Blood Territory

      Юджи сидит на его троне, подобрав под себя ноги, и в окружении окровавленных черепов в хаори на голое тело выглядит почти порнографично. Разморенный до сих пор не прошедшей послеоргазменной негой, ослабленный, почти не соображающий — остаточное присутствие в мутном взгляде выдают лишь неотрывно следящие за каждым его движением зрачки. Обычно широко распахнутые глаза сейчас полуприкрыты, но даже в полумраке светятся своим живым огнём. Так по-человечьи. Аж бесит.       Юджи расслабленно откидывается на жёсткую спинку и тут же слегка морщится — уши Сукуны ласкает глухой стук, растягивает в ухмылку губы и где-то на краю сознания отскакивает от купола стен. Юджи всё ещё дышит загнанно — мальчишке бы поработать над выдержкой. Его хватило всего-то на час.       Что какой-то час значит для Сукуны?       Прожигающий взгляд алых глаз, долгий и тяжелый, скользит по расслабленному лицу и стекает на расписанную кровавыми узорами шею, почти ощутимо зависая над трепещущей под кожей жилкой. Сукуна широко облизывается, собирая с губ ещё оставшуюся на них чужую кровь. Вкус, цвет, запах — он и без того стоит по щиколотку в крови, но она уже неживая. Она не его. Его кровь он отличит от любой другой.       — П- Под-дожди, прошу, — Юджи говорит вроде в голос, но для человеческого слуха звучит едва ли на грани слышимости. Голоса — его просто нет. Не выходит даже хрипа.       Ухмылку в секунду сменяет оскал.       — Мне? Ждать? Назови хоть одну причину, почему я должен ждать, — ещё секунда, и Сукуна оказывается позади него, — чтобы взять то, что принадлежит мне.       Юджи обессилен настолько, что даже не вздрагивает от чужого шёпота на ухо — лишь ленивые мурашки разбегаются по телу от шеи и плеч. Он не просто заваливается — падает ему на грудь спиной, едва ли ёжась от прохлады чужой кожи, и почти отключается, но Сукуна вовремя выдёргивает его на поверхность, полоснув когтями по спине — даже через плотный слой ткани ощутимо больно, почти до крови.       Ещё бы. Ему сил не занимать.       Но Юджи терпит эту боль легко. Хотя, теперь для него это сложно назвать «болью» — лёгким покалываением, по сравнению со всем тем, что он уже пережил — и что делал с ним Сукуна каких-то полчаса назад. Лёгкая боль отдаётся глухим отзвуком где-то в затылке, а застывшие у копчика чужие пальцы тревожат всё ещё не устаканившиеся до конца реакции тела — чужое прикосновение приводит в движение мышцы, Юджи крупно вздрагивает и выгибается, упираясь затылком в плечо Сукуны и в очередной раз проклиная свою чрезмерную чувствительность.       — Ты никогда не перестанешь меня удивлять, — жар чужого дыхания опаляет плечо, с которого уже успевает сползти так и не запахнутое хаори, Юджи старается удержать ровным дыхание, но когда Сукуна устраивает его между ног и настойчиво разводит его бедра, подхватив под коленями, в стороны, Юджи подводит стук сердца, заходящегося с каждой секундой всё быстрее. Дыхание ломается и без слов.       Хаори распахивается полностью, и разгорячённую кожу обдаёт прохладой — поначалу приятной, но после начинающей пробирать до костей. Юджи ёжится от холода, тут же чувствуя поднимающееся откуда-то снизу тепло — Сукуна замечает абсолютно всё, и не всегда это до дрожи пугает. Иногда это до дрожи заводит.       Юджи не понимает внезапного порыва нежности от проклятья, да и не спешит разбираться — его сейчас банально не хватает на то, чтобы лишний раз вдохнуть, о мыслях нет и речи. Он лучше бы согласился осилить стокилометровый марафон, чем ещё раз пережить этот час его жизни, когда из него буквально вытрахивали всю душу — о чём Сукуна предупреждал его уже давно. «Ещё раз позволишь этому перевязанному уроду себя лапать, и на следующий день не встанешь с кровати». Юджи кажется, он не сможет устоять на ногах весь следующий месяц.       Засосы, укусы, царапины, гематомы, ожоги и даже глубокие раны — все повреждения сходят с тела на глазах, и теперь дыры в нём прожигают лишь чужие дикие до жути глаза. Грубые ладони под коленями снова нагреваются, пальцы скользят по внутренней стороне бёдер и почти обжигают — Юджи скулит от боли и дёргается, пытаясь уйти от горячих рук, но лишь навлекает на себя чужой гнев: Сукуна впивается пальцами в нежную кожу и прижимает ладони полностью, удерживая его на месте. Юджи вскрикивает и распахивает глаза, упираясь поплывшим взглядом в потолок — глаза режет, в уголках собираются жгучие слёзы, стекая вниз по щекам. Сукуна собирает их языком и припадает к искусанным губам своими, вылизывает от крови и с силой целует, теперь уже почти не кусая — с нажимом проходясь по каждой стенке, мышце, вбирая в себя и пробуя на вкус, смакуя каждый участок. Теперь он собирается вдоволь насладиться каждой клеточкой принадлежащего ему целиком и полностью тела — времени у них для этого более, чем достаточно.       Когда чужие пальцы смыкаются на члене, Юджи хватается за его руки, сжимает до побеления костяшек и почти закатывает глаза — из-за гиперстимуляции сейчас всё чувствуется в несколько раз острее, как по оголённым нервам калёным железом.       Юджи и без того никогда не страдал малочувствительностью.       Оттого ещё хуже.       Любое прикосновение к нему сейчас приравнивается к удару молнии — током простреливает каждый раз до самых лопаток. Но Сукуна...       Ему всегда хватает одного взгляда, чтобы у Юджи подкашивались колени.       Сукуна с нажимом ведёт большим пальцем по его члену и смотрит, застыв, неотрывно, почти не моргая — запоминает, впитывает каждую его реакцию, будто пытаясь выжечь на подкорке сознания. Юджи хнычет, мычит в собственные плотно сомкнутые губы и не может сфокусировать взгляд — зрачки пульсируют и почти затапливают чёрным светлую радужку. Член под пальцами снова твердеет, и Сукуна самодовольно скалится — Юджи, кажется, сейчас отключится.       В голове мечется единственная связная мысль, о том, что нет, нет, нет, это просто невозможно, но собственное тело не даёт обмануться — он снова возбуждён.       — Хват-тит... — сипит надламывающимся голосом, не в силах контролировать даже его, и смысл собственных слов доходит до него с опозданием. Его крупно колотит, а через одно чужое движение на члене начинают подворачиваться пальцы ног. — Пожа-       Глухой крик разбивается о багровый свод и расходится в стороны эхом — Юджи чувствует внутри чужие пальцы, грубо раздвигающие тугие стенки. Пока не настолько нестерпимо, но там он ужасно мокрый, внутри всё течёт и хлюпает, и этот звук тоже отражается от стен, усиливаясь в несколько раз — Сукуна делает это специально, специально расширяет территорию так, чтобы пристыдить его ещё сильнее. Юджи настолько разбит, что даже не может сохранить на лице один оттенок — покрывается красными пятнами и сменяет всю багряную палитру за несколько мгновений.       — Ненавижу, — выпаливает он на выдохе, вскинув голову, и встречает насмешливый взгляд двух алых пар глаз. Хмурит брови, пытается смотреть прямо, собирая себя по частям, и жутко злится, — тебя.       Сукуна откровенно веселится с его слов.       — Да ну? — Юджи ощущает движение чужих губ в считанных миллиметрах от лица почти физически.       Пальцы внутри резко меняют угол.       У Юджи, кажется, из глаз сыплются искры.       — Правда, что ли? — Сукуна продолжает издеваться, вдвойне, доводя до белого каления не только словами — царапает когтем головку чересчур чувствительного члена и с силой трёт пальцами набухшую простату внутри.       Напускная воинственность пропадает с лица почти сразу: Юджи заламывает брови и обессиленно скулит в чужие губы, напрягаясь всем телом и на секунду замирая — невидимая струна внутри натягивается до предела и тут же лопается, не выдерживая животного натиска.       Сукуну иначе как хищником назвать не повернётся язык.       Потому что выглядит сейчас он именно так, обнажая клыки перед беспомощной жертвой. Загнанной в угол уже давно.       — С-скоро... Утро... — Юджи мямлит заплетающимся языком, цепляясь за последний призрачный шанс сбежать, но Сукуна пресекает легко, особо даже не заботясь об этом:       — Если для тебя семь часов это «скоро», как скажешь, — и только тогда Юджи вспоминает, что с полуночи прошёл всего час.       Для него прошло уже несколько вечностей.       И очередная тянулась прямо сейчас, звенела и рассыпалась вокруг, почти останавливая их время.       Утром ему на тренировку... Он просто не встанет с кровати.       Смириться? А разве у него с самого начала был выбор?       В глазах Короля Проклятий читается один ответ на все вопросы.       Нет.       И Юджи не готов признаться и самому себе, что его всё устраивает.       У Сукуны взгляд ни разу не яркий, он холодный и дикий, он палит калёным железом и душит внутри всё живое, и Юджи для него не исключение.       Но Юджи знает, что это всё напускное. Он не знает, о чём и как думает Сукуна, потому что тот часто противоречит выражению своего лица — но Юджи это и не нужно. Потому что всё это — ровно до того момента, как у него заканчивается терпение. Тогда он надолго забывает слово «контроль». И, может, это вовсе не он, но каждый раз, когда Сукуна получает Юджи в свободное пользование, у него начисто сносит крышу.       Потому что Сукуна никогда не отказывает себе в своих желаниях.       Прямо как сейчас, когда внезапно отстраняет его, складывая почти пополам, перехватывая сзади руки, и насаживает на себя, выбивая из лёгких весь воздух. Рычит, скалится и смотрит так пристально, что взгляд и плотоядная ухмылка почти отпечатываются на сведённых плечах. У Юджи на секунду перед глазами блекнет весь мир. Он хватает ртом раскалённый воздух, силится позвать Рёмена по имени, но вместо слов выходят только полузадушенные хрипы.       Сукуна замирает — не делает ничего, — только смотрит, смотрит, смотрит, впитывает, до последней, все эмоции, вытягивает все силы — и вдруг дёргает его за руки обратно, заставляя больно удариться о своё плечо. Юджи едва успевает растворить перед глазами звёзды, как с ужасом чувствует внутри, помимо члена, чужие пальцы. Сукуна впивается клыками в шею, на границе роста волос, слёту находя очередную его эрогенную зону, и разводит внутри пальцы, сильно, нарочно причиняя боль — знает не хуже самого Юджи, что в таком состоянии ему хватит и этого. Он теперь весь в коконе боли и удовольствия.       Член внутри упирается в слишком чувствительную сейчас простату, давит, закатывает за веки глаза и не даёт опомниться ни на секунду. Ему и без того всего слишком много, слишком невыносимо, но Сукуна издевается только больше, наслаждается своей властью и его беспомощностью, сколько может: не вынимая пальцев, приподнимает его на себе, совсем немного — Юджи растрахан уже настолько, что двигаться в нём теперь легко, — и снова опускает, проходясь головкой по пульсирующему комку нервов, усиливая трение и давление в разы, и повторяет ещё несколько раз.       Юджи, кажется, сходит с ума.       Упирается пятками в камень подлокотников, тщетно силясь удержаться на месте, и почти рыдает от нахлынувших ощущений, не в силах сделать ничего — что значат его жалкие потуги перед силой Короля Проклятий? Его трясёт в чужих руках, выгибает дугой и лихорадит так сильно, что уходит земля из-под ног.       А место укуса продолжает жечь.       Сукуна специально не лечит, добавляя к этой боли и растягивающие его пальцы внутри. И внизу, и вверху всё саднит и режет, любое движение отзывается вспышками боли в спине друг другу на встречу. Юджи мечется меж двух огней, пытаясь хоть немного притерпеться хоть к чему-нибудь, но прежде, чем он успевает успокоить хотя бы свой бешеный пульс, происходит то, чего он боялся больше всего.       Сукуна начинает двигаться.       Юджи плохо осознаёт даже, от чего ему хуже, с каждым толчком считает перед глазами звёзды и ловит слухом хлюпающие шлепки — Сукуна расширяет пространство настолько, чтобы Юджи слышал всё, едва ли находясь в сознании.       И Юджи слышал.       Юджи слышал даже, кажется, как бежит по чужим вздувшимся венам на руках и члене кровь, как гоняет собственную сердце и как сдавленно дышит Сукуна, откинувшись назад и упершись затылком в холодный камень трона. Он мог сколько угодно строить из себя хладнокровного — но они оба знали, у кого из них терпения меньше.       Особенно когда прошло уже тысячу лет.       Поэтому Сукуна снова срывается на бешеный беспорядочный темп, уже не особо заботясь о чужой боли — вынимает пальцы, впиваясь одной рукой в чужие мягкие волосы, а другой заламывая чужие руки назад. Юджи остаётся только в бреду цепляться ослабевшими пальцами за подлокотники и пытаться считать от десяти до одного — только бы не отключиться, только бы прийти в себя.       Лучше от этого точно не станет.       И это тоже знал каждый из них.       Оргазм обоих накрывает с головой — мелькает яркой вспышкой перед глазами и развязывает узлы внизу живота. Юджи падает на чужую грудь, ему кажется, без чувств.       Но Сукуне не нужно много, чтобы вернуть его назад.