В такую жару работать – грех

Чан вздыхает, ища на забитом бумагами столе пульт от кондиционера. Это правда уже не смешно, он же каждый чёртов раз кладёт его на одно и то же место, так каким же чудом он каждый раз оказывается там, где не должен? В дверь стучат, и Чан отрывается от своего исключительно важного дела, недовольно морщась и оглядываясь на дверной проём, где появляется необычно светлая фигура младшего. До Бана доходит долгую секунду, и он вдруг шумно втягивает горячий воздух носом, опуская взгляд, потому что «блять». Кажется, в душном кабинете становится ещё жарче, потому что сердце подводит, разгоняется, пытаясь предотвратить тепловой удар, к которому Кристофер всё ближе и ближе. — Сонбэним? — секретарь в ожидании крутит в руках стакан ледяного кофе, а старший даже не может блондинистую голову поднять, боясь снова наткнуться взглядом на влажную белую рубашку, которая липнет к и без того привлекательному телу, и на невозмутимое лицо Со. Бан уверен, что это жизнь перед ним издевается. Иначе почему младший перед ним сейчас в таком виде? — Ты кофе принёс? — Чан облизывает сухие губы, почему-то солёные на вкус, и неловко улыбается, потому что «как подросток какой-то, честное слово». Чанбин кивает, делает несколько шагов вперёд, заставляя начальника заметить перетягивающий свободную рубашку на боках ремень. Секретарь никогда не снимал пиджак перед ним, за что Кристофер был бесконечно благодарен ему, потому что его фантазия и без этого отлично справлялась. Последние дни жара стояла безумная, от которой в мгновения плавится мороженое, а ещё люди, прячущиеся по домам и спасающиеся кондиционерами. Наподобие того, что установлен в кабинете Бана, от которого он не может найти пульт. — В кабинете жарко, — господи, зачем он это озвучивает? Чан искренне уверен, что это какая-то пытка, потому что даже едва мелькнувший перед глазами образ мокрого, закатавшего белые рукава рубашки младшего будоражит ослабленный организм. — Почему не включите кондиционер? — Я пульт потерял, — честно. Со хмыкает звонко, ставя стакан на стол и направляясь к Бану, что тот понимает слишком поздно. Он торопливо отодвигается, освобождая младшему место перед столом, и в тысячный раз представляет кривую ухмылку. Когда он настаивал, что совсем формальные обращения излишни, он «совершенно не имел в виду такое неуважение». Начальник понимает, что поднять голову всё равно придётся, поэтому собирает последние силы, когда шатен встаёт рядом, ужасно, отвратительно близко, наклоняясь к столу и позволяя рассмотреть внимательнее. Рассмотреть обтянутые тёмно-серыми брюками бёдра, которые на ощупь потрясающе упругие — удалось разок коснуться. Рассмотреть прилипшую к пояснице белую ткань, а ещё выше — очерченные, размашисто двигающиеся в такт каждому движению младшего лопатки, перетекающие в широкие плечи. О руках не стоило и говорить, Чан искренне уверен, что если бы он не был на работе, то давно истёк бы слюной, высох бы на солнце от обезвоживания, сидя ровно перед фото его младшего. Или от недостатка кислорода с превеликим удовольствием, если бы эти самые руки сомкнулись на его шее. Больше, чем всё это, бил по фантазии только вид на небрежно съехавший вбок ворот совсем немного расстегнутой рубашки. Всего пара пуговиц, потому что Со снял никогда не покидавший его шею галстук, за который Чан тысячу раз хотел потянуть младшего на себя, но даже этой пары хватило, потому что ворот упал, открывая впадинку у основания загорелой шеи, а ещё остро выпирающую из-за неудобной позы ключицу. Со весь какой-то острый, с грубоватой линией челюсти и абрисом кадыка. А самое страшное, что Бана от разгорячённого тела отделяет всего полметра. Протяни руку и… — Нашёл, — Чанбин выпрямляется, протягивая старшему пульт, а тот моргает растерянно, цепляясь взглядом за самодовольную ухмылку младшего. Тот смотрит сверху вниз, не очень-то смущаясь начальства. И в этом читается скрытая за хорошими манерами дерзость, давно обнаруженная и почти сводящая влюблённого Чана с ума строптивость. Он принимает из чужих рук контроллер, наблюдая, как обладатель идеальной (по неоспоримому мнению Кристофера) фигуры разворачивается, сверкая примерно такими же упругими ягодицами, и напоминает о кофе, снова оказавшись по ту сторону реальности. — Пейте, пока холодный. Я пойду? — Подожди, — Бан придвигается ближе к столу, пытаясь игнорировать подрагивающие от возбуждения пальцы. — Подготовь приказ, что с завтрашнего дня ближайшую неделю сотрудники могут ходить в чём душа пожелает. Я не горю желанием смотреть, как вы умираете от жары, а клиентов всё равно мы не будем принимать ещё несколько дней. — Хорошо, спасибо, — Со кивает едва, улыбаться не в его стиле, но сейчас на довольном лице расцветает кошачья улыбка, отчего щёки младшего сминаются у уголков пухлых губ. Чан отчаянно хочет целоваться.

***

— Он меня чуть не сожрал, — Чанбин присаживается на своё место, а сидящий напротив Джисон даже не отрывается от экрана, якобы сочувственно кивает, надувая розовые губы, концентрируясь на чём-то очень интересном на экране. — Давно пора, — Со моргает растерянно, потому что от температуры в помещении мозг плавится покруче мороженого, а потом возмущённо восклицает: — Взглядом чуть не сожрал, дебил! — Роли не играет, — и Хан наконец обращает на друга внимание, перестав активно щёлкать бедной мышкой. — И что ты вообще обзываешься? — Потому что ты… — шатен тушуется, машет на младшего рукой, обмахиваясь лежащим рядом документом. Друг хмурится: — Ну а что ты хотел? Уже каждая собака знает, как он на тебя смотрит. А ты только динамишь. — А вдруг я против? Может, я его не хочу? — Джисон фыркает, даже не пытаясь не улыбаться. — Себя-то не обманывай, а меня всё равно не получится. Лучше скажи: когда перестанешь над ним издеваться? — Как только, так сразу. И первым тебе доложу. Он, кстати, приказал оповестить, что с завтрашнего дня без дресс-кода. И только попробуй прийти в своей пижаме, я тебя выпну отсюда лично, — и Со угрожающе машет указательным пальцем перед младшим, который улыбается предвкушающе, готовый продемонстрировать всем не только свои кроличьи зубки, но и потрясающую фиолетовую пижаму в звёздочку, которую, была б его воля, не снимал бы даже во время секса. — Или к нему в кабинет перееду, он не будет против. — Вот ты завтра его и отблагодари за заботу о нас, так сказать. Ну, начальник и секретарь, все дела. — Дорогой, завязывай с порнухой. Хан не обижается совершенно, кивает, уже предаваясь мечтам, как поразит своим видом Ли Минхо из отдела продаж, после чего тот без колебаний согласится выпить с ним кофе. Чанбин думает, что ему стоит прокараулить Джисона около его квартиры с утра, чтобы не выпустить поехавшего друга в таком виде на улицу.

***

Утром Чан торопится на работу с отвратительным предчувствием. До дедлайна всего три дня, три ужасных дня в постоянной запаре, в душном кабинете, зато без разгуливающего по офису Мистера Со Чанбина, от провокационного вида которого работать не представляется возможным совершенно. Кажется, бог слышит его, раз целый день в качестве секретаря по кабинетам разгуливает Хан Джисон в просто потрясающей фиолетовой пижаме в звёздочку. Чан даже сказать ему ничего против не может, сражённый младшим наповал, поэтому благодарит за принесённые документы и обещает себе когда-нибудь накормить его ужином, лишь бы эта потрясающая фиолетовая пижама с звёздочками не появлялась больше в офисе. День проходит до того спокойно, что к вечеру он разочарованно вздыхает, потому что подготовка к отчёту продвигается в разы быстрее ожидаемого, а за 10 рабочих часов Чанбин носа не показывает в кабинете Бана (возможно, именно поэтому). Уже после торжественных уговоров сотрудников идти домой, после прощания с Ханом, после запасания водой и кофе на всю ночь, только тогда дверь кабинета открывается, а Со заходит внутрь бесшумно. В коридоре за его спиной темно, потому что свет почти везде выключен, и в руках у младшего целая стопка папок разных цветов и размеров. Бан отвлекается от документов неохотно, но тут же зависает на неторопливо шагающем к его столу секретарю. Ему это всё не нравится совершенно, потому что на младшем чёрная майка без рукавов, не скрывающая плавные изгибы мышц, и шорты короткие. Ноги у младшего ещё более потрясающие, чем казались под строгими брюками, а непослушные волосы Чанбин явно не раз потрепал руками — об укладке и речи не идёт. — Ты где целый день был? — моргает, пытаясь прийти в себя, и борется с желанием зарыться в бумаги лицом, чтобы не видеть того, на что не смотреть невозможно. — У себя. Долги оставались кое-какие, вот я целый день и сидел. Можно я с Вами поработаю? Джисон ушёл, не хочу зря энергию тратить. Кристофер кивает в ответ, потому что отказать точно не может и ничего странного в этом нет. Вернее, не было бы, если б в горле не встал ком от одной мысли, что сидящий напротив Со болтает в воздухе ногой, отчего неширокие шорты задираются, оголяя острые колени. Только поселившись в крашенной голове, она оттуда не выходит ближайшие полчаса, а в животе завязывается узел от волнения и напряжения. Кондиционер шуршит тихо, успокаивая, но Чан его выключает, потому что с приходом ночи в кабинете холодает. Чанбин правда работает эти полчаса, правда не смотрит на старшего от слова совсем, только по их истечению наконец хлопает самой большой папкой с отчётом, который проверял, и отодвигает её размашистым движением, поднимая взгляд на более-менее сосредоточенного на работе Бана. — Что? — Я закончил на сегодня, а Вы? — Я ещё посижу, — на лице младшего снова появляется ухмылка, он складывает руки на столе, перебирая по дереву пальцами. — Вы не устали? — Чанбин, что-то случилось? — Кристофер выпрямляется, заглядывая в чёрные глаза секретаря, а тот дует губы, строя забавную мордашку. — Я думал, раз мы успеваем до дедлайна, то могли бы немного расслабиться, — и то, как откидывается младший на спинку стула, ему тоже не нравится. — Мы успеваем до дедлайна, ты можешь ехать домой и отсыпаться, — Бану правда многого стоит сказать это без дрожи в голосе. — Вас не дождёшься, — фыркает Со, вставая с нагретого места и обходя заваленный бумагами стол, чтобы уже самому оттолкнуть начальника, собрать их в несколько небрежных стопок, отодвинуть подальше и быстрым движением занять освободившееся место. Старший смотрит заворожённо, пытаясь понять, спит он или потерял сознание, потому что Чанбин ставит свои потрясающие ноги на его стул. Одной опирается на спинку, а второй настойчиво раздвигает его бёдра, даже не утрудившись снять потёртые кеды. Только Бан ему противостоять не может, послушно придвигается ближе, пока младший всё сильнее давит на реагирующий на происходящее член сквозь джинсы и перехватывает его кисти, тянет на себя, кладя на свою шею и уже наклоняется за поцелуем, когда Чан торопливо отталкивает: — Чанбин, ты хоть осознаёшь, что делаешь? — Вполне, — секретарь на мгновение закатывает глаза, будто бы раздумывая, а потом улыбается, впиваясь взглядом в почти испуганные, но восторгом светящиеся глаза. — Даю Вам то, чего Вы хотели. Вам же хочется меня коснуться, так? И тянет за руки сильнее, снова перехватывая, прижимает к собственным бёдрам, ведёт выше, чтобы Бан почувствовал под пальцами чужой стояк. — Пиздец, — Чанбин кивает, уже хватается за ворот чужой футболки, прося встать и притягивая к себе. Чан наконец сдаётся, обвивает талию младшего руками, притягивая ближе, и поддаётся скребущему в горле желанию зацеловать младшего до смерти, впиваясь в приоткрытые губы. Колено Со давит между ног до отвратительного возбуждающе, так же движутся его горячие пальцы по плечам. — Мне придётся идти в охрану из-за тебя, чтобы стереть запись. — Это повод остановиться? — шатен за ним хитрым взглядом следит, осторожно слезая с тёплого стола. Чан смотрит на него, как на безумного. — Ни разу, — и тянется за новым поцелуем. Секретарь не отказывает, залезает под футболку пальцами, оглаживая покрывшуюся мурашками спину. Сердца стучат громче нужного у обоих, но их всё равно не слышно из-за влажных вздохов и тихих сдержанных полустонов. Разница в росте не ощущается практически, но Со вдруг с тихим смешком разрывает поцелуй, потому что Кристофер хватается за его плечи, ныряя под его руки, тянет на себя, прихватывая бёдра, и всё это смутно подсказывает, что… — Ты пассив? — Бан горит, у него горит тело, горят щёки, он весь горит, прося не останавливаться, но от вопроса тушуется. Если бы он не плавился под уверенным взглядом, под впивающимися в бока пальцами, то даже обязательно бы засмущался, но пока только: — Вообще да, но если ты тоже, то с тобой… я попробую, — Чан бубнит, но младший мотает головой отрицательно, льнёт к чужой шее, прикусывая бледную кожу, втягивая зубами, отчего та краснеет моментально. Бан прикусывает губу, чтобы предотвратить болезненно-возбуждённый стон. — Нет необходимости. На диван или прямо здесь? — На диван. Иначе я себе точно что-нибудь отобью, — тихий смешок. Кристофер разочарованно следит, как Со отрывается от него, перегибаясь через широкий стол, чтобы из притащенной с собой сумки вытащить нагревшийся в помещении тюбик смазки и презервативы. Бан почти неверяще вздыхает, потому что его секретарь, чёрт возьми, опять всё уже знает лучшего него. — Не хочешь побыть сверху? — Чанбин приземляется на кожаный диван, по привычке широко раздвигая ноги, но тут же сдвигает обратно, когда старший направляется к нему, чтобы занять место на тёплых бёдрах и стянуть только мешающую футболку. — Почему бы и нет, — Кристофер большой, а ещё хороший руководитель, но мягкий и послушно тянется за лаской, утыкаясь в чужую шею, вдыхая пряный аромат кожи и почти тая от щекотных поглаживаний. — У меня давно никого не было, я долго не продержусь. — Я тоже. Сбито, малоразборчиво и будто бы последние предупреждения. Бан не может терпеть, зная, что на растяжку уйдёт какое-то время, поэтому торопливо расстёгивает джинсы, снимая их вместе с трусами и принимая помощь младшего, который любезно их стягивает, бросая на пол, и на щеках старшего румянец наливается краской снова, когда Со просит поцеловать его. Отвлекает он удачно, поэтому, почувствовав ладони на пояснице, блондин выгибается, подставляясь под чужие пальцы, уже осторожно касающиеся ещё часто сжимающегося ануса. С непривычки больно и немного некомфортно, но Чан терпит, принимая два пальца во всю длину, потом три, и сам насаживается с напряжённым шипением, вскидывая голову. Чанбин следит за реакцией старшего внимательным взглядом, целует открытую шею и шикает успокаивающе. Он не ругает Бана за больно сжимающие его плечи пальцы, а в качестве поощрения касается стоячего члена, осторожно размазывая смазку по красной головке. Кристофер в его руках выгибается навстречу, а ещё не сдерживается: — Давай попробуем. Я выдержу, — и дрожащими руками спускается на чужие бока, приподнимаясь и прихватывая резинку шорт, стягивая их к коленям под насмешливый взгляд Со. — Да Вы ужасно нетерпеливый, сонбэним, — Чан усмехается от этого обращения, от тона младшего, потому что в положении, в котором он находится… ну, он бы не обиделся, если б Чанбин произнёс бы что-нибудь из разряда: «Ебал я ваше начальство». Потому что на правду не обижаются. Шатен набирает темп, потому что пальцы входят всё легче, а Бан выдыхает всё звонче, концентрируясь только на грубых толчках и на чужой ладони на его шее. И ещё немного держит себя в сознании, чтобы порвать уже несчастную упаковку от презерватива и всё такими же подрагивающими пальцами раскатать резинку по члену младшего, добавляя ещё смазки, потому что подготовки критически не хватает. Но секретарь наконец покидает тело старшего, вдруг оставляя его один на один с собой. Даже дыхание младшего отдаляется, и Чан остро чувствует, что в кабинете жарко невероятно, что у него выступает пот, что дышать почти нечем, только задыхаться запахом кожи, дезодоранта и стоящего на столе кофе. И Бан задыхается, приподнимаясь и обхватывая пальцами лицо младшего, чтобы тот его успокоил размеренным поцелуем, чтобы погладил по бедру, помог насадиться и предотвратил порыв отстраниться, потому что это не идёт ни в какое сравнение с пальцами. Но возбуждение накатывает новой волной, потому что Со сжимает чужие бока, медленно опуская старшего, и Чан упирается в его плечо лбом, наблюдая за выступившими на руках от напряжения венами и слушая сбитое дыхание. От сладкого тихого стона блондин крупно вздрагивает, вскидывая голову и следя за прикрытыми глазами младшего. Чанбин жмурится, потому что Бан невыносимо узкий и горячий не только внутри, он внешне опутывает его тело руками, шире разводит ноги, принимая всю длину и влажно вздыхая. Первое движение выходит небыстрым, ещё осторожным, но за нетерпеливый вздох Со Чану всё прощает, понимая, что тот сам хочет ускориться. Второй — уже лучше, третий почти без задержки, а на четвёртом блондин облизывает пересохшие губы и начинает набирать темп. Поцелуи в горячие плечи выходят всё грубее, а вскоре Чанбин над ключицей новый засос ставит. Начальник забирается под майку пальцами, ведёт ногтями вертикальные полосы, ещё не царапая, но извещая о такой вероятности, потому что из груди рвётся надрывный стон. Изнутри распирает, но Бан только ускоряется, упираясь коленями в неприятный к коже диван, потому что находит нужное положение, задевая простату и провоцируя мелкую дрожь. Хочется сильнее, ещё сильнее, и Кристофер скулит, понимая, что его недостижимый секретарь наконец-то рядом, наконец-то сжимает его бока, поторапливая, и стонет негромко, прикрывая чёрные яркие глаза. Стонет из-за него, а ещё: — Чан, блять, — потому что не контролирует ситуацию, а старший наслаждается коротким моментом, когда Со умоляет и шепчет его имя. — Я сейчас кончу, — глухое, в шею, больше от избытка чувств, чем физических стимуляций, и Чанбин мотает головой, обхватывая чужой член и сжимая у основания кольцом пальцев, оттягивая хотя бы на то время, пока просовывает руки под чужие колени, практически скидывая с себя старшего, роняя его на спинку влажного от смазки и пота дивана. Бан не может сопротивляться, потому что шатен подхватывает его бёдра, приподнимая и входя снова, наваливаясь всем телом. — Будешь терпеть, пока я не разрешу, — севшим голосом, от которого блондин прикусывает губу, болванчиком кивая, ведь младший входит ещё глубже, раздвигая его ноги и ловя одну руку. Она ложится под колено, чтобы Бан сам придерживал, потому что сил держать ноги в воздухе нет совершенно, а вторую ногу Со любезно закинул на своё плечо, и от открытости позы Чан стонет, жмурясь. Кристофер на оттяжку, конечно, мало надеялся, но от выбранной шатеном скорости остро колющее в животе наслаждение не успевает расходиться по туловищу, выбивая из старшего стоны всё громче и выше. Почти больно, почти ноги сводит, почти с ума сойти можно, но Чанбин целует, стонет сам в поцелуй, одной рукой придерживает, а второй снова сжимает красный от возбуждения член старшего, дразня осторожными касаниями и напоминая, что ещё рано. Чану не рано, Чан держится из последних сил, хмурясь и чувствуя стекающие по вискам слёзы вперемешку с потом, и громко, на грани с криком мычит, широко ведя ногтями по нежной коже на спине. Последний толчок выходит неожиданным, Со задерживается внутри, отпуская член старшего и звонким шлепком по бедру позволяя расслабиться, больно прикусывая нижнюю губу. Не проходит и секунды, как блондин взвизгивает, давясь сладким именем, бурно кончая на собственный живот и просит продолжить поцелуй, явно желая задохнуться. Чанбин кончает через несколько долгих секунд, потому что Бан сжимается часто, ещё впиваясь в его руку ногтями. Чан не курит, но уверен, что ему сейчас очень надо. Он лениво вытирает остатки собственной спермы с живота, натягивает одежду кое-как и радуется, что его секретарю абсолютно настолько же неохота что-либо делать, поэтому тот без труда натягивает шорты с трусами обратно и остаётся сидеть, позволяя Бану сесть рядом, закинуть ноги на его бёдра и упасть на плечо устало: — И как давно ты знал? — О чём? О твоей озабоченности мною? — обидно, но не очень. — Наверное, месяца два. — То есть с самого начала. И молчал. — Не тебе меня упрекать в бездействии, — тёплая ладонь ложится на голову, поглаживая светлые пряди, и Чан почти засыпает от незамысловатой ласки. — Включи кондиционер, дышать нечем. — Я потерял пульт, — мурлычет, а сам обвивает талию младшего руками, отказываясь отпускать.

***

Джисон на работу приходит злой, как чёрт, и даже пренебрегает потрясающей фиолетовой пижамой в звёздочку, натянув на себя что-то более приличное. Довольная улыбка Чанбина его бесит до красных пятен на лице, и старший всё-таки утруждается спросить, что с другом случилось. — Этот проклятый Ли Минхо! Пообещал мне сходить со мной за кофе после работы! Хотя там звучало как-то так: «Господи, Хан Джисон, я сделаю что угодно, только не подходи ко мне в таком виде», но это совершенно неважно. Так вот, эта сука последняя даже не написал, смотался домой без угрозений совести! — Угрызений. — Плевать мне! — именно в этот момент в дверях появляется «сука последняя» — миловидный парень из отдела продаж, за которым Джисон бегает последний месяц без передышки. Минхо кланяется в качестве приветствия, оборачивается к Хану с жалостливым: — Прости, что вчера не получилось встретиться. Ты ушёл раньше меня, а у меня телефон разрядился, а я не заметил. Может, сегодня после работы встретимся? — и расцветает очаровательной улыбкой, на которую друг откровенно залипает, слишком активно кивая. — Хоть сейчас, милашка.