Я в чудеса не верю

Реинкарнация — смело, стильно, молодежно.

      Тогда, в 1980 и 1990 годах, все это было модно и на слуху практически везде. Имелись доказанные и описанные случаи, когда люди вспоминали прежнюю жизнь, старые языки и умения, которые ничем иным более не объяснялись, и все это в уже девятилетней Гермионе цвело пышным цветом.       Знание двух ныне почти мертвых языков, склонность к музыке… Конечно, многие девочки любят петь и терпеливо, с охотой учатся игре на музыкальных инструментах, но лютня! Карл, лютня! Причем с семи лет… На момент покупки инструмент был чуть меньше самой музыкантши, но аккорды под песню она брала уже весьма уверенно, а пару лет спустя под чутким руководством учительницы могла, почти не фальшивя, воспроизвести многие композиции. Друзья дома Грейнджеров тихо млели от джаза и блюза на лютне в исполнении дочки хозяев дома — слух у девочки был на уровне. И пение в церковном хоре на радость отца О’Рилли для Гермионы было почетной и любимой обязанностью. Математика, геометрия и алгебра, знание иностранных языков, абсолютная грамотность вкупе с красивым по факту каллиграфическим почерком отправляли в нирвану учителей ее школы. А интерес к истории, а любовь к рукоделию (конкретно к вышивке), а твердое «хорошо» по физкультуре, начитанность и склонность к естественным наукам… Дочка врачей в свои девять прониклась огромным уважением к работе родителей.       И, казалось бы, радость мамы и папы могла быть безмерна, если бы не… Ложкой дегтя тут была память о прошлом. Темном прошлом.       Гермиона ясно помнила, что ее убили когда-то давно. О-о-очень давно… Сожгли на костре как ведьму, а она, между прочим, была почтительной дочерью, доброй и образованной девушкой. Все заботилась о здоровье родителей да лечила их зельями и амулетами. А что? Какое время — такая и медицина. И тут какая-то мерзкая инквизиторская сволочь с претензиями на истинную веру сначала «во имя добра и света» уничтожает ее семью, а позже, дав ей насладиться смертью родных, сжигает и ее. И ведь сам колдун! Кто же еще может так легко читать мысли? Обыкновенные люди этого не умеют… Ну, за родных, за лживость и подлость, за свою смерть она его тоже приложила. Прокляла, а проклятие, изреченное в смертный час неотомщенной девственной ведьмой, особенно, когда справедливость на ее стороне, — это гарантия качества. И личное дело мерзавца рассматривал в день произнесения проклятия уже не людской, а высший суд.       К большой печали родителей Гермионы, ее версия собственной безрадостной участи, увы, была весьма объяснима теорией памяти прежних жизней, логична и практически не имела нестыковок, за исключением инквизитора-мага. Ну а кем он должен был казаться заживо сжигаемой бедняжке?       Об этой версии не знал даже семейный психолог, в отличие от продвинутого католического священника с ирландской кровью, который после внеочередной семейной исповеди Грейнджеров выдал неожиданно дельный совет: кроме Бога и семьи знать об этом никому не надо. И мама, обдумав риски медицинской помощи, которую могли оказать ее коллеги, и вполне определенный результат лечения, решительно наложила вето на доступ всех посторонних к некоторым семейным тайнам.       Была в очередной раз скорректирована линия воспитательного воздействия на ребенка.       — Жизнь — не сказка. В ней есть подлость и жестокость: и тогда, и сейчас. Бедняжка, умершая в то время, это не ты! И, к сожалению, ей не помочь. А ты, Миа, можешь прожить в ее честь целую жизнь! Стать врачом, музыкантом, ученым. У тебя столько знаний и способностей, а исполнив ее и, главное, свою мечту, ты могла бы назвать уже твою красавицу-дочку именем этой несчастной.       Родители сводили Гермиону в католический храм отца О’Рилли, где заказали красивый хорал в память жертв инквизиторского произвола, а еще для верности на Самайн провели обряд прощания с семьей погибшей… Самое то для впечатлительной Мионы.       Жизнь налаживалась. Гермиона не только умела и любила учиться, но и училась понимать мир вокруг себя. Добрая девочка легко читала и книги, и людей. С людьми было труднее: мысли у них всегда были разные, и иногда просто пугали, а родителей девочке не хотелось огорчать. Зачем им знать, как она достала книги с самых верхних полок? И тот придурок на велике… Если подумать, то даже у нее самой не было реальных доказательств того, что она как-то причастна ко взорванным шинам. За исключением того, что она точно знала, что причастна.       А так жизнь текла своим чередом: школа, дом, уроки, музыка, любимые книги и очень мало друзей. Нет, она не была заучкой и зазнайкой, но день был так лихо расписан, что на приятельское общение времени практически не оставалось. Плюс большие знания — большие печали. Со взрослыми было банально интересней, они реально больше знали и больше помнили, а их мысли иногда были иными, чем их ответы на ее вопросы, и при сложении мысленного и озвученного ответа находилась либо истина, либо новый вопрос.       Картина мира для Гермионы была простой и устоявшейся, ведь взрослые все описывают со времен пирамид: что, кто, где и почему сделал, и что с ним за это сделали. Приоритеты расставлены — семья, будущие друзья и интересная жизнь. Ее цели были определены, осталось только выбрать, кем быть: ученым, врачом, астронавтом, премьер-министром или музыкантом тысячелетия. Кстати, врачом-хирургом тоже можно, и увлечение музыкой тут самое то. Гибкость пальцев, знаете ли. Десять лет, мечты, мечты…       И вот в одно ясное летнее утро Миа как обычно помахала машинам родителей, уезжавших на работу, приготовила по всем правилам вкуснющий чай, достала книгу, выбранную на сегодня почитать и подумать, лютню — поиграть, помечтать — и пяльца с вышивкой (вдруг захочется посидеть и подумать за вышивкой). День обещал быть одиноким, тихим и эмоционально насыщенным, кому что. Но не сложилось. Едва девочка налила первую чашку обалденного молочного пуэра (никакого зеленого улуна), едва устроилась в подвесном кресле в эркере, маленьком зимнем саду, как возле входной двери раздался очень громкий хлопок. Миа невольно насторожилась, а после в дверь постучали. О! Пришла няня, пятнадцатилетняя соседка Мэри, посидеть с ней, пока нет старших! Девочка подошла к двери и не без испуга увидела через стекло входной двери ожившее кошмарное воспоминание. Не ее воспоминание.       Из той жизни, которой никогда не было, потому что она, Гермиона, это не та бедняжка, которую заживо сожгли. Это было давно, и этого вовсе нет, вот только инквизитор вполне настоящий, тот самый. Одетый в весьма странную и нестандартную сутану (?), застегнутую несколькими десятками пуговиц, и непонятное верхнее облачение. Накидка, пальто, мантия?.. Священник? А где тонзура и белый воротник? Может, какая-то новая конфессия. Неясно.       А так вполне себе итальянская внешность темноволосого киношного злыдня из сериала. Вроде бы он моложе папы, но явно старше тридцати… Миа не так уж сильно разбиралась в возрасте взрослых.       Дышать через раз становилось уже тяжело, а смотреть на визитера через стекло двери испуганными огромными, как у девочек из японских аниме, глазами было явно невежливо.       А быть невежливой нельзя: вдруг это не маньяк, а просто человек, и у него нет спичек для твоего костра. Впрочем, он был незнакомым взрослым, а она — девочкой десяти лет и одна дома. Выход был найден.       — Доброе утро, сэр, чем я могла бы вам помочь? Передать родителям буклет вашей церкви?       — Какой еще церкви? — незнакомец резким кивком откинул свои длинные, не слишком промытые волосы.       — Ой, извините, секты… Э-э, а какой именно?       «Мерлин, ты это слышишь, мы — секта в их мире?»       — Нет, дитя, я не проповедник. А вы, мисс Грейнджер, если не ошибаюсь, не могли бы позвать ваших родителей? — визитер просто источал вежливость, но, похоже, это были ее последние капли.       Гермионе стало резко нехорошо, ведь любой английский ребенок знает, что говорить подозрительному незнакомцу, что ты дома в одиночестве — очень плохая идея.       — Родители скоро подойдут, сэр. Может быть, вам их подождать?       Странный тип в странном балахоне нетерпеливо, но благосклонно кивнул и сделал полшага в сторону, ожидая, что дверь в дом откроется. Ага, не тут-то было! Граница частных владений была на замке. Осознав этот факт спустя каких-то шесть минут, незнакомец обратился к маленькой хозяйке:       — Ну, и чего же вы ждете, мисс?       — Жду, когда придут родители.       — Простите, а когда, собственно, они планировали прийти? — нервно спросил визитер.       — Как обычно, в восемь часов вечера. Может быть, в восемь сорок, если куда-нибудь зайдут.       — И вы говорите мне об этом только сейчас? Учитывая, что на данный момент нет даже девяти утра! Сейчас восемь пятьдесят восемь! — визитер был искренне оскорблен то ли ситуацией, то ли временем суток.       — Простите, сэр, но вы и сами точно не говорили, как долго вы готовы ждать. Да и, как правило, все взрослые ради важного дела сначала созваниваются и договариваются — где и когда хотели бы встретиться. Если для вас это важно, — добросердечная дочка врачей явно решила помочь незваному гостю, — может быть, вам дать рабочий телефон папы или мамы? Вы чей пациент?       — Ну что ж, давайте, мисс, — незнакомец еще более нервно кивнул и прошипел: — Пациент!       Гермиона развернулась и ушла в гостиную. Она не могла видеть, что смотревшие ей в спину черные глаза бродячего инквизитора горели мрачными кострами.       Следующие шесть минут шли долго, но мирно. Посланец неведомых сил смирился с неизбежным и просто стоял возле двери фешенебельного особняка, думая о вечном:       «Что я тут делаю? Как я поддался на уговоры директора пойти на эту встречу? Очень возможно, что эта нарядная кукла с феерическим золотистым бантом на копне кудрей рождена не для обучения в Хогвартсе, а ради пущего укрепления незыблемости границ Британии…»       Когда стало уже невыносимо жаль потраченного впустую времени, визитер заметил, что маленькое чудовище уже здесь и старательно просовывает ему листок из блокнота сквозь щель для писем.       — Пожалуйста, сэр, возьмите верхний номер. Это папина стоматологическая клиника, а нижний — институт психиатрии, где работает мама, — чудовище хлопнуло ресницами.       — Психиатрия? — машинально повторил несостоявшийся гость.       — Ну, это когда исследуют и пытаются вылечить болезни сознания, разные мании, навязчивые идеи и пограничные состояния, — тут же пришел на помощь жуткий комментатор с бантом и мило поинтересовался: — Ой, а вам туда? Все плохо, сэр? Не переживайте, там всем могут помочь, ну, кроме неизлечимых случаев, — честность взяла в ребенке верх.       Зло рыкнув, визитер шагнул к двери, и девочка, опять посмотрев на него с ужасом, замерла не дыша. Однако взгляд не опустила, и это в секунду остудило нервозность незнакомца.       «Мерлин, дай мне сил, — подумал он. — Что я творю? Десятилетнее испуганное и балованное дитя, одна дома, ждет жутко занятых родителей. Ей еще одиннадцать часов, может быть, ждать придется, а тут ты со своими нервами и заморочками Альбуса. Как умеет, так и защищается от темных магов вроде тебя и всего мира. О, она уже почти не дышит. Приводим в чувство. И быстро!»       С кривоватой и неискренней улыбкой настоящего киношного маньяка визитер заговорил глубоким баритоном.       Зря, не успокоил он малышку. А что поделать. Маг — это одно, детский психолог — другое, а бывалый и битый жизнью о прикладное воспитание отец — третье. Визитер был только магом.       — Мисс, вам ведь родители велели никого не впускать? — блеснул догадкой не Шерлок Холмс. — Это правильно, что вы их слушаетесь, так и надо себя вести. Одобряю. До свидания, мисс Грейнджер.       «Сейчас возвращаюсь в Хог, скажу, что не застал милую семейку дома. И пускай старая кошка или козел с бубенчиками, Альбус, сами постараются вырвать дочь дантиста и психотерапевта из надежного защитного семейного круга. «Империо» им в помощь».       Гость изобразил поклон и не успел сделать шаг назад, как услышал щелчок замка.       — Сэр?       Он обернулся на голос примерного чудовища. Распахнув глазищи, девочка силилась задать вопрос.       — Да, мисс Грейнджер, вы что-то хотели спросить?.. О нет, разумеется нет! — и делая вид, что снисходительно ее слушает и вдумчиво отвечает маленькой пожирательнице его времени, собеседник изображал ответы, доступные для маглорожденной, и смаковал будущий план действий.       Пусть девочка хорошенько напугает родителей рассказом о странном госте. Глядишь, и няню дочке найдут, и успеют подготовиться к визиту следующих посланцев из Хогвартса. Хорошо бы «ненормальных» встречали с полицией…       — Да, мисс, Великий Мерлин давно умер. Альбус — это имя моего знакомого, а я вовсе не темный маг, все хорошо… — «Стоп. Что?! Я же все это думал!..»       — Сэр, — кареглазое чудовище, вооруженное бантом, четко, звучно и с чувством (спаси нас, Мерлин!) проговорила незнакомое новое слово, одновременно направив от своей груди в его сторону раскрытые ладони: — а «Империо»… Это что? Кто? Или… где?       А вот не рой другому яму.