритуалы на крови, – его глаза плотоядно вспыхивают, когда он подносит к ним склянку с забранной у Сакуры кровью, – так много нюансов, много неизученного и скрытого от посторонних глаз.  – Ваш неудачливый любовник не успел повредить гимен, – Какаши прячет глаза, когда Орочимару испытующе прожигает его взглядом, – как впрочем и наш дорогой Песчаный Демон за все это время не нашёл свободной минутки консумировать брак. Крайне любопытно.        Какаши ощущает прилив тошноты, замечая как длинный язык Орочимару на секунду показывается из разомкнутых губ.  – Чудный образец, Хокаге-сама, – он едва не мурлычет, с нежностью оглаживая склянку крови, – ценное приобретение.  Шестой недоуменно поднимает на него взгляд.  – Не для тебя, конечно, – глумливо продолжает Орочимару, – для Конохи. Размен в свете последних событий представляется мне крайне любопытным.        Хатаке молчит. Его голова все сильнее пульсирует от сдавливающего обруча подступающей мигрени. Он адски устал, но даже самый худший день Орочимару в силах сделать ещё более невыносимым стократ. Вот и сейчас он будто не замечает мрачных взглядов Шестого и воодушевленно продолжает: – Что случилось бы с участниками наречения в случае успеха нашего мешка с костями? Кровавые ритуалы карают неповиновение их условиям весьма и весьма прозаично, зато эффектно и эффективно – кровью – точнее об этом мог бы тебе сказать кто-то очень древний и очень умный, но принадлежащий этой деревне.  – То есть эту попытку…изнасилования, – Какаши с трудом удаётся выдавливать из себя слова. – Можно считать попыткой покушения на убийство. Вот только девушки, – Орочимару сознательно выделяет это слово, наслаждаясь яростью, с которой реагирует на него Хатаке, – или всё-таки Кадзакаге – это вопрос, выходящий из моей компетенции. Так что спрятать ее здесь, вдали от любопытных глаз прытких медсестричек и ирьенинов – решение мудрое.        Какаши сдавливает горло, будто влажный, пропитанный формалином воздух начинает душить его.        Орочимару приближается к столу с реагентами и микроскопом, углубляясь в работу и давая Хокаге минутку побыть с бывшей ученицей наедине.  – Скоро она придёт в себя? – Хатаке ласково касается ее румянцевых волос.  Орочимару невесело усмехается, не отрывая взгляда от микроскопа.  – Спроси ты меня об этой ещё час назад, когда ты ее только принес – я бы сказал, что вероятнее всего никогда.  Какаши судорожно сжимает челюсти.  – Но участники ритуала — крайне непредсказуемые пациенты, так что прогноз благоприятный. Точнее сказать смогу только при наблюдении в динамике.        Какаши кивает, готовясь выйти из этой холодной темной комнаты, но что-то нелогичное, глупое и запрятанное глубоко внутри, не даёт ему оставить в этой темноте Сакуру наедине с этим ужасным человеком. Усилием воли он все же заставляет себя направиться к выходу. Как ни крути, никакого права находиться здесь, рядом с ней у него нет.  – Кадзакаге думал, что убил Саске, – бросает Хатаке из-за плеча перед тем, как захлопнуть за собой дверь, мстительно наблюдая за отчетливой гримасой раздражения на лице саннина, – особую жестокость я бы списал именно на это.  – Как будто бы он смог, – насмешливо фыркает в спину уходящему Хокаге Орочимару.  Прозекторская погружается в тишину.  *** — Блядь, – перо в руках Канкуро жалобно скрипит, распадаясь на части и заливая документ и стол чернилами. Он в бешенстве сгребает испорченные свитки и швыряет их на пол, едва сдерживая себя от того, чтобы не вдавить их в ковёр несколькими тычками обувью. — Какие ещё у вас будут охуенные идеи? – Канкуро так яростно сжимает челюсти, что всем невольным свидетелям этой сцены слышен скрип его зубов. – Полегче, Канкуро, – примирительно тянет Узумаки, – мы все вообще-то на одной стороне, даттебайе!       Темари всеми силами давит неуместный нервный смех — вид брата, судорожно вытирающего свои пальцы от чернильных пятен и прожигающего Наруто взбешенным взглядом, наводит жуть.  – Так в Конохе, значит, кидаться бездоказательными обвинениями – это быть на одной стороне? – убийственно спокойно цедит Канкуро.  – Сакура чуть не погибла, – повышает голос Наруто, – что было бы, если Гаары там не оказалось? При всем уважении, Канкуро… Канкуро вскакивает, едва не опрокидывая стол, и почти кричит: – Уважении? Черта с два теперь об уважении, Узумаки, – он нависает разъяренной тенью над распаленным Наруто, – вас никого там не было! Никого, чтобы сейчас мне говорить о том, что Суна облажалась.  – Как все мы сегодня узнали от Орочимару, – примиряюще тянет Нара, – здоровью Сакуры ничего не угрожает, поэтому предлагаю сбавить тон нашей псевдо-политической дискуссии и перейти… – Всего этого вообще бы не было, если бы Сакура-чан уехала с нами, как мы и планировали, да Какаши-сенсей? — Узумаки с надеждой вглядывается в полуприкрытые глаза Хатаке.  – Нам только предстоит выяснить, кто именно был целью покушения, Наруто, – выдыхает он, – как бы то ни было — делегация из Конохи покидает деревню.  Что ж, ему определенно удается перетянуть все недовольство и гнев обеих сторон конфликта на себя.  – При всем уважении, г-господин Хокаге, – от ярости Канкуро начинает заикаться, – но к-как это понимать?       Шикамару тяжело вздыхает и тянет Темари прочь, ему не нужно лишний раз растолковывать замысел Шестого. Покушение, сколь неудачным и лишающим перспектив расследования оно ни казалось, все же приносит некоторую пользу.        Какаши терпелив и почтителен, его хладнокровию и рассудительности можно лишь позавидовать.  – Число провокаций растет с каждым днем пребывания делегации в Суне, – Хатаке отворачивается от колких взглядов к маленькому окну, наблюдая, как по серым пескам пустыни уже крадется рассвет.  – Но Сакура-чан…–  упрямо блеет Наруто. – В смертельной опасности пока мы остаемся здесь, – резко обрывает его Шестой, не оборачиваясь, —Орочимару сделает все необходимое.        Какаши кидает на сгорбленную фигуру Кадзакаге пристальный взгляд, будто силясь разглядеть в нем всю ту ярость и жестокость, с которой он казнил врага. Гаара не участвует в разговоре, игнорируя бешеные взгляды брата, он недвижим, безучастен и нем. Его не трогают даже осторожные слова Узумаки о вине в произошедшем инциденте.  – Я рассчитываю на вас, Кадзакаге-сама, – Какаши проглатывает колкие слова обвинений, он сдержан и спокоен. Ему знакома эта темная вина, лежащая на молодом Каге. Он знает – это горькое сожаление останется с ним навсегда.        Гаара поднимает на него пустой взгляд, всматривается в черты лица, не скрытые маской, но затем все же сдержанно кивает: – Я дал вам слово, – глухо произносит он.        Канкуро прожигает обоих красноречивыми взглядами, но все же предусмотрительно молчит.  Наруто и Какаши покидают кабинет, солнце за их спинами золотит убранство комнаты.  Канкуро тяжело вздыхает, готовясь сказать какую-нибудь ужасающую гадость, но Гаара опережает его.  – В этом нет нужды, Канкуро, – он медленно поднимается, направляясь к выходу, – вызови Ишиду – вели ему запечатать все потайные ходы.  Канкуро неверяще смотрит брату в спину. – Усильте ее охрану, выбери только проверенных Анбу, – Канкуро мрачно фыркает, но не спорит.  – Запрешь ее в комнате? Или ограничишься Резиденцией? – насмешничает Марионеточник, хотя веселья в нем ни на йоту. – Сакура вольна перемещаться по своему усмотрению в сопровождении отряда охраны, – Гаара берется за ручку двери, – есть лишь два места, куда доступ ей будет закрыт — кабинет и покои Кадзакаге. Проследи за этим.        Канкуро несколько секунд ошарашенно пялится на закрытую дверь, затем резко поднимается и кидает чернильницу в то место, где еще несколько мгновений назад алел затылок брата.  Чернила расплываются маслянистым пятном, бесповоротно испортив дверь и стены кабинета.        Гаара слышит удар, но не сбавляет шаг, направляясь в свой кабинет. Он минует половину Резиденции и коридора, ведущего к нему, когда его сердце вдруг начинает биться сильнее, его самого будто прошивает раскаленной волной. Гаара вздрагивает всем телом – где-то в тишине нижних уровней Резиденции Сакура открывает глаза. Кадзакаге смаргивает наваждение и продолжает свой путь.