Я в чудеса не верю

      «Большие знания — большие печали» — очень мудрое выражение. Гермиону приучили учиться вживаться в любой проблемно-школьный коллектив и стараться не ссориться с учителями.       Дипломатия, поиск общих точек общения, поиск гашения любого конфликта. Ну или когда все плохо — самозащита на неплохом уровне.       Папа с мамой были абсолютно правы, обучая свою дочь приемам, которые могут облегчить ей жизнь почти в любом коллективе. Грейнджерам очень не хотелось, чтобы из-за опережающего возраст интеллекта дочка стала вечным изгоем и предметом постоянных школьных издевательств. Правда снизить планку домашнего обучения они тоже не могли, — а куда, простите, деваться, когда такие способности? Либо развивать, либо лечить как психическое расстройство. Лучше развивать и брать под самоконтроль со стороны дочки.       Поскольку мама, Гвен Анна Грейнджер, как психотерапевт о современных методах лечения знала многое, то и самостоятельным практикам, как снимать неврозы и истерические состояния, дочку обучила со всем старанием. Не делать же Герми вечным пациентом специфических клиник только потому, что Гермиона владеет началами телепатии и эмпатии из-за странного влияния части воспоминаний о прежней жизни какой-то весьма «левой» девушки, зацепившейся за сознание ее дочки. Жестко, однако разумно.       Гермиона умела медитировать, что очень помогало очистить сознание и настроиться на нужный лад. Знала и медикаментозном воздействии на свой организм, что, сколько и с какой частотой можно принять. Если уж совсем плохо с нервами. Прозак и прочие сильнодействующие препараты были под запретом. А вот легкие седативные травы и спирторастворимые и медорастворимые настои из них — вполне себе. Эффективно, принимается буквально по чайной ложке, из-за мерзкого вкуса не вызывает привыкания в отличие от того же прозака. Так что, когда появилось желание, надо сказать, впервые в жизни, сперва устроить истерику, а потом шагнуть вниз с Астрономической башни, неглупая девочка поняла, что это неспроста, и направилась с деньгами в спасительный кабинет декана.       Профессору Снейпу Гермиона очень доверяла как фармацевту и даже как зельевару, но списка противопоказаний зелий она не знала, и степень привыкания к ним тоже. А уж ингредиенты, подлежащие первоначальной обработке на уроках зелий, хотя и были 100% натуральными, но, но…       Уж лучше мамин рецепт, он надёжнее. А то вот так посидишь в библиотеке, почитаешь устав Хогвартса, а потом периодику «Ежедневного пророка»… Да, после уже не удивляешься, что истерика — естественная реакция организма на такие новости.       Разговор со старшими девушками со Слизерина тоже не успокоил. Ничуть.       К ней уже стали, кстати, гораздо лучше относиться на змеином факультете. Рассказывали о магии вообще, о родомагии и магических дарах. Магии крови, обетах, древних родах, — все, что вежливо спрашивала грязнокровка из мира маглов, пытающаяся понять, что такое мир магии.       О мире магии Гермиона тоже что-то начала понимать. Понемногу.       Но однажды она у старшеклассниц под Непреложным обетом поинтересовалась, почему за права чистой крови выступал Темный лорд со статусом крови «полукровка» и почему при всех ужасах его действий во время Первой магической войны маглов и сквибов пострадало гораздо меньше, чем авроров и членов Визенгамота. И прямо спросила девочек: Тот-О-Ком-Нельзя-Говорить, что, был повстанец и действовал против введения некоторых законов? Какие же законы пугали самого Тёмного лорда?       Старшекурсницы ощутимо «зависли», грязнокровка явно пыталась разобраться без враждебности к Пожирателям смерти вовсе, а с учетом того, что на Слизерине, в каждой второй семье были люди, преданные Сами-Знаете-Кому… Предположение о родстве Гермионы с Томом Риддлом стало жить своей жизнью. И детская сплетня, пущенная ее соседками по спальне, ушла в народ, обрастая косвенными фактами. Особенно когда старшие девушки увидели, за какой именно период Гермиона внимательно изучает подшивки «Ежедневного пророка».       И вот эта сплетня наконец дошла до нее! Внебрачная дочь Сами-Знаете-Кого, она же Гермиона Грейнджер! Кошмар.       Она тоже человек. Занятия, факультативы, школьный проект. И методичное штудирование школьной открытой библиотеки. О, как сильно помогали девочке скорочтение и скоропись — отдельные важные страницы копировались с помощью заклинания «Джеминио». Гермиона с трудом представляла, что было бы с ней, если бы внезапно нашлась еще какая-нибудь очень важная информация. Она уже иногда не высыпалась толком. Сбавлять темп было уже нельзя, а ей хотелось отдохнуть, поиграть, повышивать, связать какую-то мелочь, почитать книгу — художественную в кои-то веки!       Короче, в один мрачный для себя день Гермиона узнала, кто у нее предполагаемый «папа».       Мало ей было вдумчивого ознакомления с подлинным уставом Хогвартса и завершением сравнительной таблицы из дат смертей в «Ежедневном пророке». Гермиона почти сорвалась. В истерику. В общественном месте. Подлетела к столу увлеченно сплетничающих дур, прошипела: «Заткнулись быстро! Чтобы я такого больше не слышала!» — и вылетела из библиотеки, куда угодно.       На волю было нельзя. С Астрономической башни вниз — можно, но не хотелось. Истерика тоже помочь не могла. Посоветоваться не с кем.       Так что у кабинета зелий Гермиона была за полтора часа до отбоя и декан Снейп, по счастью, был у себя, а ее друг, Гарри Поттер, уже был там и как раз домывал последний котел, мирно беседуя с одиозным учителем зелий о свойствах котлов из разных металлов при варке различных зелий. Разбор вопросов что на что влияет прервал приход Гермионы. Гарри бурно обрадовался ее визиту, да и профессор, судя по приветствию, тоже не имел ничего против увеличения компании, хоть собеседников, хоть мойщиков котлов.       — Приветствую первую леди «Великолепной семерки», — сказал Снейп без всякой вредной подколки с его стороны.       — Здравствуйте, профессор Снейп, привет, Гарри, тебе помочь? — спросила Гермиона. Надо сказать, дети из «Великолепной семерки» частенько помогали друг другу на трудных отработках.       — Нет, я уже практически все, ты за мной? — сразу обрадовался ее лучший друг. Стало полегче.       — И за тобой тоже. Профессор Снейп, я могла бы купить кое-что из ингредиентов, чтобы сварить седативное для себя?       — А просто успокаивающее зелье вам не поможет? Или вы мне уже не очень доверяете как зельевару? — Северус Снейп на минуту поднял голову от пергаментов на столе.       — Я вам доверяю и как зельевару, и как фармацевту, но своих противопоказаний по отношению к волшебным зельям я не знаю вовсе. А медикаментозная аллергия — это что-то.       — Зелья лучше магловских препаратов. Большинство из них гипоаллергенно, мисс Грейнджер, — возразил Снейп.       — А меньшинство? С летальным исходом? Я не принимала еще зелья, вовсе…       — Уговорили, мисс. И что же вам нужно?       — Пион уклоняющийся, корень — 5 грамм; валериана — 5 грамм; пустырник, листья — 10 грамм; душица — 10 грамм; чабрец — 10 грамм и 70% спирт — 200 миллилитров. Деньги я принесла.       — Деньги — это хорошо, но без воды, да и с водой это убойное успокоительное.       — Я знаю. Его принимают курсами, сначала два раза по двадцать миллиграмм на ночь, а позже по каплям, тридцать капель на ночь и десять до завтрака, в течение двенадцати дней. Курс раз в полгода. Я уже и сама готовила и принимала пять курсов. Помогает. Хорошее седативное, заснуть можно сразу и без всяких снов.       — Грейнджер, есть же зелье сна без сновидений! Просто и надежно!       — Мне вряд ли поможет. Во-первых, сны не мои, во-вторых, если нервное истощение на грани нервного срыва, то лучше курсовой прием лекарств вместо мощных, но разовых зелий.       — То, что вы собираетесь сделать, многократно мощнее, чем то, что я вам советую, мисс. Просто поверьте. Сон без сновидений вам поможет, — профессор пытался уговорить. Но сработать сейчас уговоры не могли. Предистерическое состояние…       — Дело не в одних снах, сэр. Дело во всем, что есть в этой жуткой резервации, что уже довела меня до грани истерики. Истерика — это мерзко, и выплескивать на других свое состояние тоже мерзко. Я просто хочу приготовить надежный седативный препарат.       Гермиона не договорила, не без ужаса посмотрев на свои ладони, вокруг которых уже метались языки пламени. С таким же ужасом на нее смотрели профессор Снейп и ее лучший друг Гарри.       Девочка поняла, что если она не успокоится, то навсегда может потерять сразу всех друзей, а также запоздало догадалась, зачем мама и папа очень сильно ограничивали ее общение со сверстниками и учили расслабляться, музицировать и подбирать седативные лекарства, не вызывающие привыкания.       Профессор что-то резко говорил о детском выбросе, приказывал Гарри срочно зайти за него, да еще держал перед собой магический щит. Стало грустно.       — Не бойтесь, я умею управлять своим состоянием, надеюсь, хорошо, — Гермиона подняла руки над головой, прошептала: «Агуаменти», после, уже вся мокрая села в позу лотоса на каменные плиты пола и, закрыв глаза, принялась правильно дышать, выравнивая биение своего сердца.       Шум в ушах прекратился, удалось успокоиться. И поскольку сидеть мокрой в присутствии двух знакомых мужчин была глупо, Гермиона произнесла: «Конарус», — хотя бы волосы высушить стоит. Кто бы знал, каких усилий стоит ей каждое утро заплетать ее кудри во французскую косу, и так в течение почти двух месяцев. Моментальная сушка одежды: «Импервиус», — одна буква, а какая разница.       Она маг, и это уже навсегда. Не поправить. Грустно.       — Мы уже больше не друзья, Гарри? — неуверенно спросила девочка. — Ты, вы всегда теперь будете меня опасаться и не доверять?       — Да с чего ты взяла? Вовсе нет! — и Поттер, который отошел было в сторону, повинуясь приказам Снейпа, бросился к подруге. — Расскажи, что случилось? — Гарри был сильно растерян.       — Все плохо, Гарри, я все же нашла и прочла последние дополнения к уставу Хогвартса. Полностью. Это просто ужас. Этот мерзкий магический суд — Визенгамот, принял кучу дополнительных положений и спустя какое-то время после этого Министерство магии их все без разбора приняло к исполнению. Мы влипли. И очень возможно, это все меняет и со Второй магической войной, и с тем, что дырки в законе уже устранили. Нам не выпутаться! Уже нет! Ой, — Гермиона почувствовала, что ее опять сносит в истерику, — подожди, я сейчас!       Девочка подошла к мойке и, включив воду, старательно умылась.       — Профессор Снейп, а зачем здесь кран с водой? Ведь в любую минуту каждый может сказать «Агуаменти», — тихонько спросила Гермиона. Гарри и Снейп заметно напряглись, они уже успели изучить Гермиону и знали: чем более тихо и робко она что-то спрашивает, тем хуже вопрос или ответ на него.       — Ну, раньше, Грейнджер, и туалетов по современному образцу не было. «Эванеско» — и снова чисто. По мне так не лучший вариант, — невесело усмехнувшись уголком рта, профессор подошел к детям и, мимолетным движением руки заперев дверь, наложил на комнату чары тишины. — Так, Гарри, ты все же постарайся дочистить котел, он последний, а вы, мисс, постарайтесь рассказать спокойно. Какое дополнительное положение в устав Хогвартса приняли в Министерстве магии с разрешения Визенгамота? Я внимательно слушаю.       — Я искала дырку в законе, чтобы законно уйти или почти уйти из мира магии. Если это возможно. Но все оказалось плохо. Помните, профессор, я жутко возмущалась тем, что Директор Хогвартса по отношению ко всем маглорожденным является их опекуном со всеми правами сюзерена на их жизнь, имущество, брачные и деловые планы? Так было до сентября 1965 года. А в ноябре 1965 было уже принято расширенное толкование закона. То есть теперь он является опекуном с правами сюзерена и для полукровок, если их семьи материально зависимы от родителя-магла и для детей лиц, пораженных в правах на основании суда. Если семья живет на деньги магла, ребенок фактически сирота! Или, допустим, отцу Драко вынесут по суду хотя бы просто поражение в правах, запрет на выезд за рубеж и все — Драко — опекаемый Дамблдора. Он, его жизнь и имущество, и все семейные магические реликвии тоже. Но и это еще не все! Уже в феврале 1966 года было принято дополнение: если есть подозрение, что маглорожденный или внебрачный ребенок принадлежит какому-то роду, подозреваемому по любым обвинениям Визенгамота, то эту принадлежность надо установить, проведя через банк Гринготтс проверку крови опекаемого. Используя медицинские данные школьников — их кровь — без разрешения! И в случае общей опасности для общества родовых даров опекаемого директор может на правах сюзерена их полностью или частично магически заблокировать. Понимаете?       — Погоди, это что, если директор вдруг решит, что Зелья вредно знать, допустим, мне… — неуверенно сказал Гарри и запнулся.       — И не только Зелья, и не только вам, Поттер. Продолжайте, мисс, пожалуйста…       — Да, а в марте 1966 года добавили к полукровкам и маглорожденным еще и потомков сквибов и всех детей, происхождение которых может вызывать сомнения по ряду невыясненных обстоятельств. То есть любого можно проверить по крови, объявить потомком другого рода и заблокировать любой дар проблемного ребенка. Ну и вишенка на торте: в марте 1969 года магический контракт опеки на правах сюзерена становится пожизненным для обретенных, а дабы маглорожденные могли лучше влиться в мир магии, что меня особенно возмутило, как будущую женщину, этот опекун обязуется устроить брачные планы опекаемых, а девушек маглорожденных обретенных, — это те которые могли бы основать свой род, — обязуется в интересах опекаемых выдавать только в чистокровные семьи. Какой заботливый, просто молодец! А если кто-то полюбит другого, что ж, всегда есть «Империо», «Обливиэйт» и любовное зелье! Отлично? Слава богу, мы не так часто рождаемся, скорее редко, нас, обретенных, было всего пятеро за двадцать лет. Девчонок из них всего две: твоя мама, Гарри, да я, как особо невезучая… Получается, стал верховным магом Визенгамота и директором Хогвартса — и твори что хочешь, ты диктатор!       — Хорошо что моей маме хоть сразу повезло влюбиться в папу, а он уже сразу был из чистокровной семьи, — сказал Гарри. — Ой, профессор Снейп, вам плохо? — спросил он у страшно побелевшего зельевара.       — Нет, все нормально, просто ваша подруга, Поттер, докопалась до совсем плохих вещей. А я не докопался.       — У нас, маглов, есть системный анализ информации. Но у вас статистики или нет, или она в только в вашем Министерстве и не для всех. Но это тоже еще не все.       — Добивайте, мисс, — вздохнул Северус Снейп, который с нечитаемым выражением лица смотрел на девочку.       — За последние двадцать лет было пять обретенных, включая меня. Я выбрала все, что смогла найти по статистике смертей в газете и у ребят спрашивала. Знаете сколько семей-родов из старых магов за это время полностью вымерло без наследников, тех, у которых от семи поколений магов?       — Пять, — ответил девочке Снейп.       — Да, сэр. Мне кажется, что когда какой-то устоявшийся магический род полностью вымирает, то среди маглов рождается кто-либо, способный основать новый род магов. Природно-магическое равновесие. Но это редко. Магов мало очень, возможно, тысячи четыре с оборотнями.       — Меньше, догадливая мисс, три тысячи с небольшим со сквибами и оборотнями.       — Плохо, колония магов находится на грани вымирания, — грустно отозвалась Гермиона. — Но дело не в этом. Кто-то, и кажется, я догадываюсь кто, занялся искусственной ротацией старых кровных родов, потому что естественное замещение слишком медленное. Для старых магических семей, что сильны из-за родовой магии, тотемных сил сил дома и самой жизни в магическом мире, всё это словно воздух. Они этим дышат.       — А мы что, нет? — удивленно спросил подругу Гарри.       — Нет, законов и правил жизни магического общества не знаем. Но это хоть можно узнать. Лично меня нервирует восприятие мира непосредственно. Вот мир, вот я. Отторжение возникает… Другое восприятие природы мира, это сложно.       — Ты сейчас о чем? Законы можно выучить и заклинания тоже, — растерянно сказал Поттер.       — Тут все по-другому, Гарри. Вот, к примеру, я маг и могу сразу лично влиять на все. От планеты до микроорганизмов, которых изучаю сразу непосредственно через магический резонанс с планетой. Без посредничества целых институтов даже. Поэтому, раз маги такие сильные, придуман Статут Секретности и Мир магии средних размеров — резервация для нас, размером с три-четыре разрозненных по северному архипелагу графств.       — По какому еще архипелагу? — переспросил Гарри.       — Нашему, Северный Архипелаг и самые большие острова Британские, — вздохнула девочка.       — Но мы же не в резервации, — снова очень не уверенно возразил Гарри.       — И почему же тогда все магические дома, деревни, мэноры и фермы кроме чар невидимости закрыты чарами внушения? Ни туда, ни оттуда. Знаешь как они выглядят? Как высоченная зыбкая туманная стена. Причем кое-где это вообще купол… У меня такое чувство, что мне за нее уже не выбраться, — глаза Гермионы снова стали наполняться слезами.       — Не надо слез, мисс, — профессор зелий подал Грейнджер платок, но девочка отрицательно покачала головой. — Мне казалось, вы, Грейнджер, уже неплохо тут начинаете адаптироваться. Вы очень разумно интересовались всеми сторонами магического мира. И вдруг такое резкое отторжение, просто до агрессии.       — Не вдруг, мои родители много для меня значат. Я вовсе не дикий зверь, зачем держать меня в прямом смысле за стенами? Я разумный человек и со мной можно договориться, я могу и не применять магию. Мне нужна не зона, огороженная забором, а вся планета.       — Вы уже применяете магию и теперь вам можно только идти вперед. И вы правильно, мисс Грейнджер, сказали — мы, маги, сильно меняем мир и его свойства, непосредственно, лично. Это личная ответственность.       — Да, понимаю. Можно попробовать изменить свое отношение к этому миру. Тяжело только, — Гермиона снова вздохнула.       — Вам легче, мисс, у вас есть друзья и у вас более общительный характер. Чем у других, — Северус Снейп взглянул куда-то в сторону.       — Да, мы тебя не бросим, — утешил подругу Гарри.       — Уговорил, Жизнелюб, — сквозь слезы отозвалась Гермиона, слабо улыбнувшись.       — Сэр, но тогда получается, что Том Риддл — Сами-Знаете-Кто, и старые чистокровные семьи — его сторонники, поняли, что их либо вытесняют за грань выживания, либо зомбируют их детей во время обучения в Хогвартсе, либо вообще блокируют у детей родовые дары. А закрывать движение магических сил опасно вплоть до смерти и потери магии, для волшебника это практически одно и то же. К тому же здесь ребенку еще в школе могут и любовного зелья налить и легилименцией внушить что угодно, и он женится или выйдет замуж за кого прикажут. И все. Правила ваших магических браков — тоже та еще жуть, кстати сказать. Получается, что Сами-Знаете-Кто, по сути, повстанец, который заступался против направленного и узаконенного уничтожения чистокровных семей. Просто он сразу не понял, что опасность идет из Хогвартса, а в заложниках у директора дети. Все дети. Да, победить он не мог не только потому, что его заносило. Мне сразу Непреложный обет о молчании вам приносить, сэр, или еще кое-что рассказать?       — А я это ваше кое-что вынесу? — устало спросил Северус Снейп, который все еще мысленно обдумывал поправки к уставу Хогвартса, принятые еще до поступления туда самого Снейпа.       Эти поправки и дополнения явно были напечатаны не в самом уставе, а в постановлениях Визенгамота. И найти их мог только очень опытный юрист или такой вот дотошный человек, который страстно желал найти дырку в законе и уйти через нее на волю к любимым родителям. «Прости, девочка, это вряд ли», — печально размышлял Снейп.       — Ох, рассказывайте, Грейнджер.       — Панси Паркинсон, любительница поболтать из моей спальни. Знаете? Эта тупая сплетница распустила слухи, что я законами, уставами школы и периодикой о магических войнах интересуюсь потому, что я дочь Сами-Знаете-Кого! Самое плохое, что ей многие верят, и не только с нашего курса.       — Что? — хором сказали Поттер и Северус Снейп.       — Ага, во-от! Я сама сегодня как в библиотеке услышала, так чуть не упала. И похоже, что сплетничают давно…       — Гермиона, но ведь ты ему не родня? — ошарашенно прошептал Гарри.       — Да нет конечно. Я точно знаю!       — Прошу прощения, мисс, но дети и мужья о таких вещах узнают последними. Да с учетом заклинания Забвения может не узнать или забыть о настоящем отце ребёнка даже сама мать ребенка, — возразил Снейп.       — Это чепуха, сериал для домохозяек какой-то! «Люк, я твой отец, а ты моя дочь»! Бред! Ну какая связь между мной и Сами-Знаете-Кем?       — Вы очень сильный природный легилимент и окклюмент, вы владеете естественной левитацией, вы очень сильны и легко обучаемы для маглорожденной. Уже одно то, как вам удается отыскать то, что вы мне показали и рассказали, говорит о многом. Вы сильный логик, как и Том Риддл… Ну и потом, ваша мать очень умная, красивая и стильная женщина, — слегка заводясь, начал возражать Снейп.       — Подумаешь! — тут же взвилась Грейнджер. — Красивых женщин любят почти все мужчины, мой папа тоже. Меня просто учили самостоятельно обучаться, это метод. То же самое с поиском нужной информации, тут важно только сообразить, что искать, и сразу поймешь где. И я только начала учиться, за один месяц с половиной полную картину не отследить. Левитация возможна и без магии, кстати. А легилименция и окклюменция, возможно, мои собственные дары магии для нового рода. Ну, и внешне я просто копия моей прабабушки со стороны отца. Все. С генетикой не поспоришь.       Гарри Поттер и Северус Снейп не без сомнения посмотрели друг на друга, а после перевели взгляд на Гермиону.       — Нет, ну разве я на него похожа? — снова спросила девочка.       — У него были тёмные волнистые волосы и карие глаза, — словно что-то доказывая, сказал Снейп.       — Да в Британии почти у каждого второго темные волнистые волосы и карие глаза, но у меня от природы кудри как у византиек, как у моей прабабушки по отцовской линии. Это редкость, — девочка стояла на своем. — И потом, за кого бы я должна была принять вас, профессор! Я же ясно понимаю, что вы — это вы, а не какой-то левый тип из вашего рода, который, возможно, уже к вашему роду отношения никакого не имеет. Может его даже с гобелена выжгли за его художества!       — С какого гобелена и при чём тут мой род? Это сейчас о чем? — спросил взвинченный и озадаченный Северус Снейп.       — О том, что внешнее сходство не определяет личность конкретного человека! Вы взрослый и такое точно понимаете! — Гермиона явно решила отстаивать своё мнение до конца.       — Я, по-вашему, похож на преступника? — возмутился профессор.       — Только внешне, — пошла на уступки мелкая девчонка, — но можно углядеть фамильное сходство!       Гарри Поттер переводил взгляды то на одного, то на другого спорщика, испытывая сильное желание спрятаться в тщательно отмытый котел.       — У вас есть думосбор? Я могла бы все показать.       Возмущенно фыркнув, декан Слизерина достал пузырек и волшебную палочку, сказал:       — Грейнджер, сконцентрируйтесь и постарайтесь настроиться.       Гермиона несколько раз глубоко вздохнула и кивнула Снейпу. Профессор поднес к виску девочки волшебную палочку, и на ее конце стало собираться серебристое облачко, которое после чуть уплотнилось. Вскоре странная светящаяся субстанция осталась только на палочке Северуса Снейпа, и профессор осторожно стряхнул ее в пузырек.       — Это та самая очень давняя история? И при чём тут я?       — История та. Но вы ни при чем. Хотя сходство есть. Речь как раз о том, что сходство — это еще не все, — тихо, но упрямо сказала девочка.       — С ума вы меня сведете, Грейнджер. Пойдемте, посмотрим.       — И мне можно? — спросил Гарри. — И что это?       — У подруги вашей спрашивайте, это ее память, — профессор Снейп взглянул на ученицу.       — Можно конечно, Гарри. Это память Уинн, она как-то со мной связана, возможно, она моя реинкарнация, ну, в прошлой жизни.       — А возможно, просто ваша пра-пра-прабабушка, — ухмыльнулся Северус Снейп.       — Её сожгли в четырнадцать лет девственницей, она была единственным ребенком своих родителей. Так что вряд ли.       — Пойдёмте, посмотрим.       Омут памяти у зельевара был, неглубокая каменная чаша, опоясанная ободом из рун и дополнительных символов. Содержимое пузырька перелили в нее, и три головы склонились над подернутым странной рябью серебряным газом.       — Никогда не видела это не во сне, — прошептала девочка.       — А как во сне? — шепотом спросил Гарри.       — В ощущениях, — со вздохом поморщилась Гермиона, — больно, когда сжигают тебя и твоих родителей.       — Мы сосредотачиваемся и наблюдаем или болтаем? Ваш выбор, — поинтересовался профессор.       И вскоре, когда все сосредоточились, серебристое облачко поднялось повыше и окутало троих наблюдателей.       И да, это были три — три с половиной последних часа жизни девушки Уинн, по виду едва ли старше девочек с четвертого-пятого курса. Наблюдатели словно со стороны смотрели на худенькую девушку, одетую в небогатое средневековое платье, весьма похожую на Гермиону, только с гораздо более длинными кудрями.       Вот она выходит из дома, больше напоминающего хижину, убегает недалеко, в друидский круг силы. Совсем рядом с её домом, мимолётная мысль Уинн, что её отец, старый жрец друид, очень болен, и заботиться о живом круге ему уже тяжело… Явственно чувствуются печаль и сожаление девушки.       Вот тот самый круг силы, который Грейнджер показывала другим профессорам как доказательство к школьному проекту. Вот Уинн ритуально поливает камни силы и пишет на каждом водой руну Лагуз. После возвращается домой, заботливо усаживает на крыльце пожилую седую женщину. Потом оглядывается, кто-то подъехал к скромному жилищу, белая туника, белая пелерина, черный плащ и весьма надменное и породистое лицо доминиканского монаха, с десятком сопровождающих воинов. Фанатично агрессивный доминиканец просто впечатляюще похож на профессора Северуса Снейпа. Он что-то агрессивно спрашивает у девушки и, недовольный её ответом, что-то приказывает сопровождающим.       Пара стрел в седую женщину — её заталкивают в дом и поджигают кровлю. Пламя разгорается быстро. Девчонку, которая с криком и слезами рвётся к родным, грубо удерживают, заставляя смотреть на аутодафе, а через полчаса саму Уинн привязывают к растущему ясеню у ворот и складывают ещё один костёр — для неё и вокруг неё. Заплаканная девушка успевает что-то сказать сквозь огонь и боль, жестокий доминиканский монах падает на землю, раскинув руки, в тот момент, когда пламя полностью закрывает фигурку девушки.       — А что она ему сказала? — шёпотом спрашивает подругу Гарри.       — Надеюсь, «Аваду», — хором говорят Гермиона и Снейп.       — Теперь я понимаю, почему в нашу первую встречу вы были так напуганы и спрашивали про церковь, мисс Грейнджер… Не знал.       — Ну, я погорячилась. Предвзято была настроена, но я быстро поняла, что тут четыре разных человека. Я — это не Уинн. А вы, сэр, вовсе не тот тип из доминиканцев. Внешнее сходство — ещё не все. Вот вы — даже не христианин.       — А вы что, христианка, Грейнджер? — иронично спрашивает профессор.       — Да, и что? Согласно вере, колдовство нельзя употреблять во зло, и всё.       — И кто же определяет, магия — это зло или добро? — насмешливо спросил Снейп и вскинул бровь.       — Магия — это способ проявления личных способностей влиять на окружающий мир, а уж кто и как влияет — дело личное, из поступков и получается результат. Злой или добрый. Вот директор, к примеру, только о добре и свете говорит, и проталкивает с помощью бюрократов такие жуткие законы, которые сами по себе — геноцид. Этот ваш Том Риддл, похоже, стал этому сопротивляться как мог, но он не следователь и не полководец ни разу.       — Почему же? Очень ценный вывод от ребенка, — фыркнул Снейп.       — Он поверил предсказанию Трелони даже без анализа предсказания, кто, где и кому его делал. Нормально? — настаивала на своем мнении Гермиона. — Потом лично пошел убивать Гарри. Без охраны и сопровождения. И этого «великого» мага убила мать мальчика. И правильно сделала: детей убивать гадко, во-первых, и цели определять надо правильно, во-вторых. Он что, был настолько глупее всех, что не мог связать эти все события? У него в друзьях и последователях была половина Магического мира, а он ни с кем толком не поговорил. И не связал, что после того как Дамблдор стал председателем Визенгамота, там внезапно стали корежить законы. Разве среди его последователей не было ни одного юриста?       — А вы заметили, — робко вклинился в жаркий спор ученицы и профессора Гарри Поттер, — как все изменилось?       — Что изменилось, Поттер? — снисходительно спросил Снейп.       — Ну, тогда, — Гарри неопределенно указал рукой на думосбор, — эта Уинн-Гермиона была друидкой, а вы — христианским монахом. А теперь наоборот, вы, сэр, язычник, а Мио — католичка. Любопытно.       Стороны отвлеклись от стихийного спора, озадаченно посмотрев на Гарри.       — Ну, Гарри, во-первых, это не мы. А во-вторых, — неисповедимы пути господни — как у нас, католиков, говорят. Простите, профессор, я просто взвинчена из-за дурных новостей. И мне жаль, что я на вас все это взвалила. Но и не рассказать нельзя. Непреложный обет?       — Обязательно! — ответил декан. Через пару минут обет был дан.       — Можно мы пойдем? Скоро отбой.       Профессор Снейп кивнул.       — Доброй ночи. Может, всё же снотворное, мисс Грейнджер?       — Я смогу успокоиться. Надо учиться себя контролировать, а не сидеть постоянно на лекарствах. И адаптироваться к миру магии. Попробуем. Доброй ночи, сэр, — Гермиона взяла Гарри за руку, и дети ушли.       Поттер почти на год младше Грейнджер, по развитию он ещё ребёнок. Северус Снейп припомнил болезненно резанувшие его по сердцу слова мальчика.       — Хорошо что моей маме хоть сразу повезло влюбиться в папу, а он уже сразу был из чистокровной семьи.       Не сразу так повезло вашей маме, Гарри, а сразу после того как один проблемный полукровка стал ей внезапно безразличен. Да. Многое проясняется.       А Гермиона Грейнджер, наоборот, становится все взрослее сверстников. Он заметил, как она с тревогой и сочувствием посмотрела на него после этих слов Гарри Поттера. Ох, слишком вы хороший эмпат и легилимент, мисс, и ввязываетесь в слишком взрослые проблемы. Только вашего сочувствия мне не хватало! Развитая, эрудированная, непростая. Но все же, еще совсем не взрослая, чуть не ударилась в истерику, переходящую в магический выброс. Сумела справиться, на этот раз. Но только на этот. Что будет дальше, когда нагрузка будет только возрастать?       Ну вот что делать с таким странным союзником?