О братстве

      Бездна затихла. Рейстлин стоял возле тела брата, глядя в его уже навсегда неживые глаза, и не мог поверить. Не мог даже в мыслях сказать себе, что Карамона, его брата, с которым они всегда были вместе, больше нет. Что это он сам убил его.       Да, именно так и казалось Рейстлину. Он мог спасти брата. Он мог быть рядом с ним, когда Карамон умирал, мог хоть раз сказать ему: «Спасибо, брат. Спасибо за всё», но тогда… тогда архимаг думал, что это лишь очередная ловушка Такхизис, что это не его брат, что Карамона просто не может быть здесь. Богиня смеялась. Над ним, над его глупыми планами, над всеми, кого он любил и кому верил.       — Карамон, — архимаг опускается на колени, осторожно проводит пальцами по плечу брата. Только сейчас, только когда Рейстлин потерял его, он понял, как брат был ему дорог. Что он был не прав, обвиняя Карамона, смеясь над ним. — Брат… прости меня. Прошу, прости за всё…       А Карамон бы простил. Как когда-то давно, годы назад, простил ему своё «убийство». И продолжал быть рядом, помогать, поддерживать, хоть получал за это только ядовитые замечания и просьбы оставить — тогда ещё — мага в покое.       Карамон бы простил ему всё: предательство, боль, обиду, всегда бы был готов прийти на помощь, поддержать, одним своим присутствием и глупыми словами отогнав кошмары.       — Тихо, Рейст, я рядом… Всё хорошо, это был просто кошмар.       Карамон знал, что брат потом прогонит его, знал, что получит потом сотни ядовитых слов, но всё равно приходил… всё равно был рядом.       Архимаг заглянул в карие глаза брата, такие непохожие на его собственные (не до, не после Испытания), и заплакал. Сжав руку Карамона, как когда-то делал он сам, прогоняя кошмары, Рейстлин опустил голову и зажмурился, тихо всхлипнув.       — Рейст… ты всё-таки пришёл, брат. Ты же будешь со мной, да? Ты же сможешь меня спасти? — тогда на губах Карамона застыла улыбка — последняя улыбка, которую не сумела стереть даже смерть. Он всегда знал, что брат — что бы он не говорил — поможет, не сможет навсегда отречься от него. И Рейстлин ненавидел его за это. Отрицал это. «Ты не нужен мне, слышишь? Мне никто не нужен!» — даже тогда Карамон улыбался. Потому что знал, что брат после придёт к нему, когда будет думать, что воин уже спит, и тихо скажет только одно слово: «Прости».       Ему всегда было достаточно одного слова.       Архимаг осторожно закрыл глаза брата и тихо поднялся, в последний раз глянув на лежащего перед ним Карамона. Теперь казалось, что он просто спит, что стоит его близнецу сказать ему что-то — и Карамон снова подскочит, всё с той же улыбкой и скажет:       — Конечно, брат! Конечно, я всегда с тобой!       Рейстлин стянул с плеч плащ и, осторожно укутав брата, произнёс магическую формулу. Тело Карамона немедленно исчезло, но архимаг знал, что брат… тело брата будет ждать у Врат. А ему предстояла другая битва.       — Ты забрала у меня всё, Госпожа. Как и обещала. Теперь моя очередь выполнить клятву. — Рейстлин обернулся, глядя подошедшей Такхизис прямо в глаза. Сейчас ничто не могло бы остановить его, да и останавливать уже было некому.       — Бедный мальчик снова один? — сочувственно протянула Богиня. — Бедному мальчику пора запомнить, что Боги всегда выполняют свои клятвы. И я поклялась уничтожить тебя — как и всех, кто тебе дорог…       Маджере лишь усмехнулся. Он знал, что сейчас, даже в Бездне, он сильнее её, сильнее любого из Богов. И архимаг видел в глазах Такхизис страх.       — Позволь сначала мне исполнить то, что я обещал. — одно заклинание — и Богиня, вскрикнув, падает, а её тело рассыпается в прах.       А Рейстлин не чувствует ничего.       Он достиг своей цели, он теперь Бог. Но в голове лишь пустота, звенящая, и ни одна мысль не мелькает среди тумана.       Архимаг переносится ко Вратам и осторожно поднимает тело брата. Теперь он ничего не весит, а может просто Рейстлин уже не может почувствовать этой тяжести. Слишком тяжело на душе.       Маджере входит во Врата, оказываясь в знакомой лаборатории, и ему на встречу поднимается ученик.       — Шалафи? — тихо зовёт он, однако Рейстлин не слышит этого. Архимаг идёт по знакомым коридорам, а Даламар тенью скользит за ним, понимая, что учитель сейчас ничего не скажет. Лишь у выхода в Башню Маджере останавливается, положив Карамона на землю.       — Твоё обучение окончено, Даламар, — тихо произносит он. — Осталось только одно — убить Бога.       Рейстлин протягивает ученику кинжал и криво улыбается. Тёмный эльф смотрит на шалафи, не узнавая его, не веря, что перед ним человек, который, достигнув цели, хочет только одного — уйти.       — Я так устал, — неслышно произносит Маджере. — Даламар, прошу тебя. Прошу, один взмах…       Кинжал, блеснувший в свете Лунитари кровью, пронзает сердце Рейстлина, но тот лишь улыбается, так же, как делал это брат. Он наконец понял, к чему шёл всю жизнь. К чему стремился.       Он лишь хотел покоя…